Вася пришел с работы усталым, с ярко-красными от новой порции солнца щеками.
– Опять ты поджарился! – всплеснула руками его жена Ирма. – Сейчас буду тебя кефиром мазать!
– Какой там кефир! – Василий подмигнул Ивану Кольцову. – Водочки по сто вовнутрь!.. Вот и вся медицина.
– Водочки! Тебе бы чуть что – водочки!.. – беззлобно ворчала Ирма. – От всех болезней: от простуды до, прости господи, поноса!..
Меж тем Ирма уже поспешно включила газовую плиту: скорей, скорей кормить вернувшегося с работы мужа.
Кузя – верный дворовой пес – тут же заступил на дежурство возле плиты. Не упадет ли случайно на землю лакомый кусочек? Или, может, у хозяйки отходы какие появятся? Но Кузя, хоть и голодный, сидел тихо, не скулил. Только смотрел преданным взором прямо в Ирмины глаза.
Плита стояла во дворе. Летом Дегтяревы переносили кухню во двор, под навес, увитый виноградом. Ели, естественно, тоже на свежем воздухе. Васька каждый год в мае без напоминаний переносил из дома плиту, стол, рукомойник и шкафчик для посуды.
Сегодня Ирма угощала овощным соусом из кабачков и картошки – все со своего участка – и курицей, которую мастерски жарила, насаживая на бутылку из-под пива. Мужчины ели молча – у обоих разыгрался зверский аппетит после целого дня, проведенного на воздухе. Иван втихомолку, под столом, кидал Кузе косточки. Василий укоризненно поглядывал на друга, баловавшего собаку, но молчал. Кузя благодарно хрустел…
На десерт Ирма подала компот из только что созревших слив и остатков яблок. К компоту прилагался пирог с поздней малиной – от него к концу обеда почти ничего не осталось.
– Приятно посмотреть! – довольно сказала Ирма. – Все съели. Лучшая награда для хозяйки.
Василий ласково потрепал жену по плечу и привычно похвалил ее:
– Ты у меня суперповар!
Иван с улыбкой наблюдал за супругами и изо всех сил старался побороть в себе чувство зависти. Его Марина обычно ограничивалась макаронами и сосисками, лишь изредка снисходя до жарки бифштексов из покупного фарша.
Для Кольцова семья Дегтяревых всегда была образцом, по которому он сам хотел бы – да не сумел! – выстроить собственную семейную жизнь. Ирма Дегтярева – радушная хозяйка. Все у нее в руках горит. И накормит до отвалу, и белье простирнет, и двор подметет… И с мужем всегда ровна, весела и ласкова. Детишки, двое пацанов-наследников – Павлик да Дима – всегда ухожены, спокойны, не капризны. И на них, малолеток, никто в семье голос не повышает. А если папа скажет коротко и строго: «Нельзя!» – понимают мгновенно. Нынче они у Ирминой мамы в Бердянске. А жаль. Так хотелось бы потискать их, к потолку поподбрасывать, поговорить с ними, сказки порассказывать… Да и вообще… Душевным теплом веяло всегда от семейства Дегтяревых… Кольцову это настолько нравилось, что позавчера, выскочив из своего дома и покидав вещи в багажник, он даже сам не заметил, как взял курс на Абрикосовку. Свалился на них в семь утра – а они только рады. «Ванька! – кричат наперебой и Василий, и Ирма. – Ванька приехал!»
Встав из-за стола, хозяева и гость перебрались в шезлонги, которые стояли за домом. Там участок круто поднимался в гору. С горы видна была и крыша их домика, и двор, и зеленеющие деревья на участке. Вот грушевые и персиковые деревья – жаль, урожай уже убрали; вот сливы – они как раз вовсю синеют и желтеют сквозь листву, ешь – не хочу; вот инжир – ему еще поспевать – может, Кольцов, если поживет подольше, застанет… Идиллия!
Абрикосов только нет. Не росли они на участке у Дегтяревых – как, впрочем, и во всей Абрикосовке. Так что этимология названия «Абрикосово» оставалась совершенно неясной. То ли первопоселенцы, высадившиеся здесь в 1831 году с кораблей адмирала Лазарева и основавшие форт на побережье, называли «абрикосами» персики, а ими местечко в самом деле славилось, то ли штабс-капитан, заложивший укрепление, дал ему имя в честь возлюбленной – какой-нибудь графини Абрикосовой… Приятно было об этом лениво думать в густой тени орешника, в шезлонгах на горе…
Васька блаженно вытянул ноги и прокомментировал:
– Расслабляемся, как курортники! Просто стыд!
– А Ваня и есть курортник, – не растерялась Ирма. – А мы так, с ним за компанию. Кстати, он сегодня после обеда часа два кемарил! – Она озорно подмигнула гостю.
Иван виновато ответил:
– Приставал к ней, приставал – давай помогу. А она – ни в какую. Иди, говорит, отдыхай. Еще и груш мне принесла.
– Было за что! Я его на самом деле вовсю тут эксплуатировала. Ванечка мне душ наладил, – похвалилась или слегка уколола мужа Ирма. – И два ведра сливы собрал. И семь баллонов мне завертел!.. Не мужик – находка! Как тебя твоя Марина не ценит – не понимаю.
– Ирма… – поморщился Кольцов.
– Что – Ирма? Ты меня извини, но дура она, твоя Маринка. И ты дурак, что на ней женился!
– Женщина, – строго сказал Вася, – замолчи.
Ирма послушно примолкла.
– Ладно, – заторопилась она, – вы тут расслабляйтесь, а у меня еще посуды гора. – Она легко встала и сбежала вниз, во двор.
Зазвенела там рукомойником и тарелками. Мужчины остались одни.
