Звонок Поскребышева раздался уже через сорок минут.
– Товарищ Сталин, только что прибыл товарищ Шапошников.
– Пусть заходит, – Сталин оторвавшись от бумаг, в очередной раз подумал о Шапошникове с симпатией.
«Вот, не только умница, но и настоящий солдат: хоть и болеет, но, если нужен, то всегда на службе, и готов прибыть по первому зову…»
– Здравствуйте, товарищ Сталин.
– Здравствуйте, Борис Михайлович, проходите, садитесь. – Сталин указал Шапошникову на стол для совещаний, куда заранее переложил большую часть присланных из Минска документов, а сам, чтобы не «стоять над душой», принялся прохаживаться по кабинету, продолжая обдумывать ситуацию в Белоруссии.
– Вижу, что вы еще не выздоровели окончательно, и благодарю за то, что откликнулись на мое приглашение даже в таком состоянии, но у меня появились к вам несколько вопросов, принятие решения по которым не терпит отлагательств. И, кстати, эти вопросы отчасти взаимоувязаны с теми вопросами, для прояснения которых вы так неудачно осложнили свое здоровье полетом в Минск… Вот, посмотрите, эти материалы мне два часа назад доставили от Павлова, прошу вас ознакомиться и высказать свое мнение, пока хотя бы в общих чертах.
Шапошников, понимая, что Сталин зря торопить не будет, присел на стул и принялся быстро, но внимательно просматривать документы, особое внимание уделяя изучению карты с нанесенной на ней свежей оперативной обстановкой по Западному фронту. Потом немного подумал, собираясь с мыслями – он отлично знал, что Сталин очень не любит неясных и неточных пояснений, предпочитая короткие и четкие ответы на свои вопросы, – и только потом начал говорить:
– Товарищ Сталин, материалы по оперативной обстановке и дислокации войск, конечно, нужно изучить более тщательно, сопоставляя с уже имеющейся у нас информацией о действиях и перемещениях противника на западном направлении. Но уже сейчас абсолютно ясно, что противник сумел создать значительный количественный и качественный перевес своих войск под Минском, наша оборона там, при таком соотношении сил, долго не продержится, а серьезных резервов, которые могли бы усилить тамошнюю оборону, у нас сейчас нет, да если бы даже и были, перебросить их под Минск мы явно не успели бы…
– Ну хорошо, Борис Михайлович, – недовольно проворчал Сталин, который, анализируя информацию Павлова, тоже уже осознал, что Минск, скорее всего, удержать не удастся, и это осознание отнюдь не прибавляло ему хорошего настроения, – а что вы думаете о предложении командующего Западным фронтом организовать под Белостоком круговую оборону силами собираемых по округе войск?
– Вот тут, товарищ Сталин, вопрос не простой, и двумя словами на него не ответишь, – вздохнул Шапошников. – Не зная точного состава задействованных для этого сил и средств, а также сил и средств противодействия этому со стороны противника, сложно делать прогноз по времени существовании и успешности такой обороны, и тем не менее уже сейчас я могу высказать некоторые соображения.
Сама по себе идея организации в районе Белостока оборонительного плацдарма на значительной территории, с возможностью обеспечения круговой обороны… сама по себе, повторюсь, идея очень хорошая и перспективная, причем сразу по нескольким основаниям.
Начать с того, что театр военных действий в Западной Белоруссии вообще, а в районе Белостока с его окрестностями в особенности, крайне благоприятен именно для ведения оборонительных боев. Если посмотреть на карту… – Шапошников встал и чуть повернул присланную Павловым карту на столе так, чтобы подошедшему Сталину было лучше видно, а сам, в качестве импровизированной указки, взял со стола карандаш. – Вот, видите, товарищ Сталин, местность практически везде лесисто-болотистая, много крупных и полноводных рек с многочисленными притоками, плюс к этому множество малых рек и речушек, с обширными и водонасыщенными, а часто еще и заболоченными низинами между ними. Соответственно, слабые грунты, а потому технику и тяжелое артиллерийское вооружение где попало по этим грунтам не протащишь, нужны дороги или инженерная подготовка местности по предполагаемым маршрутам движения. Помимо этого, вокруг Белостока расположены густые и труднопроходимые даже для пешего марша лесные массивы практически без крупных дорог и заполненные естественными препятствиями в виде буреломов и природных древо-кустарниковых завалов – Супрасельская пуща, Беловежская пуща, а чуть дальше, между Белостоком и Минском, ближе к Минску – еще одна пуща, Налибокская. В этих пущах легко можно укрыть от авиации, артиллерии и танков противника с десяток пехотных дивизий со всем их имуществом и вооружением.
