Селина
Несмотря на нежданный подарок, надвигающуюся истерику и общее плохое самочувствие, уснула я довольно быстро. Только голова коснулась мягкой подушки, наволочки которой ненавязчиво пахли лавандой, как глаза закрылись сами собой, и я провалилась в крепкий сон.
Вопреки ожиданиям и тревогам, мне совершенно ничего не приснилось. Я не блуждала по длинным коридорам Академии, выискивая то, что на самом деле никогда мне не принадлежало; не бродила по огромным садам, задыхаясь от густого и навязчивого аромата цветущего жасмина; не рыдала в жалкой комнатёнке постоялого двора под пристальным и злым взглядом Леонарда. Всё это было в прошлом, забыто и надёжно похоронено. Просто темнота, которая поглотила разум, давая мне возможность отдохнуть и прийти в себя без лишних тревог и забот.
Закрывая глаза, я видела темноту осенней ночи. Лишь угли камина тлели, и периодически едва слышно трещали дрова. А когда открыла, то всё было таким же. Картинка совершенно не изменилась. Такое ощущение, что я вообще не ложилась, и общее самочувствие было соответствующим.
– Доброе утро, госпожа, уже пора вставать, – тихо произнесла Конни, которая продолжала касаться моего плеча.
– Уже? – прошептала я хриплым ото сна голосом и села в кровати, потирая глаза кулаками и стараясь сдержать рвущийся зевок.
Никогда не вставала так рано. Но уснуть уже не смогла бы, даже если бы захотела.
Этот день пришёл.
А дальше всё завертелось так быстро, что у меня не было времени подумать о веточке жасмина в своей спальне и о том, чем это может закончиться.
«Какая разница, – думала я. – Он ничего не сможет сделать, просто издевается. Дерек всегда любил надо мной издеваться и теперь поступил так же. Всё в прошлом и забыто».
Сначала была ванна. На этот раз вода была едва тёплая, совсем как в прохладных водах озера Гароу, расположенного в Нарговии совсем недалеко от академии Искрящих. По преданию, именно там совершили первое омовение Великие Отец и Мать.
Я вздрогнула, когда нежная кожа, еще теплая после мягкой постели, окунулась в прохладную воду. Но всё равно заставила себя сесть, обхватив плечи руками, склоняя голову и отчаянно кусая губы, чтобы не дрожать. В комнате пахло специальными маслами и благовониями. Запах был тяжелым и даже резким. От него кружилась голова и хотелось чихать. Но всё желание пропало, когда Конни начала медленно лить из ковша воду на мою голову.
На мгновение даже дыхание перехватило от холода, а зубы лязгнули в тишине. Я сжалась еще сильнее и впилась ногтями в кожу на предплечьях.
«Так надо… надо… надо. Небольшое испытание перед грядущим».
Ковшей было ровно три.
После этого Конни сразу помогла мне выбраться, укутывая в тёплый халат и вручая небольшой стаканчик с кильяром ( прим. автора: кильяр – священное вино, которое даётся новобрачным и прихожанам во время служб в храмах Великих. На большей части Киа (название мира) исповедовали троебожие: Отец – защитник, воин и учитель; Мать – жизнь и смерть, любовь и ненависть, счастье и горе; и Сын – шут, плут и насмешник, который любил играть жизнями других. Также они символизировали собой небо и солнце, землю и воду, легкий ветер между ними).
Горькая настойка обожгла гортань и вызвала неконтролируемый кашель. Да такой сильный, что у меня выступили слёзы на глазах. Зато сразу стало тепло, и я забыла о холодной ванне.
Короткий отдых, и пришла очередь причёски. Волосы оставались мокрыми, когда Конни заплела их в толстую косу, украшая жемчужными нитями, и надела на голову золотой обруч со священными письменами.
