Вместо Ворона, за его столиком, меня ожидали три чашки с гущей на донышках и пустой кофейник. А еще, написанное пером и где-то найденным джемом прямо по белой скатерти, предупреждение – «Надо уехать».
Абак свалил, забрав машину и совершенно забив на мои потребности. Старые, что с них взять, какое им дело до моих мелких человеческих нужд, верно?
– Штопаный гон…
– Ай-ай, большевик, остановись! – Межинский похлопал меня по плечу. – Не стоит хулить Ворона, дороже выйдет. Вороны разбираются во многом, включая пространство.
– И время?
– Наверное, сам спроси у кого-то из их ребят.
Действительно, стоило подумать самому, это же просто – взять и распросить кого-то из Воронов про их отношения с временем и пространством. Чертовы пернатые ублюдки, включая кинувшего меня водителя.
Вопрос сейчас один – как выбраться в город? И…
– Дамы еще не в полном составе, – поделился Межинский, – я скажу швейцару, чтобы не отпускал такси.
– Спасибо. Я выйду на задний двор, меня там найдут, не забудут?
– Не переживай. Выпей кофе, взбодрись.
Сволочная польская рожа, пусть и правая в своем предложении. Меня опять клонило в сон, вторые сутки на ногах… Или третьи? Да какая разница, ведь кофе как нельзя кстати. Особенно сатанински-крепкая смоль, выдаваемая клятым ляхом за кофе. Крохотный наперсток мейссенского фарфора с едва различимой пастушкой, гуляющей своих бяшек по лужайке. А в ней, тонкостенной, сожми сильнее и лопнет, чашечке – натуральный венский кофе.
Я приподнял шляпу, посылая благодарность Эмилю, бросившему мучить свой рояль рыдающими пассажами и сварившего мне этот энергетик. Втянул запах носом, понимая – сейчас внутрь меня вольется живой огонь, отдающий солью, перцем, кардамоном, корицей и еше чем-то. И все это густое варево снова поставит меня на ноги.
– Как его романтические похождения?
Эмиль не любит обсуждать личную жизнь с кем-то, кроме Межинского, но любит интерес к своей персоне, обязательно распрашивая о себе, должном мелькать в разговоре.
– Применяет стратегический подход к какой-то очередной фемм-фаталь, роковой любительнице философии и авто.
– Серьезная смесь.
– Наверное… – Межинский усмехнулся. – Твоя, кстати, соотечественница. Очередная эмигрантка, прибывшая, правда, через Японию. Эдакая дама полусвета, так сильно старающаяся казаться аристократкой, что сразу подозреваешь в ней обычную, пусть и высокого пошиба, этуаль, обожавшую флотских офицеров Тихоокеанского флота Его Императорского Величества. Да еще и кокотка, обманывает Эмиля о своем возрасте, молодясь.
– Что выдает?
– Коллоквиализмы, мой друг чекист, то есть характерные выражения, име…
– Я знаю, пан поручик, что такое коллоквиализм. Сдается мне, в данном случае речь просто о сленге, характерном для времени и места. Эмиль уже понял, что она старше заявленных лет где, минимум, на…?
– Десять. – Межинский пригладил усики. – Но зато их имена звучат просто в унисон… Эмиль и Эмили. Он любит свой рояль, писать философские эссе, пить сухое красное, а она обожает авто, скорость и набивать себе цену. Удивительно подходящая парочка.
– Да и ладно, лишь бы ему было весело. Я пойду, подышу воздухом.
Дышать воздухом и курить – созданы друг для друга. Даже небо чуть посветлело, залив деревья солнцем. Красиво, черт, канадские клены и березы, алое, багряное и золотое. Кофе подействовал, на заднем дворе стоял бодрый «я», готовый к свершениям и подвигам. Чайнатаун? Куда деваться, если необходимо…
Маленький Китай место непростое, как и его население. С ними, одновременно, проще и сложнее. Причина простая: они не делят два мира вокруг себя, они живут в одном. И там же, вместе с торговыми лавками, заправками, лапшой и опиумными курильнями, живут отшельники-даосы, легко разговаривающие с демонами, сами демоны и даже чертов Сунь У Кун, царь обезьян и сволочная скотина, любящая повеселиться в человеческом мире. Нет, я его не видел, только слышал байки.
А меня ждала встреча с Мен Хва, а это, скажу честно, настоящее испытание.
Мен Хва, живущий в Драконьем саду, самом сердце Маленького Китая, стар. Он помнит многое и многих, его память также велика как жадность, и также тяжела, как сотни фунтов дряблого жира, которым Мен Хва заплывает все больше.
