ФЛОРАНС
Девоншир, 1944 год
Белинда вошла на кухню, где Флоранс готовила ужин, и принялась расхаживать взад-вперед, бормоча себе под нос.
Флоранс подняла голову. Глаза слезились от лука, который она нарезала.
– Что случилось? Вы меня нервируете.
Белинда закусила губу.
Флоранс вздохнула:
– Послушайте, я готовлю еду, мне нужно сосредоточиться, иначе я порежу палец или обожгусь. Если вам есть что сказать, скажите. Если нет, пожалуйста, сядьте.
– Думаешь, тебе известно о Джеке все? – наконец спросила Белинда.
– Разумеется, нет. А с чего вы так решили?
Белинда склонила голову набок и с любопытством посмотрела на Флоранс:
– Значит, во время вашей миленькой прогулочки он рассказал тебе все? – (Флоранс пожала плечами, не желая затевать разговор на эту тему.) – Выходит, он и о Чарли тебе рассказал?
– Кто такой Чарли?
– Так я и думала, – с упреком в голосе заявила Белинда и ушла из кухни.
Флоранс всплеснула руками. Слова Белинды заинтриговали ее. Был в них какой-то смысл или жена Джека попросту хотела вывести ее из равновесия? Флоранс взглянула в окно и увидела фазанов, беспричинно несущихся к холмам. Их проделки всегда забавляли ее, но только не сегодня. Она нарезала лук, выложила на сковородку, а из головы не шел вопрос Белинды о Чарли. Насколько вообще это важно? Если нет, зачем Белинда упомянула об этом Чарли? А может, Чарли – это девушка, одна из прошлых подруг Джека? В таком случае он рассказал бы Флоранс о ней. Но мог и не рассказать. Если он ни словом не обмолвился о жене, какие еще стороны своей жизни он скрывал?
Закончив дела на кухне, Флоранс прошла в гостиную и села у окна, глядя, как заходящее солнце раскрашивает небо в красные и золотистые тона. Джек растапливал камин. Ей было неловко наедине с ним. Белинда теперь ходила по второму этажу, и Флоранс знала: они с Джеком оба прислушиваются к шагам его жены. Вспомнилось, насколько близки они с Джеком были во время странствий по горам. Флоранс тяжело вздохнула. В Англии никто не понимал и даже не хотел знать, через что они прошли. Эта чертова война продолжалась, и у каждого была своя история, связанная с ней.
– Никак не уймется, – проворчал Джек. – Ты успокоилась?
Флоранс кивнула. Чтобы отвлечься, она стала пересчитывать стекла на трехстворчатых окнах гостиной. У каждого было арочное закругление. Окно, выходящее на задний двор, имело двенадцать стекол, фасадное – восемнадцать, а маленькое боковое – всего девять. Флоранс встала и задвинула шторы. Их нижние кромки утяжелялись свинцовыми шариками, что позволяло противостоять сквознякам и сохранять тепло.
Когда она зашторивала последнее окно, в гостиную танцующей походкой вошла Белинда в облегающем черном креповом платье с глубоким вырезом, украшенным одной ниткой жемчуга, и в туфлях на смехотворно высоком каблуке. Белинда держалась с рисовкой, но ее глаза покраснели от слез или от избытка спиртного – Флоранс могла только гадать. Дрожащей рукой Белинда сжимала полный стакан виски. Несмотря на сильную худобу, она тем не менее выглядела очень красивой.
– Белинда, отдай мне стакан и сядь, иначе ты прольешь виски, – сказал Джек и встал.
Белинда уселась в виндзорское кресло у заднего окна и раздвинула шторы:
– Люблю, когда шторы открыты. Люблю смотреть, как надвигается темнота. Дорогой, ты помнишь, что в Лондоне я никогда не зашторивала окна?
– Не говори глупостей, Белинда, – усмехнулся Джек. – В Лондоне действуют требования светомаскировки. Никто тебе не позволит сидеть с освещенными окнами.
Поскольку язык у Белинды не заплетался, Флоранс решила, что причина покрасневших глаз все-таки слезы, а не виски. Она взяла книгу, которую пыталась читать.
– Смотрю, вы тут приятно болтали, но мне, Флоранс, нужно поговорить с Джеком наедине. Будь любезна, оставь нас.
Джек начал возражать, однако Флоранс уже поднялась.
– Хорошо, – сказала она, симулируя безразличие. – У меня есть дела на кухне.
