Глава 2. Мадам де Богарне
А еще в жизни нашего героя промелькнуло кратковременное увлечение некоей Викториной де Шатене, с которой он познакомился в Шатийоне, в гостях у родителей своего адъютанта Мармона (будущего маршала). Ну, а потом наступило время главной женщины в жизни Наполеона – время Мари-Роз-Жозефы Таше де ля Пажери. Для тех, кому это имя не знакомо, сразу же скажем, что эта женщина более известна как Жозефина де Богарне или просто как Жозефина.
Она была дочерью обедневшего аристократа Жозефа-Гаспара Таше де ля Пажери, служившего в королевском военно-морском флоте. Соответственно, матерью Жозефины была Роз-Клер де Верже де Саннуа.
Эжен де Богарне, сын Жозефины от первого брака, в своих «Мемуарах» пишет:
«Моя мать, Жозефина Таше де ля Пажери, родилась на Мартинике. Ее семья и семья моего отца с давних времен были связаны узами дружбы, а мой дед, командир королевской эскадры, одно время был губернатором Антильских островов».
Жозефина родилась 23 июня 1763 года.
Она хоть и была невысокого роста, но считалась самой красивой из своих сестер. Она обладала грацией и своеобразием креолки, а также живым и непосредственным характером. На Мартинике ее не связывали никакие правила поведения, и она росла, как дикая газель, носясь по роскошному острову и любуясь его дивной природой. Как следствие, она не получила практически никакого образования, хотя и провела четыре года в монастырской школе в Форт-Руаяле. Там она научилась некоторым азам «дамской науки» – пению, танцам, чтению, письму и игре на гитаре, но даже в этих не самых замысловатых областях она не проявила каких-либо заметных способностей.
На том же сказочном острове, что так любила Жозефина, жили и воспитывали своих детей и представители другой аристократической семьи, и один из ее отпрысков был предназначен сыграть ключевую роль в жизни нашей креолки. Понятно, что речь в данном случае идет о семействе де Богарне.
В 1778 году маркизу Франсуа де ля Ферте-Богарне, жившему во Франции, пришла в голову счастливая мысль женить младшего из своих двух сыновей, импульсивного Александра. Семья де Богарне давно дружила с семьей Таше де ля Пажери, а у последних было три дочери, одна другой краше. Это дало повод для начала деловой переписки.
Жозеф-Гаспар писал об одной из дочерей:
«Ей, правда, скоро будет только пятнадцать, но она красива, хорошо сложена».
Франсуа отвечал:
«Мне бы очень хотелось, чтобы ей было на несколько лет поменьше. Тогда бы она, без сомнения, получила предпочтение. Моему сыну всего семнадцать с половиной, и он находит, что пятнадцатилетняя девушка слишком близка к нему по возрасту».
Жозеф-Гаспар вдохновенно расхваливал свой «товар»:
«Но у нее формы на зависть…»
Франсуа отвечал:
«Хорошо, чего тут долго рассуждать. На какую укажете, ту и присылайте. Мне лично все равно».
Так Жозефина стала невестой. Одна ее сестра – Катрин-Дезире – к тому времени уже умерла от туберкулеза, а другая – Мария-Франсуаза – наотрез отказалась уезжать от матери. Жозефина же оказалась гораздо дальновиднее своей младшей сестры: она издалека и очень верно почувствовала возможность роскошной жизни во Франции, тут же вызвалась заполнить образовавшуюся «брешь» и принялась паковать свои небогатые пожитки.
Это была ловкая операция и отличное приобретение для семьи, которая все еще продолжала ютиться в сахарных амбарах и ждать, когда появится какой-нибудь «добрый дядя» и перестроит им разрушенное ураганом поместье.
Отец Жозефины, несомненно, сильно обрадовавшийся предстоящей увеселительной поездке с полной оплатой всех расходов, пообещал приехать во Францию со своей дочерью в апреле или в крайнем случае в мае 1779 года. Однако и 24 июня он еще оставался на Мартинике.
В конечном итоге им удалось высадиться в Бресте лишь 12 октября 1779 года.
Маркиз Франсуа де ля Ферте-Богарне с сыном встретили их и проводили до Парижа. В дороге их сопровождала деятельная мадам де Реноден.