Мен Хва не передвигается на своих двоих, ублюдка перевозит и переносит целый отряд желтокожих обломов, плохо владеющих языком, зато отлично знающих чертово кун-фу. Мен Хва просто самое олицетворение Маленького Китая, со всеми оттенками охры толстой кожи, сплошь усеянной гроздьями бородавок.
Ненавижу наведываться к Мен Хва. Только деваться некуда.
Движение между тонких берез я заметил не сразу. Но, увидев, даже не подумал потянуться за кем-то из моих стальных друзей, снаряженных для стрельбы. Во-первых, стрелять в настоящих хозяев этих мест чревато, некрасиво и бескультурно, и, во-вторых, покушаться на такую красоту – просто кощунственно. Иногда именно вторым эти стервы, проклятые белыми, и пользовались. Подходили к часовым, сторожившим лагеря первопоселенцев, к часовым, застывшим от изумления перед смуглой обнаженной красотой индейских ведьм, подходили и спокойно перерезали горла, пропуская дальше мужчин с острой сталью и костью.
Никогда не называйте краснокожую женщину «скво», только если хотите обидеть. Скво отдавались белым за табак, виски и дешевые ножи с одеялами. А передо мной, все же не полностью обнаженная, стояла самая настоящая краснокожая колдунья. Шаманка, дитя Леса, то ли кажущаяся молодой, то ли ей являющаяся.
В городе их не было и никто не говорил о живших в Джерси. Но вот, протяни руку и коснешься темного лица, прямого носа и острых скул, струящихся волос цвета вороньего крыла и…
– Мне ничто не мешает выстрелить в женщину, – решил предупредить я, справившись с собой и уткнув «астру» прямо в её пупок. Ничем, к слову, не прикрытый и очень красивый, глубокий, ровный и… – Если та пытается применять ко мне ведовство. Прекрати!
– Хорошо, чужак. – Она улыбнулась. – Я хочу поговорить.
– Вот и не дури голову собой. Что ты хочешь и как меня отыскала?
– Ворон подсказал.
Ворон? Абак?
– Другой Ворон, чужак.
Я известная персона, надо же, если она, явно не живя в Ночном Городе, знает Кроу. Впору загордиться.
– Говори.
– Мертвое Солнце опасно для всех. Помни об этом, чужак. И когда станешь искать зверя, убивающего в городе, помни об этом.
Мертвое Солнце, мать твою…
Она уставилась мне в глаза, и пришлось стиснуть амулет, вшитый в карман пальто. Красная, белая, черная или желтая ведьма, какая разница? Они все опасны, не через одну, не только пользующую Тёмную сторону, все.
– Я предупредила. Будь осторожнее, чужак и ищи лучше. Смертей станет больше, зверь почуял кровь и не захочет останавливаться, даже если его хозяин будет против.
Вот это уже интересно. И…
– Эй, большевик, тебе нужно отдохнуть. – Межинский подошел и уставился на кленово-березовую рощу перед нами. – Я звал тебя уже три раза. С тобой все хорошо?
Я кивнул. А что мне оставалось?
Мертвое солнце, зверь, вкусивший крови и имеющий хозяина, смуглая ведьма, скупо одетая в выделанную оленью кожу. Может, стоит показаться врачу?
Ладно, разберемся позже. Пора отправляться к Мен-Хва и хорошо, что не придется тащиться до железной дороги на Хобокен. Машина, все же куда лучше. Особенно, если…
– К тебе пожаловал кто-то из Вандербильтов?
Огромный «кадиллак», сверкающий хромом спиц, решетки и отделки, благородно фырчавший перед «Тихим лесом», казался настоящим крейсером.
– Нет, – Межинский уже в который раз усмехнулся, успев надоесть за утро этими своими ухмылками, – просто прибыла сама Элен Стар, ей положена не бричка, комиссар, а настоящая карета.
Вот оно как, сама Элен Стар, повелительница умов дев, девчонок, девушек, женщин и бабушек. Тогда понятно.
– Думаю, если еще не поздно, вложиться в этот бизнес. – поделился Межинский. – Что думаешь?
– В дорогие авто?
– В издательское дело. Современно, модно, востребовано… И прибыльно.
– Думаю, что твой основной ассортимент есть всегда востребованная классика и на жизнь тебе хватит. Пополнение не предвидится?
Межинский кивнул:
– Позвоню. Обещают интересные экземпляры, даже европейские.
