Два вечера спустя после бала у Човорта Габриель играл сам с собой на бильярде в частных апартаментах над клубом «Дженнерс». Роскошное помещение, где когда-то жили родители на первых порах после свадьбы, сейчас служило нуждам семейства Шоллон. Рафаэль, его младший брат, который обычно дневал и ночевал в клубе, в данный момент находился в поездке по Америке. Шоллоны, владевшие компанией по строительству железных дорог, откомандировали Рафаэля за океан, дабы договориться о поставках больших объемов бруса из американской сосны. Американская сосна ценилась за прочность и гибкость, и ее использовали для изготовления железнодорожных шпал. Сейчас эта древесина была в большой цене.
В отсутствие беззаботного, общительного Рафаэля обстановка в клубе стала другой, но коротать здесь одиночество было легче, чем в упорядоченной тишине его дома на Куинс-Гейт. Габриелю нравилась полная комфорта мужская атмосфера, сдобренная ароматами дорогих напитков, трубочного табака, мебельной обивки из марокканской кожи и манящим запахом зеленого сукна. Это благоухание всегда напоминало ему времена юности, когда он увязывался за отцом в клуб.
Годами герцог практически каждую неделю являлся в «Дженнерс», чтобы увидеться с управляющими и тщательно изучить бухгалтерские книги. Его жена Эви унаследовала клуб от своего отца, бывшего профессионального боксера Иво Дженнера. Клуб представлял собой неутомимо работавшую финансовую машину, огромные прибыли от которой позволили герцогу увеличить сельскохозяйственное производство в загородных поместьях, вложиться в недвижимость и создать разветвленную империю инвестиций. Игорный бизнес, конечно, был противозаконным, но половина парламентариев состояли членами клуба «Дженнерс», что сделало его практически неуязвимым для судебного преследования. Для мальчишки, ограниченного домашними стенами, посещение клуба с отцом обязательно становилось событием. Здесь всегда можно было увидеть и узнать что-то новое. Мужчины, с которыми знакомили Габриеля, сильно отличались от предупредительных слуг и исполненных почтения арендаторов в поместье. Покровители и штат клуба говорили на вульгарном языке, сыпали непристойными шуточками, учили его карточным трюкам и уловкам. Иногда Габриель садился на высокий стул у круглого стола, за которым играли в кости, чтобы понаблюдать, как делают высокие ставки. Обычно на его плече лежала отцовская рука. Вот так, под защитой отца, Габриель становился свидетелем того, как за одну ночь выигрывались или проигрывались целые состояния: все зависело от броска костей.
Когда Габриель подрос, крупье стали учить его математике возможностей и вероятностей. Они также показали ему, как обнаружить кости с грузилом и меченые карты. Габриель познакомился с сигналами людей, вступивших в сговор: подмигиваниями, кивками, пожатием плеч, и с прочими едва различимыми приемами, которыми пользуются шулера. Он понял, как жульничают мошенники, когда пользуются мечеными картами, как прячут их либо подменяют. Во время посещений клуба он очень много узнал о природе человека, даже не осознавая этого.
Много лет спустя он понял, что, приводя его в «Дженнерс», отец давал ему уроки житейской мудрости, готовил к будущей жизни, когда люди могут попытаться использовать его к собственной выгоде. Такие уроки пошли ему на пользу. Когда Габриель, наконец, вылетел из гнезда, то быстро обнаружил, что, как наследник герцога Кингстона, стал мишенью для многих.
Выставив пять белых шаров в центре поля, Габриель приготовился нанести удар красным битком в противоположный угол. Методично, по очереди он положил все белые шары точно в одну лузу. Ему всегда нравился бильярд с его выбором угла для удара, с неповторяющимся рисунком расположения шаров. Определенно игра помогала приводить мозги в порядок, когда требовалась ясность мысли.
Сделав последний удар, Габриель почувствовал, что кто-то стоит в дверях. Не распрямляясь, он поднял глаза и встретил ясный и энергичный взгляд. Усмешка появилась на его губах.
– Я все думал, сколько времени тебе понадобится, чтобы узнать обо всем.
Обманчиво равнодушный герцог Кингстон вошел в комнату. Себастьян всегда был в курсе светской жизни Лондона, даже когда месяцами не покидал Суссекса.
