Мы со Стеффи расходимся перед корпусом, где живет Эсбен, и я уверенно, хотя и слегка нетвердо, поднимаюсь по лестнице. Оказавшись перед нужной дверью, я без малейших колебаний стучу по ней ладонью. Сегодня я намерена расставить все точки.
Дверь открывается, и я тут же пугаюсь, не в силах игнорировать тот факт, что мы вновь оказались в двух шагах друг от друга. А еще я невольно замечаю, что плечи у Эсбена широкие, но не слишком – и я хорошо помню, каково прижиматься к его груди и чувствовать его объятия.
Я качаю головой и смотрю на парня, который стоит передо мной, явно испуганный.
– Так, пижон, нам надо поговорить!
Я протискиваюсь мимо и оказываюсь в комнате, где едва хватает места для кровати, стола и шкафа. Кровать не убрана, поверх клетчатых простыней лежит скомканное синее одеяло, повсюду разбросана одежда, а на столе такой хаос, что я чувствую прилив паники.
– Ну ты и неряха, – говорю я, не успев спохватиться.
Эсбен медлит, прежде чем ответить:
– Ну… да. Извини. Я не знал, что ты придешь.
Проходит еще секунда, и он говорит:
– Элисон.
Я впервые слышу, как он произносит мое имя, и ощущаю легкий трепет.
– О господи. Извини. Всё нормально. Я сказала, не подумав.
Я обвожу комнату взглядом.
– Ты, конечно, не помешан на чистоте. Но, честное слово, в этом нет ничего плохого. Просто такой стиль. Он помогает расслабиться.
– Слушай, давай я…
Эсбен начинает лихорадочно расправлять простыни и одеяло, чтобы придать комнате видимость порядка.
– Хочешь сесть?
Не глядя на меня, он указывает на кровать.
– Да.
Я сажусь, а он устраивается на стуле.
Я машинально начинаю разглаживать одеяло рукой, наблюдая, как вздувается ткань под моей ладонью. Наконец я обвожу взглядом комнату. Мне едва удается разглядеть маленькую микроволновку, стоящую на пакетах из-под молока, потому что сверху она завалена одеждой, тетрадями и дисками. Потом я замечаю на полке видеокамеру и отворачиваюсь.
Молчание длится дольше, чем считается социально приемлемым, однако его не назовешь натянутым. Эсбен просто ждет. Я вдруг понимаю, что точно так же меня обычно ждет Саймон.
– Я хочу задать несколько вопросов, – выпаливаю я.
Джин сделал меня исключительно прямолинейной. Я не в силах взглянуть на Эсбена. Вместо этого я разглядываю собственные руки.
– Давай.
– Ты собираешь волосы в пучок?
Он смеется:
– Нет. Они недостаточно длинные. И я не люблю пучки.
– Очень хорошо.
– Следующий вопрос.
– Почему у тебя нет какого-нибудь постера с котенком, висящим на ветке, и надписью типа «Не зависай!». Ну или плаката с Ганди и какой-нибудь жутко остроумной цитатой. Почему вместо этого ты повесил у себя черно-белую фотографию Ленни Кравица?
– У меня аллергия на кошек, а Ганди далеко не такой фотогеничный, как Ленни Кравиц.
– Смешно, – уныло отзываюсь я и наконец поднимаю голову. – Зачем ты это сделал? Зачем так поступил со мной?
– Не понимаю, – негромко произносит он.
– Зачем выложил ролик в Интернете? Зачем вообще втянул меня во всё это? Что я тебе сделала? – спрашиваю я, повышая голос. – Я жила нормальной жизнью, но теперь из-за тебя все пристают ко мне, задают вопросы, и‐и… – я пьяно помахиваю рукой, – пишут в Твиттере, и комментят, и вообще. Я об этом не просила.
– Элисон, мне очень жаль, – говорит Эсбен вежливо, но с некоторым удивлением в голосе. – Я… ты же подписала отказ от претензий. Ты… я думал, ты знаешь, кто я такой.
– Ой, только не надо считать себя пупом земли!
Он негромко смеется:
– Я не это имел в виду. Но… я провожу много социальных экспериментов, а наш кампус относительно небольшой…
– Значит, ты должен был знать, что я не люблю, когда ко мне лезут! Что я не хочу, чтобы люди видели, как я… я… – Я теряюсь в поисках нужных слов. – Этого никто не должен был видеть. Потому что этого не должно было случиться! Ты что-то такое сделал, – обвинительным тоном продолжаю я. – Не знаю что, но сделал. Зачем? Тебе был кто-то нужен для эффектного финала, и ты велел своей сестре притащить самого замкнутого человека, чтобы проверить, сумеешь ли ты… не знаю. Сломить меня?