Обожаю пушки из Старого Света.
– Буду ждать. Бывай, лях.
– До скорого, москаль.
Я хотел сесть впереди, но передумал. До чертиков захотелось проехаться сзади, ощутить – каково это, быть миллионером? Туда-то и сел, повернулся к водителю и…
Твою мать, как он сюда смог поместиться? Это же бегемот, не человек.
Бегемот, явно по ошибке природы родившийся все же среди людей, слегка повернулся, поворачиваясь ко мне. Синяя униформа, натужно скрипя швами, выдержала, не треснув.
– Куда едем, шеф? – почти пискнул он. А я едва не рассмеялся от такого диссонанса.
– Чайна, дружище. Это такси?
– Дорогое такси. Не для всех, но тебя, шеф, довезу бесплатно. Мне по пути, а хозяин этого места постоянно подкидывает работенку. Радио включить?
Я не ответил. Меня снова выключило, а последней мыслью оказалась тревожная «что-то со мной не так».
– Приехали, шеф. – тонко пискнула громада, остановив машину. Я кивнул, благодаря, и выбрался наружу. Плохи твои дела, братец Кроу, и, учитывая задание шефа, станут еще хуже. Если не выспишься в ближайшее время.
Суетливо-пестрый Чайнатаун встретил меня как обычно оживленно. Местные, порой напоминающие поведением воробьев, голосили, мельтешили и занимались кто чем до поздней ночи. Прямо как сейчас, несмотря на вернувшуюся чертову морось. Я поднял воротник пальто, в который раз пожалел о перчатках и, надвинув шляпу, шагнул в гомонящее человеческое море, запрудившее тротуары.
Торгаши, рабочие, продавцы и поставщики уличной еды, уборщики, поденщики для джерсийских ферм, прачки, горничные… Маленькие жители огромного Китая, перебираясь в Америку, не любили жить отдельно. Чайнатаун, начавшись с рабочих-кули, рос, распухал в стороны и уже дотягивался до Гарлема, порой нервируя черных. И доставлял все больше неприятностей как обычным копам, так и нам.
Патрульные, сидевшие в стареньком простеньком «форде» в начале улицы, проводили меня подозрительными взглядами. Парней сложно не понять, белые суются сюда лишь ради сомнительных удовольствий, а уж их тут предостаточно. От лихо-яркого театра-цирка, куда частенько перлась всякая деревенщина, потом устраивая пьяные дебоши, до курилен, где посетителям выдавали длинную трубку с опием и шлюху, прижимавшую одуревшую голову курильщика к уже потасканной груди. В опиумные курильни местные «драконы» отправляли «ночных бабочек», считавшихся старыми или болевших всякой дрянью. Кому какое дело до наркоманского сифилиса, подхваченного в притонах Маленького Китая? То-то, что никому.
Девчонки помоложе на улице не стояли, смешливо выглядывая со вторых этажей небольших ярких домиков и каждая махала мне, идущему снизу. Нет, милые, ищите себя другого клиента.
Чем дальше оставались полисмены, тем громче становилась улица. Мне, безошибочно определив копа, ничего не предлагали, но и голоса убавляли лишь чуть-чуть. Вокруг хватало приезших из города, пару раз мелькнули даже небритые рожи макаронников, за каким-то чертом оказавшихся на территории китайских коллег. Деловые переговоры? Меня это не волновало. Я слушал саму улицу, хотя и не надеялся найти в гомоне что-то полезное.
Чайнатаун, ведущий меня к своему сердцу, Драконьему саду, предлагал многое. От недавно запрещенных к прямой продаже «томмиганов» до уведенной с армейских складов взрывчатки. Ворованное золото, яшма и жемчуг, опиум и рисовая водка на змеях, волшебно-лечебные порошки из перетертого носорожьего рога, слоновьего бивня и даже моржового хрена. Нефрит, поделки из кости, лаковые веера с шкатулками, плетеные кресла, жареные огромные тараканы и настоящий переливчатый шёлк. Сложно представить – какую дань снимали с китайцев деловые люди мэрии, закрывающие глаза на творившееся непотребство.
Я остановился два раза.
Первый – когда мне предложили уединиться с девчонкой-подростком, больше смахивающей на куклу и быстро показанную из-под покрывала. Ствол «астры», нагревшийся под пальто, причинил продавцу несколько неприятностей. Минимум три сломанных зуба во рту, грубо войдя в него мушкой и ожидаемую покупку новых брюк. Я бы на его месте точно сменил, не пытаясь отстирать заднюю часть.