Неизбежным следствием упомянутых особенностей рельефа местности является то, что хороших дорог с искусственным покрытием, пригодных для перемещения больших масс войск, боевой техники и автотранспорта, в том районе не так много, и практически все они, за редким исключением, идут через Белосток или пересекаются возле него, образуя условно радиальные (с учетом изгибов) направления от Белостока на Гродно, Августов, Граево, Ломжу, Брест, а также вглубь Белоруссии, через Волковыск на Барановичи, и далее на Минск. Соответственно, тот, кто контролирует Белосток, имеет возможность контролировать всю военную логистику дорожной сети Белостокского выступа, и, даже если эту дорожную сеть в полной мере не сможем использовать мы, то использование ее противником можно будет заблокировать почти полностью… или, по крайней мере, можно будет заблокировать снабжение по этой сети наступающих вглубь нашей территории армий противника.
То же самое относится и к железнодорожным транспортным коммуникациям: Белосток является крупным железнодорожным узлом еще со времен Петербурго-Варшавской железной дороги, а сейчас это центр Белостокской железной дороги, имеющей большое количество подвижного состава и мощную ремонтно-эксплуатационную базу. Еще одним положительным моментом является то, что ее железнодорожная сеть тесно переплетена с коммуникациями Брест-Литовской железной дороги, а это, в свою очередь, может значительно увеличить операционные возможности военной логистики. Оба этих фактора отдадут в руки наших войск, обороняющихся под Белостоком, стратегическую инициативу маневра силами и средствами на всей протяженности театра военных действий от Гродно до Бреста и от Ломжи до Волковыска. Вот только смогут ли они эту стратегическую инициативу использовать, в условиях активного противодействия войск противника?..
Это были, так сказать, положительные моменты идеи создания оборонительного района под Белостоком, товарищ Сталин, – снова вздохнул Шапошников. – А теперь, для полной объективности картины, я должен обрисовать вам и отрицательные – они, к сожалению, тоже имеются. Первая и самая главная проблема любого оборонительного плацдарма в условиях охвата его противником, а уж тем более в условиях полного окружения, – это всегда и неизменно проблема снабжения обороняющихся всем необходимым для войны. Именно поэтому, как правило, окруженные противником группировки войск долго и эффективно сопротивляться без внешнего снабжения не могут. А Павлов и его комсостав, как я понял из бумаг, что вы мне показали, изначально планируют организацию круговой обороны именно в тылу противника. При этом далеко не факт, что мы в текущих условиях отступления наших войск вглубь Белоруссии сможем организовать внешнее снабжение окруженной группировки, и Павлов наверняка это понимает.
Я вижу этому только одно объяснение. В районе Белостокского выступа, как, впрочем, и везде в приграничных областях, перед войной были сосредоточены значительные ресурсы для снабжения и мобилизационного развертывания наших войск – склады и хранилища продовольствия, боеприпасов, вооружения… Если обороняющимся удастся собрать эти ресурсы с прилегающих территорий – пусть даже не все, а хотя бы весьма значительную их часть, тогда эта затея с организацией обособленного и самостоятельного очага боевых действий имеет неплохие шансы на успех… По крайней мере, на несколько месяцев обороны им там всего должно хватить. Но это, товарищ Сталин, только мои предположения, как оно получится со снабжением окруженной группировки в реальности, я предсказывать не возьмусь…
И вторая проблема, которая представляется мне не менее серьезной. Дело в том, что, еще по результатам изучения опыта Первой мировой войны, где окончательно сформировалась школа строительства оборонительных позиций, со всей определенностью был доказан постулат о том, что для успешной обороны необходимы грамотный выбор и качественная инженерная подготовка оборонительных рубежей. А с этим, боюсь, у них там могут возникнуть сложности… Пожалуй, пока еще есть возможность долететь в Белосток, я мог бы лично направиться туда и…
– Нэт, товарищ Шапошников, никуда ви нэ полэтите! – прервал его Сталин с легким акцентом, иногда проявлявшимся у него в минуты сильного волнения. – Хватит, налэтались уже… до болэзни, а здоровье у вас и так не особо крэпкое.
