Площадь перед городской управой, где накануне Константин беседовал с народом и принимал клятву у градоначальников, была забита людьми. Виселицу установили шагах в десяти от крыльца. Сейчас она была оцеплена дружинниками, которых собралось немало, сам же боярин со свитой и правители города стояли на небольшом балкончике второго этажа. Баронесса и ее сыновья с разрешения Воронцова покинули город на рассвете. Единственное, что позволил Константин, это проститься с бароном, ни Несса, ни сыновья смерть отца и мужа видеть не хотели, и боярин снова пошел им навстречу. Задавая местным вопросы по поводу барона и его семейства, Константин был весьма удивлен, все говорили, что они жили в любви и согласии, а среди аристократов подобное – большая редкость, чаще все эти семейства «банки с пауками», где сыновья ждут не дождутся, пока батюшка на костер не отправится, чтобы уже вцепиться в глотки друг другу. Поэтому Константин и не потащил баронессу на казнь. Четыре грузовика – два с имуществом, два с бойцами, оставшимися под рукой Нессы Торбин, вернее уже Наровой, к полудню уехали далеко. Но все равно расслабляться не следовало, и Тихомир с двумя гвардейцами прикрыл боярина мощными щитами, да такими, что площадь в пыль от удара ведой обратится, а купол над балконом останется целым.
– Мал, – позвал Воронцов, стоящего справа от Юлии ведуна, – у меня к тебе будет просьба, я хочу, чтобы барона повесили, прикрой-ка его щитом, но так, чтобы никто не понял, что он у него есть.
– Думаете, Ваше сиятельство, кто-то из его подручных решит убить Волода, чтобы тот избежал позорной петли?
– Есть у меня такие мысли, – отозвался Воронцов. – Он правил здесь четыре года, и надо сказать, неплохо, так что, люди к нему относятся хорошо. Меня же они не знают, поэтому могли что-то и задумать. Тихомир, стрелки на крышах?
Сотник кивнул.
– Лучшие два десятка из наемников боярина Рысева.
Константин достал серебряные часы из проклятой столицы, и посмотрел на время, пора было начинать – без двух минут тринадцать.
– Збыслав, давай, у меня нет времени торчать здесь, я уже должен быть на пути в Тверд, – скомандовал Воронцов градоправителю, и тот, кивнув боярину, поднес к виску мыслеглас и дал отмашку.
Не прошло и минуты, как двери управы распахнулись, и в сопровождении четырех гвардейцев появился барон. Теперь на нем не было парадного камзола, он был бос по старой росской традиции, белая рубаха, обычные такие же белые штаны, подавители на руках. Вот и все.
Народ загудел. Воронцов прислушался к эмоциям толпы. Да уж, народу плевать, славным человеком был Волод Торбин или дрянным, хорошо им было под ним или так себе, но люди сюда пришли на шоу, их совершенно не интересовала справедливость, хотя в данный момент Воронцов действовал, руководствуясь исключительно ей.
Волод, гордо глядя в толпу, с прямой спиной уверенно взошел на эшафот.
– За участие в мятеже и за попытку убийства его светлости боярина Воронцова, – голосом, усиленным ведой, чтобы все слышали, произнес главный судья, – Волод Арестович Торбин лишается своего титула. Все его земли переходят во ведение боярина Воронцова Константина Андреевича, коими он может распоряжаться, как ему заблагорассудится. За попытку убийства и мятеж Волод Торбин приговаривается к смерти через повешенье.
И снова толпа загудела, и снова не осуждающе, ей в кайф, когда вешают тех, кто ей правил.
Гвардейцы синхронно шагнули в стороны, образуя квадрат, и Волод остался стоять на люке. Помост был высоким – метра четыре, так что, если повезет, он сломает себе шею. Палач, как ни странно, лица не прятал, это был крепкий мужик лет сорока пяти с сединой в темных волосах, накинул петлю на приговоренного и затянул.
Теперь выход Воронцова. Константин еще раз окинул внимательным взглядом площадь и дома, ее окружающие, и, не обнаружив ничего опасного, сделал шаг вперед к перилам.
– Волод Торбин, последнее слово.
Бывший барон повернулся в сторону ратуши, зло посмотрел на боярина и только слегка покачал головой. Константин кивнул в ответ и поднял руку. Палач, отошедший к рычагу, взялся за него, не сводя взгляда с боярина. Сейчас, по идее, все должно случиться. Но ничего не происходило. Секунда, две, три, но выстрела или чего-то еще не последовало, и Константин резко махнул, отдавая команду.
Палач тут же дернул рычаг на себя, и бывший барон полетел вниз. На высоте двух метров веревка резко натянулась, толпа даже дыхание затаила, хреново людям без телевизоров, и в этой оглушительной тишине Константин услышал отчетливый хруст ломающихся позвонков.
– Приговор свершился, – выкрикнул судья, и толпа снова загудела.
Константин поднял руку, и все затихли.
– Скоро я вас оставлю, – четко и громко, голосом, усиленным ведой, произнес он. – Там далеко, на западе, тьма висит, уже не исчезая. Пали несколько Латинянских королевств, и если ее не остановить там, она придет сюда, и тогда она будет распростерта над всем миром и нам, людям, места в нем не будет. Сейчас начинаются приготовления к войне, никому не удастся отсидеться за спинами других, так что, готовьтесь, скоро я призову вас. И пусть вас не тешит мысль, что тьма далеко, она уже хозяйничает у вас, хотя не так сильно, как на севере, но разоренные поселки и нападения тварей – лучшее доказательство.
Константин развернулся и пошел прочь, его дела здесь были далеки до завершения, но судьба страны будет решаться, как он и сказал, там, на западе, а значит, ему пора поближе к линии фронта.