Пролог Храм священного приватного танца, или Где найти экстаз

Август в Нью-Йорке знаменит своей удушающей жарой. Пар поднимается из вентиляционных шахт метро в неподвижный, влажный воздух и заключает в свои цепкие объятия всех, кто не может сбежать на шикарные пляжи Лонг-Айленда и Джерси-Шор.

Финансовый центр Нью-Йорка страдает от невыносимой жары даже больше, чем большинство других мест города. Узкие улочки и высотные здания не позволяют даже малейшему дуновению прохладного воздуха коснуться вас. В 1992 году, когда мало кто мог представить, что в будущем этот район назовут Граунд Зиро[14], молодые финансовые воротилы в стильных костюмах и при галстуках, но еще не настолько успешные, чтобы проводить жаркие дни в более прохладном месте, бесконечно перебегали от одной башни с кондиционером до другой. Один лишь вид этих застегнутых на все пуговицы рубашек в такую жару заставлял меня жадно хватать воздух ртом. Финансовый центр не был той частью города, которую я часто посещала, но в тот день я ехала туда, где крутились деньги. Я была во всеоружии: подготовила свой лучший черный кружевной бюстгальтер, самый дорогой пояс для чулок и стринги. Высокие черные чулки дополняли мой образ, но стоили недорого, ведь приватные танцы – это верный способ использовать несколько пар за одну смену.

До этого я танцевала приват лишь однажды, но я всегда схватывала информацию на лету. Во-первых, стоит отдать предпочтение чулкам: они лучше удерживают наличные, чем подвязки. Таким образом, вы сможете уделить все свое внимание клиенту, на коленях которого извиваетесь, что, в свою очередь, положительно скажется на продолжительности вашего танца и размере чаевых. Кроме того, в чулках ваши ноги будут выглядеть длиннее и соблазнительнее. Во-вторых, лучше выбрать такой образ, который подойдет именно вам, и придерживаться его. В этом клубе я – Александра, первоклассная девушка по вызову. Стильная и утонченная блондинка выглядит необычно в этом темном и мрачном месте. Обычно за основу своих образов люди выбирают сексуальные стереотипы. Латиноамериканки, с которыми я работала, предпочитали яркие, запоминающиеся образы, афроамериканки отдавали предпочтение элегантному образу роковой красотки, а те немногие белые женщины, которые работали в клубе, выделялись спортивными образами, демонстрируя подтянутые, атлетичные тела. Моя Александра выгодно выделялась на общем фоне, ведь у нее была своя изюминка: она выглядела так, как если бы Грейс Келли[15] вдруг стала проституткой. Такой образ привлекал многих клиентов в этой части города.

Я работала в клубе Harmony Burlesque потому, что мне срочно были нужны деньги. Моя девушка в Австралии ухаживала за больной мамой и пригласила к себе на пару недель. Она даже прислала мне билет, но в то время я была ограничена в средствах, а потому находилась в замешательстве. Кроме того, мне понравилось работать в клубе в прошлый раз. Хозяйка заведения Доминик – женщина, которой я восхищаюсь. Она требовательна и умна. Чтобы начать работать там, необходимо было согласиться с длинным списком правил (начиная с вполне разумных пунктов – запрета на употребление наркотиков и проституцию, поскольку в Нью-Йорке и то и другое запрещено законом), а взамен получить полную свободу творческого выражения и свободный график.

Я искренне удивилась тому, что мне понравилось там работать. Возможно, из-за чувства баланса и равновесия, которое давало это место. Вид работы, связанный с сексуальностью, относится к разряду исцеляющей и воспитывающей дух, и это – энергия инь, в то время как само место мрачное и темное – как раз в духе ян. К тому же мне просто нравилось быть Александрой. Она – архетипическая противоположность Амары – моей чувственной личности, богини Нового века. А еще я люблю физическую нагрузку. Если бы я могла так же веселиться в спортзале, то с радостью посещала бы его. Также мне нравилось тусоваться в гримерке с другими женщинами, представляя, что это современный храм святой проститутки. Мне даже нравились многие клиенты. Ну а тех, к кому я подобных чувств не испытывала, можно было либо проигнорировать, либо немного потерпеть их присутствие рядом. Кроме того, в клубе всегда достаточно женщин, чтобы можно было легко исчезнуть, когда хочешь избежать встречи с каким-то особенно неприятным типом.

Я с нетерпением ждала того дня. Вход в клуб выглядел абсолютно неприметно – лишь небольшая табличка над дверью намекала на то, где скрывалось место получения удовольствий. Я прошла через дверь, а затем и через турникет, через который проходят клиенты. Предвкушая приятное дуновение прохладного воздуха, я вдруг поняла, что он лишь немного прохладнее, чем на улице.