И потом, уже успокаиваясь, добавил:
– Вы, с вашими знаниями и опытом, нужны нам здесь, в Москве, в Генеральном штабе… И вообще, знаете что, давайте-ка вы, Борис Михайлович, выздоравливайте поскорее, а потом готовьтесь снова принимать должность начальника Генштаба. Есть мнение, что освобождение вас от этой должности в мае сорокового года было ошибкой…
– Благодарю вас, товарищ Сталин, – ответил польщенный Шапошников, который тогда, после откровенного и уважительного разговора с ним самого Сталина, хоть и принял безропотно свое незаслуженное снятие с должности, обусловленное снятием Ворошилова с поста наркома после неудач и ошибок в советско-финской войне, но осадочек-то в его душе оставался… – Вот только… тогда по-прежнему остается открытым вопрос, кого направить в Белосток для оказания помощи в организации мощной и продуманной обороны.
– А вот это, Борис Михайлович, – Сталин чуть усмехнулся в усы, – как раз и является основной причиной, по которой я вызвал вас сюда посреди ночи. И теперь я хотел бы выслушать ваши предложения по наиболее подходящей кандидатуре такого специалиста… кроме вас, разумеется…
Шапошников задумался: вопрос выбора специалиста по обороне был очень непростым… Точнее, с некоторых пор этот вопрос стал непростым…
Да, был еще с начала двадцатых годов у молодой Советской республики военный гений и разработчик оборонительной концепции ведения будущей войны, бывший царский генерал, Александр Андреевич Свечин. Он, работая в Академии Генштаба РККА, выдвинул и разрабатывал концепцию «Стратегической обороны», или «Стратегии измора», как наиболее эффективного способа ведения боевых действий с превосходящим противником до момента истощения его наступательного и логистического потенциала.
И ведь поначалу многие военные специалисты к его доводам прислушивались, более того, к идее правильности его концепции постепенно пришел сам нарком обороны Фрунзе… Но потом, после смерти Фрунзе, в высшее руководство РККА пришел Тухачевский, который, в противовес оборонительной концепции, начал активно продвигать наступательные формы ведения боевых действий: сначала идею «Глубокого боя», а потом и «Теорию глубокой операции».
Самого Свечина Тухачевский и его сторонники наступательной доктрины просто заклевали своими нападками и обвинениями во вредительстве делу становления наступательного потенциала победоносной Красной армии. Закономерным итогом стало то, что Свечина, после ареста в 1930-м, потом осуждения на пять лет лагерей в 1931-м, в июле 1938 года все-таки расстреляли по обвинению в участии в контрреволюционной деятельности.
С тех пор в военной доктрине советского государства прочно утвердилась концепция «Стратегического наступления» или «Стратегии сокрушения» под лозунгом «войны малой кровью, на чужой территории», а Рабоче-крестьянская Красная армия начала готовиться к тому, чтобы в случае нападения врага стать «самой нападающей из всех когда-либо нападавших армий» (в редакции ПУ-39). Про оборону в том же уставе ПУ-39 тоже говорилось достаточно много и подробно (целая глава), но на практике изучению оборонительных действий внимание либо не уделялось вообще, либо уделялось очень мало – доктрина-то наступательная, да и построение обороны конно-механизированными соединениями, которые теперь становились основой РККА, это как-то… не очень и нужным стало считаться, их стихия – решительное наступление, могучий удар. А страна по умолчанию осталась без специалистов по организации и ведению масштабных оборонительных операций…
Сам Шапошников, имевший не только знания, но и боевой опыт ведения как наступательных, так и оборонительных боев на уровне крупных войсковых соединений (полк, дивизия), скорее склонялся к идеям Свечина, тем более что тот не отрицал наступления как такового, а лишь указывал, что наступать нужно обязательно, но потом, когда противник уже достаточно измотан и ослаблен грамотными оборонительными боями… Поэтому, особо не афишируя, давал своим близким ученикам для изучения положения обеих концепций. Это, конечно, была не полноценная Свечинская школа, но хоть что-то… И вот теперь предстояло выбрать самого способного из них.
