Когда он открыл глаза, увидел, что у постели сидит Ллойд. С каждым его приездом он всё больше изменялся в лице. Ещё менее в нём узнавался тот весёлый старший брат, что заменял Эрику отца большую часть времени. Он возмужал. Тело его стало крепче и шире. Лицо покрылось толстой щетиной – такой же золотистой, как волосы. Кожа огрубела, появилось множество мозолей на руках. Одежда пропахла порохом. Но его глаза, его зелёные глаза всё ещё улыбались. Иногда только по ним можно было узнать доброго, родного, всегда понимающего его брата.
– Привет, Эрик, – он добродушно потрепал его по голове. – Что снилось?
– Н-н… – Эрику внезапно трудно стало говорить. Вместе с сознанием к нему пришла боль, – левый бок ужасно ныл, будто его надели на раскалённый штырь. – Н-ничего.
– Ну ты молодец, скажу я тебе! Прошёл обряд посвящения! Держишься молодцом, – он улыбнулся пожелтевшими зубами. – За что воевал-то? За родину, надеюсь?
– Н-не совсем.
Память Эрика начала восстанавливаться. Элиза. Дуэль с Декстером. Потеря решимости. И боль сразу вернулась. Не та, что от раны. Хотя это тоже можно было назвать раной – душевным шрамом. И он рассказал всё брату. Мог рассказать только ему. У каждого человека должен быть собеседник. Неважно даже, поймёт он или нет. Главное, чтобы выслушал. Ллойд был лучше. Он выслушал, понял и ответил.
– Ясно. Мне жаль, что так получилось. Знаешь, могу тебе предложить кое-что. У всех нас бывают падения. Чтобы от них оправиться, нужно… сменить обстановку, попробовать что-нибудь новое.
– Что ты имеешь ввиду? – Эрик повернул голову набок и с интересом посмотрел на брата.
– Я бы предложил тебе одну вещь, пока я здесь. Иди в армию. Возраст у тебя подходящий. Там платят исправно, да и войн сейчас нету почти. Только на островах… Пообщаешься с разными людьми. Остепенишься.
– Ты серьёзно? – Эрик фыркнул. – Там же одни тупицы, которые ничего не умеют.
– Знаешь, я тоже так думал. Но оказывается – нет. Представь себе – там много людей, которые правда хорошо разбираются не только в искусстве убивать. Хотя неправильно. Извини. В армии не убивают. Армия страну защищает. Подумай о стране, подумай, что ты можешь для неё сделать!
– Я подумаю.
Эрик всегда прислушивался к брату. Ллойд был человеком опытным. Любой его совет шёл на пользу, если не в тот же момент, то в будущем. И Ллойд всё делал на благо семьи. Он был самым честным человеком, которого Эрик знал.
– Подумай. А я пойду, скажу матери, что ты очнулся, – Ллойд встал и собрался уже уйти.
– Слушай… – Эрик остановил его. – …Ты не знаешь, как там Декстер?
– Кто? – не понял Ллойд.
– Ну…
– Тот, кто тебя подстрелил!
– Надеюсь, ты не врезал ему? – немного волнуясь, спросил Эрик.
– Что? Ха-ха-ха! Нет! Гражданских не бью. Я их защищаю всё-таки, – ответил Ллойд.
– Так как он?
– Не знаю. Когда я прибежал к вам, он был напуган.
Эрик промолчал.
Он провёл недели две дома. Пуля прошла навылет, органы не задела. Мать постоянно вертелась возле него, ухаживала и стала очень нервной. Особенно это касалось Ллойда, которого она заставила выкинуть в реку его старый Кольт-Уолкер, дабы тот не валялся дома. Старший брат же на всё время лечения Эрика оставался с семьёй. Он отправил письмо в часть и продлил увольнение. Эрик был очень рад компании брата и не мог наговориться с ним о всяком. На пятнадцатый день Ллойд приволок домой дорогого пива. Вместе братья выпили по четыре бутылки пенного и отправились гулять в лес. Вернулись поздно ночью с убитым селяком наперевес. Селяк был зажарен и съеден в семейном кругу. Как раз за столом Эрик решил окончательно – он едет.