Вася достал сигарету «Донской табак», пыхнул дымом. Предложил:
– Пойдем завтра с аквалангом?
– У тебя ж работа! А ты еще собираешься меня развлекать!.. Спасибо, что вообще приняли.
– Не базарь.
Василий затянулся. Потом с расстановкой продолжил:
– Утречком, часиков этак в шесть, пока курортников нет, на моем катере выйдем. – Вася работал спасателем на местной водной станции. – А к восьми уже вернемся. Может, наловим рапанов – я их Ефимычу сдам.
– В кафе?
– В кафе.
– Что, едят их курортники?
– Еще как!
– Ну, раз ты сможешь заработать, тогда о'кей.
– «О'кей», – передразнил Василий. – Ишь, набрался словечек от вероятного противника! Замполита на тебя нет.
– Нет сейчас в армии замполитов.
– Я знаю.
– А помнишь нашего подполковника Дуганова? Как он принимал полбанки и шел в казарму нас воспитывать: «Быстренько все взяли табуреточки – и смотреть программу «Вре-е-емя»!»
– Помню, – усмехнулся Кольцов.
– Хорошее было время.
– Хорошее.
– Ладно, – Кольцов поднялся с шезлонга, – поеду-ка я на дикий пляж. Искупнусь.
– Не наелся еще?
– Морем-то? Не наелся.
– Давай чеши. Смотри рапанов завтра не проспи.
Кольцов сбежал по ступенькам с горки к дому.
В том, что он ответил Василию: «Не наелся морем», была только часть правды.
А вся правда заключалась в том, что сегодня, когда утром он выходил с санаторного пляжа, то лицом к лицу столкнулся с загорелой худенькой девушкой в красном сарафане и с роскошными черными волосами. Одну секунду он смотрел в ее глаза. И она тоже смотрела на него одну секунду – но зато с такой искрой, такой жизнью!
Девушка прошла мимо. Потом Кольцов не выдержал и оглянулся. И в этот момент обернулась девушка. Посмотрела, а потом улыбнулась ему. И пошла себе дальше своей дорогой. Минуту Кольцов простоял словно дурак. Побежать за ней? Взять за руку? Наговорить с три короба?
Девушка смешалась с толпой отдыхающих. А Кольцов поплелся дальше своей дорогой, презирая себя за трусость и неуклюжесть.
Но сейчас, вечером, вдруг засобирался на дикий пляж – потому что был уверен: она тоже будет там. С какой, спрашивается, стати он себе это вообразил? И, главное, почему ему так отчетливо казалось, что она тоже ждет встречи с ним? Именно с ним?
Иван сидел у самой кромки прибоя.
Море готовилось к ночи.
Уже спала дневная жара – когда солнечный жар словно давит на кожу, хочет прожечь ее. Ветер стих. Солнце медленно клонилось к закату. Казалось, оно собирается сесть в море – это к теплой погоде, да и примета хорошая. Ивану хотелось, чтобы солнечный диск упал-таки в воду. Но в последний момент солнце передумало: закатилось за гору. И тут же воздух задышал прохладой. Парочка отдыхающих, сидевших на берегу метрах в ста от Ивана, засобиралась домой.
Иван с радостью проводил их взглядом: одному гораздо лучше.
Берег опустел. Сюда вообще редко добирались курортники. Надо было знать дорогу по горам. Или идти вдоль берега, спотыкаясь, по камням. Да и ради чего, спрашивается? Дно здесь ужасное – валуны, покрытые скользкой тиной. Того и гляди расшибешься.
Морская вода сияла чистотой – дождей давно не было. Ободренные вечерней тишиной, на мелководье выползли крабы.
Иван присел на соседний с крабами валун и наслаждался в одиночестве закатом. На пляже никого не осталось. Только в небе кружился-тарахтел мотодельтаплан. Поселок Абрикосово стремился – и не безуспешно – к мировым курортным стандартам: к услугам отдыхающих появились не только водные велосипеды, скутеры и резиновые «акулы», на которых курортников таскали за моторной лодкой, но и небесная экзотика. Можно было полетать на парашюте, который тянули за катером, или прокатиться с инструктором на мотодельтаплане. Нынче утром Иван поинтересовался ценами. Оказалось, что пятиминутный полет стоит пятьсот рублей. Удовольствие явно не про его кошелек. Да и не очень-то хотелось лететь пассажиром. А к управлению его никто не подпустит.
Кольцов понаблюдал, как летчик отрабатывает свои деньги: делает «коробочку» над пляжем, демонстрируя пассажиру наиболее привлекательные морские виды. Благодаря своему более чем стопроцентному зрению Иван видел, как пассажир с видеокамерой опасно перегибается через низкие бортики аппарата. «Высота – метров семьсот, – автоматически отметил Кольцов. – Вывалится – пиши пропало». Но в Абрикосово еще не доросли до такой капиталистической ерунды, как соблюдение техники безопасности. Васька сегодня утром рассказывал: в прошлом году парашютист, которого тащили за катером, со всей дури грохнулся на пляж. Повредил позвоночник и сломал обе ноги. И это – за свои деньги, в свой собственный отпуск!
Он-то, Иван, рисковал, когда приходилось, по долгу службы, ему за это деньги платили…
Мысли автоматически перепрыгнули в прошлое на собственный опыт.