– Вы знаете, товарищ Сталин, я думаю, что лучше Александра Михайловича Василевского с задачей организации под Белостоком грамотной обороны не справится никто. Он в 1937 году с отличием окончил Военную академию Генерального штаба, потом, уже во время службы в Генштабе, занимался вопросами боевого планирования, в том числе и на западном направлении, и в частности, вопросами подготовки к отражению нападения агрессора, так что тамошний театр боевых действий отлично знает, и задача организации обороны в тех краях будет ему не в новинку. Кроме того, в двадцатых годах Василевский воевал как раз в тех местах, в должностях сначала помощника командира, а потом и командира полка, так что, помимо штабного опыта, также имеет и опыт командования в боевой обстановке. Ну, и я, по мере сил, ему перед отлетом в неясных вопросах помогу…
– Василевский… – медленно повторил Сталин, снова прохаживаясь по кабинету. – Это который сейчас первый заместитель начальника Оперативного управления Генштаба? И который к тому же ваш лучший ученик, ведь так, Борис Михайлович?
Василевского он хорошо знал, считал толковым штабистом и достойным человеком, а потому, как и к Шапошникову, относился с теплотой. Даже помог несколько лет назад восстановить отношения с родителями.
– Это ведь он, вместе с вами, разрабатывал первый вариант плана войны с Финляндией – тот, который так и не был принят? И он же, опять вместе с вами и под вашим руководством, принимал участие в разработке оперативных планов стратегического развертывания РККА на северном, северо-западном и западном направлениях в случае начала боевых действий с Германией? Эти планы мне потом, в сентябре 1940 года, докладывали нарком обороны Тимошенко и ваш сменщик на посту начальника Генштаба Мерецков со своим первым замом Ватутиным. Да, докладывали…
Сталин отлично помнил и этот доклад, и сами планы, в которых Шапошников указал, что наиболее вероятным представляется развертывание основных сил немецкой армии именно на северо-западном и западном направлениях, и предлагал заранее готовить главные силы РККА к развертыванию в полосе от побережья Балтийского моря до Полесья, то есть на участках Северо-Западного и Западного военных округов. Тогда, на совещании, сам Сталин высказал мнение, что Германия в случае войны направит главный удар не на северо-запад, а на юго-запад, чтобы первым делом захватить богатые сырьевые и сельскохозяйственные, а также развитые промышленные районы. И предложил военным переработать планы развертывания с учетом этого мнения. Все присутствующие на совещании члены Политбюро его единогласно поддержали, а из военных никто даже не сделал попытки его переубедить, все молча взяли под козырек и пошли перерабатывать планы под другое направление главного удара… А самого Шапошникова, который разрабатывал эти планы, знал их как никто другой и, скорее всего, смог бы убедить Сталина, что основной удар будет в Прибалтике и Белоруссии, на совещании не было, его сам Сталин незадолго до этого снял с поста начальника Генштаба. Не было и Василевского, который тоже мог бы очень аккуратно, тактично, как он это всегда умел, аргументировать ошибочность мнения Сталина и которого пришлось отдалить вместе с Шапошниковым, как его верного помощника… Да, это действительно было ошибкой… именно его, Сталина, ошибкой.
