Сглатываю, когда хозяин дома приближается на расстояние вытянутой руки.
Он не произносит ни слова просто подходит ко мне, тянет руку за мою талию и обхватывает ручку, к которой прилипла моя кисть. Открывает дверь, потому что я как истукан задрала голову и смотрю на него, не дыша.
Он хладнокровно окидывает меня взглядом и подталкивает вместе с дверью в коридор. Я оступаюсь и хорошо, что за мной дверь, а передо мной он. Вздрагиваю, когда отпустив ручку, он касается моей обнаженной спины и после просто проходит мимо. Будто я пустое место. Часть двери, которую он сдвинул, пробивая себе дорогу.
Хозяин дома идет к широкой лестнице, шагает чеканно, твердым шагом, и я понимаю, что за столом он скорее всего не пил. Либо пил мало. А значит…
Боже да ничего это не значит, перестань Лея!
Не отрывая глаз от хозяина дома.
Мощная фигура начинает подниматься по лестнице. Черный смокинг, белая рубашка, как на том фото, где он был на какой-то встрече. Стрижка все такая же аккуратная, но чуть короче чем прежде. Подбородок зарос. И это сводит лоск от его облика на «нет». Добавляет какой-то брутальной неправильности, которая опровергает, что передо мной тот же Жданов, кем он был до отсидки.
И его плечи кажется стали еще шире, а может они такими и были, ведь я не видела его прежде.
На одну секунду Глеб прекращает подниматься и замирает, простреливая меня взглядом. Он не говорит ни слова, но меня прошибает, и буквально подбрасывает с места. Я торопливо отклеиваюсь от ручки и заставляю себя идти за ним. Передвигаю одеревеневшие ноги.
Ноги, которые скоро принудительно раздвинут…
Лестница кажется неподъёмной, слишком много ступеней, слишком близка смерть, но я торопливо поднимаюсь вслед за Ждановым.
Он ступает на последнюю ступень и не дожидаясь меня шагает по широкому коридору вдоль ряда дверей к самой дальней.
Я едва поспеваю за ним. Его шаг широкий, мне приходится делать три своих, но я едва ли сокращаю расстояние между нами. До него остается добрых метра три, он останавливается около последней в коридоре двери и открывает ее, но не входит, замирает на пороге, отступая, что бы я вошла первой.
Зверь, который заманивает в свое логово, чтобы растерзать к чертям.
Я подбегаю к нему, только так я могу назвать свой быстрый шаг, и на долю секунды медлю. Медлю, чтобы еще раз заглянуть в его глаза и убедиться, что мне не показалось.
Они завораживающе зеленые.
Он смотрит неодобрительно. Будто ему не нравится такой пристальный интерес, но не одергивает. А потом грубо кивает на дверь, и я вхожу, чувствуя, как румянец заливает щеки. В комнате полумрак. Аромат тут витает чисто мужской терпкий, слегка горьковатый. Это спальня, судя по широкой двуспальной кровати.
Два широких окна зашторены сейчас, стены темно-синие как и портьеры, как и покрывало на кровати, как и ковер. У одной из стен замечаю камин, отделанный вишневым деревом. Он не разожжен, но около него стоят пара кресел, между ними кофейный столик.
Кровать тут – отдельный вид искусства. Она квадратная, два на два, усыпана подушками и довольно высокая. А над ней зеркало. Меня прошибает мурашками, когда замечаю его и отвожу глаза, встречаясь взглядом с хозяином дома, который закрыл за собой дверь и теперь так же пристально, как я комнату, изучает меня.
Замираю, не зная, что теперь.
Наверно надо проявить инициативу, но я не знаю, что делают в таких случаях эскортницы. Если бы брюнетка знала, какой я бываю бесполезной, она никогда не обратилась бы ко мне. Боже, эта комичная мысль заставляет улыбнуться, и я закусываю губу, и это не укрывается от Глеба.
– Зовут как?
– Лея, – отзываюсь машинально, и понимаю, что следовало бы придумать красивый сексуальный псевдоним. Но я не вспомнила про это, слишком испугана была предстоящей встречей. Хозяин дома понял мой ответ по-своему.
– А Хан Соло не против твоего хобби?
В любой другой ситуации я рассмеялась бы, но под этим цепким взглядом человека, который пошутил, и даже не улыбнулся, моя смелость повалилась без сил даже не пытаясь подняться.
– Ладно, Лея. Давай посмотрим, что ты умеешь.
Мой немой вопрос остается без ответа, Жданов подходит ко мне и опускает свою большую ладонь на мою щеку. Большой палец давит на губы, и я наконец припоминаю, что я вообще-то коуч по обольщению. Размыкаю губы и слегка прикусываю подушечку его большого пальца.
В глубине зеленых глаз загорается опасный огонек. Взгляд затягивается поволокой. И я рискую и подключаю язык.
Жданов стискивает зубы. Он не произносит ни слова, но по его взгляду я вижу, что меня похвалили. Как хорошую девочку. А хорошие девочки никогда не разочаровывают тех, кто их поощряет.
Делаю полушаг к Жданову и прижимаюсь к нему всем телом, но стараюсь не вовлекаться в процесс. Хоть Жданов и привлекателен, это глупо отрицать, даже его борода не отталкивает, а добавляет в облик изюминку, я все равно соблюдаю мысленную дистанцию. Как если бы за моей спиной сейчас стояли ученицы и смотрели, как надо делать. Я включена в процесс, но эмоции не затрагиваю.
Свои.
А его тело откликается на меня как зверь, который сейчас ведет себя смирно, потому что ждет, что его покормят. Потому что боится спугнуть дрессировщика, вошедшего в клетку.
Опускаю ладони на лацканы его смокинга и медленно скольжу ими вниз. Пальцы захватывают пуговичку, и я расстегиваю пиджак, и понимаю, что руки начинают снова дрожать. Одно дело преподавать урок до определенного момента, совсем другое – понимать, что придется зайти за черту.
Жданов принимает правила игры и не спешит мешать. Стоит, наблюдая за мной пронизывающим взглядом зеленых глаз и с каждой секундой все отчетливее горячеет. Его дыхание становится учащенным, пульс сбоит, чувствую эти реакции своим телом, и мои собственные эмоции понемногу начинают просыпаться.
Не хочу этого, но не могу ничего поделать. Постепенно завожусь.
Мои руки опускаются на застежку его брюк, и я понимаю, что ступаю на очень тонкий лед. Он едва схватился, и не окреп, и я попросту упаду, если сейчас же не сойду с него. Но я делаю еще один шаг.