– Опаздываешь, – заметил дежурный редактор Сима, шумно отхлебывая из фирменной чашки с логотипом нашей телекомпании и идиотским девизом «Снимаем и показываем для Вас».
Двусмысленный слоган сочинил кто-то из наших рекламщиков. Выпороть бы дурака! Ну, что значит «снимаем и показываем»? Снимаем с себя одежду и показываем обнажившееся? Такие чашки больше подошли бы группе стриптизерш.
– Приятного аппетита, – сказала я, оглядываясь. – Что, все наши уже разбежались?
– Остались только вы с Сержем, – кивнул Сима.
Это его так зовут: Сима, полностью – Серафим. Любящие родители постарались и придумали единственному сыночку звучное и неизбитое имя. Серафим Петрович Коновалов! Интересно, не работает ли кто-нибудь из Симиных предков в нашем рекламном отделе?
– Мы последние, получаем остатки? Стало быть, нам достанется что-нибудь особенно гадкое, – вздохнула я.
– Ну, почему же? – фальшиво улыбнулся Сима. – У вас прекрасное задание, выезд за город, почти пикник на природе! Нужно сделать сюжет об открытии купального сезона в реке Кубани.
– А разве он уже открылся? – удивилась я.
– Откуда я знаю? – Сима пожал плечами. – Если еще не открылся, придется быстренько открыть. Эта тема понравилась Москве, и от нас ждут репортажа к вечеру.
Наша телекомпания время от времени поставляет столичному телеканалу новостные сюжеты, за которые Москва платит нам денежки. Не очень много, но достаточно, чтобы оправдать в глазах нашего экономного директора необходимость существования собственной информационной службы.
Позади меня что-то грохнуло. Я обернулась и увидела оператора Сержа, который пытался войти в редакторскую, но не мог этого сделать, потому что заброшенный за спину штатив заклинило в дверном проеме.
– Стой там, я уже иду, – сказала я напарнику.
– Камеру взял, штатив взял, кассеты, микрофон, петличку взял. Что еще? – не слушая меня, озабоченно пробормотал Серж.
Он невидящим взглядом посмотрел на Симу и многозначительно изрек:
– О! – после чего повернулся и скрылся в коридоре.
– Наверное, запасные аккумуляторы забыл, – сказал заинтересовавшийся этим представлением Сима.
Мы немного подождали, и тяжело нагруженный Серж вновь притопал к нашей двери.
– Камеру, штатив, аккумуляторы взял, петличку, микрофон, кассеты тоже. Что еще? – повторил Серж.
– Накамерный свет? – предположил Сима.
Посмотрев на него недобрым взглядом, оператор снова ушел.
– Свет-то нам зачем? – спросила я. – Мы же будем на улице снимать, а там солнце светит вовсю!
– Ну, должен же я был что-то сказать, – пожал плечами Сима, – Серж явно ждал подсказки!
– Камера, штатив, кассеты, батареи, все для звука, свет! Что еще? – с отчетливым раздражением в голосе спросил вернувшийся оператор.
– Купальник, – подсказала я.
Серж развернулся, отошел на пару шагов и остановился.
– Какой купальник? – донеслось из коридора.
– Желательно на меху, – попросила я. – А еще лучше, если с термоподогревом.
– Зачем купальник? – Серж сунул голову в дверной проем и по привычке вопросительно глянул на Симу.
– Это не мне, – покачал головой тот. – Это Ленке! Она сейчас будет купаться в Кубани!
– А разве купальный сезон уже открылся? – простодушно удивился Серж.
– О том и речь! – засмеялся Сима.
– Шагай в машину, – велела я оператору, мрачно шмыгнув носом. – Мы уже уходим.
– Не заплывайте за буйки! – крикнул нам вслед веселящийся Сима.
За купальником пришлось заехать домой.
– Мама! – выбежал навстречу мне обрадованный малыш.
Следом поспешала няня с ложкой, вымазанной кашей.
– Ты уже обедаешь? – Я отдала няне пакет с купленной по пути курочкой-гриль и подхватила на руки задорно визжащего ребенка. – Колюша – хороший мальчик, умница!