Второй…
Мое путешествие, начавшееся затемно, растянулось от рассвета, перевалив через утренние блинчики в ланч, промелькнувший во время путешествия, и упиралось почти в полдник, намекая, что все чревато очередным поздним ужином. Есть хотелось неимоверно.
А я… а я находился совсем рядом с Мо. А уж лапша с кусочками жареной свинины, плавающими в кисло-сладком соусе дядюшке Мо, знаете ли, настоящий деликатес. Особенно после треклятых блинчиков, превратившихся в воспоминания.
Мо, сморщенно-сухонький и древний, как кое-какие останки мамонтов, собственно не китаец. Он малаец, переехавший в Америку, коротать все же подкатившую старость, с Голландской Явы. А еще этот хитроглазый и юркий тип, мелко смеющийся всей своей темно-обезьянней мордочкой, не человек.
Мо – ракшас, давно уставший от вековечной жизни и повесивший свой кривой нож-кукри, черный от тысяч убитых душ, на стену. И готовящий просто чертовски вкусную лапшу со свининой, популярную и в обычном и в Ночном городе. А откуда, как вы думаете, мне так явственно представилась коробка с ней?
Я почти взялся за ручку двери, ведущей к нему, когда услышал поистине странные слова. И даже изумился от их наглости.
– Где мои деньги, обезьяна?
– Я плачу Драконам, шеф.
Это правда, Мо и впрямь поддерживает какую-то из банд яростных узкоглазых ребят, перебравшихся сюда вместе с честными людьми.
– Мне наплевать на твои дела с ними, мартышка. Ты знаешь, кто я, чертов выродок. А я знаю твою маленькую тайну, после которой, донеси я ее шефу, вернусь за тобой с серебром и огнем. Понимаешь, старый орангутанг?
– Понимаю…
Знаете, что меня напрягло на самом деле? Сразу несколько вещей, но главной в ней оказалось гортанное порыкивание, едва уловимое в обычно спокойно-низком голосе Мо. Какая может быть у него тайна, если за молчание о ней требует денег кто-то из Ночного города. И не просто из города…
С серебром и огнем приходит только СиКей. Мы, 13 участок, являемся просто с серебром, вгоняя его в обоймы каждым вторым патроном. Серебро хорошо остановит и человека, а для большинства жителей Ночного города серебро смертельно. Так, что же делать?
Взбесившийся ракшас, резавший людей сколько себя помнит, это страшно. И, да, Мо мне просто нравился. Хотелось верить, что неожиданная тайна не связана с его собственными кулинарными пристрастиями, если туда входили деликатесы из человечинки. А раз так, то…
Дверь я пнул, нисколько не смущаясь. Выбить ее не выйдет, сделана на совесть. Закурил, прищурившись от дымка, потянувшегося к глазам и только потом вернулся к честной компании. Так, кто у нас тут кроме, само собой, Мо?
Двое крепких ребят, одетых как портовые рабочие, казались незнакомыми. Интересные дела творятся на территории, подчиненной надзору 13 участка. Шляются неизвестные типы, занимаясь рэкетом в сторону уважаемых Старых…
– Это не твое дело, Кроу! – рыкнул ближний и явно глупый.
Почему глупый? Да не стоило меня называть, выдав себя с головой. Теперь-то он не казался мне незнакомцем, как и его товарищ.
Договор разрешал людям заводить особые банды наемников, чаще всего охотившихся за Старыми, нарушившими все его положения и удравших от моих коллег. Дело опасное, но среди людей знающих всегда находились лихие головы, жадные до легких денег. Пан или пропал, это их устраивало. Иногда таких наемников даже пользовала всемогущая СиКей, привлекая к своим темным делишкам. И эти двое явно из таких, судя по наглости и трепу про огонь.
Решили рубануть денег, узнав что-то про Мо, ясное дело. И не донесли ни в 13-ый, ни своим нанимателям из СиКей. Понимают промах с шахер-махером, потому уже нервничают и страстно желают запугать детектива Кроу, оказавшегося тут ни к месту.
– Шли бы вы отсюда, ребятки, – посоветовал им я, – и не возвращались. Совсем.
– А ты дерзкий лягавый, как посмотрю, – усиленно заводил себя тот, что поглупее и крепче. – Не опасаешься, мать твою вперехлест, что дорожки пересекутся.