Когда с этим было покончено, в покои, предварительно постучав, вошла специально нанятая хамиби – дородная женщина с удивительно тонкими пальцами. Мисс Понс была самой лучшей в столице свадебной художницей. Именно ей предстояло тоненькой кисточкой очень аккуратно нарисовать специальной хамой (прим. автора: хама – краска из высушенных листьев лавсонии. Рисунок держится до трёх недель и, в зависимости от добавок, обладает различными оттенками, от светло-оранжевого до тёмно-красного и чёрного), на моих висках «узор невесты» – священные цветы и завитки, которые ленточкой соединялись на лбу и опускались к переносице затейливой капелькой.
Говорят, столетия назад узорами из хамы покрывали всё лицо невесты, делая его похожим на уродливую маску, чтобы злые духи не могли украсть её красоту и сглазить будущую счастливую жизнь с мужем. Сейчас украшались лишь виски. А также раньше девушки проходили первый свадебный обряд совершенно обнаженными. Лишь длинная ниточка речных жемчужин украшала их тело и венок из ярких дурманящих полевых цветов на голове.
Матушка называла это дикостью и тут же требовала принести нюхательные соли.
– Сейчас всё намного пристойнее. И слава Великим, – бормотала она, обмахиваясь веером. – Это же чудовищно. Без одежды, с какими-то бусиками. Ужасно. Варварство.
Моя одежда на это утро тоже была необычной и даже провокационной. Во-первых, никакого белья. Совсем. Ни сорочки, даже самой легкой из фреольского шелка, славящегося своей красотой и невесомостью, ни тем более панталон. Только я.
Лиф платья красивого молочного цвета, украшенный тонким кружевом и крохотными жемчужинками, плотно облегал грудь. Прозрачное кружево тонкими полосками поднималось вверх ажурными лямками. Прямо от груди платье мягкими складками опускалось вниз до самого пола. Ни корсета, ни подъюбника – ничего. Я каждой клеточкой ощущала мягкость ткани и осознавала свою обнаженность и беззащитность. Знали об этом и остальные. Я даже представить боялась реакцию Эйдана. Боялась и в то же время предвкушала.
Завершали образ легкие туфельки без каблуков из белой кожи, украшенные искусственными цветами. Они были нужны мне лишь для того, чтобы добраться до храма и потом выйти оттуда. В священный сад входили без обуви.
– Вот и всё, госпожа, – прошептала Конни, застёгивая последнюю крохотную пуговичку за спиной. – Вы такая красивая.
– Спасибо.
Я смотрела на себя в зеркало и не узнавала.
– Нам пора идти, – прошептала девушка, подавая длинную, до пят, белую шубку с широким воротником, которая должна была скрыть меня от любопытных глаз.
Тоже дань традициям предков. Сомневаюсь, что в такую рань и темноту, когда до восхода оставалось еще больше часа, кто-то может разглядеть моё лицо.
Дом спал, и мы с Конни смогли беспрепятственно выйти на улицу через чёрный вход. Карета ждала нас у самого порога, но я всё равно успела замерзнуть. Или эта дрожь по телу была не от холода, а от предвкушения и ожидания.
Сказать сложно.
В карете меня уже ждали матушка и Леонард. Отец решил не ехать, сославшись на гостей, которых было необходимо развлекать. Но знала, что ему было просто незачем и неинтересно отправлять дочь в путь. Свой отцовский долг лорд Честей Торнтон выполнил, найдя мне хорошего жениха и обеспечив богатым приданым. Матушка, наверное, тоже бы осталась дома. Она очень не любила ранние подъемы, но её присутствие было обязательно. А Лео… Старший брат просто был, и причины его поступков знал лишь он сам.
– Вот и ты, дорогая, – улыбнулась родительница, хватая за руки, стоило мне сесть в карету и поудобнее расположиться в мягком кресле, положив ноги на укрытые горячие кирпичи, которые поставили специально для нас. – Волнуешься?
– Немного, – призналась я.
