Город спал. Темнота обливала красные черепичные крыши, гасила золотой свет в окнах и черной водой текла по переулкам, наполняя их тишиной.
Полуночница любила это время. Особенно «Час черных кошек» – с трех до четырех часов утра, самое темное и тихое время.
Зимой было особенно темно и особенно тихо. Никто не заметит тень, скользящую по крышам. За годы она научилась делать это практически бесшумно.
Полуночница никуда не торопилась, но передвигалась быстро, низко пригибаясь, и ничем не выдавала своего присутствия. Когда-то, в первый раз выбравшись на крышу, она наступила на черепичную облицовку, отколов кусок, который с оглушительным звоном разбился на чьем-то подоконнике.
Это было очень давно.
На краю одной из крыш девушка остановилась.
В доме напротив горел свет. В одном из окон что-то блестело золотистым маревом. Наверное, свеча на подоконнике – она не могла разглядеть точно за занавесками. Девушка недовольно скривилась – хозяин давно должен был лечь спать. Впрочем, это не имело особого значения. Она подождет, пока он закончит дела. Приморская резиденция герра Хагана Хампельмана скоро должна была уснуть вместе со всем городом.
«Кошачий» час миновал. Она начала нервничать. Темнота, укрывающая город, все еще была плотным, черным бархатом. Но в ней уже чувствовалась близость рассвета, словно дыхание зимы в осеннем ветре.
Плохо. Очень, очень плохо.
Перебравшись на крышу дома, за которым она следила, Полуночница перегнулась через край, крепко держась за витую медную решетку.
Сколько раз жандармы говорили, что следует снимать эти решетки. Сколько объясняли эстетам, что это находка для любого, кто хочет проникнуть в дом. Полуночница всегда втайне посмеивалась: если она захочет проникнуть в дом, ее не остановит даже отсутствие дверей и окон.
Мягко приземлившись на подоконник, Полуночница сняла перчатку и слегка повела в воздухе ладонью. Занавеска за стеклом медленно поползла в сторону.
Это кухня. Огромная медная плита, широкий стол вдоль стены, множество посуды, стоящей штабелями на полках, и какие-то горшки с зеленью прямо на подоконнике. Девушка кивнула своим мыслям – кухня подходит. Вообще-то ее коллеги опасались попадать в дома через кухни, справедливо полагая, что один медный ковш способен, упав со стены, перебудить весь дом.
Но пускай кухонь боятся те, кто не способен пройти по нитке пустого пространства в самой захламленной комнате так, чтобы не дрогнул ни один из разбросанных по полу листов бумаги. Она была способна.
Полуночница сложила руки в молитвенном жесте и представила, как обнимает ладонями замок на окне, почувствовала тяжесть прохладного металла и гладкость сухого дерева. Простая щеколда. Странно, новые механические замки поддавались проще, чем обычный металлический запор. И открывались тише. Жаль, хозяин этого дома не раскошелился.
Медленно, с усилием, она провела указательным пальцем в сторону, ведя за собой щеколду на той стороне окна.
Раздался тихий скрип.
«Ну да, конечно, зачем смазывать замки на окнах», – с раздражением подумала она и сама улыбнулась своим мыслям.
Все ее коллеги искренне возмущались, когда что-то в быту добропорядочных граждан мешало совершению преступлений.
Она приоткрыла окно и медленно поставила ногу на подоконник, между цветочными горшками с зеленью. У стены рос укроп, и его желтые соцветия могли легко испачкать одежду, оставив заметные следы. Спустившись на пол, она закрыла окно и тщательно протерла щеколду небольшой бархатной тряпкой.
Внимание к деталям – первое, чему ей пришлось научиться. Никаких соприкосновений с кошками, цветами, свежей штукатуркой, красками и всем, что способно оставить след. Самым важным в работе было не выполнение задания – при малейшей опасности полагалось пренебречь заказом и передать его другому. Самым важным было сделать так, чтобы присутствие чужака в доме осталось незамеченным.
