Аня отскочила от кровати, и что-то стеклянное зазвенело по полу.
– Привет, дорогая, – сказал я и шагнул вперед. – Что это ты такое здесь делаешь, можно узнать?
– Не твое дело, – прошипела она и побледнела. Стрельнула глазами в сторону двери, прянула в сторону, пытаясь меня обойти. Но палата была совсем маленькая, так что ей это не удалось. Я ухватил ее за руку и притянул к себе. Она попыталась вырваться, полоснула ногтями другой руки мне по щеке. Поцарапала, кажется. Но меня сейчас такие мелочи не волновали. Я смотрел на Прохора. Он или спал, или был без сознания. Аня старательно вырывалась из моих крепких объятий, но делала это молча, будто не хотела производить лишнего шума.
– Эй! Кто-нибудь! Врача сюда! – закричал я.
– Заткнись… – прошипела Аня и задергалась с бешеной силой. Очень чувствительно всадила пятку мне в голень, затрещала ткань ее белого халата.
Но когда дверь распахнулась, она вдруг сменила тактику. Яростное сопротивление прекратилось, она обмякла у меня в руках, чуть не повалившись на пол.
В палате стало как-то сразу очень тесно. Пожилая медсестра, та самая, чье внимание отвлекала Наталья Ивановна, торопливо подбежала к кровати и склонилась над Прохором. Вслед за ней в палату ввалились еще двое. В дверях замаячило обеспокоенное лицо моей бабушки.
– Она ему что-то вколола! – выкрикнул я.
– Он все врет! Я только зашла его навестить, а он на меня напал!
– Павел Геннадьевич! Павел Геннадьевич! – заголосила постовая медсестра. – Позовите Павла Геннадьевича! Он в ординаторской! Так, все посторонние быстро вон из палаты!
– Позвоните в милицию! – сказал я, но на меня, внезапно все перестали обращать внимания. Я поискал глазами Наталью Ивановну. Рослый медбрат раскинул руки и стал оттирать меня и Аню к двери. Хитрая девица, воспользовавшись ситуацией, попыталась вырваться.
– Куда это ты, милая? – прошептал я ей на ухо. – Почему ты от меня убегаешь, мы же такие хорошие друзья…
– Отпусти меня, ты ничего не понимаешь, идиот, – прошипела она в ответ.
– Ну почему же, кажется, теперь понимаю чуть больше, чем раньше, – я усмехнулся. И тут же получил локтем под дых. А хорошо, что она попала не совсем в нужную точку, удар был очень даже силен. Не уверен, что ребро не треснуло.
– Наталья Ивановна, вызовите милицию! – сказал я, найдя глазами свою бабушку. Та поспешила к посту.
– Не слушайте его, не надо милицию, у него просто фантазия разыгралась! – Аня снова рванулась. – Да отпусти ты меня, куда я теперь-то уже денусь?
Из палат на шум начали высовываться любопытные пациенты.
– Что за шум? Случилось чего?
– Мужику из первой палаты плохо стало…
– А этот чего? Новый санитар что ли?
– А милицию кто звал?
– Парень, ты бы девушку отпустил, некрасиво так с девчонками-то!
Аня снова затрепыхалась, пару раз всхлипнула, шмыгнула носом пару раз.
– Скажите ему… – со слезами в голосе проговорила она, обращаясь теперь уже к публике. – Ему что-то показалось, и он меня схватил. И вообще он псих!
– Сейчас милиция приедет и разберется, кто тут псих, – сказала Наталья Ивановна и положила трубку.
Аня зарыдала в голос и безвольно повисла у меня на руках. Начала бессвязно бормотать что-то про своего дядю, которому стало плохо, что она хотела позвать на помощь, а тут я вломился в палату и ее схватил.
– Не слушайте ее, она врет, – сказал я, но голос мой потонул в поднявшемся гомоне. Нда, действительно. Молодой здоровяк держит симпатичную хрупкую девушку. Которая плачет и зовет на помощь. Угадайте, на чьей стороне будут симпатии публики?
– А ну отпусти девчонку! – скомандовал пузатый дядька в синих трениках и майке-алкоголичке. Его плечо замотано толстым слоем бинтов. – Никуда она уже не убежит!
«Это вы ее плохо знаете…» – зло подумал я и чуть в сердцах не сплюнул.
– Ты же не убежишь, Анюта? – негромко спросил я ее в самое ухо. – Дождемся милиции? Ты там кажется шприц в палате выронила…
– Отпусти меня, псих! – Аня зло сверкнула на меня глазами.
Делать было нечего, так что объятия я разжал. Она быстро отскочила от меня, поправила халат. На плече зияла здоровенная прореха.