– Ничего. Сейчас пройдём первую церемонию в храме, получим благословение богов и вернёмся домой. Тогда и начнётся самый главный праздник, на котором ты будешь блистать.
– Да, я знаю, – ответила ей, совершенно никак не отреагировав на восторженные нотки в голосе матери и мечтательно заблестевшие глаза, и выглянула в окно.
Мимо нас проплывали лишённые листьев деревья. Киа готовилась к зиме, а природа к спячке.
Путь от нашего загородного поместья до главного столичного храма, расположенного на самой верхней точке столицы – крутом склоне, на вершине которого была еще резиденция королевской семьи, – занял приблизительно минут сорок. Уже светало, и я спокойно смогла взобраться по скользким от инея ступенькам, не рискуя при этом сломать себе шею.
В храм было три входа. Первый – самый главный, с широкой лестницей и высокими ступеньками, им ежедневно пользовались граждане, которые искали здесь покой, утешение или помощь у Богов. А по бокам было еще две не такие приметные двери, с восточной и западной стороны. Для невесты и жениха.
– Великие с нами, – прошептала я, почтительно склонив голову перед жрецом, который встречал нас у восточных дверей.
Невысокий седовласый мужчина с длинной окладистой бородой и в просторных одеяниях насыщенного желтого цвета с зелёной каймой кивнул в ответ, отвечая:
– Отныне и вовек. Здравствуй, дитя.
Я ступила ближе, беря его морщинистую руку и прислоняя к своему лбу, склонившись при этом в низком поклоне.
– Я пришла просить богов о милости одобрить союз двух любящих сердец.
– Боги услышат твои молитвы, идём, дитя.
Здесь было темно, лишь тусклые факелы на каменных стенах освещали наш путь вниз, в самое сердце древнего храма. Матушка и брат остались ждать нас на первом этаже. Им путь сюда был воспрещён. А я шла вслед за жрецом, неотрывно смотря на его ровную спину, и старалась не думать о том, что всё это уже когда-то было.
Не у всех хватало денег и средств на главный храм. Для бедняков всё было не так пафосно и красиво. Совсем не так. Пред глазами всплыло деревянное корыто с прозрачной водой, две перекрещенные веточки священного дерева и солнечный лучик, который озорно блестел на пожелтевшей от времени ленте на запястьях.
Старец остановился у огромных створчатых дверей и пристально взглянул на меня:
– Готова ли ты, дитя?
– Да, – прошептала я и затаила дыхание.
Пути назад не было.
Двери медленно распахнулись перед нами, открывая землю небывалой красоты. Священная обитель Великих.
Напротив одновременно с нашими плавно открылись точно такие же двери, впуская внутрь круга Эйдана. Но я не видела этого, полностью сосредоточившись на появившемся передо мной кусочке вечного лета.
Здесь волей Великих всегда было тепло и по-летнему уютно, а также немного влажно. Мягкий зелёный мох устилал поверхность ярким ковром, озорно звенел ручеёк, протекающий через всю поляну и теряющийся в корнях могучего дерева с раскидистой густой листвой. Всюду, куда ни падал взгляд, цвели цветы, наполняя воздух приятным ароматом. Некоторые растения были особенными и встречались только в главных храмах по всей Киа. Например, светящийся в темноте голубой карбунук. Именно его тяжелые круглые соцветия вместе со стайкой озорных светлячков, кружившихся в воздухе, освещали небольшое помещение приглушенными светло-желтыми огоньками.
Именно на этой поляне как нигде больше чувствовалось присутствие великих, каменные статуи которых стояли рядышком у стены. Суровый Отец с огромной секирой на плече упирался другой рукой о рукоять меча, который висел у него на привязи. Короткая борода лопатой, густые брови и пронзительный предупреждающий взгляд. Защитник и настоящий воин.