Память услужливо преподнесла тот злосчастный полет. Ясно, будто в кино, Иван увидел: вот уходит в сторону самолет. Он сам кувыркается, лишенный опоры, в ослепительном небе… Удар! – это открылся основной парашют, наполнился воздухом. Иван подумал, что все напасти позади. И сглазил. Потому что тут же сама по себе сработала «запаска». Два купола, малый и большой, грозились перехлестнуться. Кольцов тогда даже не испугался. Стандартная ситуация. Он стал делать все, как учили. Земля наплывала снизу. Он попытался вручную отцепить основной парашют – и с ужасом понял: замки заклинило. Он дернул раз, другой. Бесполезно. А стропы малого уже захлестнулись за стропы большого парашюта… И купол стал гаснуть. И земля начала надвигаться на него все быстрее, быстрее, быстрее… И когда Иван понял, что отцепить основной парашют не удается – да это уже и не нужно! – когда кошмарная твердь земли налетала на него все ближе и ближе, Кольцов, помнится, спокойно, даже с усмешкой подумал: «Ну вот тебе и п…ец!» И сразу – вспышка боли и глухая темнота.
Очнулся он в госпитале…
Эх, небо, небо…
С тех пор как на полетах пришлось поставить крест, он черной завистью – да, именно черной! – завидовал тем, кому путь в небо не закрыт. Нет, не коллегам из авиагородка, которые уже несколько месяцев не поднимались в воздух из-за отсутствия керосина, а, например, американским военным летчикам. Те-то добросовестно налетывают свои ежемесячные часы. И получают такую зарплату, за которую не приходится оправдываться перед женой.
Перед женой, которой нужна то шуба, то новая косметика, то сапожки… Да была бы Марина сейчас вместе с ним в Абрикосово – черта с два она согласилась просто так сидеть на пляже. Потребовала бы ресторан, шампанское с персиками, песенку заказать: «А сейчас для красавицы Марины звучит ее любимая композиция «Тополиный пух»…»
Деньгами он ее и сам, верно, купил, когда она за него выходила. Купил, сам того не подозревая. Офицер! Летчик! 280 «рэ» ежемесячного довольствия!.. А сейчас он кто? И какие у него деньги? А вот у других они есть. И на этом, вдруг отчетливо понял Кольцов – ресторанах, персиках, косметике, – ее сейчас покупают другие.
Хрустнула галька. Иван резко обернулся: ему почудилось, что его, с этими его горькими мыслями, застигли врасплох на месте преступления. Кольцов всмотрелся в приближающуюся к нему по берегу фигуру – и у него перехватило дыхание.
Это была та самая девушка с пляжа. Та самая, которой он сегодня днем столь пристально заглянул в глаза. Та самая, что оглянулась в тот момент, когда обернулся он, и улыбнулась ему. Она, правда, была одета иначе, чем утром: не красный сарафан, а черные кроссовки, черные шорты, белая маечка-топик – но это, без сомнения, была она! Роскошные черные волосы, смуглое лицо и руки. Искрящиеся глаза – да, это она!
Вот это совпадение! В Абрикосове – десять тысяч жителей постоянного населения, плюс, наверное, сейчас тысяч сто приезжих. В Абрикосове – сотни мест, где проводят время курортники: три пляжа, десятки кафе, две дискотеки, летнее кино, санаторный парк… – но она, та самая девушка, вдруг оказывается на уединенном пляже за три километра от города! И в тот самый час, когда здесь, на пляже, он!
Но дело даже не в этом. А в том, что он, Кольцов, заранее знал, чувствовал, что она сюда придет.
Он поднялся с валуна – сильный, красивый. На его ноге и плече были шрамы, но сейчас он почему-то перестал стесняться их.
Девушка подошла ближе и улыбнулась.
Здесь, в этой комнате, не было окон. Точнее, они были – но бутафорские. Стекла вечно закрыты жалюзи. Сквозь них пробивается свет. Он даже становится ярче к полудню, меркнет к вечеру, совсем угасает ночью – но свет этот вовсе не дневной, не солнечный. Его испускают установленные за стеклами лампы. Они искусно управляются реле, создавая иллюзию, что за невсамделишными окнами разгорается и угасает день. Комната защищена от прослушивания. Ни сигнал вражеского спутника-шпиона, ни лазерный луч не должны пробиться сквозь двойные стены (сталь, затем прослойка воздуха, а следом бетон), не должны зафиксировать мельчайшие сотрясения воздуха в этой комнате – ни одного слова не должно отсюда просочиться наружу.
Если только кто-то из собеседников, находящихся в этой комнате, сам не расскажет о том, что здесь говорилось.
Об этом думал генерал, сидя за большим полированным столом.
К 19.45 ему доложили картину происшедшего.
Самые худшие его опасения подтвердились.
Он уже знал, что этот человек может нести самую мощную угрозу власти, правительству, его стране – самую мощную, за исключением, пожалуй, ядерной бомбы. А возможно, и еще сильнее.
И единственным разумным выходом виделась немедленная ликвидация этого человека.
Но генерал понимал, что операция по ликвидации потребует стольких сил и вовлечет в свою орбиту так много людей, что о сохранении режима секретности уже не могло идти речи. И значит, все станет известно как минимум – вероятному противнику, а как максимум – широкой общественности.
И этого, конечно, допустить ни в коем случае нельзя.
Правда, совершенно не исключен вариант, что случившееся – это только зарницы, которые посветят-посветят да потом утихнут. Утихнут навсегда. И все придет в свою норму. И никогда не повторится вновь.
Был бы очень благоприятен именно такой исход.
Кроме того, генералу сообщили, что уже начато расследование особого происшествия. А раз начато, зачем же суетиться? Не разумнее ли выждать? Дождаться хотя бы первых результатов? На войне, как и в жизни, зачастую побеждает не самый сильный. Не самый сильный, а самый терпеливый. Тот, кто умеет затаиться и подождать.
Да, в самом деле, умнее было бы, решил генерал, выждать. Выждать хотя бы сутки. И если ситуация начнет выходить из-под контроля – вот тогда отдать приказ о ликвидации самого объекта.