– Пока мне поведали три разные версии этой истории.
– Выбери самую плохую, и я ее подтвержу, – сухо предложил Габриель, откладывая в сторону кий. Для него было большим облегчением видеть отца, который всегда являлся неиссякаемым источником уверенности и душевного комфорта. Обменявшись решительными рукопожатиями, отец и сын коротко обнялись. Такое проявление чувств было несвойственно знати, однако кто сказал, что они обычная семья?
После добродушного похлопывания по спине Себастьян отстранился и окинул сына взглядом, полным внимания и заботы, что оживило в Габриеле давние воспоминания. От отца не ускользнул его усталый вид. Легким движением он взъерошил волосы Габриеля, словно тот был еще мальчишкой.
– Похоже, спать сегодня ты не ложился.
– Бо́льшую часть ночи прокутил с друзьями, – признался сын. – Все закончилось, когда мы упились настолько, что не могли понять, где верх, где низ.
Усмехнувшись, Себастьян снял плащ и бросил на стул.
– Мы так прощаемся с холостяцкими денечками, верно?
– Точнее сказать – барахтаемся, чтобы выплыть, как тонущая крыса.
– Что одно и то же. – Физически активная жизнь в городке Херонс-Пойнт, где находилось семейное поместье, позволила ему сохраниться и выглядеть раза в два моложе своего возраста. От постоянного пребывания на солнце его волосы покрылись позолотой, а лицо загаром. На этом фоне светло-голубые глаза сияли с потрясающей силой.
В отличие от своих сверстников, которые превратились в степенных и солидных мужей, герцог стал даже еще более энергичным не в последнюю очередь потому, что его младшему сыну едва исполнилось одиннадцать лет. Герцогиня Эви забеременела неожиданно, после долгого перерыва, когда уже начала думать, что больше не сможет родить. Так и получилось, что последняя дочь Серафина оказалась старше малыша на восемь лет. Эви была крайне смущена, обнаружив, что носит ребенка. Это в ее-то возрасте! Вдобавок муж начал подтрунивать над ней, заявляя, что она – ходячее подтверждение его мужской силы. И в самом деле, Себастьян стал держаться с большей значимостью во время ее последней беременности.
Их пятый ребенок был красивым мальчиком с темно-рыжими волосами, как у ирландского сеттера. Его окрестили Майклом Иво, но как-то так получилось, что задиристое второе имя подошло ему больше, чем первое. Превратившийся теперь в живого, неунывающего подростка, Иво сопровождал отца практически повсюду.
– Начинай, – сказал Себастьян, перебирая кии на стойке в поисках любимого. – Мне нужна фора.
– Черта лысого! – спокойно парировал Габриель, выставляя шары. – В прошлый раз ты продул мне только потому, что слишком часто позволял Иво бить вместо себя.
– Я предвидел проигрыш и просто прикрылся мальчишкой.
– А где Иво? Ни за что не поверю, что парень добровольно остался в девичьей компании.
– Он чуть не вышел из себя, – с сожалением сказал Себастьян. – Но я объяснил ему, что твоя ситуация требует моего индивидуального внимания. Как обычно, я кладезь полезных советов.
– О господи!
Габриель наклонился над столом. Он ударил по битку, который, в свою очередь, угодил по желтому шару и загнал его в лузу. Два очка. Следующим ударом отправил в лузу красный шар.
– Отличная работа, – похвалил отец. – Ну ты и дока!
Габриель фыркнул:
– Ты бы так не сказал, если бы увидел меня на балу у Човортов два дня назад. Обозвал бы круглым идиотом – и правильно! – за то, что попал в брачную ловушку наивной девчонки.
– Любой бык, как ни упирается, ярма не избежит. – Себастьян обошел стол, выбирая место для удара, потом с блеском исполнил его. – Как ее зовут?