Рядом Богиня-мать, красивая девушка или женщина. Понять было трудно, почти невозможно. Её густые волосы были прикрыты легким покровом. Простое платье перетянуто обычным ремешком из ракушек, на груди длинная нитка из речного жемчуга. Лицо вроде девичье, юное и такое красивое, а взгляд мудрый, горький и даже жесткий. Губы сложены в легкую полуулыбку, но осознание тревоги не уходит. Жизнь или смерть? Любовь или боль? Что прячется за божественной волей этой вечной девы, матери всего сущего?
И последний по очереди, но никак не по значению и величию – Сын. Узколицый, с острым подбородком и тонкими губами, над которыми располагались небольшие усы. Улыбка кривая, а взгляд такой хитрый, что сердце замирало от тревоги. Шутник, озорник и главный насмешник нашего мира. Любитель развлечься за счёт неприятностей других. Но, с другой стороны, мудрый, сильный и помощник отличный, поддерживающий науку, развитие и стремление расти. Если Отец и Мать были за спокойствие, устойчивость и стабильность, то Сын всегда подгонял нас, простых жителей Киа, заставлял напрягаться и находить пути решения. Именно Сын дал некоторым из нас искру.
Прерывисто вздохнув, я скинула на пол шубку, затем туфельки.
Сложив по прямой раскрытые ладони одна на другой, соединив их в запястьях, при этом левая от сердца сверху, я сделала первый шаг, ощущая босыми ступнями влажную мягкость мха, который приятно пощекотал кожу. Потом еще один – по импровизированной дорожке, которая довольно быстро закончилась, переходя в неглубокий ручеек с кристально чистой водой. Не глядя и не медля ни мгновения, я ступила в воду. Какой же теплой и ласковой она была, а камешки на дне такие твёрдые и гладкие. Снующие туда-сюда крохотные красные рыбки, чешуя которых блестела в свете карбунука, не боясь касались наших ног. Намокший подол приятно утяжелял платье, всплывая на поверхности и окружая меня, будто облако. Здесь было неглубоко, вода не поднялась даже до колен.
Наши две дорожки ручейка сошлись у самого дерева, позволив впервые разглядеть друг друга в сонном сумраке утра. На Эйдане были свободные светлые штаны и легкая молочного цвета длинная рубаха с рукавами. На вид обычная, если бы не пуговицы из драгоценных камней. Светлые волосы немного растрёпаны, что придавало молодому мужчине шарма.
Я видела, как загорелись его глаза, когда жених оглядел меня с ног до головы, и улыбнулась в ответ, протягивая Эйдану левую руку.
На душе было так легко, как никогда. Сами Боги спустились с небес, чтобы приветствовать нас.
Так, плечом к плечу, держась за руки, мы и предстали перед нависающим над ручейком алтарём, который находился прямо под деревом. Алтарь представлял собой огромную плиту из цельного серого камня с белыми вкраплениями и чёрно-зелёными прожилками, на верхней части которого были выбиты священные письмена и стоял большой золоченый кубок, украшенный крупными рубинами. Рядом лежала белоснежная шелковая лента и круглый каравай, от которого вкусно пахло свежей выпечкой.
Дерево тоже было необычным и состояло из двух стволов, которые самым причудливым образом переплелись между собой, пытаясь стать единым целым. И соединялись они так плотно, что между ними был только один – совсем небольшой – просвет. Через него в строго определённое время, как раз на рассвете, когда озарялся оранжевым цветом шпиль храма, с помощью специально установленных зеркал появлялся первый лучик солнца, который должен был осветить нас.
Пальцы Эйдана сильнее сжали мою руку, успокаивая и приободряя, и я бросила на него осторожный взгляд.
Внутри что-то дрогнуло, предупреждая, что не всё так просто.
– Селина Энн Маргарет и Риган Эйдан Фокс, – торжественно провозгласил жрец, подходя к алтарю и с улыбкой смотря на нас. – Два создания света, два отрока, решившихся на самый важный шаг в их жизни. Шаг в будущее. Светлое и общее.
До восхода солнца осталось немного.