Через два дня Эрик собрался. Ему не надо было многого. Ллойд сказал, что знает часть, где его точно возьмут, и где всё тихо, как на дне моря. Мать с трудом сдерживала слёзы, ведь теперь оба сына покидали её. Чёрногривому тоже было грустно, правда он старался не подавать вида, – рыл землю копытом, фыркал и почти не брал еду.
Рано утром они с Ллойдом покинули деревню. Стоя на самом краю, они смотрели, как медленно встаёт солнце, освещая постепенно родные крыши, что не увидят они ещё долго. Эрик взглянул на свою любимую, самую высокую. Он увидел окно – то самое, у которого всегда рисовала Элиза. Только её сейчас не было там. «Лучше не забивать себе голову этим, – подумал Эрик. – Как раз, чтобы освободить мысли, я и уезжаю. Пора забыть».
***
Три года назад, когда северо-восточные окраины Кодиматриса накрыло непривычно толстым снежным покровом, Пекатум похолодел, но сердца его жителей были всё так же теплы. Эрика не пугали сильные морозы, – дома он жаждал свободы, а как только вырывался наружу, хотел ещё чего-то большего. Он не понимал это, но пытался всячески унять душевные порывы. Чистый сердцем и умом, невинный мальчик искал приключений в любой мелочи и находил вдохновение в любой мысли. На обочине дороги навален огромный сугроб, – разумеется, Эрик возомнит себя скалолазом, забравшись наверх, чтобы тут же рухнуть вниз, в снежную толщу. Изгородь покрылась зубастым слоем сосулек, – конечно, он представит их себе оружейным арсеналом и постарается поскорее проверить остроту меча на мимо проходящем сверстнике. Убегая изо всех сил от получившего по голове ледышкой Сэма, Эрик нёсся к полю, которое во все времена года могло утаить его от чужих глаз. После двух шагов, тело мальчика потонуло в снежной толще. Белое одеяло накрыло его с головой. Выпуская пар перед лицом, он замер, прислушиваясь к отдалённому хрусту снега. Он снова один, и это радостно. Конечно, юное сердце хотело бы чувствовать Её рядом, однако Элиза недолюбливала не только знойную жару, но и сильный холод, – она оставалась дома, чтобы долго-долго рисовать снегопад перед окном. Эрик знал: в такие моменты её лучше не тревожить. Именно поэтому в эти Морозы ему было суждено проводить большую часть времени с игривым уличным ветром. Но чем больше он чем-то упивался, тем более ему хотелось попробовать что-то новое. Дни вереницей шли из года в год, и каждый новый казался скучнее предыдущего, если был хоть немного похож.
Эрик помнил, как ещё раньше отец оставался на Морозы дома. Мальчику тогда не разрешали слоняться по улице одному. Он лежал у печи, что тужилась изо всех сил, источала жар, но даже так не могла прогреть весь дом. Место недалеко от заслонки было у Эрика любимым. И порой уставший отец тоже приходил туда и садился рядом. Тогда сынишка, такой счастливый от каждой секунды времяпрепровождения с отцом, просил купца что-нибудь рассказать. И тот рассказывал. Отец был хорошим рассказчиком, – его истории никогда не повторялись. Каждая новая была интереснее и познавательнее предыдущей. И на всю жизнь Эрик запомнил историю про далёкий северный континент.
Когда сын спросил его, где бы отец хотел побывать больше всего, тот сильно задумался, а потом сказал слово совсем не знакомое ребёнку. «Фригус». По словам отца, это далёкая земля, которая лежит на другой стороне Инсмутского океана. Он даже сказал, сколько морских миль плыть дотуда, но мальчик был ещё слишком мал, чтобы запоминать такие большие числа. Этот континент намного меньше, чем Риверланд, где располагаются Кодиматрис и Нортфорт, однако там тоже живут люди. Они не впутываются в войны, они не захватывают чужие земли. Они мирно существуют, развиваясь независимо от остальных. Климат Фригуса, ещё более суровый, чем в Нортфорте, закаляет тамошних людей. Они сильны и телом, и разумом. Наверняка, худший человек Фригуса не так зол и беспощаден, нежели вместе взятые плохие люди Риверланда.
