В новые страны
Вл. Сыроечковский
В начале VIII века до Рождества Христова грекам стало тесно в их маленькой стране. Она обнимала в то время южную часть Балканского полуострова, острова и восточный берег южной половины Эгейского моря. На суше тесные горы замкнули страну греков и отделили от полуварварских северных племен и соседних царств Малой Азии, и только просторное море свободно уходило вдаль и терялось на горизонте.
Долго греки не знали, куда уходит их море; им думалось, что его волны бегут до самого края света и там сливаются с волнами таинственного Океана, о котором говорили старинные сказания.
Сказания рассказывали, что далеко за неведомым морем и неведомыми странами, пенясь, бушует безбрежный Океан – чудесная река, которая течет вокруг всей земли и кольцом замыкает ее. Там высокий небесный свод склоняется к волнам Океана и тихо погружается в них. В волнах Океана днем купаются звезды, а ночью всплывают на темное небо. Поутру на востоке загорается заря, и светлый бог Гелиос – светлое солнце – встает из вод Океана, днем свершает свой путь средь высокого неба и, закончив его, на далеком западе снова погружается в волны реки Океана. Среди них покоятся в вечном свете острова блаженных, «где ни метелей, ни ливней, ни хлада зимы не бывает». Морской ветер обвевает их тихие луга. Там в цветущих садах нимф-гесперид зреют золотые яблоки, которые могут спасти человека от печального ада.
По ту сторону волн Океана, во влажном тумане лежит страна мертвых. Там вечно царит безотрадная ночь. Всходит ли на небо яркое солнце или покидает его, оно никогда не заронит луча в печальную область умерших. Там живут Смерть, Сон, Сновиденья и другие чудовища мрака. Там шумно бегут адские реки. Туда, в пределы тумана и тленья, мимо стремительных вод Океана, между грозных блуждающих скал, быстро летят тени умерших. У входа в подземное царство их встретит с безумолчным лаем и пронзительным визгом адский пес – страшная Сцилла с шестью головами и двенадцатью лапами.
Когда-то на край света отправился могучий Геракл. Много подвигов уже совершил он, от многих чудовищ освободил Грецию. Сильными руками он задушил страшного льва, порожденного исполинскою змеею Эхидною. Он убил и рожденную ею Лернейскую гидру, яростное чудовище с девятью головами. Своими стрелами Геракл выгнал ее из пещеры, где скрывалась она. Гидра бешено кинулась на Геракла.
Своею дубиною он наносил удары по ее шипящим головам, но вместо каждой отбитой головы вырастали две другие. Так было до тех пор, пока спутник Геракла не стал прижигать горящей головнею обезглавленные шеи гидры. Только тогда погибла она.
По поручению царя Эврисфея, которому он служил, Геракл пошел искать золотые яблоки гесперид. У края земли он встретил отца этих нимф, великана Атланта, который поддерживал высокие столбы: на этих столбах покоилось небо. Геракл согласился подержать за великана небесный свод, пока Атлант ходил в сады своих дочерей и принес золотые яблоки для Геракла.
Геракл со шкурой убитого льва. Мраморная статуя.
Начало III в. н. э.
К берегам Океана пустились однажды герои-аргонавты. На своем корабле «Арго» они поплыли по широкому морю искать золотое руно, шкуру золотого барана, которую где-то на краю света охранял страшный дракон. Труден был путь: темные силы были рассеяны по всему дальнему морю. На его островах жили грозные, могучие одноглазые великаны – и волшебницы-нимфы; все они старались погубить или задержать героев, путь которых лежал мимо них.
Так говорили предания; но никто из греков не побывал еще в далеком море.
Сначала с дальнего моря стали приезжать к грекам финикийские купцы. Они вытаскивали на берег свои корабли и подолгу жили, пока не выменяют все свои товары на кожи и меха, которыми постепенно они наполняли свои корабли. Они привозили дорогие сидонские сосуды, металлические панцири с Кипра, льняные ткани и покрывала, окрашенные в пурпур шерстяные материи, безделушки из стекла и слоновой кости, дорогой янтарь в золотой оправе. Из города на берег приходили греки посмотреть на финикиян, полюбоваться их товарами. По многу раз они сами приходили в дома богатой знати и во дворцы царей, и каждый раз приносили все новые дорогие вещички, – и рассказывали о далекой родине янтаря, о малолюдных дальних странах, где они доставали медь и олово.