– Верни умницу за стол, хороший мальчик еще сырок не съел, – попросила няня.
Я отнесла малыша на кухню и посадила на табурет.
– Колюша будет творожный сырок? – спросила няня.
– Но, – решительно отказался малыш.
– В шоколаде! – поспешила добавить няня.
Мася внимательно посмотрел на тарелку и повторил:
– Но!
– А жареную курочку? – спросила я.
– В шукала? – серьезно спросил ребенок.
– Курочка в шоколаде? Ну, ты гурман! – засмеялась я. – Или это украинские корни сказываются?
– Почему – украинские? – заинтересовалась няня.
– Потому что Колян – киевлянин. А одна маленькая украинская кондитерская фабрика, я читала об этом в Интернете, наладила производство оригинального лакомства «Сало в шоколаде», – объяснила я. – Говорят, очень вкусно. Вся продукция идет на экспорт, тоскующие по родине экс-украинцы расхватывают глазированное сало в момент.
Няня положила на тарелку перед Масей добрый кусок нежной куриной грудки, и ребенок тут же забыл о моем присутствии.
– Иди, пока он занят едой, – шепотом сказала мне няня.
Я быстренько отыскала в ящике с бельем купальник, прихватила полотенце и удалилась.
Открыть купальный сезон удалось без особых страданий. Сержу пришла в голову прекрасная мысль: снять мои приготовления к купанию на берегу Кубани, а само погружение в речные воды и последующий заплыв – в старой заводи, куда сливает горячую воду городская ТЭЦ. После монтажа картинки должны были сочетаться вполне органично, так что поставленную перед нами задачу мы с оператором выполнили, и при этом пневмония мне не грозила. Тем не менее в телекомпанию я вернулась с твердым намерением заявить протест против использования журналистов в качестве подопытных животных. Сегодня я купание в Кубани открываю, а завтра на мне лекарства испытывать начнут!
В коридоре было тихо, в редакторской пусто. Бросив сумку на стол, я пошла на поиски Симы, которому собиралась высказать все, что думаю о людях, которые вынуждают своих коллег рисковать личным здоровьем ради сомнительного финансового блага компании.
Сима, а с ним еще пара журналистов и целая группа техников нашлись в аппаратной видеомонтажа. Народ сгрудился напротив телеэкранов за спиной сидящего на стуле оператора Вадика. Вадик был надут и красен, как первомайский воздушный шар.
– Ленка, спаси меня! Сними с креста! – заламывая руки, умоляюще вскричал он при моем появлении.
На экране сменяли друг друга бесконечные незаконченные «проездки». Камера начинала снимать людей, двигающихся по пешеходному переходу, потом обнаруживала в толпе симпатичную девицу и принималась «вести» ее персонально – до тех пор, пока в кадр случайно не попадало новое смазливое личико, пышный бюст или круглая попка. С этого момента оператор неотступно следил за новым объектом. В результате камеру хаотично и безостановочно швыряло из стороны в сторону, как в бурном море утлый челн, и в роли оператора мне виделся какой-то пьяный и сексуально озабоченный матрос. Учитывая, что итогом работы съемочной группы должен был стать информационный сюжет о работе городских светофоров, можно понять недовольство нашей телевизионной общественности этим видеоматериалом. Ни единого светофора в кадре не было.
– Распинаете несчастного? – спросила я нашего режиссера Славу, кивнув на Вадика.
– Вадька опять съемку облажал, – объяснил тот. – Мы ему публичную экзекуцию устраиваем. Дабы впредь неповадно было!
И он скомандовал:
– Ату его!
– Куда камеру повел, басурман? – тут же закричали в толпе. – И затрясся, затрясся, как юродивый!
– Зело нетверда десница твоя, отрок! – сурово рек другой оператор, Женя, придавливая плечо Вадика тяжелой рукой. – Руки оторвать подлецу за поганую съемку!
– Сие есть произвол и беззаконие! Я невинная жертва еси! – заявил Вадька, весьма натуралистично изображая приступ эпилепсии.
