Где-то, казалось, я слышал мудрую мысль: «Что имеем не храним, потерявши – плачем».
И в моём случае я потерял самую ценную вещь – это собственную жизнь.
Хочу ли я заплакать? Да не особо, все обременяющие обязательства остались там, где лежит мое обездвиженное тело. Стало даже как-то легче, свободнее что ли, понимаешь?
Я умер вполне заурядной и неинтересной смертью, даже обидно как-то.
Даже в моём маленьком городке, в котором я вырос и прожил до 46 лет, не напишут об этом на предпоследней странице в богом забытой газетёнке: «Скоропостижно скончался в таком молодом возрасте…»
В один день малюсенький сосудик оторвался от сердечной мышцы, и я, скорчившись от боли, схватился за грудь и свалился на пол.
И нет, смерть с косой не приходила ко мне в гости с попкорном и газировкой.
Единственным, кто решил проведать меня, стал мой арендодатель, живший этажом ниже.
Толик был хоть и неприятным человеком, но до жути педантичным. Каждый месяц десятого числа он как по будильнику тарабанил мне в дверь, забирая в конверте свою оплату за аренду.
А на этот раз на его стук никто не ответил… Моё сердце своё отстучало, и только мой кот, ходивший вокруг моего тела, в такт стука хрипло мяукал. А мяукал мой котяра только когда был голоден, и Толик это знал.
Как никак за 12 лет мы пару раз новый год вместе отмечали. И тогда после пол бутылки водки в Толике проснулась любовь к животным…
Как сейчас помню, толстое, почти круглое лицо Толи налилось румянцем, глаза затуманились, а руки потянулись к Барсику, моему Барсику! Я тогда еле себя сдержал. Когда выпью, мой инстинкт самосохранения испаряется, но, в последнюю секунду оценив ситуацию, я себя одёрнул и драться не полез.
У Толика не только лицо выдающегося размера было, но и ручища! И вот он тогда, детина пьяный, и так, и эдак кота моего крутил, а он не мяукает и не мурчит.
Тогда-то я ему и рассказал, что кот у меня «особенный», мяукает только когда жрать просит.
И вот, лежу я, а кот орёт. Это было уже не мяуканье, а ор на кошачьем. Толика, видимо, это смутило и минут через двадцать он вернулся с ключами, открыл дверь и увидел меня посиневшего с вывалившимся языком.
Натянув свою выцветшую майку и закрыв нос, он кинулся к телефону, чтобы позвонить в скорую.
А я сижу и смотрю на всё это. Ага, я, точнее, та часть, которая всё осознаёт и рассказывает тебе об этом, мой читатель. Тело-то моё на месте лежит, цветёт себе и пахнет, а я сижу на корточках рядом и наблюдаю всю картину. Счёт времени я всё-таки потерял. Даже небрезгливый Толя, который одни носки может по месяцу носить, побледнел и всё через майку свою дышит. Может, я давно лежу, не знаю. Да и не важно уже это.
Хожу по комнате, через тело перепрыгиваю своё и умиляюсь от того, как события разворачиваются. В мою небольшую квартирку зашли трое мужчин в полицейской форме и столько же сотрудников скорой помощи. А как слаженно они работают, красота.
Один пульс щупает, второй протокол заполняет, третий Толика допрашивает.
Среди всех людей, снующих туда-сюда, выделялся один интерн. Судя по его уже зеленоватому лицу, он впервые мёртвого человека увидел, и тут надлом произошёл.
Сдерживая ротный позыв, он бросил свою сумку на пол и, чуть не сбив кота, выбежал на лестничную клетку.
Заблевал там всё, наверное… Встав с корточек, я решил проверить и пошёл за интерном.
На подходе к дверному проёму моя нога уперлась в невидимый экран, от которого в месте соприкосновения с моей ногой пошла волна, создавая купол.
Волна оказалась размером как раз с комнату, в которой я и просидел со своим бездыханным телом.
Никто из окружающих этого, конечно, не заметил, только Барсик мяукнул. Толик как раз приподнял его за холку и крепко прижал к себе.
Подняв руку, я положил ладонь на невидимый экран и с усилием стал толкать. Вокруг ладони вибрационная волна усилилась, но экран стоял как влитой. Навалившись с усилием, я стал толкать, и в момент, когда плечо стало жечь, через дверной проём и сквозь меня прошёл интерн, вытирая халатом остатки рвоты со рта.
Старшие коллеги похлопали молодого пацана по спине и вышли в коридор за носилками. Пару полицейских, шушукаясь, называли меня жмуриком, говорили, что дело плёвое и уже обсуждали планы на вечер.
Мое тело накрыли простынёй, положили на носилки, и два крепких парня, приподняв его, понесли в коридор, еле вписываясь в дверные проёмы.
И в тот момент, когда я надеялся, что с неба упадёт белый свет, и я помчусь навстречу с творцом, произошло то, чего я точно не ожидал.