– Что случилось? – спросила я у широкоплечего охранника.

– Да кондей сдох, – быстро ответил он с типично бруклинским акцентом.

Жара была невыносимой. Невероятно трудно поддерживать образ Грейс Келли – идеальные макияж и укладку – при температуре в 38 градусов и 90 %-ной влажности воздуха. Особенно когда ты танцуешь на чьих-то коленях, а он вспотел даже больше, чем ты. Слава богу, в клубе было темно. Примерно через 4 часа после начала смены я потеряла всякую надежду сохранить свой образ в должном виде и ушла в гримерку, чтобы смыть макияж, оставив лишь немного туши на ресницах, легко провести по губам помадой и собрать влажные волосы. Вытерев пот с тела влажным бумажным полотенцем, я вернулась в зал.

Ковбоя я заметила еще до того, как он прошел через турникет на входе в клуб. На фоне этих пропитанных потом белых рубашек он был глотком свежего воздуха. Симпатичный. Такой аутентичный. На нем были выцветшие джинсы, потертые и заостренные ботинки, клетчатая рубашка и, конечно, изрядно потрепанная ковбойская шляпа. Он напоминал повзрослевшую и возмужавшую версию Джона Войта из «Полуночного ковбоя»[16]. Я была заинтригована, а потому направилась прямо к нему и сумела тут же завоевать его внимание.

– Привет, – начала беседу я.

– Привет, – ответил он.

– Хочешь, я станцую для тебя?

Мы нашли подходящее место. Он сел на стул. Я опустилась к нему на колени, но не до конца – половина веса приходилась на ноги. Если на самом деле опуститься на колени клиента, то вы не сможете свободно двигаться. Кроме того, это может задеть ваше Эго, которое будет шептать: «Только бы он не подумал, что я слишком тяжелая».

Свой танец я начала так же, как и каждый предыдущий: сделала глубокий вдох и посмотрела в его глаза – особенно в левый. Я научилась этой технике в Тантре. Недоминантный глаз человека (левый – если человек правша, правый – если левша) считается вратами в душу. Не стоит беспокоиться о том, что вы случайно заглянете в душу человека без его разрешения или дадите кому-то непреднамеренный доступ к вашей. Эти врата остаются плотно закрытыми, если только вы действительно не захотите иного. Кроме того, большинство людей не могут выдержать продолжительный пристальный взгляд. Это слишком интимно. Я пользуюсь этим приемом по нескольким причинам: во-первых, это дает мне точку фокусировки (как танцору или артисту, вам удобнее будет работать, когда у вас есть то, на чем можно сфокусироваться). Во-вторых, взгляд в глаза, даже если ваш визави не смотрит на вас так же пристально или смотрит не более пары секунд, в моем случае помогает развитию эмпатии. Когда я смотрю кому-то в глаза, я вижу в этом человеке гораздо больше, чем кошелек с деньгами. Я вижу его уязвимость, голод и человечность. По крайней мере, для меня это превращает танец в более исцеляющий опыт.

У меня создалось впечатление, что Ковбой – не новичок в этом приватном ритуале, но в то же время он немного застенчив. Он не смущался, но ему не хватало бравады, привычной для завсегдатаев Уолл-стрит. Я улыбнулась. Он улыбнулся в ответ. Посмотрела в его глаза, а он поймал мой взгляд и удержал его, не отводя глаз. Стриптизерша на сцене позади меня танцевала под мелодичный блюзовый ритм, который мне очень нравился, и мои бедра двигались в такт музыке. Я плавно вздохнула, не прерывая зрительный контакт с Ковбоем, и его взгляд цепко удерживал мой.

Песня почти закончилась, а мы все еще смотрели друг другу в глаза. Это было здорово! Такого почти никогда не бывало. «Ох, пожалуйста-пожалуйста, – мысленно умоляла я, – пусть этот момент не заканчивается, хотя бы еще одну песню!» И когда песня подходит к концу, а затем начинается следующая, я понимаю, что он действительно не прерывает танец. Но где же деньги? Черт! Он уже должен был что-то предложить мне. Я без удовольствия подумала, что мне придется поднять этот вопрос, но едва я собралась заговорить, как почувствовала то самое скольжение купюры между резинкой чулок и кожей. Я понятия не имела, откуда взялась эта купюра, так как не видела, чтобы он что-то доставал. Слава Богине! Дайте мне рок-н-ролльный ритм! В этот же момент включилась зажигающая мелодия Брюса Спрингстина[17]. Волна, которой мы стали вместе, превращалась в цунами. Наше дыхание шло в унисон. Создавалось ощущение, что мы находимся в каком-то коконе, который впитывает всю нашу энергию и возвращает ее нам. Наши взгляды оставались прикованными друг к другу.