– Цыц, злыдень! – прикрикнул на припадочного Сима. – Смотри на экран! Кто, ну, кто так снимает?
– У вас тут что, по совместительству – практикум старославянского языка? – поинтересовалась я у скорбно молчащей журналистки Наташи.
– Ну Вадька, ну ирод! – проигнорировав мой вопрос, со слезами в голосе воскликнула она. – Что ты снял, чудище поганое? Как я из этой срамотищи сюжет монтировать буду?
Наташа всхлипнула и залилась горючими слезами, как царевна Несмеяна.
– У-у, смерд! – зарычали в толпе. – Ты пошто боярыню обидел?!
– Так не корысти ради, а токмо волей пославшего мя редактора! – зайцем заверещал Вадька. – Это Симпсон велел мне побольше пригожих девиц наснимать!
– Ах, вот оно как? И шестикрылый Серафим на перепутье мне явился? – с чувством процитировал Слава, разворачиваясь к притихшему редактору. – Сима, так это ты сбил невинное дитя с пути праведного?
– Он, он, лукавый! – с жаром прокричал Вадик.
– Изыди, сатана! – не оборачиваясь, повелел режиссер.
Вадька спрыгнул со стула и вышмыгнул из аппаратной, а вослед ему понеслось азартное улюлюканье и пара бумажных самолетиков из листочков настенного календаря с душеспасительными текстами. Пожав плечами, я вышла из аппаратной, где мои коллеги безотлагательно принялись терзать новую жертву – Симу.
– Это ты? – опасливо спросил Вадик, выглядывая из-за шкафа с кассетами в редакторской.
– Расслабься, наша свора теперь ощипывает и потрошит Серафима, – успокоила его я.
– Пасочку будешь?
Обрадовавшийся Вадька полез в холодильник и вытащил оттуда большой расписной поднос с разновеликими куличами и разноцветными яйцами.
– Ага, вот откуда церковно-славянская тематика, – догадалась я. – Кто-то щедро поделился с нашим коллективом пасхальным угощением?
– Точно, – кивнул Вадик, запихивая в рот целое яичко, только без скорлупы. – Приходил батюшка Андрей на программу «Свет Рождества», принес нам съедобные дары.
– Каковые вызвали у наших сограждан горячий прилив христианской любви и острый приступ милосердия, – съязвила я, прислушиваясь.
Судя по доносящимся из аппаратной звукам, напитавшиеся пасхальными куличиками коллеги с новыми силами тузили оплошавшего Серафима.
Вот, кстати, у меня родилась еще одна версия убийства, совершенного под покровом ночи на нашем балконе: это вполне могло сделать какое-нибудь потустороннее существо типа серафима! Серафимы – они же вроде ангелы смерти? Или я что-то путаю? Помню, есть еще херувимы, но те похожи на упитанных младенцев с крылышками и по идее должны быть добродушными… Между прочим, ведь и придурковатый Петрович упоминал нынче утром какого-то черного ангела, который не то сошел, не то взошел… в общем, как-то так пошагово переместился в пространстве! Черный ангел… Вот интересно, почему черный? Негр, что ли?
– Или в шоколаде, – пробормотала я, вспомнив придуманное Масянькой экзотическое блюдо.
Минуточку, а ведь если этот черный ангел в шоколаде в момент совершения своей пешеходной прогулки оказался в поле зрения Петровича, значит, бродил он подозрительно близко от места преступления, ведь балкон бородатого деда как раз над моим!
– А вот кому на монтаж? – сбив меня с мысли громким выкриком, в редакторскую сунулся видеоинженер Митя.
– Иду!
Я поспешно дожевала надкусанную пасочку и пошла готовить к эфиру свой сюжет про открытие купального сезона.
Где-то в четвертом часу, благополучно закончив работу, я пришла к выводу, что сегодня уже достаточно потрудилась на благо родной телекомпании, и пошла искать дежурного редактора, чтобы поделиться с ним этой гениальной мыслью.