Этот прекрасный день скрывал в себе много нового. Например, сейчас я узнал целых две вещи, возможно, когда-нибудь дождущихся своего часа. Первая – один из наемников явно служил на флоте, либо просто ходил матросом в торговом. А вторая… он еще глупее, чем показалось сперва. Как можно оскорблять чью-то мать и думать, что ничего за это не случится?
Не так давно я, обычный офисный бурундук Лёха Воронин, еще подумал бы – ввязываться в драку с таким вот бугаем, либо нет. Но сейчас, после Блэкстоуна и остального, мой внутренний грызун давно стал боевым, порой превращаясь в самого настоящего медоеда. Африканского чертового барсука-медоеда, лютого и дикого.
Знания кунг-фу Блэкстоун мне не дал. Взамен, совершенно непонятно и не запомнившись, довеском мне прилетели скорость, сила удара и какое-то чутье, подсказывающее – куда нужно бить здесь и сейчас. Или стрелять, к примеру.
Нос напарника морячка хрустнул совершенно не музыкально, свернувшись набок. Детина отлетел к стойке, где маячила лысая голова Мо. А я занялся его глуповатым товарищем.
Тот, наверное, занимался боксом и даже засадил мне пару прямых. Первый прошел рядом с ухом, второй зацепил плечо. Потом пришел мой черед, хватит танцевать чечётку с ублюдком.
Его нос скорее чавкнул, для разнообразия вывернувшись в другую, в отличие от товарища, сторону. Ногой в пах, локтем промеж лопаток, коленом в бедро, прямо в сустав. Прекрасный рецепт, никогда не подводит.
Морячок загрохотал на пол, а я что-то разозлился, не останавливаясь. Наверное, и это же нормально, просто соскучился по маме, чересчур давно не видел из-за всего этого. А он…
Я остановился от мысли о втором. Почему он ничего не делает? И глянул в сторону Мо, сразу все поняв. Ракшас все же прорвался, пусть и не полностью.
Мо, неожиданно нависая над стойкой, отрастил горб и странно длинные лапо-руки, ставшие почти черными, разодрав кожу шипастой шкурой, прятавшейся под ней. Свой кукри Мо все же никуда не вешал, ни на какую стену. Кривой и черный, он уже летал вверх-вниз, пока разрезая одежду и кожу ублюдка.
– Мо, успокойся!
Ракшас, покосившись на меня вроде бы не изменившимся лицом, рыкнул. Но нож убрал.
– Мо, поставь его на место.
Ноги наемника болтались почти на фут над полом. Мо подтянул того к себе и страстно обнюхал, ворча через все же вылезающие клыки. Черт…
Кольт сухо щелкнул предохранителем.
– Мо!
Мо вздохнул и выпустил человека, уже явно назначенного себе на обед.
– Забирай засранца и валите из города. – выдохнул я, опустив ствол. – Быстро!
Они убрались. Как и ракшас, ведь, едва поднимаясь над стойкой, на меня смотрел Мо, как всегда спокойный. Вот как им, Старым, это удается?!
– Про какую твою тайну они говорили?
Мо почесал переносицу и свистнул. На плечо, блеснув красно-синими перьями, сел огромный попугай. И уставился на меня совершенно умными глазами.
– Давно-давно я убил целое судно голландцев. Этого, умирающего, пожалел. – Мо погладил попугая. – Поместил душу в птицу, тогда умел… иногда. Судно шло с золотом, Кроу. До него тяжело добраться, но если кто-то узнает, то…
– Мо! – рявкнул я. – Ты старый глупый пень. Каждый второй ваш знает о чем-то, но никто его не сдает в СиКей. Ты убил голландцев до Договора?
– Да.
– Если кто-то еще придет к тебе, чтобы вымогать, позвони в участок и попроси меня. Тебя просто развели, как ребенка. Никто не станет охотиться на тебя из-за этого. А… А ему разве хорошо жить попугаем?
Мо усмехнулся.
– Он живет со мной четыреста лет. Видит, как меняется мир и совершенно не хочет умирать. Считает, что попадет в Ад, ведь то золото оплачено чужой кровью.
Да уж… Ладно. Я достал новую «Лаки» и закурил. Открыл рот, дико желая лапши со свининой, когда Мо выставил тарелку с настоящими сычуаньскими пельменями. Маленькими аппетитными поджаристыми крохами, обложенными золотистым жареным луком и политыми совершенно безумно пахнущим соусом.
Ну, как быть? Я посмотрел на часы. Нормально, времени еще навалом, а отосплюсь утром. Мен Хва никуда не денется, рабочий день у него бесконечный. А есть хотелось просто дико.