За годы работы ей приходилось исполнять самые странные заказы. Людям, способным проникнуть в любой дом, платили не только за кражи и убийства. Могли попросить запомнить расположение вещей в комнате, могли заставить подкинуть какую-нибудь мелочь, отравить собаку… Однажды ей заплатили, чтобы узнать, какими духами пользуется одна высокопоставленная особа. В тот раз она даже в дом не полезла, потому что «Сек Манифик» пах так узнаваемо, что было достаточно просто на несколько секунд оказаться рядом с женщиной, которая его носила.
В этот раз ей не нужно было ни красть, ни рыться в чужих столах. Анонимный заказчик просил фотографию спящего мужчины, хозяина дома.
Только и всего. Девушка давно не задавала лишних вопросов. Чем меньше она знает о заказчике и его мотивах, тем проще ей будет врать на допросах в жандармерии, где она оказывалась не раз. И еще никому не удавалось поймать ее на лжи.
Выйдя из кухни в темный коридор, она остановилась и опустила на глаза плотно прилегающие очки. Именно они оказались самыми удобными для ее целей. Их длинные окуляры вмещали до четырех сменных линз. Комбинация двух из них позволяла видеть в темноте, другая служила для увеличения. Она давно хотела купить новые очки, с десятком линз, которые повышали четкость изображения даже в полной темноте или позволяли разглядеть микроскопический скол на грани драгоценного камня. Но каждый раз она откладывала покупку. Полуночница, как и большинство ее коллег, была суеверна и считала, что вещи приносят удачу.
Она знала, что в доме есть дети, но к счастью, прислуга работала добросовестно, и на полу не было игрушек, которые пришлось бы тщательно обходить.
Ей нужна была дверь в самом конце коридора. Свет в комнате уже не горел, и она очень надеялась, что хозяин успел уснуть. Горничная говорила, что герр Хампельман пьет снотворные капли и засыпает быстро.
Стоило сделать шаг к комнате, как за спиной раздалось глухое рычание. Она медленно обернулась.
Никаких собак в доме не было. Не должно было быть. Не иначе как внезапно нагрянул кто-то из гостей, и горничная об этом не знала. Утром Полуночница, притворившись цветочницей, полтора часа провела с горничной на кухне, глотая перестоявший холодный чай и обсуждая ее настоящих и своих выдуманных работодателей. И вот он, результат ее спектакля!
Собака была огромная, поджарая, серебристо-серая, с брыластой мордой и маленькими красными глазами. Девушка мысленно поблагодарила Спящего, который даровал ей встречу именно с этой породой. Эти сначала рычали, а потом бросались.
Собака шла к ней, настороженно ворча. Еще немного, и она перейдет от предупреждений к атаке.
Медленно, очень медленно, Полуночница вытянула из кармана небольшой серебристый свисток. Поднесла его к губам, и в тишине раздалась тихая, почти неслышная трель.
Для человека этот звук ничего не значил, даже если его услышит. Но собака остановилась, словно в замешательстве. Постояла несколько секунд, после чего развернулась и бросилась к одной из дверей.
Не оставалось сомнений, какая из спален предназначалась для гостей.
Девушка не боялась, что собака зарычит. Ужас, который будила в животных Крысиная флейта, иногда заставлял их замирать на целые часы. Они не решались ни рычать, ни скулить, ни даже щериться на невидимого врага. Правда, трогать животное в таком состоянии не рекомендовалось.
За дверью, где спал мужчина, которого она должна была сфотографировать, было тихо. Решившись, она приоткрыла дверь, после чего сразу отступила в темноту. Из комнаты по-прежнему не раздавалось ни звука.
Открыв дверь чуть шире, она проскользнула в комнату.
И остановилась в проходе.
«Какого…» – мелькнула паническая мысль.
Впрочем, мысль глупая и бесполезная, потому что Полуночница прекрасно видела, какого.
Ее «объект» не спал. Он лежал на кровати, поверх серого стеганого покрывала, и кровь еще стекала по стене бордовым узором.
Убийцы не было. Он не мог нигде спрятаться, а значит, уже сбежал. Ну, либо достопочтенный герр Хаган сам выстрелил себе в голову, что было тоже вполне вероятно.