Сима нашелся в нашем общем кабинете – как порядочный сидел за рабочим столом, вдохновенно сочиняя шедевр редакторской мысли – программу передач на следующую неделю. Прямо от двери хорошо видна была Симина макушка, увенчанная аккуратной проплешинкой в окружении темных кудрей. Микролысина блестела, как начищенный пятак, потому что аккурат на нее падал яркий свет настольной лампы. Невольно я вспомнила любимую Симину присказку: «Работайте, негры, солнце еще высоко!»
На диване в углу комнаты сидели Слава и юная практикантка Сашенька, студентка журфака. Наш великий режиссер вещал, а барышня внимала ему, распахнув глаза, как форточки.
– Новостная программа в прямом эфире – это, не побоюсь такого слова, подлинная квинтэссенция телевизионного мастерства, – бархатным голосом говорил Слава.
По лицу практикантки было ясно видно, что она в отличие от Славы слова «квинтэссенция» немного побаивается. Почувствовав это, режиссер взял девушку за руку и успокоительно погладил тонкие пальчики.
– А что главное в ведении эфирной программы? – спросил Слава, неотрывно глядя в голубые очи Сашеньки.
Девушка нервно заерзала.
– Главное – это темпоритм! Не побоюсь этого слова, – облизнув губы, доверительно поведал ей режиссер.
– Бесстрашный ты наш, – мимоходом заметила я.
Сашенька посмотрела на меня с надеждой.
– Саша, хочешь посмотреть, как Митя монтирует сюжет? – сжалившись над девушкой, спросила я.
– Очень! – Сашенька попыталась приподняться с дивана, но неумолимый Слава цепко держал ее за руку.
– Темпоритм! – напомнил режиссер, маниакально блестя очками.
– А что такое темпоритм? – сдаваясь, спросила Сашенька.
– Темпоритм – это…
Слава замолчал, подбирая слова, которых он не побоялся бы.
Я подошла к Симе и, перефразируя его любимое присловье про чернокожих тружеников, спросила:
– Солнце клонится к закату. Негры могут быть свободны?
– Что с сюжетом?
– Все в порядке.
– Можешь топать восвояси!
Разговор получился таким живым и складным, словно мы с Симой заранее написали слова и хорошо отрепетировали диалог.
– Вот! – вскричал Слава, воздевая вверх указательный палец. – Вот что я называю словом «темпоритм»!
– Нужно разговаривать стихами? – удивилась Сашенька.
– Ах, деточка, тебя еще учить и учить! – сокрушенно вздохнул режиссер, вновь плотоядно облизнувшись.
Я с жалостью посмотрела на практикантку, которую наш режиссер явно беспардонно охмурял.
– Лена, можно мне вас кое о чем спросить? В приватном порядке? – в отчаянии выкрикнула девушка, видя, что я уже ухожу.
– Конечно! Проводишь меня?
Мушка вырвалась из паутины и полетела к выходу. Паук посмотрел на меня с укором и негромко произнес:
– Ленка! Ну как это называется?
– Это, не побоюсь такого слова, женская солидарность! – заявила я, пропуская вперед рвущуюся на волю Сашеньку.
Четверть часа на трамвайчике, два квартала пешим ходом – и я подошла к многоэтажной башне, в недрах которой, в неизвестном офисе неведомой фирмы, находилось рабочее место господина Желтикова. Во всяком случае Андрюха, который приволок в наш дом подкидыша Диму, уверял меня, что парень вышел именно из этой девятиэтажки и собирался в нее же вернуться.
Я запрокинула голову и без особой надежды оглядела монументальную башню из красного кирпича сверху вниз. Ладно, два последних этажа можно вычеркнуть: Колян сказал, что среди сотрудников «Партизанской правды» покойный Желтиков не значился. Стало быть, мне нужно обойти всего семь этажей. Площадь каждого, насколько я могу судить, стоя снаружи, около тысячи квадратных метров. На этаже – от одной до ста фирм, итого – от семи крупных до семисот мелких компаний. Если на каждую тратить минимум минут десять, процесс займет от часа с хвостиком до трех суток, это еще без учета времени на переход от конторы к конторе и переезды на лифте…
Мысленно я попросила о помощи своих ангелов-хранителей, неосознанным движением поправила сумку на плече и, чувствуя себя пилигримом, вошла в портал, увенчанный бесчисленными вывесками.