Жрец, возведя руки вверх, нараспев читал молитву на древнем языке. Его голос был красивым, певучим, но я никак не могла сосредоточиться.
Прикусила губу от досады на себя, мысленно взывая к Великим, которые каменными истуканами молча взирали на нас:
«Пусть всё будет хорошо. Пусть всё случится. Молю вас…»
Взывала, а сама видела перед собой чёрные как ночь глаза и кривую ухмылку на чётко очерченных губах.
«Ну же, Сэм. Я же рядом. Доверься мне».
Сердце будто пропустило удар.
Поджав губы, я едва заметно качнула головой, пытаясь прогнать непрошеные мысли и воспоминания. Только не сейчас.
И неправда всё это.
Забыть, вычеркнуть из памяти. Похоронить на осколках прошлой жизни.
Вздрогнула, почувствовав знакомый аромат жасмина, и, подняв взгляд, неловко осмотрела глазами сад. Здесь есть жасмин? Конечно, есть, иначе я бы не чувствовала его навязчивый, удушающий аромат.
Или причина в другом?
Великие, зачем вы так? Хотите проверить меня? Не надо. Я люблю Эйдана и хочу стать его женой. Действительно хочу.
Губы пересохли от волнения, и я неловко облизала их кончиком языка.
– Всё будет хорошо, Селина, – едва слышно прошептал Эйдан, по-своему поняв моё волнение.
Кивнула и закрыла глаза, призывая себя успокоиться и перестать нервничать. Это всего лишь первый обряд. Вот получим одобрение Великих и вернёмся домой продолжать праздник.
Жрец открыл глаза и взглянул на нас сияющими ярко-голубыми очами, при этом медленно опуская руки.
– Уже скоро рассвет. Рассвет вашей новой жизни, дети мои, – провозгласил старец, беря с алтаря шелковую ленту.
Мы шагнули вперёд, всколыхнув воду в ручейке, протягивая к жрецу соединенные руки, запястья которых он крепко связал, как и наши судьбы.
– Будь опорой мужу своему, сохрани очаг в тепле и свете, подари детей крепких и сильных, – касаясь моего лба большим пальцем, провозгласил жрец, а затем он таким же образом коснулся лба Эйдана. – Будь силой, защитой и стеной для жены и детей своих. Оберегай от всех напастей. И храните верность друг другу, дети. В этом сила и мощь ваша и ваших потомков.
– Да, Великие, – одновременно произнесли мы.
– Разделите эту пищу между собой, как разделите жизнь. Чтобы была она полной чашей и сытным достатком.
Жрец взял в руки кубок и уже собирался протянуть его Эйдану – как мужчине и главе нашего дома, когда внезапно остановился, опустив взгляд и внимательно изучая содержимое сосуда.
Его глаза сузились, словно он не понимал, что происходит.
Со своего места я видела, как когда-то чистая вода окрасилась в яркий красный цвет, став похожей на кровь.
– В чём дело, отец? – нетерпеливо спросил Эйдан, пока я пыталась сделать вдох, раскрывая рот, как рыба.
– Великие сердятся.
– Сердятся? За что?
«Нет, нет, пожалуйста. Только не это. Не может этого быть. Ведь всё в прошлом. Я искупила свой грех!»
– Дети мои, – жрец поставил кубок на место и обвёл нас грозным взглядом. – Ваш союз не может быть совершен и одобрен Великими.
Кровь загудела в ушах, оглушая, вызывая мутную дымку из непролитых слёз перед глазами, затуманивая разум.
– Почему?
– Один из вас уже состоит в законном брачном союзе.
Тихий вскрик разорвал тишину. Мой вскрик.
Неверия, боли и отчаянья.
«Не может быть. Неправда!»
Я никогда не падала в обморок. Даже в самые сложные ситуации и тяжелые моменты своей жизни всегда находила силы бороться и держаться до конца.
Никогда до этого времени. Слишком близко я была к черте, слишком надеялась на благополучный исход.