– Думаю, вы правы, Борис Михайлович, – вернулся из воспоминаний Сталин, – есть мнение, что товарищ Василевский успешно справится с этой задачей. Благодарю вас за конструктивный разговор, езжайте домой, долечивайтесь, а потом сразу ко мне, за новым назначением…
Отпустив Шапошникова, Сталин дал Поскребышеву указание срочно вызвать Василевского, а сам, посмотрев на часы – уже рассвет – и отодвинув плотную, светонепроницаемую штору, немного постоял, подышал свежим воздухом у окна, обдумывая свои дальнейшие действия.
«Значит, Василевский… Василевский – это хорошо, военный он грамотный, шапошниковская школа, и с организацией эффективной круговой обороны он, пожалуй, справится успешно, тут Борис Михайлович прав.
И тогда немецкие войска в Белоруссии получат у себя в тылу большую проблему, на ликвидацию которой им придется оттянуть с фронта значительные силы, это в самом плохом для нас варианте, а в самом хорошем, если под Белостоком действительно получится собрать значительное количество наших войск и ресурсов снабжения, тогда там может получиться долговременная мясорубка для живой силы и боевой техники противника, и это может иметь даже стратегическое влияние на ход всего немецкого наступления в Белоруссии…
Что ж, Павлов, когда прислал свой пакет с информацией напрямую в Кремль, опять угадал, везучий стервец, – окончательное решение по организации Белостокского оборонительного района и сопутствующим назначениям все равно принимать мне, и делать это надо срочно, прямо на сегодняшнем совещании в Наркомате обороны. С другой стороны, похоже, самая свежая информация о положении дел на Западном фронте сейчас именно у меня, и тогда поездка ни в Наркомат, ни в Генштаб никаких новых сведений не принесет, тогда, пожалуй, лучше собрать этих растерянных военных здесь, в Кремле, и прямо здесь провести заседание Ставки Главного командования. Интересно будет посмотреть на выражения лиц этих горе-военных, когда они от меня узнают самые свежие данные по текущему положению дел в Белоруссии, и еще интересней будет послушать мнение председателя Ставки ГК по вопросу создания оборонительного района в тылу противника…
А вообще, пора этот балаган с председательством Тимошенко прекращать – не тянет он руководство Ставкой. Так что придется, пожалуй, мне и тут впрягаться, на себя руководство брать. Наверное, сегодня все и по этому вопросу решим… Интересно, как эту реорганизацию воспримут наши военные… тупоголовые ослы!..
Вот только внезапные и необъяснимые перемены в действиях самого Павлова… Нет, резкое изменение истерического поведения и превращение его в прежнего, решительного и настойчивого командира это, безусловно, очень хорошо. Снова собран, ни следа паники, решительность сквозит в каждом предложении. Но что к этому привело, что изменилось, ведь обстановка, с его же слов, отнюдь не располагает к приливам оптимизма? Будто подменили его. Да и сама ситуация перехода панического отступления в круговую оборону, неожиданную и не предусмотренную никакими довоенными планами, при всех положительных замечаниях Шапошникова, выглядит малопонятной…
Опять же, нынешний руководитель оборонительного района – не командарм, которых в том районе ТВД у Павлова было целых три, а всего лишь командир механизированного корпуса, который, пусть он и грамотный, способный генерал, но танкист, и оборона – это вовсе не его конек. Тогда возникает закономерный вопрос: где находятся и чем занимаются тамошние командармы?..
Словом, много необъяснимого и непонятного получается, а объяснение, если воспользоваться «бритвой Оккама» и не преумножать сущности сверх необходимого, получается только одно – что-то там у них случилось, в Белоруссии, что-то, что и вызвало как резкие изменения в поведении самого Павлова, так и возникновение новых, совершенно неожиданных планов ведения боевых действий.
А вот для того, чтобы выяснить, что именно у них там случилось, одного товарища Василевского, пожалуй, будет маловато…»
Сталин постоял еще немного, потом вернулся за свой стол, еще раз перечитал донесение Павлова, окончательно раскладывая в голове порядок своих действий, и снова поднял телефонную трубку.
– Товарищ Поскребышев, вызовите ко мне товарища Берию…