– Охамели уже совсем! – заголосила женщина в пестром фланелевом халате. – Девчонкам прохода не дают!
– И он кто такой вообще? Санитар что ли какой-то?
– Бригаду ему вызвать, психическую!
Вступать в пререкания я не стал. Отошел в сторону и прошептал на ухо Наталье Ивановне.
– Проследите, чтобы она не улизнула, ладно? Попытается сбежать, поднимайте крик.
– Так я не поняла, она убить что ли твоего Прохора пыталась? – спросила бабушка.
– Надеюсь, что только пыталась, – я хмыкнул и посмотрел на закрытую дверь первой палаты.
Аню уже обступили заботливые пациентки хирургии и принялись квохтать над бедной девочкой. А та взахлеб что-то им рассказывала. Из ее больших искренних глаз лились слезы. Ее усадили на кушетку, кто-то уже тащил ей стакан воды, кто-то ковылял к холодильнику. Ну да, конечно. Бедная девочка же такого натерпелась… Главное, теперь, чтобы она не улизнула до приезда милиции. Кое-что она в палате все-таки оставила. Когда шприц отшвырнула. А шприц – отличное место, на нем остаются очень четкие отпечатки пальцев…
Будто прочитав мои мысли, Аня зло посмотрела на меня. А я смотрел на ее руки. С которых она медленно стягивала медицинские перчатки. Уголки ее губ победно вздрогнули, едва обозначив торжествующую улыбку.
Вот же черт… Теперь вся надежда на Прохора.
Надеюсь, что я не совсем опоздал, и его успеют откачать.
Суета и шум довольно быстро сошли на нет. Рядом с Аней остались только две женщины. Еще в коридоре остался пузатый защитник девушек и сухонький старикашка с тросточкой. Дверь первой палаты все еще была закрыта.
– Мне надо в туалет, – сказала Аня и поднялась с кушетки.
– Я провожу, – быстро заявила Наталья Ивановна, подскочила к ней и ухватила за руку. – Пойдем, покажу дорогу, милая!
– Да я знаю, куда идти, – Аня дернулась, попытавшись отстраниться.
– Нет-нет, ты переволновалась, а там пол скользкий, стены кафельные, – приторно-саркастичным елеем разлилась бабушка. – Головку еще свою хорошенькую расшибешь.
По лицу Ани было понятно, где она видела эту заботливость. В глазах ее явно читался адрес, по которому ей хотелось послать внезапно прицепившуюся к ней женщину.
Но две пациентки никакого сарказма в словах бабушки не заметили, и только закудахтали согласно. Мол, да, туалет тут ужасный, если упасть, то костей не соберешь.
На самом деле, милиция приехала довольно быстро, от силы через пятнадцать минут. Просто эти минуты показались мне чудовищно длинными, как будто часа три прошло, не меньше. Центральная дверь отделения открылась, и в коридор вошло двое мужчин в форме с накинутыми поверх нее белыми халатами.
– Старший лейтенант Ивашкин, – представился тот, что был впереди. – Кто вызывал милицию.
– Это я звонил, – я встал и поднял руку. Как на уроке. Бросил взгляд в сторону туалета, откуда все еще не вышли Аня и Наталья Ивановна. Может, уже пора беспокоиться о моей бабушке? Хотя нет… Это же не первый этаж, так просто в окно не выпрыгнешь…
Вокруг снова поднялся шум. Все свидетели спешили поделиться своим ценным мнением. Те, кто несколько минут назад разбрелись по своим палатам, снова повысовывались в коридор. Кто-то послушать, а кто-то принять активное участие в дискуссии. Невозмутимый старлей переводил взгляд с одного лица на другое.
– А тому мужику плохо стало…
– Да псих он, на девчонке халат порвал, она аж плакала, бедная…
– Пол в туалете, говорит, скользкий…
– За завтраком отравился, каша какая-то подозрительная была…
– И потом – бах! – грохот такой, будто что-то упало!
– Туда все убежали, дверь закрыли. Помер, наверное.
Я не спешил никого перекрикивать. Бесполезное занятие. Меня гораздо больше волновало, что там с Прохором. И жив ли он еще? Легко ли убить лежачего больного с капельницей в вене, когда у тебя есть шприц? Можно вколоть что-то прямо в прозрачную трубку. Наверняка есть лекарства, которые толком даже следов не оставят. Еще, говорят, что если вогнать человеку в вену пузырек воздуха, то случится ужасная воздушная эмболия, и он откинет кони. Но тут все не так однозначно… Помнится, мой знакомый врач на какой-то дружеской посиделке что-то про это рассказывал. Деталей я уже не помню, но суть сводилась к тому, что опасность воздушного пузырька сильно преувеличена.