– Леди Пандора Рейвенел. – Продолжая игру, Габриель рассказывал с отвращением: – Я вообще не собирался идти на этот чертов бал. Меня затащили туда друзья. Они рассказали, что Човорт заплатил целое состояние артели, которая запускает фейерверки. На бал мне было наплевать, поэтому я спустился к реке, чтобы посмотреть, как рабочие устанавливают ракеты. А на обратном пути… – Он замолчал, выполняя карамболь – удар, когда выбивают два шара одновременно. – …Мне посчастливилось услышать, как в летней беседке девушка бранится на чем свет стоит. Оказывается, она застряла в спинке скамьи с задранной вверх задницей, и платье у нее зацепилось за элементы резного орнамента.
У его отца глаза заблестели от удовольствия.
– Чертовски умная приманка! Ни один не устоит.
– Как идиот, я решил помочь, но прежде чем мне удалось вытащить ее оттуда, на нас налетели лорд Човорт и Уэстклиф. Последний, конечно, предложил держать язык за зубами, но Човорт решительно настроился меня наказать. – Габриель многозначительно посмотрел на отца. – Словно сводит какие-то старые счеты.
– Как-то случился короткий флирт с его женой, – с виноватым видом признался Себастьян. – Еще за несколько лет до того, как я женился на твоей матери.
Габриель небрежно ударил кием, и шар бесцельно закрутился по столу.
– Теперь репутация девушки подмочена, и я должен на ней жениться. Предложение на этот счет, надо сказать, вызвало в ней бурю протеста.
– Почему?
– Возможно потому, что я ей не нравлюсь. Как сам можешь представить, обстоятельства нашего знакомства были далеки от романтических.
– Нет, я спрашиваю, почему ты должен на ней жениться.
– Потому что так поступать – дело чести. – Габриель помолчал. – Разве ты не этого от меня ждешь?
– Ни в коем случае. Это твоя матушка ждет, что ты поступишь благородно. Я, однако, был бы безмерно счастлив, если бы ты каким-нибудь неблагородным способом выпутался из этой ситуации. – Наклонившись, Себастьян прищурился, нацеливаясь нанести удар, потом искусно уложил красный шар в лузу. – На девушке должен кто-то жениться, – беззаботно заявил он, – но не обязательно ты. – Вернув красный шар на поле, Себастьян перешел к центру стола. – Мы купим ей мужа. В наши дни большинство семей самого благородного происхождения сидят по уши в долгах. За приличную сумму они с радостью предложат одного из своих породистых отпрысков.
Задержавшись взглядом на отце, Габриель обдумывал слова отца. Можно было бы всучить Пандору кому-нибудь другому: пусть она станет проблемой для кого-то еще. Она получит законного супруга, а он – свободу.
Вот только…
Вот только он не мог перестать думать о Пандоре, которая стала для него вроде навязчивой музыки, постоянно звучавшей в ушах. Она настолько завладела им, что он перестал навещать свою любовницу, понимая, что даже Нола с ее обширным любовным репертуаром не сможет отвлечь его.
– Ну и?.. – напомнил отец о своем присутствии.
Погруженный в свои мысли, Габриель ответил не сразу:
– Идея интересная.
Себастьян насмешливо глянул на него.
– Вообще-то я ожидал другого ответа – что-то вроде: «Да, великий Боже, я сделаю все, чтобы избежать пожизненных оков с девицей, которую не выношу».
– Я не говорил, что не выношу ее, – раздраженно возразил Габриель.
Себастьян посмотрел на сына со слабой улыбкой, а после паузы подстегнул разговор вопросом:
– Там есть на что посмотреть?
Подойдя к буфету, Габриель налил себе бренди и пробормотал:
– Она чертовски хороша.
Все более заинтересованный, отец спросил:
– Тогда в чем проблема?
– Она прелестная маленькая дикарка, изначально неспособная держать язык за зубами, не говоря уж о своеобразии – ходит на балы, но не танцует, только сидит в углу. Двое приятелей, с которыми я пил прошлой ночью, рассказали, что приглашали ее на вальс. Одному девушка отказала, заявив, что лошадь, запряженная в карету, отдавила ей ногу, а другому – что дворецкий случайно прищемил ей ногу дверью. – Сделав еще один глоток бренди, Габриель мрачно закончил: – Нет ничего удивительного в том, что она – желтофиоль.
Себастьян, который уже начал посмеиваться, судя по всему, поразился, услышав последний комментарий сына.