Часто финикияне обманывали греков. Но греки были рады, когда показывался в море их нагруженный товарами чернобокий корабль: только финикияне приезжали к ним из далеких стран, только они привозили дорогие товары. Среди греков лишь благородная знать пока пускалась в ближнее море, ради опасных набегов и грабежей, и потом обменивала свою добычу на товары заезжих купцов.
Но скоро и греки отважились пуститься подальше. Смелый вождь собирал небольшую дружину. Они приходили к песчаному берегу моря и спускали на воду свои корабли. На дне корабля они складывали копья и стрелы, щиты и кожаные шлемы, теплые мохнатые плащи, вроде бурки, которые они брали с собой на случай непогоды и стужи. В больших кожаных мешках они держали запасы муки: среди них на дне корабля размещали в мехах и амфорах[3] вино и свежую воду. Теперь нередко подолгу пропадали смелые моряки, в погоне за добычей скитаясь взад и вперед по туманному морю…
Древнегреческий корабль.
Рисунок на вазе. Около 500 г. до н.э.
И весело, и страшно было грекам пускаться в море. Впереди могли их ждать всякие беды. Наступало затишье, и подолгу приходилось морякам ждать попутного ветра на диком, одиноком островке среди пустынного моря. Поднималась буря, и им грозила гибель в морских волнах. Часто падали они в боевых схватках в чужом, далеком краю, и на песчаном морском берегу только дождь мочил белые кости погибших героев.
Наконец из далекой поездки моряки возвращались домой. Они любили рассказывать о своих смелых набегах, как они грабили чужие поля, убивали мужчин, а женщин и детей брали в плен. Пленников они продавали, и из походов привозили золото и серебро, янтарь и слоновую кость. Они привозили рассказы о далеких странах, откуда и в год не может долететь быстрая птица, откуда не возвращался никто из людей, если его заносили туда бури и ветры. И среди греков уже ходили неясные слухи о длинных летних днях на далеком севере, где заря сходится с зарею, о странных северных людях, которые доят кобылиц и пьют их молоко. Греки знали уже о богатом и могущественном царстве на Ниле, о богатых египетских Фивах, где жилища полны сокровищ и 100 городских ворот так широки, что через каждые могут проехать 20 колесниц рядом. И все больше сказаний о чудесах незнакомого моря складывалось среди греков.
На народные шумные праздники греков, на пиры в богатые замки приходили певцы и в песнях своих вторили рассказам скитальцев. Они пели, и перед молчаливыми слушателями, на самом краю шумящего моря, вставал из тумана остров блаженных феаков. Их любят бессмертные боги, открыто нисходят к феакам и без чинов садятся за трапезу с ними. Там во всей стране, в каждом доме царит веселье; за пышно накрытыми столами сладко пируют феаки, внимая песням певцов. Бесстрашно феаки пускаются в море; быстро пробираются среди мглы и тумана, не боясь погибнуть от бури. Кормщик не правит в морях кораблем феакийским, их судам руль не нужен: «Сами они понимают своих корабельщиков мысли…»
Дальше пели певцы о том, как в далеком море, из темной глубины морских вод выходит вещий старец Протей. В глубокой пещере среди стаи смрадных, покрытых соленою тиной тюленей, как пастырь меж стада, ложится старик и погружается в сон. Но если кто тронет вещего старца, он превратится в воду и пламя, во все, что можно найти на земле, и в свирепого льва с огромную гривой, и в дракона, пантеру и вепря, и в дерево с густою вершиною, – и никому не дается он в руки.
Певцы пели о многолетних скитаниях царя Одиссея, о стране громадных, свирепых, не знающих правды циклопов, где Полифем сожрал шестерых друзей Одиссея. Они пели об острове морских дев-сирен, которые губят неосторожного моряка, заманив его сладким пеньем; пели о закинутом среди дальнего моря острове нимфы Калипсо, где семь лет томился в плену несчастный царь…
Одиссей с его спутниками и птицы сирены.
Рисунок на вазе. Начало V в. до н.э.
Но давно прошли времена чудесных скитаний героев. Не одна воинственная знать – в дальнее море потянулись и простые мирные купцы. Иногда, запасшись блестящим железом, они далеко темным морем пробирались к иным народам и, променяв железо на яркую медь, возвращались обратно. Все чаще стали показываться в море их тяжелые многовесельные корабли, и мало-помалу они вытеснили финикиян со своего моря.