Молодой жених был на три года старше Жозефины. В некоторых источниках утверждается, что в свое время, когда они были маленькими детьми, они виделись на Мартинике, но тогда Жозефина якобы была еще слишком мала, чтобы мальчик обратил на нее хоть какое-то внимание. Подобное представляется вполне вероятным: Александр уехал во Францию в 1767 году, когда Жозефине было лишь четыре года.
Сейчас Жозефина была уже постарше. Историк Виллиан Слон утверждает, что она не отличалась «ни красотой, ни образованием, но была уже весьма зрела для своих лет. Тем не менее благодаря живому уму и характеризующей креолку изящной гибкости движений она была до чрезвычайности привлекательна». Однако теперь внешность новоявленной невесты несколько разочаровала Александра, но зато его приятно удивил ее мягкий характер. По словам Франсуазы Важнер, «по мере того, как молодые люди приближались к Парижу, благоприятное впечатление усиливалось».
Сам Александр де Богарне успел стать блестящим во всех отношениях молодым человеком. Значительную часть своего отрочества он прожил в доме герцога де Ларошфуко. По словам Бернара Шевалье, «для юного виконта Луи-Александр де Ларошфуко стал поводырем, моделью, нравственным ориентиром». В его доме он впитал в себя либеральные идеи, которые помогли ему занять высокое положение в обществе, а впоследствии стоили ему жизни.
В Париже Жозефина поселилась в доме де Богарне на улице Тевено, что буквально в двух шагах от знаменитой улицы Сен-Дени.
10 декабря 1779 года был составлен брачный договор. Его заверил нотариус, подтвердив, что жених гарантирует доход в 40 000 ливров (наследство, оставленное бабушкой), а невеста – в 20 000 ливров (подарок тетушки), к которым следовало еще приплюсовать 15 000 ливров в счет недвижимости на Мартинике и ренту в 5000 ливров, которая должна была возрасти до 100 000 ливров после смерти ее отца. Ко всему этому добавлялся дом в Нуаси-ле-Гран под Парижем, подаренный мадам де Реноден.
Пара обвенчалась 13 декабря 1779 года в Нуаси-ле-Гран в присутствии аббата де Таше, одного из многочисленных родственников господина де ля Пажери. Невесте было 16 лет, жениху – 19 лет. Жозефина, только что покинувшая жалкую плантацию, была на вершине счастья.
Однако разочарование не заставило себя ждать. Абсолютно неприспособленная к жизни в аристократической среде и не имевшая в своем распоряжении никаких средств, кроме молодости, свежести и природного умения одеваться, Жозефина быстро надоела своему супругу, и он, пренебрегая маленькой креолкой, вскоре потянулся в общество более утонченных дам.
Бесконечные сцены со слезами сводили с ума Александра де Богарне, но не меняли характера его поведения.
Прошло еще какое-то время, и 3 сентября 1781 года в семействе де Богарне произошло событие, которое на некоторое время оторвало Александра от привычного вихря удовольствий. У его жены в этот день появился первенец, мальчик, будущий вице-король Италии. Его назвали Эжен-Роз.
После этого, побыв с женой совсем немного времени, Александр вновь надолго исчез из ее поля зрения. Однако не следует думать, что он лишь развлекался. В сентябре 1782 года, например, он отбыл на войну, которая началась с Англией, этим извечным противником Франции.
А 10 апреля 1783 года Жозефина родила второго ребенка, на этот раз девочку, Гортензию-Эжени-Сесилию, будущую королеву Голландии, будущую супругу брата Наполеона и будущую мать императора Наполеона III.
Рождение второго ребенка несколько остудило Александра де Богарне, вернувшегося с войны в сентябре 1783 года, и Жозефине даже показалось, что их отношения наладились.
Надо сказать, что он был весьма странный человек, этот ее Александр. Хотя он и был обласкан вниманием королевской четы, ему, воспитанному в лучших традициях эпохи Просвещения и критически относившемуся к правящему во Франции режиму, претило времяпрепровождение в коридорах Лувра и Версаля. Со своей стороны Жозефина, напротив, всей душой истинной провинциалки стремилась к блеску и мишуре королевского двора. Поведение же мужа, лишавшего ее удовольствий светской жизни, не вызывало у нее ничего, кроме раздражения и протеста.