– Как и надлежит образцовой хозяйке, – с язвительной приторностью произнесла Белинда. – Вот уж не думала, Джек, что это в твоем вкусе.
Флоранс вышла из гостиной, закрыв за собой дверь. Одна часть личности Флоранс жалела Белинду, зато другая – дрожала от гнева. Белинда не сказала ей: «Ступай, дорогуша», но Флоранс казалось, что она слышала эти слова.
Но могла ли она упрекать эту женщину?
Белинду Флоранс воспринимала лишь как помеху на пути к ее жизни с Джеком, хотя, если вспомнить Элен, сама она была такой же помехой для старшей сестры. Белинда имела право находиться здесь и пытаться исправить пошатнувшиеся отношения с мужем. Это Флоранс являлась незваной гостьей, а потому она должна оставить супругов разбираться в их отношениях. Она решила завтра же собрать чемодан и уехать, хотя мысль об отъезде приводила ее в отчаяние.
У нее не было ни работы, ни жилья. Придется возвращаться к матери и жить там, пока не подыщет себе работу. Ей не хотелось уезжать, как не хотелось и возвращаться, ничего не узнав о Розали. Но о путешествии на Мальту нужно забыть до окончания войны. Флоранс жаждала поговорить с Элен и Элизой и спросить их совета. Еще лучше было бы оказаться во Франции и увидеть их. Участие сестер всегда помогало в разрешении ее проблем, и она жалела о невозможности поехать к ним.
Утром ее разбудили розовые лучи зари. Флоранс с наслаждением потянулась и тут же вспомнила вчерашнее. Настроение мигом испортилось. Ей нужно уезжать отсюда. У нее саднило в груди. Достав чемодан, она побросала туда свои немногочисленные пожитки. Закончив сборы, Флоранс выглянула в окно. Небо затянули перистые облака. Она знала, что будет скучать по Мидоубруку.
Прежде чем приготовить завтрак, Флоранс отнесла чемодан к входной двери и повесила плащ на спинку стула в прихожей. На кухне она привычно разожгла «Агу», поставила чайник и отрезала два ломтика хлеба, чтобы поджарить.
В дверях появился Джек в полосатой пижаме. Его волосы были всклокочены.
– Я увидел чемодан, – нахмурившись, произнес он. – Ты всерьез решила уехать?
Флоранс стояла к нему спиной, ощущая на лице жар плиты.
– Флоранс, ты не должна уезжать.
– А как я могу остаться? – спросила она, стремительно поворачиваясь к Джеку. – Белинда – твоя жена. А я… никто.
– Не говори так. После всего, что мы с тобой пережили, ты не имеешь права так говорить.
Чувствовалось, Джек шокирован ее решением, однако она лишь покачала головой.
– Я поговорил с Белиндой. Мы с ней действительно разводимся. Бракоразводный процесс уже запущен. Здесь она не останется и вернется в Лондон.
– Когда?
– Через несколько дней.
– А ты завтра снова уедешь? – (Он кивнул.) – В таком случае…
Закипающий чайник заставил Флоранс повернуться к плите. Она ополоснула заварочный чайник, бросила заварки и помешала.
– Послушай, – продолжал Джек, – если ты останешься, когда я уеду, уверен, это заставит Белинду покинуть дом. А если уедешь ты, она может застрять здесь надолго.
– Я не могу вставать между вами, – возразила Флоранс, перенеся заварочный чайник на стол.
Она наполнила чашки, добавив молока и немного сахара.
Прежде чем снова заговорить, Джек тяжело вздохнул:
– Флоранс, давай куда-нибудь съездим и там обстоятельно обо всем поговорим.
– Не знаю, о чем еще говорить.
– А мы поищем. Можно прокатиться в Дартмур. У меня есть небольшой запас бензина. Ты ведь там не бывала? – (Флоранс покачала головой.) – Я люблю это место. Там мозги прочищаются. Скажи «да». Ну пожалуйста! Чемодан отнеси в мою комнату.
– В твою комнату? – переспросила она, подумав о его большой железной кровати.
– Да. Заяви о своем присутствии. Я переночую в кладовке.
Флоранс попыталась улыбнуться. На мгновение ей подумалось… впрочем, не важно, о чем ей подумалось. Дом сейчас был полон ощущениями супружеских отношений Джека и Белинды, словно здесь по-прежнему обитали призраки прошлых лет их совместной жизни. Возможно, в Дартмуре у них действительно получится разговор.
Белинда еще спала, когда они уехали.