Но ведь возможен и удачный поворот событий. Всегда нужно верить в удачу. (Но не бесцельно уповать на нее!..)
«Выждать, – окончательно решил генерал. – Лучше выждать. И затем – сделать грязную работу чужими руками. Если получится. Ну, а если не получится – тогда…»
Он подошел к бутафорскому окну и подумал, что предстоящие двадцать четыре часа будут не самыми спокойными в его жизни.
Черное море, скалистый берег, ни души, сумерки.
Двое красивых молодых людей – мужчина и женщина.
Они стоят и смотрят друг на друга. Во второй раз в жизни.
– Я вас ждал, – просто сказал Иван Кольцов и подумал, что это, без дураков, самое умное из всего, что он когда-либо говорил. Самое умное, что он только мог сказать.
Она улыбнулась. Секунду подумала.
«Ляпнет глупость?» – пронеслось у него в голове.
Но девушка неожиданно просто призналась:
– А я вас искала.
И эти две фразы сделали совершенно ненужной всю ту длительную и мало осмысленную болтовню, которая обыкновенно бывает при первом знакомстве. Иван и Лена с первых же фраз стали беседовать друг с другом так, словно давным-давно были добрыми друзьями.
– А почему ты искала меня именно здесь? – улыбнулся Иван, даже не заметив, что сразу перешел на «ты».
Но Лена уже вполне пришла в себя. Ей больше не хотелось признаваться в том, что ей тоже хотелось этой встречи. Она пожала плечами и лукаво улыбнулась:
– Я каждый вечер хожу сюда купаться. Обычно здесь никого нет…
Последняя фраза прозвучала с легким укором, но глаза ее выдавали. Они говорили: «Как хорошо, что ты оказался тут!»
Иван смотрел и смотрел на нее. Смуглая. Худая. Жгуче-черноволосая. И эти задорные глаза… Нет, он, право, почувствовал, что влюбился. Еще тогда, мельком на пляже увидев, влюбился. Несмотря на то, что еще пять минут назад был уверен, что любит свою жену.
С мужчинами это случается.
– Хороший вечер.
– Очень тихо.
– Да. Здесь такое – редкость…
– А ты давно здесь, в Абрикосовке?
– Давно.
– А я вчера приехал.
– Я вижу, – улыбнулась она.
– По загару?
– По его отсутствию.
Иван, который весь предыдущий день старательно подставлял лицо солнцу, немного расстроился:
– Что, совсем не загорел?
– Тебе идет романтическая бледность, – подмигнула девушка.
Лене почему-то было легко. Пустой пляж, валуны, море, плавно переходящее в небо. И она – вдвоем с этим милым бледнолицым…
Почему-то вспомнилось вечное тети-Верочкино: «Смотри, не влипни в историю!». Тетя Верочка ее бы точно не одобрила. Сумерки, никого вокруг, а она дружески болтает с каким-то незнакомцем. «А вдруг он маньяк?!» – прошелестел в глубине сознания предостерегающий теткин голос.
Да какой он маньяк. Милый, скромный и не успевший загореть парень…
«Ладно тебе, теть Вер, – обратилась Лена к строгому призраку. – Во-первых, мы ничего не делаем. Пока. А во-вторых, я человек свободный!»
Иван внимательно смотрел на нее:
– Тебя что-то беспокоит? Хочешь, мы отсюда уйдем? Посидим в кафе?
«Боже, какой он милый, – подумала Лена. – Как будто почувствовал».
Она поспешно ответила:
– Нет, давай останемся здесь!
Стряхнула со лба надоевшую прядь. Расправила плечи. Да плевать ей на все эти порядки-правила! Не желает она ждать пресловутого «третьего дринка», никак не раньше которого, по заповедям женских журналов, можно отдаваться мужчине. По крайней мере, сегодня не желает! Ей хотелось, чтобы наконец произошло что-то хорошее? Хотелось. Вот оно и происходит.
«Неужто я влюбилась? Или влюбляюсь? А красиво это звучит по-английски: falling in love. Буквально: впадая в любовь. Вот и я сейчас, кажется, впадаю в любовь. Как в какой-то припадок впадают… Как в ересь. Как в грех…»
«Я хочу ее. И хочу, чтобы она всегда была рядом», – в голове у Ивана помутилось. Ее чуть хрипловатый голос сводил его с ума.
«В чем дело? – останавливала себя Лена. – Что я в нем нашла? Что со мной?.. Да, у него мощный торс, широкие плечи… Эта обаятельная улыбка – добрая, веселая, чуть смущенная… Ну и что? Ведь ничего особенного… Ну, грудь… Ну, улыбка…»
Но она чувствовала, как сладко тянет у нее внизу живота, как слегка напряглись соски.
Обычно у нее легко получалось отгонять дурацкие мысли. Этому она научилась с первых дней работы в школе. В выпускных классах ведь есть пара-тройка та-аких обалдуйчиков… Мышцы, попки, горящие глаза… Так и хочется наброситься. Но одно неверное движение, один неправильный взгляд – и парень уже понимает, что на уме у молодой училки. А дальше – пошло-поехало, вся школа засмеет. Поэтому Лена подавляла свои желания без всякой жалости. Что поделаешь – ОБЖ. «Основы безопасной жизнедеятельности». Инстинкт у нее был – убивать игривые мысли в зародыше. Держать свое тело в черном теле.
Но сегодня инстинкт ей явно отказывал.
– Пойдем купаться? – сказал Иван.
– Еще рано. Потом.
Небо уже стало темно-синим. Над горой – там, куда упало солнце, – загорелась первая звезда, яркая Венера.