Александр, в свою очередь, был убежден в том, что не может привести свою молодую супругу в королевский дворец. Зато он ввел ее в парижский бомонд. Время от времени они появлялись в модных салонах, и ее, островитянку, ослеплял этот головокружительный вихрь столичной жизни, жизни, полной самых приятных удовольствий и развлечений. Но она сильно страдала из-за того, что муж продолжал считать ее деревенщиной. И она изо всех сил старалась наверстать упущенное: стала много читать, подолгу беседовала с обратившими на нее внимание поэтами, писателями и учеными, как губка, впитывая недостающие знания.
К сожалению, ничто уже не могло поправить их пошатнувшийся брак.
Довольно скоро Жозефина убедилась, что тяготит любвеобильного (на стороне) супруга и все сильнее раздражает его. Она предприняла через своих новых друзей из высшего света попытки вернуть мужа, но Александр холодно их отверг. У него тогда уже были совсем другие интересы и планы на будущее.
В марте 1785 года супруги развелись, и главный судья Парижа вынес решение, заставлявшее виконта Александра де Богарне выплачивать ежегодно по 6000 луидоров на содержание детей и бывшей жены, не имевшей никакого дохода.
Таким образом, Александр стал открыто жить с одной из своих любовниц, а Жозефина получила средства на содержание и временную опеку над обоими детьми.
Несчастная и подавленная всем, что произошло, она провела год в монастыре Пантемон, предназначенном как раз для женщин, жизнь которых пошла кувырком. В монастыре она всего за несколько месяцев выучилась всему тому, чего желал ей муж, когда она приехала к нему 16-летней невестой. Освоив манеры и обычаи аристократического общества, она пришла в себя и нашла, что ей негоже вечно принадлежать к числу женщин, которые сидят и горюют о прошлом.
Первое потрясение от расстроившегося брака улетучилось, и Жозефина вовсю стала наслаждаться свободой и значительными средствами, которые определил ей суд. При этом (и в этом ей надо отдать должное) она оставалась преданной своим детям и настолько доброжелательной ко всем ее окружавшим, что скоро приобрела еще больше хороших и полезных друзей.
Почти три года Жозефина наслаждалась свободой, с головой окунувшись в заманчивый мир модных парижских лавок и светских салонов. О муже (с ним продолжал активно общаться лишь маленький Эжен) Жозефина знала лишь то, что он получил чин майора.
А потом, в июле 1788 года, ей пришлось вернуться в родной дом на Мартинике, чтобы ухаживать за больными родителями: отцу в то время было 53 года, матери – на год меньше. С собой Жозефина взяла лишь пятилетнюю Гортензию, а вот семилетний Эжен был оставлен Фанни де Богарне (урожденной Марии-Анне-Франсуазе Мушар), тетке Жозефины, жившей в Париже.
На Мартинике Жозефине казалось, что ей так и суждено будет теперь коротать свой век вдали от полюбившейся ей Франции. Но революция 1789 года изменила ее судьбу и судьбы ее детей. Беспорядки охватили и далекий остров в Вест-Индии, дворянам стало небезопасно там оставаться, и в конце 1790 года, после смерти отца (Жозеф-Гаспар Таше де ля Пажери умер 7 ноября 1790 года), Жозефина с дочерью вновь приехала в Париж.
Между тем в 1789 году Александр де Богарне был избран депутатом Генеральных штатов, этого высшего сословно-представительского органа, созывавшегося обычно по инициативе королевской власти в критические моменты для оказания помощи правительству. До этого они не собирались аж с 1614 года. А уже 17 июня 1789 года депутаты от Третьего сословия, то есть от податного населения (буржуа, купцов, ремесленников и т. д.), объявили себя Национальным собранием, то есть нижней палатой Парламента. Несмотря на свое дворянское происхождение, Александр де Богарне поддержал депутатов от Третьего сословия. Он вошел в состав Национального собрания и занял пост его секретаря. Там он ратовал за отмену привилегий, за допуск всех граждан к государственным должностям и за равенство всех перед судом.
9 июля Национальное собрание провозгласило себя Учредительным собранием, ставшим высшим представительным и законодательным органом революционной Франции.
Когда 21 июня 1791 года в Париже стало известно о бегстве короля, Александр де Богарне своим благоразумием удержал депутатов от принятия опрометчивых репрессивных мер.
Как видим, когда Жозефина возвратилась в Париж в 1790 году, революция была в самом разгаре, а ее заблудший муж Александр был уже достаточно известным человеком.
Хаотическое состояние дел в стране помогло бывшим мужу и жене в какой-то степени уладить личные разногласия и стать почти друзьями в своих взаимоотношениях.