День выдался холодным. Живые изгороди, усыпанные ягодами, слегка покачивались на легком ветру. Путь в Дартмур пролегал по извилистым проселочным дорогам. Вскоре они заметили небольшой дорожный указатель с надписью «Принстаун». Флоранс уже давно не видела указателей на дорогах. Миновав фермы и перелески, машина вывернула к пустошам. Проехав еще немного, Джек свернул на обочину и заглушил мотор. Флоранс вылезла, огляделась и пошла вслед за Джеком, ощущая неожиданную легкость походки. Заросли папоротника-орляка успели порыжеть и побуреть, а воздух на фоне ярко-синего неба казался мерцающим. От ярких красок осени и просторов веяло спокойной радостью, которая передалась и Флоранс. Она вскинула руки и потянулась к небу.
– Теперь ты понимаешь, почему я предложил сюда поехать, – сказал Джек, наблюдая за ней. – Всякий раз, когда я не знаю, куда повернуть, я еду в Дартмур.
– Куда повернуть с Бе…
Флоранс не договорила. Джек схватил ее за руку:
– Идем, нам надо прогуляться.
И они пошли, хрустя сухим папоротником.
– Здесь полным-полно тайн. – Джек обвел рукой пространство земли и неба. – Каменные круги, мегалиты, остатки средневековых поселений. Удивительное место. Согласна? – (Флоранс кивнула, указав на сооружение, напоминающее каменный крест.) – Их тут полным-полно. Мне нравится думать о людях, которые здесь жили и умирали или проходили по этим местам. Приятно, что с тех доисторических времен в Дартмуре ничего не изменилось. – Он замолчал и вздохнул.
– Ты что? – спросила Флоранс.
– Да так… Просто надеюсь, что мы никогда не утратим наши уголки дикой природы.
– Иногда мне хочется ощутить такую же дикость внутри, – призналась Флоранс. – А тебе?
– Да, – кивнул Джек, – хотя порой это опасно.
– Снаружи? Или внутри?
– Наверное, и там и там. – Джек искоса посмотрел на нее и улыбнулся. – Здесь часто бывают туманы. Они наплывают с такой скоростью, что могут вызвать гибель людей.
– Как?
– Люди сбиваются с пути. Даже если хорошо знать местность, в туман без карты и компаса не обойтись.
Ветер приносил запахи овечьего навоза, влажного торфа и древесного дыма. Но еще острее пахло почти нетронутой природой. Природные энергии захлестывали Флоранс, пульсируя по всему телу. Взбудораженная ими, она резко повернулась, готовая взять Джека за руку, но он успел отойти и теперь стоял, глядя в другую сторону.
Она вновь посмотрела на вересковые пустоши, над которыми светился воздух. Ей совсем не хотелось покидать Девон.
– Летом здесь все покрыто вереском, – сказал Джек, вклинившись в ее мысли. – Повсюду разносится аромат утесника. Это чем-то похоже на смесь кокосового ореха и марципана. Особенно на жаре.
– Я где-то читала про кусты утесника. Люди верили, что в них прячутся ведьмы.
– Только ведьмы и могут выдержать шипы, – засмеялся Джек. – В детстве я специально ходил высматривать ведьм.
– И нашел хотя бы одну?
– А как ты думаешь? – спросил он и улыбнулся.
Оба снова замолчали. Потом Джек посмотрел на часы:
– Как насчет перекусить перед возвращением? В городе есть отель с неплохим рестораном.
Флоранс кивнула, и они пошли к машине. Возле машины, прежде чем открыть дверцу, Джек потупил взгляд, сунул руки в карманы и вдруг спросил:
– Мать тебе писала, пока меня не было?
Флоранс покачала головой.
– Джек, а ты почему-то никогда не говоришь о своей матери.
Он отвел взгляд, затем снова повернулся к Флоранс:
– У меня был брат-близнец. Родился мертвым, отчего мать вечно тряслась надо мной. Кстати, она, как и ты, потрясающе умела печь. Это я помню.
– От чего она умерла?
– От перитонита. – Джек поднял голову к небу. – Вот и облака наползают, – сказал он, меняя тему.
– Прими мои запоздалые соболезнования по поводу твоих матери и брата.
– Все это уже в прошлом… Глэдис говорила, что котята готовы проститься с мамой кошкой. Среди них есть один симпатичный, янтарного цвета. Глэдис наметила его тебе. Обещай, что останешься.
– Джек, а кто такой Чарли? – спросила Флоранс, вспомнив слова Белинды.
