Ещё в вестибюле он ощутил, словно бы, неуют, будто холодком, будто неродным чем-то повеяло. И лестница не та. Словно не по-над этими ступенями взлетал он на административный этаж когда-то.
В приёмной никого не оказалось, и Георгий Павлович прошёл в директорский кабинет.
– А вот и я. Салют! – проговорил максимально бодрым голосом.
– Уже пообщался с кем-то из наших? – не отозвавшись на приветствие вошедшего, унылым голосом задал вопрос Киселёв, мешком сидевший в кресле за огромным своим столом.
Георгий Павлович, уже ухватившийся за спинку стула, замер.
– Нет. А что случилось? И где Галина Николаевна?
– А Галина Николавна носочки вяжет. Но – дома. Да ты садись, Палыч.
Георгием Павловичем овладело нехорошее предчувствие. Он присел на стул и выжидающе уставился на Киселёва. Да что предчувствие, теперь уже совершенно понятно было, что в цирке что-то происходит. И – не из приятного.
Однако, спохватившись, подумал, что ему никакого дела до этого нет. И объявил:
– Я же и сам собирался приехать. Хочу просить, Юрий Ильич, подыскать Карлосу другого компаньона. Чтобы здоровьем покрепче… А то я… Болячки, в общем, косяком пошли. Вплоть до того, что дом свой уступлю.
– Не-не, твой дом – ты и живи, – взмахнул рукой Киселёв и глубоко вздохнул. – У нас, понимаешь, учредитель сменился. Человек – замечательный. Хороший человек. С большим жизненным опытом человек.
– Понял, – кивнул Георгий Павлович. – Не из наших. Не из цирковых.
– Нет, ну он тоже… – пожал плечами Киселёв. – Он дублёров одной популярной группы по регионам возил. Начинал с этого. Это уж потом – железо из какой-то страны третьего мира. Ну, для компьютеров. Ещё – окорочка. Это аж из самих уже штатов. Кстати, у него у первого я когда-то увидел агроменный «Хаммер» жёлтого цвета возле замка в стиле…
– А теперь, значит, до цирка добрался? – перебил Георгий Павлович. – А я-то ему зачем?
– Не горячись. Ты напрасно разволновался, Палыч. – Киселёв выбрался из-за стола и прошёлся по кабинету.
– А чего тянешь-то тогда? – вцепился в него взглядом Георгий Павлович.
Киселёв остановился напротив собеседника и объявил:
– Ты списан окончательно, а Карлос – нет. На балансе он.
– Что? – переспросил Георгий Павлович, подобного не ожидавший.
– Вернуть придётся Карлоса.
– Куда вернуть?! – Георгий Павлович не мог поверить своим ушам.
Киселёв нервно дёрнулся и, нахмурившись, проговорил:
– Дурачком прикидываешься? Возвращай Карлоса!
– Да Стремянкины-младшие давно выросли, а старшие новых не нарожали! – взмахнул руками Георгий Павлович. – Уже и Джек Стрэм Пятый школу, поди, заканчивает!
– На Стремянкиных свет клином не сошёлся. А ослик ещё послужит делу… Не здесь, конечно, не на основной арене. В шапито, в общем, работать будет.
– В шапито?! – вскричал старик и вскочил на ноги.
– Выездной-разъездной будет. Такая, понимаешь, дополнительно труппа организована.
– Да там и молодое и здоровое животное долго не протянет!
– Пускай – недолго. А что? – Киселёв успокаивающе похлопал старика по плечу. – Да как получится. Не моя воля. Пытался отговорить – не вышло. Там, похоже, что-то личное.
– Не-е-ет, не позволю! – замотал головой Георгий Павлович. – Если у кого-то что-то личное с ослами, то взять вот так вот и сдать друга?!
– Только попробуй препятствовать, друг осла! – пригрозил Киселёв и потыкал оппонента пальцем в грудь. – Он церемониться не будет. Ты знаешь, чем он ещё недавно занимался? Он местами, Палыч, торговал.