Историк Виллиан Слоон пишет:
«Жозефина со своими детьми вернулась во Францию, надо полагать, по просьбе мужа, так как немедленно приехала к нему в поместье, где они и жили «как брат и сестра» до тех пор, пока гражданина Богарне не назначили главнокомандующим Рейнской армии».
В это время Франсуа де Богарне, брат Александра, был вынужден эмигрировать. Это позволило ему прожить почти 90 лет и спокойно умереть естественной смертью. К сожалению, сам Александр не последовал его примеру. Когда же царствующие дворы Европы объявили Французской республике войну, он поспешно отправился на фронт.
Сначала он сражался в рядах Северной армии, отличился в нескольких сражениях против пруссаков и австрийцев и был произведен в бригадные генералы. 8 марта 1793 года он уже был дивизионным генералом, а 23 мая того же года – главнокомандующим Рейнской армии.
Не прошло и месяца, как ему предложили пост военного министра, но Александр де Богарне отказался, а после принятия якобинским Конвентом закона о запрещении дворянам служить в армии немедленно подал в отставку.
Во время якобинского террора Александру де Богарне было приказано уехать в провинцию, и он поселился в своем поместье Ля Ферте-Богарне. Но прожить там тихо и спокойно ему не удалось. Вскоре его доставили в Париж. Поводом послужил донос на его действия на посту главнокомандующего. Генерала обвинили в том, что своими действиями, а вернее их отсутствием, он способствовал сдаче Майнца неприятелю, что было равносильно измене.
Далее все было банально просто: его бросили в тюрьму, потом вызвали в трибунал, скорый суд приговорил его к смерти, и на следующий день приговор привели в исполнение.
Так, 23 июля 1794 года Александра де Богарне не стало.
Смерть на гильотине означала, что смертельная опасность нависла и над всеми родными и близкими генерала. И она не заставила себя долго ждать, тем более что реакция Жозефины на арест бывшего мужа оказалась типичной для женщин ее типа. Вместо того чтобы не высовываться и не навлекать на себя неприятности, она перевернула все вверх дном и поставила всех на ноги ради того, чтобы попытаться вызволить экс-супруга. В результате какой-то «доброжелатель» отправил в Комитет Общественного Спасения анонимку, в которой предостерегал власти, призывал «опасаться бывшей виконтессы де Богарне, у которой полно знакомств в кабинетах самых важных министров».
Неминуемым результатом стало то, что в том же 1794 году Жозефина тоже оказалась за решеткой: ее отправили на улицу Вожирар, где находилась ужасная тюрьма Ле-Карм, находившаяся в здании бывшего Кармелитского монастыря. И она, несомненно, тоже сложила бы свою голову на гильотине, если бы не подоспел переворот 9-го термидора (27 июля 1794 года), сваливший вождей якобинцев Робеспьера и Сен-Жюста.
Рональд Делдерфилд рассказывает:
«Страшась своей собственной неминуемой гибели, группа негодяев арестовала Робеспьера и его окружение и гильотинировала их всех менее чем за двадцать четыре часа. Эта группа абсолютно не собиралась прекращать террор. Ее члены пошли на такой шаг ради спасения своих собственных шкур. Однако теперь парижане с лихвой получили кровопускание. Его уже давно можно было бы остановить, если бы жертвы не выказывали на плахе такого мужества, а вопили бы и рыдали, как это делала Жозефина в Ле-Карме. А термидорианцы вдруг с недоумением обнаружили, что огромное большинство сограждан принимают их за спасителей и освободителей от тирании.
Они сделали то, чего в сложившихся обстоятельствах могли от них ждать. Они приняли полученную в кредит благодарность, приукрасили свой фасад, сформировали Директорию и арестовали прежних своих сообщников <…> Тюрьмы быстро опустели, и среди первых узников, освещенных лучами солнца, оказалась Жозефина».
6 августа 1794 года в коридоре возле камеры Жозефины раздался громкий крик надсмотрщика:
– Вдова Богарне, вы – свободны!
От счастья Жозефина потеряла сознание…
Придя в себя, она тут же отправилась на поиски своих детей, скрывавшихся в это время у надежных друзей, имена которых не дошли до нас. Выяснилось, что после гибели отца и заключения в тюрьму матери, согласно определению правительства о том, что дети дворян были обязаны изучать какое-нибудь ремесло, Эжен был отдан в подмастерья к столяру, а его сестра Гортензия стала обучаться у портнихи в парижской модной лавке.