– Позагораем? – предложил он.
Она расхохоталась.
Эта девушка отчего-то вселяла в Ивана невиданную раньше уверенность в себе – и радость. Ему хотелось острить, веселить, побеждать, завоевывать – ее и весь мир.
– Ну, я, пожалуй, разденусь, – сказала она.
– Вечер теплый.
– Не смотри.
Иван послушно отвернулся к морю. Через минуту она уже скинула шорты, футболку и кроссовки и оказалась в купальнике. У Ивана перехватило дух, когда он ее увидел: худая, ни единой лишней жиринки, – и смуглая-смуглая, словно негритоска.
Было очень тепло. Наступала южная ночь. На горе, покрытой лесом, неутомимо трещали цикады.
Они сели на камень. Рядом. Смотрели на море. В море различался белый катер, катавший курортников. На нем уже зажгли сигнальные огни.
– Ты здесь отдыхаешь – от чего? – спросил Иван.
– От школы. От ученичков. От директрисы. А ты?
– От самолетов и курсантов. – Иван не решился сказать, что это все – самолеты и курсанты – уже в прошлом. Не говорить же, что он отдыхает от пассажиров своего «такси». И от жены.
– Ты летчик?
– Да.
– Слушай, летчик, ты в штопор когда-нибудь входил?
– И выходил – тоже, – усмехнулся Иван.
– А я не входила. Но вхожу, – призналась она откровенно. И про себя подумала: «Просто Маргарита какая-то. Ни стыда, ни совести. Сейчас схвачу метлу и начну летать над пляжем…»
Он взглянул на нее. Ее глаза влажно блестели.
– Пойдем купаться, – предложил он.
– Пойдем.
Они медленно вошли в воду. Уже совсем стемнело, и вода казалась светлее, чем воздух. И теплее – теплой, как в ванне.
Она оскользнулась на камне и схватила его за руку. Ее рука была сухой и горячей.
Осторожно поддерживая ее, он вошел в воду.
– А я шла сюда купаться голой, – сказала она.
– Купайся.
«Что со мной? – подумала она. – Что я творю?» Но сняла в воде сначала лифчик, а затем и трусики. Зашвырнула их на берег.
Он сделал шаг к ней. «Нет, нет!» – засмеялась она, оттолкнула его и поплыла. Плыла она мощно, красивым кролем. Во тьме вспыхивали белые искры пены.
Он припустил за ней. Заплыв далеко – берег уже был не виден в чернильной темноте, – она перевернулась на спину. В жгуче-черном небе стояла бесконечная россыпь звезд. Через все небо протянулся белой пенкой Млечный Путь. Иван подплыл к ней и тоже лег на воду рядом.
Под плечами была темная бездна, берег терялся в темноте, загадочная бездна простиралась над головой. Рядом лежал незнакомец. Было страшно и хорошо.
Она не выдержала и кролем полетела к берегу. Плыла она красиво и быстро и знала это. Достигнув мелководья, встала на ноги, запыхавшись. Подплыл Иван. Его дыхание было ровно. «Ну, возьми же меня! – подумала она. А потом: – Я просто сошла с ума».
Он обнял ее. Сильные руки сжали ее бедра. «У меня месяц не было мужчины, – мелькнуло в голове. – Но дело не в этом… Дело в нем, этом парне…» Он поцеловал ее. Так ее еще никто не целовал. Голова у нее совсем закружилась. Она закрыла глаза и притянула его к себе…
Они вышли из воды, тяжело дыша, и сели на полотенце. Было так тепло, что даже не хотелось вытираться. Он продолжал ласкать ее, гладил волосы, шептал что-то нежное. Она закрыла глаза.
Он притянул ее к себе и снова вошел в нее. «Боже!» – подумала она. Она побывала замужем; у нее были мужчины до мужа; у нее случались встречи после него – но так хорошо, как сейчас, ей никогда не было. Словно… Словно ее ласкает кто-то, знающий ее так же хорошо, как она сама… Чувствующий каждую ее клеточку, предвосхищающий каждое ее желание… Словно этот посторонний кто-то была она сама. И этот любящий ее сейчас, ее все понимающий двойник, был при этом – мужчиной.
Она крепко зажмурила глаза и не понимала уже, где она и что с нею. Кажется, она кричала: «Ну, давай же, летчик, давай же, миленький, давай!»
И тут внутри ее словно взорвался сладкий, яркий, огненный шар. Последней мыслью было: «Я сумасшедшая!»
Сегодня ему снились черви. Полная жестяная банка червей. Противных и розовых. Они шевелились и сплетались в клубки. Гадость, черт возьми!
Крис проснулся с тяжелым чувством. Оказалось, что его простыня мокра от пота, несмотря на то что кондиционеры гудели вовсю. Наташка крепко спала. Перед сном она не стерла косметику, и ее подушку украсили сине-черные разводы. Крис брезгливо взглянул на девушку и грубо ткнул ее в бок. Та испуганно подскочила.
– Слушай, к чему это черви снятся? – поинтересовался он.
Наташка закатила заспанные глаза и прошипела:
– Во, блин, вопросик! К башлям снятся. Чем больше червей – тем больше денег.
– Ладно, дрыхни, – разрешил Крис и нехотя встал с постели. Дай-то бог, чтобы толкование сбылось. Вечер предстоял тяжелый.
Крис завел себе моду: спать днем, после обеда, а работать – утрами и вечерами. Он где-то читал, что так принято в Испании. И в других странах с жарким климатом, типа Бразилии. «Сиеста», кажется, называется. Или «фиеста». А у нас тут, в Абрикосовке, летом чем не Бразилия!