Всего одна фраза, и земля ушла из-под ног. Я стала медленно оседать прямо в воду и непременно упала бы, не успей Эйдан меня подхватить.
Последнее, что я видела, прежде чем потерять сознание, – удивление и боль в светло-голубых, как небо, глазах.
Пришла я в себя довольно быстро. По крайней мере, мне так показалось. Открыла глаза, уставившись в высокий каменный потолок, освещённый восходящим солнцем. Вздохнула, ощущая, как болит спина от лежания на твёрдой узкой лавке, и окончательно очнулась, прогоняя туман небытия.
Одна. В пустой небольшой комнате я была совсем одна.
Осторожно села, опираясь о гладкую поверхность своего импровизированного ложа, потерев свободной рукой ноющие виски.
Стало прохладно.
Белоснежная шубка, которой кто-то заботливо укрыл меня, сползла вниз, обнажая голые плечики. Туфельки стояли под лавкой.
Тут о себе напомнил мокрый подол платья, который прилип к ногам. Кожа покрылась мурашками и болезненно заныла от холода. Окончательно выпрямляясь, я поджала колени и принялась растирать озябшие ступни. После церемонии я должна была переодеться, надев тёплые чулки и шерстяное платье. Всё это осталось у матушки.
Память никуда не делась, услужливо подсовывая картинку на священной поляне и страшные слова жреца:
– Один из вас уже состоит в законном брачном союзе… законном брачном союзе… союзе…
Внутри всё вспыхнуло от боли и гнева. Мне пришлось сжать зубы, чтобы не закричать.
Как? Почему? И этого не может быть. Брака больше нет. И не было. Разве можно считать священным союзом ошибку, которая длилась всего пару часов? Мне лишь надо найти жреца и всё объяснить ему и Эйдану.
Как воспримет новость жених, я старалась не думать. Он поймет. Любит и поймёт, и всё будет хорошо. Обязательно.
Кое-как обув туфельки, я набросила на плечи шубку, дрожа от холода, и вышла из неуютной комнаты, почти сразу застыв, не зная, куда идти дальше. Коридор был узким и совсем не гостеприимным.
Никогда не бывала здесь. Видимо, это жилая зона храма, где обитают жрецы и послушники. Впереди была узкая полоска света, туда-то я и направилась.
Великие ошиблись. Или жрец что-то не так понял. Нам сказали, что всё улажено, что исправлено.
Или солгали?
Ноги задрожали, и мне пришлось опереться о стенку, чтобы не упасть.
Неужели солгали? Этого не может быть. Ведь правда в любом случае открылась. Зачем так жестоко. За что?
«Спокойно, Селина, спокойно. Всё ещё можно исправить».
Послышались голоса из-за приоткрытой двери, у которой я и остановилась, вздрагивая каждый раз, когда мокрая ткань касалась ног. Надо было войти, сказать, что со мной всё хорошо, но я отчего-то медлила.
Может, это трусость, а может, и осторожность. Меня будто чья-то рука не пускала.
– Великие дали очень чёткий ответ, – раздался спокойный голос главного жреца. – Один из молодых людей уже состоит в священном союзе, и соединить этих двоих я не могу. Неправильно это.
– Неправда! – упрямо произнёс Эйдан, и я прижала руку к губам, едва сглатывая подступающий к горлу ком. – Я не состою в браке и никогда не состоял. Как и Селина. Великие, какой союз, если она до сих пор невинна? Это доказано.
Я вздрогнула, убирая руку от лица и касаясь шероховатой поверхности стены.
О да, я отлично помнила ту унизительную процедуру, которую меня заставила пройти будущая свекровь месяц назад. Леди Франсина хотела убедиться в целомудренности будущей невестки и прислала своего личного врача для осмотра. Меня до сих пор бросало в дрожь, когда я вспоминала этого лысого старичка, который касался меня своими холодными пальцами и рассматривал пустыми светло-голубыми глазами, напоминающими кусочки льда.