Надо было как-то и на что-то жить, и Жозефина недолго думала, как ей поступить. В тюрьме она перенесла страшные испытания, научившие ее очень многому, а посему она немедленно начала подыскивать себе покровителя. Для начала она возобновила свои прежние связи. Однако денег по-прежнему не было, зато были малолетние дети на руках, и их надо было кормить…
К этому времени Жозефина уже не была той испуганной провинциалкой, какой она предстала перед своим бывшим мужем пятнадцать лет назад. Перспектива смерти чудесным образом отпала, и теперь ей хотелось расслабиться, вновь надевать красивые наряды, ходить на приемы, сплетничать и поскорее забыть свое отвратительное прошлое.
Десмонд Сьюард в своей книге «Семья Наполеона» пишет:
«Креолка по происхождению, она превратилась в истинную парижанку, с присущей ей тонкостью, шиком и фривольностью, которых требует светская жизнь. Новая эпоха как нельзя лучше подходила для этой искательницы приключений. То было время, когда благодаря любовникам можно было добиться богатства и положения в обществе. Если дама была недурна собой и готова продаваться, так перед ней тотчас открывались самые блестящие перспективы».
Понимая, что теперь ей предстоит беспокойная жизнь куртизанки, Жозефина сняла недорогую квартирку, где открыла салон и принимала в нем богатых клиентов: банкиров, крупных дельцов, политиков, стоявших у власти. Но денег, полученных за продажную любовь, все равно не хватало – ее новая профессия требовала больших затрат. Тогда Жозефина принялась обхаживать более крупную дичь, одного из руководителей термидорианцев «кабана» Поля Барраса, ставшего к этому времени одним из самых могущественных людей во Франции.
Новый вождь республики с сочувствием отнесся к молодой вдове, пострадавшей от якобинского террора. По-видимому, она увлекла его, и, вероятно, он был для нее больше, чем просто покровитель. Во всяком случае, он поместил Жозефину и ее детей в роскошный дом и принялся исполнять все ее прихоти. Жозефина, не отличавшаяся строгостью поведения, была окружена золотой молодежью, кутилами и прожигателями жизни, добивавшимися ее благосклонности. В салоне ее всегда было весело и шумно и легко забывались все заботы и кровавые дни террора. Немного поблекшая красавица, которой уже было тогда тридцать два года, она умела все же искусно скрывать следы времени на своей наружности. Она была грациозна, мила, кокетлива и умела прекрасно одеваться.
Целых девять месяцев Жозефина пребывала на вершине блаженства.
Но потом Поль Баррас стал тяготиться своей любовницей, лишавшей его прежней беззаботности и свободы, и все чаще подумывал, кому бы ее половчее спихнуть, но пока не находил вокруг достойных кандидатов.
Историк Рональд Делдерфилд описывает Жозефину де Богарне следующим образом:
«Она была, скорее, статной, нежели красивой, грациозной, нежели пленительной. Обладала хорошей фигурой, приятным голосом, правильными чертами лица и на редкость плохими зубами. Настолько плохими, что она научилась смеяться, не показывая их. Она знала все, что необходимо знать, чтобы в самом выгодном свете демонстрировать свои привлекательные стороны. Бог наделил ее изысканным вкусом, никогда не позволявшим ей надевать вещи, которые ей не шли».
У Десмонда Сьюарда читаем:
«В ее тридцать два года Жозефину трудно было назвать даже хорошенькой: с неправильными чертами и отвратительными зубами (ей даже пришлось приучиться улыбаться, не показывая их), она была далеко не красавицей. И тем не менее она обладала особой притягательностью <…> и знала, как извлекать наибольшую выгоду из своих достоинств, к числу которых относились роскошные шелковистые волосы каштанового цвета и темно-голубые глаза с удивительно длинными ресницами <…> Вообще в ней было нечто экзотическое, во Франции восемнадцатого столетия она была наиболее близка к тому, что принято именовать южной красоткой. Одевалась она безукоризненно, умело и с шиком носила драгоценности и постоянно окружала себя цветами, морем цветов. Более того, эта аристократическая гражданка была до мозга костей аморальна и с таким опытом в постельных утехах, который и не снился молодому генералу Буонапарте».