– Ага, – негромко произнес герцог. – Это многое объясняет. – Он замолчал, погрузившись в какие-то отдаленные, явно сладостные воспоминания. – Опасные создания эти желтофиоли. К ним нужно относиться с особой осторожностью. Они тихо сидят по углам, притворяясь всеми брошенными и забытыми, хотя на самом деле являются сиренами, которые завлекают мужчин и ведут к катастрофе. Ты даже не заметишь момента, как она вытащит сердце у тебя из груди и заберет себе. Серые мышки никогда не возвращают сердец назад.
– Ты наконец перестанешь ерничать? – Габриеля начал раздражать полет отцовской фантазии. – У меня серьезная проблема, которая требует разрешения.
Все так же улыбаясь, Себастьян взял кусочек мела и натер конец кия.
– Извини. Погрузился в воспоминания. Продолжай.
– В сущности, Пандора мне не нужна, разве что в постели… Она что-то новенькое. А когда ощущение новизны пройдет, примерно через неделю, я взвою от скуки. Более того, по темпераменту она не годится мне в жены. И никому не сгодится. – Габриелю пришлось прикончить бренди, прежде чем он смог хрипло признать: – Помимо всего прочего… я не желаю, чтобы кто-нибудь другой касался ее.
Опершись ладонями о край стола, он слепо уставился в зеленое сукно.
Реакция отца оказалась неожиданно оптимистичной.
– Что ж, мой дорогой мальчик… Каждая женщина – загадка. И не для того, чтобы ее разгадывали, а чтобы ею наслаждались. – Взяв в руки шар, Себастьян подбросил его вверх и ловко поймал. – Твоя леди Пандора молода – время это исправит. Она девственница – ну, эта проблема легко решается. Твое отвращение к скуке супружества всего лишь, извини меня, верх заносчивости. Эта девушка кажется какой угодно, но только не скучной. Скорее всего, она доставит тебе наслаждения больше, чем миссис Блэк.
Габриель бросил на него предостерегающий взгляд.
Отец не делал секрета из того, что не одобряет связи сына с женой американского посла. Миссис Нола Блэк, молодая красивая супруга бывшего офицера армии Союза, чьи боевые раны не позволяли ублажать ее в супружеской спальне, пользовалась любой возможностью получить удовольствие на стороне.
Последние два года Нола потакала любому желанию Габриеля. Их встречи были свободны от моральных и прочих обязательств. Она прекрасно знала, когда нужно нажать, чтобы сдвинуть границы дозволенного, когда предложить что-то новенькое, дабы поддержать в нем интерес и удовлетворить его страсть. Габриелю не нравилось, что она замужем, возмущал ее нрав, а последнее время он начал понимать, что эта интрижка превращает его в худшую версию самого себя, однако продолжал встречаться.
– Никто не доставит мне большего удовольствия, чем миссис Блэк, – с трудом произнес Габриель. – В этом и проблема.
Отец медленно опустил кий, лицо его было невозмутимым.
– Ты нафантазировал себе, что влюблен в нее?
– Нет! Господи, нет. Это просто… Я… – Нагнувшись, Габриель потер шею, по которой вдруг побежали мурашки. Несмотря на то что они с отцом всегда свободно говорили на разные темы, им редко приходилось обсуждать интимные темы. Себастьян – слава богу! – не принадлежал к тем, кто лезет в личную жизнь своих сыновей.
Для Габриеля не существовало простого способа описать темные стороны своего характера, да он и не горел особым желанием вглядываться в них. Как старший сын семьи Шоллон он всегда старался соответствовать самым высоким меркам – своим собственным и мнению света. С юношеских лет Габриель был уверен, что титул его семьи, ее богатство и влияние вызывают зависть у части общества. Полный решимости доказать собственную состоятельность, он получал высокие оценки в Итоне, а потом в Оксфорде. Когда его сверстники пытались на кулаках показать ему, кто главный, или превзойти его в спорте, Габриель принимал вызов и побеждал. Как только он чувствовал собственную слабину, то начинал работать, чтобы преодолеть ее. По окончании университета он взвалил на себя все финансовые дела семьи, сделал собственные инвестиции в новые проекты и заработал хорошие деньги. Во многих сферах жизни это был человек жесточайшей самодисциплины, мужчина, который всерьез относился к взятым на себя обязательствам.