О, счастье! Какой-то ангел (возможно, тот самый, шоколадный) явно заинтересованно отслеживал происходящее. Против ожидания мои поиски увенчались успехом почти моментально: в просторном холле первого этажа, прямо напротив раздвижных стеклянных дверей, стоял небольшой металлический стенд типа «растопырочка». На нем была помещена увеличенная фотография покойного Димы, я его сразу узнала. Фотографию обвивала полупрозрачная черная лента, которую я рассмотрела с не меньшим вниманием, чем сам портрет, потому что тряпица подозрительно смахивала на черный капроновый чулок. Проверить, так ли это, я не смогла, потому что не увидела, заканчиваюся ли ленты «ногами»: края были тщательно заправлены под портрет.
Фотография Димы мне понравилась. Судя по всему, портрет представлял собой наспех увеличенный фрагмент любительского снимка, сделанного в разгар какой-то корпоративной вечеринки. Правая щека Димы имела на себе помадный отпечаток характерной формы, а левую затенял какой-то небольшой пупырчатый эллипс. Этот предмет находился не в фокусе, но я с большой степенью вероятности опознала в нем насаженный на вилку маринованный огурчик. Из-за Диминого плеча выглядывало белое картонное ухо карнавальной маски зайчика, а сам покойник широко и радостно улыбался.
Искрометную жизнерадостность портрета в праздничном интерьере не способна была погасить даже траурная рамочка, и скорбный текст под фотографией казался совершенно неуместным. Зато я узнала из него много интересного. Во-первых, возраст усопшего: двадцать три года. Во-вторых, место и характер его работы: фирма «Планида», специалист по социальной инженерии.
Отойдя от стенда, перед которым стояла стеклянная ваза с четырьмя скорбно поникшими красными гвоздиками, я внимательно изучила громадную разграфленную таблицу, очень похожую на расписание самолетных рейсов в аэропорту. В одной из клеточек левой колонки обнаружилось название «Планида». Мне снова повезло: фирма, в которой работал Дима Желтиков, располагалась в одном из офисных помещений второго этажа. Не пришлось даже ждать лифта!
Прежде чем подняться по лестнице, я достала из сумки мобильник и набрала номер своего рабочего телефона.
– Слушаю, – густым голосом произнес в трубку наш режиссер.
– Слава, ты-то мне и нужен, – обрадовалась я. – Ты у нас такой умный, скажи, пожалуйста, что такое «социальная инженерия»? Если, конечно, не побоишься таких слов!
– Не побоюсь, – согласился Слава. – Насколько я понимаю, социальная инженерия – это примерно то, чем занимаешься ты, когда трясешь как грушу господина Лобанчикова.
– Правда? Ну, что-то в этом роде я и предполагала, – и я выключила сотовый.
Господин Лобанчиков – это некий несостоявшийся депутат Законодательного собрания края. Пару месяцев назад одна моя приятельница привела этого типа ко мне, потому что Лобанчикову нужно было срочно сделать предвыборный информационно-агитационный сюжет. Платить по официальным расценкам телекомпании кандидат не мог, поэтому мы сделали ему работу в частном порядке: отсняли материал личной камерой Вадика и смонтировали на домашнем компьютере Мити. Благо наши парни постоянно подрабатывают съемкой и монтажом свадеб и достаточно хорошо оснащены для выполнения таких «шабашек». Разумеется, никаких счетов мы Лобанчикову не выставляли, работали «под честное слово», и этот нехороший человек с нами не расплатился. Как организатор проекта я была в ответе за того, кого мы приручили, то бишь выручили. В результате уже третий месяц мне приходилось успокаивать встревоженных коллег и упрашивать их потерпеть еще немножко, а параллельно гоняться за бессовестно скрывающимся от меня Лобанчиковым, чтобы вытрясти из него честно заработанные нами деньги. Значит, это и есть социальная инженерия…
На всякий случай я позвонила еще Коляну.