– Билеты продавал?
– Билеты! Места в креслах соответствующих учреждений, чтоб ты знал! Из самых дешёвых – на нары колонии строгого режима. Это, вот, учти, мой дорогой ослиный заступник. Самое важное, кстати.
– На нары? – сделал удивлённое лицо «ослиный заступник».
Киселёв прошёл за свой стол и уселся в кресло.
– За воровство, например. Ты, говорят, переехал? Где обитаешь? Диктуй – запишу. Быстро! – распорядился он, решительно выхватывая авторучку из карандашницы в форме раззявившего огромную пасть льва. – И сядь уже!
– Забыл название деревни, – с вызовом произнёс Георгий Павлович, продолжая оставаться на ногах. – А использовать животных в цирке – недопустимо!
Киселёв с искренним изумлением посмотрел на бывшего коллегу.
– Но ведь это ж всегда было! И чтой-то я, друг, не припомню, чтоб слышал от тебя подобные разговоры.
– Принуждение, насилие… – Георгий Павлович пытался подобрать нужные слова.
– А мы? А нас? – вскинулся Киселёв. – Нам тоже не всегда приходится делать только то, что хочется.
– У людей – свобода выбора. – Георгий Павлович опустился на стул и мрачно уставился в пол. – Ну, так считается.
Киселёв бросил на него тревожный взгляд.
– А давай без этих вот… И чтобы в рамках всё.
– Ладно, давай про рамки, – буркнул, не поднимая головы, Георгий Павлович.
Киселёв радостно оживился.
– А вот сейчас подъедет человек. Понимаешь, да? Тебе самому даже транспортировать не придётся. С тобой поедет и заберёт ослика. Уже должен быть, кстати. – Киселёв повернул голову и посмотрел на настенные часы.
Георгий Павлович быстро поднялся на ноги.
– Я сам. У меня и машина оборудована.
– Подожди! Так не делается, Палыч! – Киселёв вскочил и выбежал из-за стола.
– Что значит «не делается»? – Георгий Павлович направился к выходу. – Год его катаю. Не делается!
Он продолжил бы ворчать, пока не покинул кабинет, однако на его пути возник Киселёв, обнаруживший вдруг поразительную резвость.
– Стоп! Всё уже решено! – Киселёв растопыренной пятернёй коснулся груди рвущегося на выход посетителя. – Палыч, сидим и ждём. Мне неприятности не нужны. Тебе, я думаю…
– За меня думать не надо! – оборвал Георгий Павлович. – Восемь с половиной таблеток в день!
– Вот! Вот! – радостно вскричал Киселёв.
Он намерен был ещё что-то сказать, однако дверь резко распахнулась, и в комнату ворвался человек роста высокого, сложения крепкого. Это оказалось столь неожиданно, что и Георгий Павлович, и Киселёв невольно сделали по шагу, а то и по два в сторону от двери.
– Чуть не опоздал. Прошу прощения, – пророкотал пришедший. – Да, чуть. А вину не признаю принципиально никогда. Юрий Ильич, моё почтение!
Киселёв и ворвавшийся в комнату здоровяк обменялись рукопожатиями и оба, с завидной синхронностью, повернулись к Георгию Павловичу.
– Что ж, знакомьтесь, – предложил Киселёв. – Палыч, рад тебе представить Владлена.
Георгий Павлович вскинул голову и посмотрел на Владлена, сделав вид, что не видит протянутой руки. Лицо всё в шрамах, словно кто-то съесть мужика пытался, а стрижка – подростковая.
– Владлен? Ладно, запомню, – сказал Георгий Павлович.
– Да необязательно, Палыч, – с усмешкой проговорил Недоеденный, как его только что мысленно окрестил Георгий Павлович, и сунул руку в карман брюк. – Я только скотинку заберу. И вряд ли где пересечёмся.
– Печально, – процедил владелец «скотинки», теперь уже бывший.