По утрам он с пацанами обычно торчал в любимом кафе «Катран». Вели всякие базары – когда просто «за жизнь», а когда по-деловому. Там же он ел, а иногда снимал на время своей «фиесты» девочку.
А вечерами, когда спадала жара, выходил на работу. Дел было невпроворот. По четвергам, например, он собирал бабки. А сегодня как раз был четверг. Восемнадцать точек надо обойти, не игрушки! Со всех струсить положенное и отвезти хозяину, который за каждую копейку спрашивает отчет.
А народец борзеет. Так и норовит на халявку проехаться. Нет выручки, видите ли, у них. Спросу нет. Народу везде – залейся, а у них спросу нет.
Крис прошлепал в ванную и включил водонагреватель. Тут же потекла теплая вода, что для Абрикосова являлось роскошью. Местные жители в лучшем случае пробавлялись летними душами, а то и вовсе ходили мыться в море. Вот быдло!
Крис полез в ванну – и натолкнулся на огромную жирную гусеницу, которая притаилась в мыльнице.
– Вот зараза! – выругался он, спуская ее в унитаз.
Кругом одни черви.
Посмотрим, сколько-то нынче будет денег.
Крис вынул из холодильника запотевшую бутылку «Балтик» номер девять, выпил пару добрых глотков – в голове сразу прояснилось – и спустился во двор. Охранники были на месте. Крис хмуро кивнул им и направился к машине.
– Сначала на море, – приказал он водителю.
Несмотря на то что солнце уже садилось, пляж был заполнен народом. Сегодня Крис решил начать с фотографа. Вот он, урод: на голове убор из индейских перьев, поверх плавок – соломенная юбочка (с понтом «я – туземец»). За руку держится обезьянка. Рядом – пальма из картона. И чего только люди не делают, чтобы этим дурацким курортникам угодить!
Лениво следуя курсом на мужика, Крис вдруг увидел, как фотограф быстро-быстро, бочком, покидает свою огромную бутафорскую пальму и, прихватив обезьянку, устремляется к выходу с пляжа.
– Бежит, сука! – удивленно сказал Крис охранникам. Парни, умело лавируя между загорающими людьми, перехватили беглеца и подвели его к Крису.
Фотограф жалобно взглянул на него:
– Есть только половина!
Крис молчал.
Фотограф судорожно вцепился в свою обезьянку, которая меланхолично ковыряла в носу, и воскликнул:
– Они, заразы, все со своими «мыльницами» приезжают! Я им тут не нужен! Только обезьяну мою щелкают за «чирик»!
Крис нахмурился. Отдыхающие стали поглядывать на них с интересом. Фотограф, понимая, что его вряд ли будут бить на глазах у публики, совсем осмелел:
– С ума спятить, половину отстегивать! Вон, в Инале тридцать процентов берут! А в Сочи вообще всего по сотке в день!
В самом деле, ну не бить же урода на глазах у толпы. Придется с ним поговорить отдельно. Крис протянул руку:
– Давай что есть, ублюдок. Завтра пойдешь сам с хозяином разбираться.
Фотограф радостно протянул ему пять сотен.
Отсрочка получена! А до хозяина когда еще дело дойдет… А может, и не дойдет? Может, забудут?
… Дальше сборы тоже шли невесело. Пятеро из восемнадцати точек до конца не рассчитались. Продавцы арбузов жаловались на поборы гаишников и экологов. Тир – на то, что с утра налетела налоговая полиция. Водная станция – на проблемы с бензином: «По восемь рубликов заправляемся! Вместо трех! Откуда бабки-то?»
Крис собрал тридцать штук – вместо положенных сорока. На десять косых меньше. Не велика вроде разница. Но хуже, что каждый неплатеж – да еще на глазах у пацанов – подрывал его авторитет. Придется теперь всю неделю разбираться с должниками.
«Разбираться» – не значит обязательно бить или там поджигать чего-то. Нет. Мы ж не какое-то там зверье. Не чурки же, не беспредельщики! Для начала надо посидеть с человеком, поговорить по душам, покумекать. Может, действительно иной раз войти в его положение. Может, и в самом деле тот налог, что он платит Крису, завышен. У нас же никакой не рэкет, а плата за охрану! Бывает, надо пойти человеку навстречу. Снизить таксу. Мы же не дураки: резать курицу, несущую яйца… «Но вот фотографа, старого паскудника, я бы лично урыл без разговоров!» Очень Крису не нравился этот слюнявый тип с обезьянкой.
В довольно мрачном расположении духа Крис подходил к последней точке – любимому кафе «Катран».
«Боже, что со мною? – думала Лена Барышева, сидя рядом с Иваном в теплой темноте его «жигуленка». – Я веду себя как настоящая шлюха. Отдалась первому попавшемуся мужику. Практически – незнакомцу… Вот так курортный романчик! Держалась весь отпуск, а как уезжать – запрыгнула на мужика через полчаса после знакомства. Ну, Ленка, ты даешь!..
Но ведь до чего хорош! До чего мил! И как ловок! Наверно, впервые за год меня кто-то поимел так, что больше совсем ничего не хотелось».
Хотелось одного – сидеть и расслабленно мычать. Тем более что Иван был рядом, не заводил мотор и только обнимал, целовал руки, шею…
«Фантастика! – продолжила думать Лена. – Где-то на юге встретить летчика из Сальских степей, сразу отдаться ему и млеть теперь в машине под его поцелуями! Умелыми, надо сказать, и такими сладкими поцелуями…
В самом деле: у меня был муж, у меня были мужчины и до него, и после. Я тело свое знаю все, до последней клеточки. У меня даже, черт возьми, женщина была! Но так хорошо, так сладко мне не делал никто: ни я сама, ни женщина и ни один мужчина.