– Кыся, привет, быстро скажи мне, что такое «социальная инженерия»! – попросила я.
– Социальная инженерия? – повторил муж. – На конкретном примере? Ну, это когда ты звякаешь юзеру, называешься сисадмином и просишь пароль, якобы чтобы пропатчить его софт для защиты от нового виря, а сам просто хочешь слить инфу.
– Смысл я уловила, но повтори еще раз, – попросила я, запоминая сказанное как фразу на иностранном языке. – Ага, спасибо!
В общем, определенное представление о социальной инженерии у меня сложилось. Насколько я поняла, в наших широтах это нечто среднее между практической психологией и бытовым мошенничеством. Другими словами, если инженеры строительных специальностей строят здания, то специалисты по социальной инженерии «строят» других людей, мягко и ненавязчиво вынуждая их делать то, что нужно «строителю».
На разные лады повторяя про себя текст, озвученный супругом, я поднялась по лестнице на второй этаж и постучалась в дверь с табличкой «ООО «Планида»: юридические, бухгалтерские и прочие услуги. Посредничество широкого профиля». Гостеприимного приглашения войти не последовало, поэтому я обошлась без него.
Чопорная дама в строгом деловом костюме перевела неласковый взгляд с экрана компьютерного монитора на скрипнувшую дверь и вопросительно посмотрела на меня поверх очков.
– Здравствуйте, – вежливо сказала я, бочком вдвигаясь в дверной проем. – Извините, с кем я могу поговорить по кадровому вопросу?
– Со мной, – неохотно призналась дама, нещадно тряся компьютерную мышку.
Очевидно, виртуальное животное не подавало признаков жизни.
– Проблемы с компьютером? – сочувственно спросила я.
– Мышь сдохла, – пожаловалась дама.
Я подошла поближе, взглянула через ее плечо на экран, перехватила компьютерного грызуна и сказала:
– Возможно, это клиническая смерть.
Я подергала мышиный хвост, проверяя стыковку с системником, и курсор на экране ожил.
– Вот и все. У меня тоже такое бывает.
– Вы специалист по компьютерам? – Взгляд и голос дамы заметно потеплели.
– Боже избави! Я специалист по социальной инженерии, – сказала я. – Ищу работу. У вас в компании случайно нет подходящей вакансии?
– Случайно есть, – немного удивленно ответила женщина.
Я-то ее словам ничуть не удивилась, потому что заранее знала, что покойный Желтиков служил тут этим самым социальным инженером и с его смертью надобность в подобной работе, наверное, не отпала, а вакансия открылась.
– А что вы знаете о социальной инженерии? – спросила дама.
– Хотите конкретный пример? Ну, вот: если назваться админом и выманить у юзера пароль под предлогом патча его софта для защиты от червя, а на деле просто слить с компа инфу – это и будет социальная инженерия, – бойко отбарабанила я.
Пример с кандидатом Лобанчиковым я решила пока приберечь.
Как я и ожидала, хакерская терминология мою собеседницу впечатлила.
– Какое у вас образование? – спросила она, жестом приглашая меня присесть на мягкий стул.
– Университетское, – ответила я, принимая приглашение. – Я дипломированный филолог.
– Значит, вы и языками владеете? – обрадовалась дама.
– Во всяком случае, общий язык с людьми обычно нахожу, – уклончиво ответила я.
Не рассказывать же ей, что польский я кое-как понимаю, по-болгарски худо-бедно читаю, а на английском совершенно свободно объясняюсь с греками-киприотами, у которых такой же ограниченный словарный запас, как у меня, очень похожий акцент и великолепное пренебрежение к грамматике! Издержки университетского образования: знаешь всего понемножку и почти ничего досконально. Сознавая поверхностность полученных знаний, я могу утешаться только тем, что очень немногим людям в наше время известно, например, каков будет родительный падеж множественного числа слова «ухо» в старославянском языке. «Ушей»? «Ухов»? Нипочем не угадаете! «Ухь»! Однако не помню, чтобы это знание мне когда-либо пригодилось.
