Мама, пожалуй, с меня хватит этих войн.
Люди пьют алкоголь ночами, чтобы забыться в дыму, а я сама себе на уме, это явно приступ очередной моей паранойи. Я слишком практичная, слишком влюблённая, до потери пульса, слишком нелогичная, не такая как все.
Мама, а я ведь к нему хочу. Он тоже любит дым, как и я с ментолом, но не помнит мои письма наизусть, впрочем, между нами было слишком многоточий, для того, чтобы снова всё с ноля и на бесконечность, он ведь нужен мне как вечность, что до запятой и ни грамма вранья.
Мама, а это ведь драма моя, где ни грамма вранья.
Только по ночам я рисую картины, тени силуэтов, чтоб забыться в эфире, на радиоканале до последнего вздоха, он как никто другой не напомнит о ком-то.
/О ком-то./
Кто рядом, но не со мной.
Мама, я всё смогу. Только иду ко дну, растворяюсь в сигаретном дыму, ведь он моя муза, моя ностальгия, было бы лучше его не знать, чтоб на попятный не торопиться. А таксист станет психологом моим, моя душа из стали – раздетая, смотри, какой же я стала, чтобы не вернуться в себя, прости.
Мама, а у меня сердцебиение до двухсот ударов в секунду при виде него, только белый дым, дым, что за стеной, снова нарисует солнце в измерении. Он косинус угла от альфы, я синус твоего касания, не души, а тела. А я рисую черно-белым твои/мои мосты, не считаю строчек, хочу стереть его память наизусть, забыть, словно проходили мимо, а среди прохожих искать твоё имя, прожигая до мФ, что на эфире. Может, я всё же его полюбила?
Мама, с меня хватит этих войн.
Моя стена из стали, посмотрите, кем я всё-таки стала…