Девушка не сразу обратила внимание на женщину, сидящую в кресле в углу комнаты. Женщина смотрела прямо на нее, приоткрыв рот, словно собиралась закричать. Кровь влажно блестела тёмным узором на мягкой серой ткани шерстяного платья и складках юбки. Над воротником, на горле чернел глубокий разрез.
Думать было некогда. Полуночница закрыла правый глаз и протянула руку к окуляру. Аккуратно сняла его с основы, убрала в карман. Достала из второго кармана другой и, опустившись на колени, быстро закрепила его на кожаной основе. Снимающий окуляр был тяжелым и неудобным, но позволял фотографировать, оставляя руки свободными.
Она подошла к кровати, склонилась над ней и замерла на несколько секунд, слушая тихие щелчки окуляра. Затем подошла к женщине и медленно обошла кресло по кругу.
Сделав снимки с нескольких ракурсов, отошла к окну и задумалась.
Из дома нужно было бежать, и чем скорее, тем лучше. Заказ она выполнила, делать ей здесь больше нечего.
Вернуться тем же путем нельзя – собака перегородила ей путь. Сейчас к ней не стоило приближаться: животное было нервным и непредсказуемым, в измененном Крысиной флейтой сознании что угодно могло показаться опасностью.
Значит, нужно было уходить через это окно. Но ей не требовалось даже притрагиваться к трупу, чтобы понять, что несколько минут назад герр Хаган был жив. Если бы она не медлила с собакой в коридоре, могла бы столкнуться с убийцей. Или стать свидетелем самоубийства. Странно, что она не слышала выстрела. Впрочем, в дом она проникла быстро, и даже собака не сильно ее задержала, так что все могло случиться, пока она сидела на крыше. Может, стоило поискать револьвер или нож, которым убили женщину, но она решила не тратить время – за расследование ей никто не платил.
Если это все же было убийство, и она не слышала никаких звуков, пока возилась на кухне, значит, убийца покинул дом через это окно.
«Либо это один из домочадцев, либо это самоубийство, но перерезанное горло… Убил женщину и застрелился?» – думала она, холодно перебирая варианты отступления.
Утром она успела осмотреть дом и помнила, что рядом со спальней есть лестница на второй этаж. Проще всего будет выбраться на крышу через одно из верхних окон и тихо уйти.
Это была не самая опасная ситуация, в которую она попадала, но положение становилось хуже с каждой минутой.
Кажется, наверху была детская. Хорошо, если так. Дети ложатся рано и спят обычно крепко.
Ни одна ступенька не скрипнула, когда она поднималась. Дверь оказалась приоткрыта, а комната была освещена ночником с теплым желтым светом.
На этом ее удача кончилась.
– Ты кто? – раздался за ее спиной детский голос, когда она уже залезла на подоконник и приготовилась прыгать.
Полуночница медленно обернулась.
Как не вовремя.
Девочка лет пяти, светловолосая, в белой сорочке похожая на маленькое привидение, сидела на кровати и смотрела на нее в упор.
Однажды ей пришлось стрелять в некстати проснувшегося гостя. Но застрелить ребенка она бы не смогла, об этом противно даже думать.
– Мальчик-с-фонарем! – загадочным шепотом ответила Полуночница, прыгая в оконный проем.
Девочка, кажется, будила брата, спящего на соседней кровати.
Очень, очень плохо, что она не закрыла окно. Впрочем, девочка все равно его откроет. Как она это сделает, Полуночница уже не услышит.
На горизонте уже забрезжила золотистая полоска рассвета.
Оставалось не более получаса, чтобы успеть уйти в темноте, а потом в укромном месте сложить в спрятанную сумку всю амуницию, накинуть на комбинезон строгое шерстяное платье и превратиться из воровки и убийцы в добропорядочную горожанку.
Серую мышку, на которую никто не обращает внимания.
Объектив со снимками лежал в кармане. Она еще не знала, что это – удачный предмет торга, опасные улики, от которых следует немедленно избавиться или ее защита, но дважды проверила, чтобы объектив с фотографиями остался на месте.
Знала только одно. То, что произошло сегодня ночью, не было цепью случайных совпадений. Она была уверена, что даже собака в коридоре оказалась не просто так.
А значит, серой мышкой придется побыть немного дольше, чем обычно.