– Давайте-ка мы с вами заполним анкету, – предложила дама, вытаскивая из папочки на краю стола распечатанный бланк.
«Процесс пошел», – подумала я, мысленно показывая себе большой палец.
Примерно полчаса я самым добросовестным образом заполняла выданную мне анкету. Некоторые ее пункты меня искренне удивили. Например, сразу после стандартного блока, включающего информацию о паспортных данных, образовании и всяких-разных полезных умениях и навыках, следовал вопрос: «Не хотели ли вы когда-нибудь заняться сексом с членом своей семьи?» Я честно ответила: «Регулярно хочу заниматься сексом с членом своего мужа». Подумала и добавила: «И занимаюсь». Дама, потихоньку заглядывающая в заполняемый мной лист, негромко крякнула.
Пятью строками ниже обнаружилась новая каверза. «Придумайте несуществующее животное, напишите, где оно живет и чем питается», – просили составители анкеты. Не притормаживая, я недрогнувшей рукой написала: «Плоскобрюх длиннозубый! Живет в оконечном оборудовании сети абонентского доступа, питается кабельной изоляцией!» Дама крякнула дважды.
– Я вижу, с фантазией у вас все в порядке, – с уважением сказала она мне.
– Не жалуюсь, – кивнула я.
Честно говоря, художественный образ плоско-брюха длиннозубого я списала с обыкновенной мыши, которая долгое время жила в компьютерном центре редакции журнала «Резон». Зверек за обе щеки лопал обмотку компьютерных шнуров и с удивительной хитростью избегал мышеловок, клейких лент и прочих капканов, которыми программисты минировали свое помещение в таком количестве, что то и дело попадались в ловушки сами. Смерть умная мышь приняла неожиданную и нерядовую: это была гибель в стиле хай-тек, от дорогого современного компьютера «Макинтош», коим зверька попросту случайно придавили к стенке. На моей памяти это было самое оригинальное использование компьютерной техники! Программер, который расплющил мышку до состояния вышеупомянутого «плоскобрюха», собственноручно похоронил грызуна на клумбе, придавив мышиную могилку кафельной плиткой с надписью: «Невинной жертве технического прогресса».
– Достаточно, – сказала дама, забирая у меня лист, на полях которого я как раз собиралась несколькими штрихами вдохновенно набросать портрет легендарного плоскобрюха. – Думаю, мы возьмем вас на испытательный срок.
– А это долго? – я с сожалением проводила взглядом исчезающую в папочке бумагу, огорчившись тем, что меня прервали на самом интересном месте.
– Два месяца, – предупредила дама. – Впрочем, если вы хорошо справитесь с пробным заданием, этот срок может быть сокращен.
– Давайте ваше пробное, – легко согласилась я.
Походя расправившись с плоскобрюхом, я чувствовала себя в ударе.
– Ну, что бы вам поручить? – Дама задумалась. – Знаете, от нас совершенно неожиданно ушел один сотрудник, который занимался как раз социальной инженерией…
– С хорошей работы неожиданно не уходят! – заметила я, притворяясь, будто ничего не знаю о смерти Желтикова: мол, заглянула на огонек совершенно случайно.
– Ну, туда, куда ушел Дмитрий, рано или поздно уходят все, – философски заметила дама. – Печально, конечно, но смерть есть смерть, а жизнь есть жизнь. У Димы осталось одно незаконченное задание, он только-только принял его в разработку, но сделать ничего не успел. Однако заказ оформлен, аванс за него получен, и работу нужно выполнить…
– Я постараюсь оправдать возложенное на меня доверие! – поспешила заявить я.
– В таком случае я попрошу Верочку ввести вас в курс дела. – Дама приняла решение и покричала в сторону приоткрытой двери смежной комнаты: – Вера, покажись!
В комнате что-то негромко стукнуло, по линолеуму прошлепали быстрые шаги, и на пороге появилась девица, обладающая замечательным сходством с австралийским кенгуру: рослая, с крутым задом и мощными ногами, но с короткими ручками и маленькой головой на длинной шее. Прическа в виде двух задорных хвостиков убедительно имитировала пару больших вздернутых ушей, вдобавок на девице был клеенчатый передник с большим полукруглым карманом на животе. Карман оттопыривался, и мне жутко захотелось в него заглянуть, чтобы увидеть его содержимое: уж не кенгуренок ли там прячется?