– А впрочем… – улыбнулся Недоеденный. – Да, моё имя будет на афишах. Владлен Недоля – такой, вот, псевдоним у меня будет.
– Псевдоним? Будет? – Георгий Павлович непонимающе уставился на Киселёва.
– Ну да, да, – замялся Киселёв. – Владлен – дрессировщик. Начинающий. И… многообещающий.
– Мечты сбываются. Готов забрать осла. Ну, поехали? – Произнося эти слова, Недоеденный опять улыбался и смотрел на старика, как удав на кролика.
– Готов, вишь ли. Осёл не готов, – буркнул Георгий Павлович.
Он вознамерился было пройти мимо полноразмерного «подростка» со шрамами к двери, однако тот преградил ему дорогу и, более того, исключительно бесцеремонно положил свою прямо-таки тяжеленную руку старику на плечо.
– Как это – «не готов», Палыч?
«Сместиться влево, чуть подсесть и – по печени»? – мелькнула в голове Георгия Павловича мысль.
Вслух он произнёс:
– Морально. Так что обождать придётся, Владлен Недоеденный.
– Что?!
– Псевдоним перепутал. А вообще… Ну, я – Палыч, ты – Владлен Недоеденный. Идёт?
Георгий Павлович встряхнул кистью правой руки, упрямо норовившей сжаться в кулак, затем резко подался назад, чтобы сбросить руку Недоеденного со своего плеча. Ему это удалось, и Георгий Павлович быстрым шагом проследовал к выходу из кабинета.
– Если дело за столь малым, так готов посодействовать, Палыч! – прокричал выскочивший в приёмную вслед за стариком Владлен Недоля-Недоеденный. И добавил, уже не так громко: – Палыч-Старикашыч, понимаешь.
Выбежал и Киселёв.
– Палыч! Георгий Палыч! – воззвал он.
Однако тот уже в коридоре и торопливо идёт к лестнице. Затем оглядывается и видит размашисто шествующего Недоеденного и поспешающего следом Киселёва.
– Я с вами! – кричит Недоеденный.
– Не дури, Палыч! А ну, стой! – нервничает Киселёв.
Бежать вниз, прыгнуть в машину и умчаться? Да нет, не получится. Георгий Павлович, уже у самой лестницы, спотыкается, натуральненько этак, и падает сначала на колено, а потом и на правый бок. Теперь обе руки прижимаем к груди и испуганный и растерянный взгляд устремляем куда-нибудь в никуда и мимо. Не заиграться бы только и не словить приход настоящий, ибо уже испытано.
Сработало, однако. Переполох необходимого уровня. Вот уже и про «скорую» речь зашла. Что ж, наблюдаем за развитием событий в ожидании подходящего момента. Но глаза на время зажмурим.
– Вы не могли бы? У меня телефон в кабинете! – взволнованно обращается к Недоеденному Киселёв.
– Нет, вы уж сами. У меня это всегда плохо получается, – следует достаточно твёрдый отказ. – А за ним я присмотрю.
«Реанимировать бы только не начал», – с тревогой подумал Георгий Павлович и поторопился приоткрыть глаза, чтобы не выглядеть потерявшим сознание. И увидел поспешно, семенящей походкой удаляющегося Киселёва. А ведь тоже постарел, и физически, и… по иным параметрам. Учредитель, видите ли, новый, с «Хаммером» и замком, каких и не видывал директор одного из лучших цирков! Репутация, слава, традиции… Не-не, нам окорочков и всего такого прочего.
– М-м-м, – промычал Георгий Павлович и сымитировал попытку переместиться в сидячее положение.
– Не дёргайся! Лежи! – приказал Недоеденный и движением ноги «попытку» эту пресёк.
«Не дёргайся», «лежи», и – ногой! Так футболисты пас партнёру отдают. В следующий раз просто к полу придавит протекторами ботинок. И разгневанный Георгий Павлович смежил веки, не желая выдать своего состояния.