А самая большая странность заключена в том, что я поняла: так будет, как только увидела этого Ивана тогда, утром, на пляже. Мне даже в тот момент почудилось прикосновение его рук… И потом я весь день, даже не задумываясь над этим, искала его… Но самая удивительная странность даже не в этом… А в том, что я все-таки нашла его: одного, на пустынном пляже, в трех километрах от поселка… С чего я взяла, что он будет именно там? И ведь он оказался там!«
– Куда поедем? – хриплым голосом спросил Иван, отрываясь от нее.
Темная машина стояла в заросшей низким горным лесом расщелине. Неумолчно трещали цикады.
– А куда ты хочешь? – покорно проговорила Лена.
– Поедем к моим друзьям! Они здесь живут. Они классные ребята, Васька и Ирма. Я хочу тебя с ними познакомить!
Она задумчиво покачала головой.
– Поедем! – восторженно продолжал Иван. – Они здесь недалеко. В поселке – улица Удалова Щель, тридцать! Я тебя познакомлю, посидим у них во дворе…
– Ванечка, – мягко сказала Лена, – да ведь уже поздно.
Иван бросил взгляд на часы на приборной доске: половина первого ночи.
– Да, действительно, – пробормотал он, – я совсем потерял голову… Знаешь, Лен, – вдруг начал он, потом споткнулся, а затем все-таки выдохнул и продолжил, словно в воду кинулся: – У меня такое чувство, что я… что я искал тебя всю жизнь… И что я… Я… Словом, я жить без тебя не могу…
Лена приблизилась к Ивану, поцеловала его в щеку и просто, без затей, сказала:
– Мне тоже очень хорошо с тобой.
Иван повернул голову и принялся яростно целовать ее.
– Постой, постой!.. – высвобождалась она, смеясь. – Поздно уже… Отвези меня домой!
Иван вдруг протрезвел, помотал головой, словно пес, выскочивший из моря. Затем собрался, повернул ключ зажигания и спросил уже совсем другим, деловым тоном:
– Куда едем, гражданочка?
До поселка парочка добралась за пять минут.
Несмотря на позднее время, под открытым небом работали все кафе. Столики были полны. Шашлычный чад мешался с ревом музыкальных ансамблей. По темной набережной прохаживались толпы гуляющих. Гремела дискотека. Многие купались в черном – по-настоящему черном! – и тихом море.
– Может, выпьем кофе? – предложил Иван, когда они добрались до «цивилизации».
– Давай, – согласилась Лена.
Им просто не хотелось расставаться друг с другом.
Машина Ивана остановилась у кафе «Катран».
Мальчишка-бармен покопался в столбике кассет и выбрал Джо Дассена.
Лена улыбнулась:
– Красота! Чем не Марсель?
Кафе находилось метрах в ста от набережной, живой музыки здесь не водилось, оттого занят здесь был всего один столик. За вторым, в уголке, примостились Иван с Еленой, пили свой скромный чай с коньяком и лимоном.
Иван погладил ее по руке:
– Может, потанцуем?
Лена не смутилась из-за того, что площадка для танцев была пуста:
– С удовольствием!
Иван осторожно обнял ее. Лена доверчиво положила правую руку ему на плечо. Они не обратили внимание на то, что в этот момент в кафе зашли трое мужчин самого мрачного вида.
Крис рявкнул:
– Зови хозяина.
Мальчишка-бармен тут же скрылся в недрах кухни. Хозяин появился мгновенно:
– Крис, дорогой, совсем горю! Видишь, народа нет. Оркестр не поставил – никто не ходит! А кто ходит – только место занимает!
Он украдкой показал на танцующую пару:
– Вот глянь. Два чая и пятьдесят коньяку. Семнадцать рублей. Прибыль – пятерка! Время самое ходовое, а в кафе – пусто. «Трешку» только могу тебе дать…
Три тысячи вместо положенных пяти!
Крис молча прошел к столику. Хозяин тут же мигнул-махнул, призывая официантку с холодной водочкой.
Крис выпил залпом и невидящим взглядом уставился на танцующих. Больше всего ему хотелось выхватить пистолет – он был в рубашке навыпуск, чтобы скрывать ствол, – и пристрелить хозяина. И тупую официантку – тоже. И эту сладкую парочку. Девчонка – стройная, зараза! – так и вцепилась в своего мужика, в этого лоха.
Крис рявкнул на все кафе:
– Выключи эту дрянь!
Бармен поспешно нажал на «стоп». Песня оборвалась на полуслове, парочка остановилась на полушаге… Мужчина и женщина взглянули на Криса и… дружно засмеялись. Потом спокойно вернулись к своему столику. Крис только и расслышал: «Местная мафия предпочитает Кучина». Он тяжело поднялся и подошел к веселой парочке. Мужчина что-то понял, весь подобрался, напружинился. Женщина по-прежнему улыбалась. Крис видел ее роскошные черные волосы и тонкие загорелые руки. Бармен по собственной инициативе поставил «Поручика Голицына». Крис протянул женщине руку:
– Пошли, потанцуем.
Она бесстрашно ответила:
– Спасибо, нет.
Он грубо схватил ее и одним легким рывком вытащил из-за стола:
– Я сказал – пошли.
Ее спутник вскочил. Крис махнул охранникам.
От первого удара мужчина уклонился. Вторым ударом ему разбили губу. Женщина пыталась вырваться, и Крис больно выкрутил ей руку.