Но существовала еще и другая сторона, связанная с любовными утехами, со склонностью к излишествам и ставшая серьезным препятствием в попытках быть безупречным.
Габриелю пока не удалось найти способ примирить противоположные части своей натуры. И он сомневался, что когда-нибудь найдет. Единственное, что не вызывало в нем сомнения, – Нола Блэк сделает все, что он пожелает, и так часто, как ему потребуется, и что он ни с кем не обретет такого утешения, как с ней.
Вспыхнув, Габриель попытался объяснить это, но так, чтобы не показаться развратным чудаком.
– Проблема в том, что мне требуется особое… Как бы… Она позволяет мне… – И замолчал, выругавшись про себя.
– У любого мужчины свои предпочтения, – благоразумно заметил Себастьян. – Сомневаюсь, что твои как-то уж жутко шокируют.
– Представление о шокирующем у твоего поколения сильно отличается от моего.
Последовала короткая, полная обиды пауза. Когда Себастьян заговорил снова, его голос был сух, как трут:
– Древнее и дряхлое ископаемое, кем я, собственно, и являюсь, тем не менее остатками своего старческого мозга сумело ухватить то, что ты пытаешься выразить. Ты так долго предавался распутным плотским удовольствиям, что чувствуешь себя лишенным всяческих иллюзий. Разные пустячки, от которых другие мужчины приходят в раж, тебя оставляют равнодушным. Скучная прелесть невинности никогда не сможет соперничать с губительными талантами твоей любовницы.
Потрясенный Габриель смотрел на него во все глаза.
Отец был полон сарказма.
– Уверяю тебя, мой мальчик, половую распущенность придумали задолго до твоего рождения. Развратные либертины времен моего дедушки предавались таким утехам, которые заставили бы покраснеть самих сатиров. Мужчины нашего круга стремятся заполучить как можно больше удовольствий, даже в ущерб себе. Совершенно определенно я не был святым до того, как женился, и, видит Бог, не рассчитывал найти счастье до конца своих дней в объятиях лишь одной женщины. Но нашел, а значит, не исключено, что и ты найдешь.
– Это ты так говоришь.
– Да, именно так я говорю. – Задумчиво помолчав, Себастьян продолжил: – Почему бы тебе не пригласить Рейвенелов в Херонс-Пойнт на недельку? Дай девушке шанс, познакомься с ней поближе, прежде чем принимать окончательное решение.
– Для этого не требуется приглашать все семейство в Суссекс. Для меня удобнее встретиться с ней в Лондоне.
Отец покачал головой.
– Тебе нужно провести несколько дней вдали от своей любовницы, – откровенно сказал он. – Человек с разборчивым вкусом, как у тебя, сможет насладиться новым блюдом, лишь когда перестанет замечать ароматы прежнего.
Нахмурившись, Габриель задумался. С каждым следующим днем слухи о пикантной ситуации на балу у Човорта распространялись все шире. Нола прислала уже штук десять записок, требуя опровергнуть или подтвердить сплетни. Рейвенелы должны были отбиваться от таких же вопросов, и наверняка будут рады воспользоваться возможностью уехать из Лондона. Поместье в Херонс-Пойнте с его одиннадцатью тысячами акров рощ, лесов, полей, с нетронутой береговой линией обеспечивало полное уединение.
Он прищурился, увидев на лице отца благодушное выражение.
– Почему ты это предлагаешь? Не стоит ли тебе быть более привередливым, ведь речь все-таки идет о будущей матери твоих внуков?
– Тебе уже двадцать восемь лет, и что-то я не вижу никакого намека на наследника. Поэтому меня не очень волнует, на ком ты женишься. Прошу лишь об одном: порадуй нас внуками до того, как мы с матерью станем совсем дряхлыми и не сможем взять их на руки.
Габриель искоса посмотрел на отца:
– Не очень-то рассчитывай на леди Пандору. По ее мнению, выйти за меня замуж будет самым ужасным из того, что когда-либо случалось с ней.
Себастьян улыбнулся:
– Замужество – обычно самое ужасное из того, что случается с женщинами. К счастью, их это никогда не останавливало.