Эсбену, кажется, не по себе, и я чувствую укол совести. Он качает головой:
– Нет, нет. Боже мой. Нет.
Эсбен отводит взгляд, словно пытаясь подобрать правильные слова.
– Что случилось в тот день? Объясни, – настаиваю я. – Потому что я не понимаю. А ты должен понимать. Почему мы… – Я не в силах это выговорить. – Ну же. Объясните мне всё, мистер Эсбен Бейлор. Может, ты и думаешь, что тебя все знают, но я не знаю о тебе ничего, кроме того, что ты полный придурок.
Я икаю, но он из вежливости молчит.
– Хватит молчать!
Я злюсь и уже откровенно грублю, но невозможно остановить слова, которые сыплются у меня с языка.
– Ладно. – Он делает глубокий вдох и медленно выдыхает. – Я никогда не знаю заранее, кто согласится поучаствовать в моем проекте. Честно. Пусть даже в тот раз собралась целая толпа, нам было трудно найти добровольцев. Наверно, люди нервничают, когда их просят на некоторое время сосредоточиться. И потом, интереснее обычно бывает с теми, кто не успевает задуматься, а что он, собственно, делает. Керри сказала, что просто выхватила тебя из толпы. Мы ничего не планировали. Правда.
Эсбен смотрит на пол и беспокойно растирает себе колени.
– И все-таки это произошло, – говорю я – как ни странно, спокойно. – Это произошло, хотя я ничего такого не хотела.
– Если бы я знал, что ты не хочешь… Но я же вообще ничего о тебе не знал, кроме того, что однажды ты пролила кофе. – Эсбен слегка улыбается. – Я решил провести эксперимент, потому что подумал: здорово будет посмотреть, как общаются два незнакомых человека, как они нащупывают почву и, может быть, даже находят нечто общее. И всё это без слов. Как в процессе уходят предубеждения, как за короткое время возникает нечто вроде связи. Я понятия не имел, какой получится результат. Да и откуда?
Несомненно, он говорит искренне.
– Я включил в ролик наш эпизод, потому что между нами произошло нечто необыкновеннее. Я был к этому совершенно не готов. Хочешь, чтобы я объяснил? Не знаю, как. Я просто… – Эсбену явно становится неловко. – Что-то в тебе привлекло меня. Сомневаюсь, что когда-нибудь так сосредотачивался на одном человеке. Как будто ты проникла в мое сознание. Слушала, задавала вопросы, успокаивала, протягивала руку…
Эсбен недоверчиво смеется. О, я его прекрасно понимаю. Он проводит рукой по волосам и ерзает. Я отодвигаюсь к стене, подложив по спину подушку, и признаю:
– Не знаю, правильно я тебя поняла или нет, – признаю я. – Но ты продолжай.
Я хочу, чтобы он говорил, потому что спиртное достаточно меня расслабило, и мне, в общем, приятно наблюдать, как он двигает руками, когда говорит, и слышать хрипловатый, но не слишком низкий голос.
– Но хотя нет никакого рационального объяснения тому, что произошло между нами, это не умаляет ценности тех трех минут. Как часто мы бываем искренне растроганы? – Эсбен смущенно смотрит на меня. – У меня в тот день были и другие удивительные эпизоды. Например, с мужчиной ростом под два метра, в бандане и байкерской куртке. Вид у него был злобный. Честно говоря, я немного испугался, когда он сел напротив. У меня, как у любого нормального человека, куча предубеждений. Но я прочистил голову и попытался не думать о том, что он вот-вот даст мне в морду. А потом случилось самое приятное. Не знаю почему, но в какой-то момент он начал смеяться. И я тоже. Мы оба ржали, и нам было хорошо.
– И он, очевидно, тебя не убил.
– Да.
Я рассматриваю его запястье, украшенное кожаными и веревочными браслетами, затем вновь перевожу взгляд на красивое лицо.
– А потом появилась я.
Он кивает и подается вперед, положив руки на колени.
– Ты перевернул стул, – напоминаю я.
Эсбен улыбается, и его проклятые янтарные глаза перестают меня бесить.