А затем начались галлюцинации. Черты его лица изменились: как в сценах научно-фантастических фильмов, он превратился сначала в одного человека, потом – в другого. По его взгляду я понимала, что он видит во мне нечто похожее. Такое со мной случалось много раз – во время тантрических ритуалов, – но я была удивлена, что Ковбой не находил это настолько пугающим, как я в свой первый раз. Ему это нравилось. Он двигался со мной в одном ритме, и казалось, что стул под нами готов сломаться. Я давно перестала беспокоиться о том, чтобы удерживать себя на весу. Мы сплелись, как один потный, мокрый, многорукий дракон, который умеет летать. Мы находились в клубе, но в то же время были и за его пределами. Мы слышали звуки и видели звезды из других измерений. Каждый атом в наших существах вибрировал от блаженства. Мы являлись частью всего, что могли воспринять, и одновременно находились в центре всего этого. Мы знали друг о друге все, как будто были знакомы целую вечность. И это чувство не заканчивалось.

Этого просто не могло происходить – не там, не в том месте, – но так все и было. У меня случился настоящий тантрический оргазм, который я испытала каждой клеточкой своего тела. Мой персональный полет к звездам и Богине, невероятный эротический опыт на коленях незнакомца в дешевом клубе. Как только эта мысль промелькнула в моей голове, я тут же отбросила ее прочь. Я была научена своим опытом, что единственное, что гарантированно положит конец этому волшебному полету, – это критическое мышление, а потому я сделала глубокий вдох и посмотрела в его глаза. В тот момент наша связь с землей выражалась в деньгах. В конце каждой песни новая купюра каким-то образом возникала под резинками моих чулок. Они не гасили наш энтузиазм, но и никак не подпитывали его. Это – просто часть ритуала.

В какой-то момент наш полет все же подошел к концу. Возможно, у него закончились наличные. Возможно, у меня закончилась энергия. Скорее всего, эти 20 минут страстных танцев просто выжгли из нас обоих всю эротическую энергию. Всю следующую песню мы просто сидели лицом к лицу, не двигаясь. Молча. Плавно покачиваясь. Улыбались друг другу. Наши глаза говорили о трепете перед тем, что только что произошло. Музыка по-прежнему звучала вокруг нас, но мы молчали. Он попытался заплатить мне еще раз, но я вернула ему купюру. Молча встала, и он сделал то же самое. Я хотела обнять его, но мне показалось, что это будет неправильно, а потому я просто протянула правую руку и положила ее поверх его сердца, слегка сжав пальцы. Он накрыл мою руку своей и легко сжал в ответ. Я едва заметно кивнула и ушла, после чего он медленно направился к выходу, прошел через турникет и, выйдя за дверь, растворился в тантрической истории города.

В августе я нечасто бывала в городе. Обычно я была где-то в лесу, проводила мастер-классы и участвовала в них. Я любила эти долгие, теплые дни семинаров. Они были наполнены весельем и чудесами, которые можно оценить, только будучи взрослым, когда тебя накрывает тоской и ностальгией по дням, проведенным в летнем лагере. Мои семинары фактически были таким летним лагерем для взрослых, для тех, которые, как оказалось, были очарованы сексом, духовностью и вопросами исцеления. Мы проводили семинары по всем значимым темам Нового века: Тантра, даосизм, шаманизм, эротический массаж, техники дыхания, траволечение, техники Рэйки[18], песнопения, танцы, ясновидение и практики по открытию сознания. Может быть, мы и были нью-эйджерами, но мы не были обывателями. Мы были воинами-мастерами. Не осталось ничего такого, чего бы мы не разобрали, не продышали, не проскандировали, не обработали или не промассировали. Мы посмотрели на наш стыд, наше горе, наши границы, наши раны и нашу радость. Мы прощали, принимали, обнимались, оргазмировали. Мы любили.

Мы жили полной жизнью. И были благодарны за то, что живем.

Годы эпидемии СПИДа наложили свой отпечаток на всех нас. Мы были людьми свободных взглядов. Среди нас были работники секс-индустрии, художники, учителя, массажисты, медсестры, писатели, бухгалтеры, директора по маркетингу, вице-президенты корпораций, астрономы и герпетологи. Кто-то из нас подвергался сексуальному насилию, а кто-то нет. Многие утратили веру. Большинство уже должны были умереть, а некоторые неумолимо к этому приближались. Нас объединяло стремление вернуть свое духовное и сексуальное «я» из иудейско-христианской свалки, на которую оно попало в тот момент, когда у города появился новый девиз «Секс равен смерти». Эта эпидемия унесла десятки, если не сотни, наших друзей и коллег. И они всё еще умирали.