Теперь купцы могли привезти много верных вестей и о далеком севере, и о странах на дальнем западе, куда ездили они, далеко оставляя позади Итаку, последний греческий остров на их пути. Они могли рассказать о родине меди, которую привозили из Италии, о караванах с богатыми индийскими товарами, из глубины Азии приходивших к берегам Черного моря. На его южном берегу, где заканчивался путь караванов, уже стоял первый поселок ионийских купцов, Синоп. В далекой Италии (в Кампании), близ ровного песчаного берега, где так легко было пристать кораблям, на круто поднимавшейся горной вершине купцы построили замок Кумы, а по берегу вытянулось несколько небольших городков. На восточном берегу Сицилии уже лежал ряд греческих городков. Господствовавшие здесь раньше финикияне без большой борьбы уступали место новым пришельцам, забрасывая свои торговые местечки и уходя дальше на запад, куда не проникли еще греческие купцы.
Купцы могли рассказать, как впервые пробирались они в чужие страны, как на стоянках пробовали продать свои товары жителям берегов, но те сурово встречали пришельцев. Нередко ни с чем приходилось купцам возвращаться из далекого плаванья и привозить только рассказы о жестокой борьбе и о гибели многих смельчаков у чужих берегов. А когда купцам удавалось на чужбине устроить свои склады, тяжело было видеть первым переселенцам, как скрывались на горизонте корабли, уходившие назад на далекую родину; тяжело было ждать долгие месяцы, когда снова покажутся они с моря. Жутко было сознавать, что между их закинутою в чужом краю маленькой колонией и родной страной лег долгий путь, по которому нигде не услышишь греческой речи,
И на севере, и на западе с любопытством приглядывались греки к новому морю и новым странам. Грекам казалось, что перед ними открываются те места, мимо которых плыл корабль «Арго», где скитался царь Одиссей.
У самого входа в Понт, там, где за узким проливом сразу открывается широкое море, две скалы привлекли к себе вниманье проезжавших здесь моряков. Им казалось, что именно здесь кораблю аргонавтов удалось невредимо проскользнуть между страшными скалами, когда, столкнувшись, они оторвали часть руля Арго и, далеко разойдясь, крепко и навсегда стали на своих местах. Попадая в Италию, они думали: «Не в Италии ли жила волшебница Цирцея, к которой заехал царь Одиссей, искавший пути к Океану, к царству Аида?»
На Западе готовы были искать греки остров сирен. Они стали думать, что в узком Мессинском проливе в пещере высоко над морем жила чудовищная Сцилла, мимо которой шел путь Одиссея; а рядом, казалось им, было жилище страшной Харибды. Здесь-тο Сцилла разом схватила шестерых товарищей Одиссея; мелькнули их руки и ноги, и в высоте с последнею скорбью сердца прокричали они имя Одиссея… В Сицилии греки признали богатую родину циклопов, а остров Корциру (или Керкира, ныне Корфу) они стали считать бывшим царством царя Алкиноя, островом веслолюбивых феаков.
Как только греческие купцы устроили свои первые городки за морем, широкою волною потянулись греки в новые страны. Многие из тех, кому плохо жилось на родине, ехали на новые места и думали там найти для себя лучшую долю. Из деревень в большие торговые города приходили крестьяне; купцы охотно брали их на свои корабли и отвозили в новые страны. Иногда вокруг вождя из старой знати собирались переселенцы, и он вез их на новую родину. Там они строили город, обводили его стенами и делили между собою новые поля.
Плодородная Сицилия и Южная Италия с мягким климатом, похожим на климат Греции, больше всего привлекли к себе переселенцев. Недалеко друг от друга по берегу Тарентского залива полукругом расположились греческие городки. В каждой приморской равнине, удобной для земледельца, устроился греческий поселок. В равнинах лежали поля ржи, а по склонам гор поднимались виноградники и маслины, которые завезли сюда со своей родины греки.
Близкое море втянуло некоторые из этих городов в торговлю. Среди них все больше богател южноиталийский Сибарис. На его многолюдных улицах всегда можно было видеть ионян из Малой Азии. В гавани часто стояли корабли из Милета. Рабы поспешно перетаскивали с кораблей на берег милетские шерстяные материи и пестрые ковры, изящную мебель, разрисованную глиняную посуду – чаши, кубки, большие амфоры и маленькие кувшинчики для масла и духов. А потом на пустые корабли вносили тяжелые кули с хлебом, который отсюда повезут в промышленные города старой Греции. За городом начиналась дорога; она шла за вершины Меловых гор, лежавших за Сибарисом, и уходила далеко в глубь Италии. Туда отвозились те товары, которые привозились морем из богатого Милета и других греческих городов.