Я потом долго отмокала в горячей ванне, обхватив колени руками, и всё никак не могла согреться.
– Эйдан, – слабо возразила матушка, и я напряглась, вслушиваясь в разговор. – Селина действительно невинна. Мы не лгали, и ваш доктор лично её осматривал. Но четыре года назад случилась одна история. Очень неприятная история. Мы скрывали её от всех. Такой стыд. Позор на нашу семью. Но ты должен понять, Селине тогда было всего семнадцать.
Уже восемнадцать, восемнадцать лет и пару дней, и я была уверена, что поступаю верно.
– Мама, хватит! – резко произнёс Леонард, и я вздрогнула, меняя положение и прижимаясь к ледяной стене спиной, будто стремясь с ней слиться. – Не лебезите. Давайте говорить, как оно есть, без всяких увёрток!
– Какая история? Что произошло? – спросил Эйдан.
Голос жениха был глухим и невыразительным. Как же ему больно, и виновата во всём только я.
«Прости меня, если можешь, прости».
Ему ответил Лео:
– Четыре года назад Селина стала жертвой расчётливого интригана и мерзавца, который запудрил её голову, сбил с пути и уговорил бежать. Отказаться от семьи, родных и страны. Уговорил стать его женой.
Каждое слово больно било по сердцу, увеличивая чувство вины до невозможных высот.
– Этого не может быть. Селина никогда…
– Селина молчала, виконт. Нам удалось вовремя выдернуть её из лап этого мерзавца и вернуть домой. Брак был признан недействительным.
– Видимо, не совсем, если Великие до сих пор считают её замужней, – вставил жрец, на которого крики Леонарда не произвели совершенно никакого впечатления.
– Нас убедили, что обряд не был завершен. Всего лишь первая часть. Что Селина свободна, – всхлипнула матушка. – Все эти годы мы были уверены, что так и есть. Великие, какой скандал. Какой скандал! Этого не удастся скрыть или замять. Как же теперь быть? Наше имя смешают с грязью, растопчут, будут глумиться. Отец этого не переживёт. Я этого не переживу! У меня слабое сердце.
– Кто он? – хрипло спросил Эйдан. – Кто этот мерзавец?
– Это неважно, – попытался уйти от ответа брат.
– Еще как важно. Я хочу знать. Я имею на это право!
– Леонард, – произнесла матушка. – Смысла лгать уже нет. Правда открылась.
Брат замялся. Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил:
– Дерек Корвил. Герцог Архольд.
Архольд. Я зажмурилась, вспомнив веточку жасмина и записку.
«Удачи, Сэм!»
Теперь эти два слова виделись в совершенно ином свете. Я едва не задохнулась от правды, которая обрушилась на меня подобно урагану.
Он знал! О Великие! Архольд знал, что мы еще женаты! Знал и именно поэтому решил поиздеваться надо мной таким жестоким и извращенным способом!
Забытая ненависть, которую я, казалось, похоронила с воспоминаниями о тех днях, вновь возникла у сердца, скрутившись змеиным клубком, отравляющим сознание, путающим мысли.
Решение было принято в одно мгновение, и времени на раздумья у меня не было. Еще немного, и они вспомнят о моём существовании, и тогда ничего не выйдет. А я должна была это сделать. Обязана.
Бросив последний взгляд на дверь, я подхватила подол платья и на цыпочках, стараясь не шуметь, прокралась мимо двери к выходу, который был совсем недалеко.
Выбраться из храма не составило труда. Надев капюшон и застегнув все пуговицы на шубке, я, опустив взгляд, быстрым шагом прошла через главный зал, маневрируя между людьми и никак не реагируя на шепотки, которые неслись мне вслед. Рано, они пока ничего не знают о моём падении.
Карета стояла на том же самом месте, и а конюх терпеливо ждал нас, сидя на козлах.