– Да. Я себя не контролировал.
– И опрокинул стол.
– Тут я тоже ничего не мог поделать.
– Ты меня поцеловал.
– Разве я мог удержаться?
Этот пристальный взгляд. Опять.
– И, кажется, я был не одинок. Ты ведь тоже меня поцеловала.
Мысленно я считаю. Шесть, семь, восемь, девять, десять. Кивок.
Он прав, но сказать это вслух я не могу.
– Правда, здорово? – продолжает Эсбен. – Лично мне понравилось. Хотя, видимо, тебе – нет. Но я подумал, что, может быть, в ту минуту тебя переполнили эмоции, поэтому ты ушла. И поэтому я не пытался потом тебя разыскать.
Я бросаю взгляд на камеру.
– Ты не пришел в понедельник на психологию. Ты что, прятался?
– Просто был нездоров.
– Супер. И что, я теперь тоже заболею мононуклеозом? Или птичьим гриппом?
Он смеется:
– Нет. Просто осенняя аллергия.
– А… – Я сплетаю и расплетаю пальцы и вновь смотрю на него. – Жаль, что ты болел.
Я изучаю лицо Эсбена, пока до меня не доходит, что это тянется уже долго и выглядит странно.
– Надеюсь, сейчас тебе лучше?
– Да. – Эсбен держится спокойно и уверенно. – А тебя не было на лекции в среду. И ты явно была не рада видеть меня сегодня утром.
Он виновато вздыхает, и это очень мило.
– Элисон, мне очень жаль, что ты расстроилась. Я могу прямо сейчас убрать ролик.
Я выпрямляюсь и обвожу глазами комнату. Что-то привлекает мое внимание. Я слезаю с кровати и беру маленькую пачку макарон с сыром – полуфабрикат для микроволновки. Прищурившись, читаю инструкцию:
– «Готовить три минуты». Какая ирония.
Я открываю пачку и вытаскиваю пакетик с тягучим сырным соусом.
– У тебя есть вода?
Эсбен поднимает бровь, и я застываю на месте.
– О боже… извини. Что я творю?
Я смотрю на открытую пачку.
– Видимо, я зверски проголодалась. Я увидела макароны и просто схватила их. Прости, я страшно невежливая… сейчас уберу обратно.
Я тщетно пытаюсь запечатать упаковку.
Эсбен смеется:
– Всё нормально.
Он достает из холодильника бутылку и добавляет воды в миску.
Я забираюсь на кровать, сгорая от стыда. Опять. У меня звонит телефон. Стеффи прислала эсэмэску с вечеринки. На фотке она с каким-то красивым парнем в клетчатой рубашке. Подпись гласит: «Я подцепила симпатяшку!»
Эсбен протягивает мне бутылку:
– Ты, наверное, хочешь пить.
О боже.
– Прости. Я знаю, что немного пьяная. Очень пьяная. Неважно.
Я беру бутылку и пью, а потом, вытирая губы, вижу, что он смотрит на меня.
– Тебе идет эта прическа. Кудряшки.
– Это сделала Стеффи.
– Твоя соседка?
– Нет, моя подруга. Она учится в Калифорнии. Она прилетела и набросилась на меня за то, что я не желала о тебе рассказывать.
– Понятно. – Эсбен на мгновение закрывает глаза. – Повторюсь, мне очень жаль, что всё это тебя расстроило. Некоторые мои проекты требуют многого от участников. Нужно быть открытым… щедрым. Иногда люди не вполне готовы выйти за стены, или их ошеломляет то, что происходит, но в хорошем смысле… – Помолчав, он продолжает: – Даже если поначалу они сопротивляются, порой происходит перемена, которая стоит того.
– Как это было со мной?
– С нами, – поправляет Эсбен.
Он встает и меряет шагами маленькую комнату.
– Зачем ты подписала отказ от претензий?
От конденсата на бутылке ладони становятся мокрыми, но это приятная прохлада.
– Я не обратила внимания. У меня… было плохое настроение. Я сама не понимала, что делала.
Я вновь икаю.
– Стены… ты говорил про стены. Это мой случай.
– И тебе не нравится, что ты вышла за них.
– Да.
Эсбен опять садится.
– Почему?
– Ты не поймешь. Тебе нравятся люди. Это же очевидно. Ты любопытен. Хочешь исследовать их, изучить недра человеческой натуры и всё такое. Да?