Джек осторожно отвел волосы, падавшие ей на глаза. Жест был настолько ласковым и нежным, что у нее защемило сердце.
– Здесь действительно чувствуешь дикую природу, – сказал он, словно не слыша ее вопроса.
«Пожалуй, эта природа даже слишком дикая, – подумала Флоранс. – Особенно под свинцовым зимним небом».
– Я приезжаю сюда насладиться безмолвием верещатников. И прочувствовать, что жизнь гораздо многообразнее, чем мы позволяем себе признать.
Флоранс кивнула. Они надолго замолчали. Рядом с Джеком вспорхнула какая-то птица. Дрозд, наверное. Пролетев немного, птица опустилась на куст боярышника. Флоранс стояла не шевелясь и ждала, когда Джек ответит на ее вопрос. Над головой пронеслась большая стая птиц с золотисто-черным крапчатым оперением и опустилась на землю поодаль.
– Золотистые ржанки, – тихо, словно для себя, сказал Джек. – Сейчас они перебираются к низменностям.
Он медленно повернулся к Флоранс. Время тоже замедлилось. Флоранс заметила, что морщинки вокруг его глаз стали глубже.
– Чарли был моим сыном, – наконец произнес он. – Моим малышом.
Его лицо было невыразимо печальным, отчего у Флоранс перехватило дыхание. На ум пришли картины, изображавшие Мадонну с Младенцем. Но отцов художники никогда не изображали. Горе, которое Джек носил в себе, сейчас выплеснулось наружу.
– Узнав, что Белинда беременна, мы с ней добросовестно попытались наладить отношения. – Джек взглянул на небо, затем снова на Флоранс. – Пойми, я бы с готовностью отдал жизнь за своего малыша. Но… он отдал свою.
Флоранс осторожно вдохнула, боясь услышать, почему не стало его сына.
Джек медленно побрел в сторону от машины. Когда он заговорил, его голос звучал отрешенно:
– Я находился на задании. Белинда оставалась в Лондоне, налегая на сигареты и выпивку. В один из вечеров сентября сорокового года у Белинды закончились сигареты. Город уже бомбили. Посчитав, что наступило затишье, она решила пополнить запас и отправилась к Гектору, который жил поблизости. Их отношения возобновились. Чарли уже спал. Она оставила его одного и ушла. Белинда клялась, что отсутствовала совсем недолго. Гектор подтверждал ее слова. Но пока ее не было, бомбардировка возобновилась.
Флоранс зажала рот, боясь вскрикнуть.
– Одна из бомб попала в многоквартирный дом, где жила Белинда. Чарли убило прямым попаданием, мгновенно. Наверное, даже испугаться не успел.
Спазм в горле мешал Флоранс сглотнуть.
– Ему было четыре года, – дрожащим голосом произнес Джек. – Всего четыре.
– Я…
– Не надо ничего говорить. В самом начале войны я умолял Белинду взять малыша и переселиться сюда. Здесь было гораздо безопаснее, но она наотрез отказалась.
– Сомневаюсь, что можно было бы заставить Белинду сделать то, чего ей не хотелось.
Джек вздохнул:
– Похоже, что так, но я все равно никогда себе не прощу.
– Себе или ей? – (Он не ответил.) – Я тебе очень сочувствую. Потерять малыша… Должно быть, ты… я даже не представляю, какой ужас ты тогда пережил.
Он кивнул и, не глядя ей в глаза, сказал:
– Этот ужас продолжается и поныне. Иногда накатывает. Но жизнь продолжается. Я даже не знаю, хорошо это или плохо.
Флоранс не решалась заговорить. После такой чудовищной потери… неудивительно, почему Джек так скрытно держался с ней и сестрами.
– Ты из-за Чарли практически ничего не рассказывал нам о себе? – все же спросила она.
– Во Франции мне как раз было легче. И не забывай, я находился там в рамках операций УСО.
Они молча пошли дальше. Флоранс смотрела в землю. Все внутри ее разрывалось от душевной боли и сострадания к Джеку. Ей хотелось помочь ему всем, что в ее силах. Но возможно, сейчас не время.
– Когда Чарли не стало, я часто сюда приезжал, – сказал Джек. – Помогало.
– Я рада.
Он улыбнулся и протянул руку. На мгновение – каким же оно было удивительным! – между ними восстановилось прежнее единение.
– Ржанки улетели, – сказал он, вновь глядя в небо.
Потом он отвел руку.