Туда же, за хребет Меловых гор, понемногу продвигались переселенцы из Сибариса. Все новые пришельцы приезжали в Италию из старой Греции. В греческих городах начиналась суровая борьба; почувствовавший свою силу народ поднимался против гордой знати. Во время кровавых усобиц побежденным нередко приходилось оставлять свой город и идти в изгнанье. Иногда, снарядив несколько кораблей, они отправлялись в дальние страны искать новой родины и после ряда скитаний находили приют в чужом городе или сами строились на чужом берегу. Когда тесно стало на побережье Тарентского залива, греки пошли в глубь страны и добрались до западного берега Южной Италии. Они вступали в борьбу с местными племенами, отнимали их поля, их самих обращали в своих крепостных и в широких равнинах Южной Италии строили городки и селили там колонистов.
Все новые городки основывал Сибарис за Меловыми горами среди замиренных племен. Он не забывал своей родины Ахеи[4], чтил и Дельфийского оракула[5] и, прежде чем строить новый город, посылал спросить совета у оракула о месте для нового поселка, а ахеян просил прислать жреца и основателя для новой колонии. На старой родине сибаритян жрецы хранили все обряды, которые понадобятся при основании колонии; они одни знали те молитвы, которые нужно прочесть при ее освящении, они одни могли призвать богов, чтобы те поселились на новом месте и взяли город под свою защиту.
С кораблем, на котором приезжал жрец, приезжали нередко с женами, детьми и домашним скарбом и ахейские крестьяне, слышавшие о богатстве нового края и желавшие поселиться на новом месте. Их поражал шум большого города, в который попали они из своей деревенской глуши. Они сравнивали с богатою одеждою сибаритян свои заплатанные хитоны, с их роскошными сандалиями с золотыми и серебряными украшениями свою грубую обувь – одну подметку, привязанную худыми, наживо сшитыми ремнями. Как отстала старая родина от своей заморской колонии!
Через день после приезда жрецов к месту нового города отправлялось торжественное шествие из Сибариса; жрец нес священный огонь, который он привез с собою из Ахеи; он будет вечно гореть на жертвеннике новой колонии. Жертвенник уже был готов. Участвовавшие в шествии, одетые в лучшие платья, с венками на головах подходили к нему и безмолвно размещались вокруг. Кругом горели и дымились факелы. Жрец, умыв руки, золотил рога молодого быка, осыпал его ячменем и, срезав клок шерсти с его лба, бросал его на огонь. Затем убивали быка, быстро разрубали его тушу, на костре зажигали куски мяса; жрец выливал на них вино. Хор пел священные гимны, флейтисты в длинных белоснежных одеждах играли на флейтах. Жрец поднимал руки к востоку и молился; он призывал в новый город богов и героев, поселиться и жить здесь среди ахеян. Предсказатель-поэт пророчил городу долгую жизнь, богатство и славу. На следующий день с пением гимнов народ обходил межу будущего города, жрец намечал ее, кладя священные камни: это значило, что до этих камней будет простираться сила и защита городских богов и героев. Город начинал жить.
Так на юге Италии одна за другой зарождались колонии греков; скоро их стало так много, что всю страну стали звать «Великая Греция».
Другой край, куда направились греки, был Понт (Черное море). Неприветливо встречало греков Черное море. Неясно и сумрачно было небо; навстречу дул холодный северный ветер и поднимал нередко опасные бури; и самое море, широкое, без островов, похоже было на морскую пустыню. Никто не смел оставить Босфора и войти в Понт, не принеся жертв Зевсу и не помолившись о попутном ветре. Суровый край лежал перед привыкшими к свету и теплу греками. В широких степях на север от Понта зимою свободно гуляли холодные ветры, широкие реки сковывались льдом, и люди до самого лица закутывались в теплые меха. Воинственные кавказцы с оружием в руках встречали греков, которые хотели поселиться на их берегу. В Крыму жестокие тавры защищали свою страну от пришельцев. У крутых мысов Тавриды часто разбивались корабли, и страшная участь ждала того, кого выкинет на берег тавров. Из северных степей показывались отряды безбородых длинноволосых людей; они выезжали на бой верхом, вооружившись луком, и так же быстро исчезали в степи, как и появлялись оттуда.