Керита я знала с детства. Сын главного конюха, он был со мной всё детство. Симпатичный, щуплый и щербатый парнишка, который пугал меня лягушками и приносил из леса полные горсти сладкой дикой малины, за пять лет, что я была в Академии, превратился в крепкого и плечистого мужчину, по которому вздыхало большинство наших служанок. А сам он неожиданно положил глаз на Конни. Мне кажется, всё дело было в том, что моя горничная наотрез отказывалась гулять с ним допоздна и осматривать сеновал, как остальные. Как бы то ни было, летом Керит попросил у меня разрешения ухаживать за девушкой. Я согласилась, хотя было жаль отпускать Конни. Но и разлучить их, забрав горничную с собой в особняк мужа, я не могла. Мне так хотелось сделать всех счастливыми.
– Госпожа, – удивленно вскрикнул молодой мужчина, спрыгивая вниз и открывая передо мной дверь кареты. – Что-то случилось? А где лорд Леонард и миледи?
– Керит, мне нужна твоя помощь, – я схватила его за руку, заглядывая в глаза.
Внушать ничего не пыталась, просто моля о помощи.
– Я завсегда, вы же знаете.
– Знаю, – улыбнулась ему. – Надо, чтобы ты кое-куда меня отвёз. Прямо сейчас.
На его лице отразилось сомнение.
– Госпожа, – пробормотал он. – А как же ваш брат и матушка?
– Это очень важно, – и улыбнулась.
Не хотелось использовать искру. Очень не хотелось. Я помнила о последствиях, но сейчас была в таком состоянии, что готова была совершить глупость.
– Хорошо, – сдался Керит и помог мне сесть внутрь.
Первым делом, сев в карету, я положила ноги на кирпичи, но бесполезно, они уже остыли.
– Ничего, – убеждала я себя. – Тут недалеко. Не замёрзну.
– Куда едем? – выкрикнул Керит, взобравшись на место и беря вожжи.
– На Таргор-роу, – крикнула в ответ. – Там такой особняк с зелёными колоннами. Нам нужно туда.
«Спасибо, Мергери, за рассказ».
– Понял.
У меня было около десяти минут, чтобы успокоиться и попытаться выбрать манеру поведения. Вариант впиться ему в волосы или дать пощечину, и даже не одну, отметался сразу. Архольд мог дать сдачи.
Надо сначала попытаться начать мирный разговор. В конце концов, если это правда и мы до сих пор женаты, то надо что-то делать.
– Приехали, госпожа Селина, – открывая передо мной дверцу, произнёс Керит.
– Спасибо.
Особняк действительно выглядел ужасно помпезно и безвкусно. Эти зелёные колонны придавали ему громоздкость и совершенно не украшали.
– Жди меня здесь. Я ненадолго, – произнесла я, ступая на землю.
– Но разве можно вам туда одной? Я слышал, что этот дом снял сангорианский герцог.
– Можно, – грустно улыбнулась я. – Мне можно.
Подол платья от мороза замёрз и затвердел, делая каждый шаг неудобным и невыносимо трудным, тонкие туфельки промокли, и в горле уже начало першить. Еще немного, нос покраснеет и появятся сопли. Но я почти не обращала внимания на неудобства. Меня гнали вперёд ненависть и злость.
– Госпожа? – дворецкий, лысоватый пожилой мужчина с шикарными пышными усами и бакенбардами, удивленно на меня уставился, придерживая входную дверь рукой. – Я могу вам помочь?
– Да. Мне нужен герцог Архольд.
– Герцог не принимает. Мне очень жаль.
– Меня примет.
– И как вас представить?
Моей улыбке позавидовал бы и гуи.
– Жена, – ласково-зловеще пропела в ответ, отодвигая опешившего мужчину в сторону и входя в дом.
Терять уже было нечего.
– Чья? – всё ещё никак не мог понять дворецкий.
– Его. Хозяина вашего. Передайте герцогу, что его хочет видеть законная супруга. И прямо сейчас!