Сто пятьдесят лет назад их корабли прибыли к северным границам Кодиматриса. Чужеземные люди не хотели воевать или наживаться на этих землях. Они даже не подозревали о существовании огромного Риверланда. Но удивительнее всего был тот факт, что они переплыли весь океан. Их флот выглядел куда лучше имперских кораблей того времени. Их технологии явно превосходили и до сих пор превосходят технологии в Риверланде. Только встретив кодиматрисцев, они начали пытаться понять их язык. Они смогли адаптировать под себя и улучшить существовавший тогда альтиор. Фригуские мореплаватели предложили местным свои товары: самоцветы, шкуры иноземных животных, а также зёрна неизвестного металла, который моряки называли «платинум». Не обошлось и без книг на непонятном языке, в которых кодиматрисцам оставалось только рассматривать картинки.
И вслушиваясь в истории отца, Эрик сам всё сильнее и сильнее желал когда-нибудь сесть на корабль и доплыть до далёкого Фригуса, встретить его добрых жителей и подняться на его высокие горы, чтобы увидеть весь океан от одного горизонта до другого. Он не мог дождаться, когда же он вырастет, чтобы пойти во флот. Однако он не мог догадываться, что через пару лет он уже и не будет помнить о своей мечте. Он отдалится от отца, станет больше времени проводить с братом, а ещё больше с Элизой. Но сейчас он был мал, как и всегда до этого. Воображая вокруг себя бескрайний Инсмутский океан, Эрик резко выпрыгнул из-под снежного покрывала, разбрасывая хлопья по сторонам. Блондин оглянулся к пшеничному полю и побежал вперёд, подальше от города. Чем быстрее он бежал, чем сильнее он уставал, тем больше он чувствовал: жизнь кипела в маленьком теле, словно лава в вулкане. Он сам не заметил, как покинул поле, – всё вокруг было белое-белое. И не успел он оглянуться, как вдруг нога зависла в воздухе, и, не найдя, куда наступить, мальчик покатился вниз по снежному склону. Как только
Эрик остановился, с весёлым смехом он снова встал и принялся отряхивать от снега лицо.
– Ого! Фригусские горы! – воскликнул он, говоря с самим собой. – Мы приплыли!
Прокричав воинственное «ура», он попытался бегом взобраться на холм обратно, но почти сразу поскользнулся и упал вниз. Героически шмыгнув носом, Эрик стал обходить возвышение сбоку. С севера резко подул сильный ветер. Морозный воздух колол мальчику нос и просачивался сквозь одежду. Поспешно надев варежки, Эрик стал бегом огибать склон, пока не поднялся на него, на этот раз не сорвавшись вниз. Ветер и не думал ослабевать. Он гнул деревья, сдувал с них снег, а мальчика едва не сбивал с ног. Взглянув на небо, Эрик увидел, как быстро стали двигаться облака, будто живые.
– Ветер… – с благоговением произнёс он и, поддавшись стихии, свалился на спину, продолжая наблюдать за небом.
Свист ветра заставлял мальчика входить в полутранс. Он забывал все свои мысли, все чувства, сосредотачивая внимание исключительно на небе. Волшебная картина дарила ему невиданное наслаждение. Маленький блондин не мог объяснить себе, почему вид маленьких облаков, бегущих прочь от сильнейшего ветра дарит ему такие эмоции. Ему даже показалось, что воздух стал тёплым, что снег стал подтаивать от его радости. Белые странники стали меняться, извиваясь змеями и превращаясь в дивные спирали. Эрик почувствовал небывалую лёгкость в теле. Он думал, что прямо сейчас сможет воспарить к небу и увидеть Пекатум, поля, Кодиматрис и весь мир так, как видят его птицы. Мальчик так хотел увидеть всё. Элиза иногда говорила ему, что нельзя увидеть всё, а если и можно, то можно разочароваться в мире. А Эрик не боялся разочарования. Разве имеют значение разочарование или восхищение перед лицом всеобщего знания? Разве это не смысл жизни – познать её от края до края и понять своё место в бесконечности? Как хорошо ему было в те дни, когда он мечтал. И казалось, всё это останется мечтами. А он был и не против…