Но суровый край не мог испугать смелых ионийских купцов. По всему Понту, по лесистому берегу Малой Азии, у подошвы Кавказских гор, в устьях больших северных рек, медленно текших из неведомой дали, греки строили свои укрепления; один за другим вырастали торговые поселки и городки. Один город Милет выслал сюда десятки колоний. Страх перед варварами заставил их тесно держаться друг за друга. Но за все опасности их вознаграждал богатый Понт.
На южном берегу Черного моря греки рубили нетронутые строевые леса и сплавляли дубы, вязы и ясень в Грецию для постройки кораблей и барок. У берегов Азовского моря стояли караваны греческих барок; там сушили и грузили несметное множество рыбы и отправляли тоже на юг. У кавказских горцев можно было выменять много серебра и железа. Туда доходили из Азии караваны и привозили драгоценные камни и жемчуг, шелк и слоновую кость Индии. Грекам казалось, что здесь, чуть ли не на краю света, в богатой стране и скрыто было золотое руно, за которым ездили аргонавты. У степных скифов (в нынешней Южной России) греки могли достать золото, которое они привозили из гор, лежавших в какой-то сказочной дали. Греки привозили к скифам вино, нарядные ткани и одежды, и скифы стали пригонять из своих степей в приморские греческие городки бесчисленные стада, привозить хлеб со своих богатых полей и за вино и одежды отдавали и хлеб, и кожи, и воск, и мед, и рабов.
Был еще третий край, куда направились греки. То был могущественный Египет. Там шли междоусобные войны, и фараонам понадобились испытанные греческие отряды. Легенда рассказывает, как изгнанный фараон Псамметих получил от оракула предсказание, что помощь ему подадут медные люди, пришедшие с моря. Вскоре буря занесла в Египет греков, которые блуждали и разбойничали в море. Они высадились на берег в своих медных доспехах. Один египтянин, не видавший раньше медного вооружения, донес Псамметиху, что с моря явились медные люди и опустошают страну. Псамметих взял греков на службу и с помощью их свергнул одиннадцать царей с престола. За первыми наемниками явились другие. Мимо старинных пирамид и храмов греческие отряды проходили далеко вверх по Нильской долине, добирались до Нильских водопадов, и там на колоннах старинного храма нацарапали свои имена. Каждый год все новая молодежь приезжала из Греции. На восток от дельты Нила фараоны устроили лагери, где жили тысячи их наемников. Они жили со своими семьями; здесь родились и вырастали их дети, только по слухам знавшие о родине отцов.
Вслед за наемниками являлись купцы и ремесленники. Начиналась живая торговля в рукавах Нила. В египетских городах среди пестрой смеси сирийских, ливийских, еврейских и финикийских купцов часто можно было встретить и грека, услышать в толпе и греческую речь. Целый ряд переводчиков и проводников был к услугам приезжих греков. Странны были для египтян живые, подвижные греки, всем своим складом не похожие ни на азиатских, ни на африканских купцов, которых знали египтяне. И египтяне, покупая у греков товары, все-таки сторонились от них и считали нечистым каждого грека. Ни египтянин, ни египтянка не поцеловали бы грека в губы, они не взяли бы ножа и вилки у грека, они не стали бы есть мяса, если бы грек разрезал его своим ножом. Против наплыва греков в страну поднимался ропот среди египтян, и царь Амазис закрыл все их торговые поселки, удалил их изо всех городов Египта и позволил торговать только в одном месте на одном из рукавов Нильской дельты. Там отвели грекам землю, и они построили свой город Навкратис, «царицу кораблей». Если теперь грек заходил в другое устье Нила, он должен был поклясться, что зашел невольно, отплыть назад на своем корабле и везти свой груз в Навкратис.
Быстро рос и богател город и принимал чисто греческий вид. В середине города, обнесенной кирпичной стеной, возвышались храмы, перед ними были устроены жертвенники. На городской площади в утренние часы стоял шум и толкотня. Мелочные лавочники расставляли свои плетенные из ивы палатки. Нередко перед палаткой стояли в несколько рядов большие амфоры с вином, привезенным из Греции; на него был большой спрос в Египте. На каждой амфоре стоял штемпель того города, откуда было привезено вино. Между палатками поместились лотки с рыбою, плодами, колбасою, вареным горохом, цветами; целые пирамиды хлеба поднимались на прилавках рыночных торговок. За рынком расположились мастерские горшечников, сапожников, куда постоянно заглядывали покупатели и заказчики. Из кузниц доносился глухой стук молотов.