Мужчина отчаянно сопротивлялся. Ему удалось угостить одного из охранников таким ударом, что тот тяжело, как медведь, рухнул на землю. Второй опешил – и тут же получил мощный хук в челюсть. Крис выпустил женщину, бросился на нахала и ударил его ногой под колено. Бармен тем временем запирал входную решетку, ограждавшую кафе от улочки, – он решил, что лишние свидетели сейчас совершенно ни к чему. Охранники встали с земли. Их глаза горели откровенной злобой…
Лена отступила на шаг назад. Она не успела даже испугаться.
Казалось, все происходит во сне. Или в кино. И совсем даже не с ней. Не с ними.
Вот трое амбалов наступают полукольцом на Ивана. Один размахивается – и бьет. Иван уклоняется. Кулак проходит мимо.
Вот Иван уже оказался в кольце троих мужчин.
Один из них – тот, что приглашал Лену танцевать, – достает пистолет. Входная дверь закрыта. Бармен и официантка вмешиваться не собираются.
– Ну держись, падла! – ревет мужик с пистолетом и бросается на Ивана.
…Рукоятка пистолета отчаянно больно хлестнула по щеке. Иван покачнулся – и тут же получил мощнейший удар по почкам. И потом – в живот. Лена, почему ты молчишь, Лена, почему просто смотришь и не зовешь на помощь?
Вот Иван уже на земле.
Главарь – тонкий бритый хлыщ – наступает ему на лицо ботинком. Двое других, нехорошо усмехаясь, обступают Ивана.
И вдруг Лена видит, как декорации чудесным образом меняются.
Охает главарь. Хватается за живот. Опускается наземь. Корчится. Хрипит.
Тут же удивленно, как сноп, падает на пол второй бандит. И, вскрикнув, схватившись руками за горло, прохрипев что-то, – третий.
Иван медленно встает с земли. Лицо его кровоточит. Глаза бессмысленны. Они ничего не выражают. У него под ногами корчатся подонки.
Иван, глядя невидящими глазами, хватает Лену за руку, тянет ее к выходу.
Переступая через троих поверженных, они выходят.
Официантка, бармен и сам хозяин провожают их изумленными глазами.
Крис и его приспешники лежат на полу кафе без признаков жизни.
Внезапно наступила тишина. «Куда подевались оркестры? – подумал Иван. – Народ, шум, смех?» Он чувствовал только, что кто-то крепко и нежно держит его под руку. Но никак не удавалось вспомнить, кто это… В голове стучало, было нестерпимо жарко и не хватало воздуха.
Иван с усилием повернул голову и как будто впервые увидел девушку, которую держал под руку. Испуганные глаза, узкие смуглые руки… Это же Лена, моя Лена!
Она ни о чем не спрашивала. Просто молча держалась за него и вела его все дальше от злосчастного кафе, к морю, к воде. Иван был благодарен за то, что она молчала.
Постепенно он начал различать окружающие их звуки. Оказалось, что и оркестры на месте, и по-прежнему полно гуляющих. Звуки постепенно наплывали и становились все громче и громче…
Лена привела его на санаторный пляж, почему-то незапертый, несмотря на позднее время. Усадила в креслице водного велосипеда, который на ночь вытащили на сушу. Ласково погладила по щеке:
– Все, Ванечка, все. Теперь все хорошо.
Рядом шипело море. Здесь, на санаторном пляже, не было ни души. В сумраке летней ночи он выглядел немного зловеще. Баррикада из лежаков. Траншеи-песочницы. Кривобокий душ. И одиночество, пустота в груди. Как будто он один во всей Вселенной. Один во враждебном мире.
– Испугалась? – спросил Иван.
Лена отреагировала неожиданно:
– Иван, ты был ве-ли-ко-ле-пен. Настоящий воин!
Эх, женщины, женщины!.. Как вы любите воинов!
Но что это было? Что было с ним? Он помнил только одно: драку. Удары чужих кулаков. Боль. Стыд. И – наползающую ярость. Ярости становилось все больше и больше. Она быстро набухала в нем – огненная, яркая. Потом ярость превратилась в огромный красный шар. Он ярче, больше… Он, этот полыхающий шар, становится нестерпимей, чем боль…
А после – взрыв, пустота, беспамятство…
Что это было? Что было с ним?
В половине второго ночи Иван проводил девушку до санатория.
Заспанный вахтенный отворил дверь.
Они поцеловались на прощание и договорились встретиться здесь же, у корпуса, завтра ровно в десять утра.
Иван сел за руль своего «жигуленка».
Что с ним было? Что случилось с ним сегодня? Что вообще, черт возьми, с ним происходит?
Дорога к дому Дегтяревых проходила мимо почтового отделения. Иван затормозил, остановился. Выключил зажигание. Дверь телеграфа и переговорного пункта была раскрыта. Внутри горел свет. Входили-выходили люди.
Иван вылез из машины, запер ее.
Ему обязательно надо было позвонить жене.
А зачем? А зачем – он и сам не знал.
Лена легко взбежала по мраморной лестнице.
Прошла по темным санаторским коридорам. Открыла дверь в свой номер.
Зажгла свет. Прошлась по оборудованному с казенным уютом номеру.
В голове был полный сумбур. Какая-то звенящая легкость и пустота. И радость.
Рука скользнула в карман шортиков и что-то нащупала там. Она вытащила: цепочка, крестик. Простая серебряная цепочка. Простой серебряный нательный крест. Лена вспомнила: во время драки в кафе этот крестик сорвался с груди Ивана, отлетел по полу к ней под ноги. Она машинально сунула его в карман – и забыла о нем.
Лена походила по номеру, затем задумчиво достала из тумбочки свой сотовый телефончик. С нынешнего года Абрикосовка была подключена к сотовой сети, так что позвонить куда угодно – хоть в Москву, хоть в Питер, хоть за границу – было не проблемой.
Лена набрала знакомый номер.