В Новый век я пришла в состоянии отчаяния. Кризис СПИДа лишил меня всего, что я воспринимала как само собой разумеющееся в жизни: друзей, сексуальной свободы, чувства безопасности в мире. Мне нужна была помощь. Нужно было пространство, чтобы оплакать потери и восстановить силы. Но больше всего мне нужно было обрести новое божество. Я жила без него с тех пор, как в 15 лет сбежала от учений католицизма. Мне нужно было божество, которое приняло бы мою сторону, полюбило меня и одобрило мир, в котором я жила. Божество, которое было бы похоже на меня – неправильное, странное, парадоксальное, доброе, забавное и невероятно сексуальное.

Это стремление к обретению божества было новым для меня. Я всегда интересовалась мистикой и сексом, но не распространялась об этом. Когда я призналась матери, что больше не собираюсь притворяться католичкой, она была в ужасе и сказала, что я не могу просто так отказаться от веры. Сквозь слезы отчаяния она кричала: «Ты же крещеная! Ты попадешь в ад!» Это послание притаилось где-то в глубине моей души и шептало, что если я буду слишком сексуальной и начну изучать мистику, то вездесущий, злой, мстительный бог, от которого я сбежала, обнаружит меня и отправит в ад. В буквальном смысле.

Именно поэтому почти 20 лет я скрывала как свою сексуальность, так и духовность. Однако кризис СПИДа заставил меня пересмотреть приоритеты. В метафизике мы говорим, что, как бы плохо ни обстояли дела, всегда есть то, за что можно быть благодарным. Я благодарна кризису СПИДа за Тантру.

Во время летних семинаров я стала тантриком (этим словом называют тех, кто практикует Тантру). Точнее, я не стала им, а поняла, что всегда была. Не было необходимости обращаться в Тантру или искать храм, где это можно было бы сделать, – лишь широко открытые глаза, правильное глубокое дыхание и жажда приключений. Оказалось, что нужда в новом антропоморфном божестве была иллюзией, – мне просто нужна была сексуально-позитивная духовная практика. Я стала тантриком, потому что это было и логично, и практично. Тантра избавила меня от горя, боли и беспомощности и увела в какое-то мощное и невероятное место. Она дала мне ясно понять, что я сильна перед лицом хаоса. Именно она возбуждала меня, и именно с ее помощью я прорвалась сквозь все то дерьмо, что меня окружало. Когда я делилась ею с другими людьми, они чувствовали то же самое, что и я. И тогда, после нереального опыта с Ковбоем, оказалось что Тантра работает даже в клубах с приватными танцами.

Хотя я и изучала Тантру в прекрасных мирных, лесных ретритах, живу я в другом месте. Я питаю страсть к большим, шумным и впечатляющим масштабом городам. Мне нравится периодически уезжать на пляж или в лес, но я не могу долго находиться вдали от большого города. К сожалению, в Нью-Йорке очень трудно провести 3-дневный тантрический ритуал, лежа в джакузи под открытым звездным небом. Точнее, невозможно. Поэтому всякий раз, когда я пыталась провести подобный ритуал в городе, я неизбежно чувствовала себя разочарованной и глупой. Должен был быть способ практиковать Тантру аутентично, эффективно и полноценно, даже находясь в окружении бетона и стали.

Прежде чем я смогла понять, как практиковать Тантру в городских (и пригородных) условиях, я задалась вопросом: «В чем суть Тантры?» Я знала, что дело не только в природе. Пребывание в тихом лесу или у бушующего океана было целительным и энергетически наполняющим, но не только природа порождала страсть, творческие порывы и экстатическое умиротворение, которые я находила на своих семинарах. Природа давала мне возможность замедлиться, дышать глубже, сбросить эмоциональную броню и просто лучше осознать красоту каждого мгновения дня.

Осознанность. Вот в чем секрет! Разница между моей обычной городской жизнью и тантрическим ретритом в лесу заключалась в осознанности. Если бы я могла быть достаточно осознанной и присутствовать в каждом моменте, не имело бы значения, где практиковать Тантру: на Бали или на Бауэри[19]. Кроме того, и строгое соблюдение «традиционных» тантрических практик не будет важным. Все, что я делаю с полной осознанностью, будет абсолютно живым, аутентичным и преобразующим. Именно эта теория положила начало моим поискам нового вида тантрической практики. В следующей главе я хочу поделиться с вами тем, что нашла: гибкой, сознательной тантрической практикой для города, которую вы можете использовать, адаптировать и расширять. Наслаждайтесь ею, крутите и выворачивайте как угодно, пока она работает для вас и приносит вам радость.

Загрузка...