– Димкин стол я освободила, все бумажное из ящиков вытряхнула в коробку, пыль протерла, – доложила Вера, в подтверждение своих слов показывая влажную тряпку. – Вы бумаги его пересмотрите или мне выбросить все, как есть?
– Я, я пересмотрю эти бумаги! – поспешно вызвалась я. – Я буду работать вместо Димы, мне нужно вникнуть в особенности его манеры и вообще…
Вера вопросительно посмотрела на свою начальницу.
– Проводи и покажи, что есть по новому заказу Кочерыжкиной, – разрешила та.
Подпрыгивая от нетерпения, я в сопровождении Веры переместилась в соседний кабинет и с разбегу зарылась в коробку с бумагами.
Вопреки моим ожиданиям коробка оказалась маленькой, обувной, и бумаг в ней было немного – в основном цветные буклеты и каталоги различных фирм, пресс-релизы с презентаций и пригласительные билеты на различные пром-акции. Судя по всему, покойный Дмитрий Желтиков исправно посещал все рекламно-развлекательные мероприятия, проводимые фирмами-соседями.
– Учитывая количество размещающихся в здании компаний, светская жизнь здесь должна быть весьма оживленной? – озвучила я свои мысли для Верочки, внимательно наблюдавшей за тем, как я с азартом кладоискателя роюсь в коробке.
– Угу, – кивнула девушка. – А у Димы было достаточно времени, чтобы гулять, где ему хотелось и сколько хотелось. У него был ненормированный рабочий день и свободный график посещений, Наталья Степановна с него только за результат спрашивала.
Верочка завистливо вздохнула, и я поняла, что с нее-то Наталья Степановна спрашивает за все.
– Выходит, я тоже могу работать в свободном режиме? – обрадовалась я.
Хм, глядишь, смогу без ущерба для основной трудовой деятельности подработать тут социальным инженером!
– А что такое «заказ Кочерыжкиной»? – вспомнила я. – Чем я должна заниматься, вы мне расскажете?
Оказалось, что заниматься мне придется довольно странным делом. Некая мадам Кочерыжкина Анна Леонидовна уже во второй раз обращается в фирму «Планида» с просьбой помочь ей разрешить щекотливую проблему личного характера. В прошлом году Дима Желтиков очень удачно «разрулил» историю с супругом Анны Леонидовны, Эдуардом Рудольфовичем. Будучи руководителем довольно крупного предприятия, тот с некоторых пор завел крайне неприятное обыкновение крутить любовь с секретаршами. Так банально! Глубокими чувствами служебные романы Эдуарда Рудольфовича не отличались и продолжались в среднем один квартал плюс-минус неделя. Ротация секретарш-любовниц производилась регулярно – очевидно, господину Кочерыжкину таким образом было легче вести статистический учет и контроль. Анна Леонидовна в принципе против наличия у мужа любовницы не возражала, но хотела видеть в этой роли какую-либо одну барышню, так как ей уже надоело ежеквартально собирать сведения об очередной пассии Эдуарда Рудольфовича – о ее характере, образе жизни, материальном положении и состоянии здоровья. Будучи женщиной трезвомыслящей, Анна Леонидовна не рассчитывала положить конец череде любовных похождений мужа и кормильца и не просила специалистов «Планиды» преградить доступ к телу Эдуарда Рудольфовича. Суть первого «заказа Кочерыжкиной» сводилась к необходимости продления дежурной интрижки неверного супруга на срок до года. При этом Анна Леонидовна оставляла за специалистами «Планиды» право выбора конкретного способа решения поставленной перед ними задачи.
– И Дима решал такие проблемы? – спросила я.
– Еще и не такие! – хихикнула Верочка. – И неверных мужей в семьи возвращал, и сбежавших жен с любовниками отыскивал, и с шантажистами договаривался! Рассказала бы я вам в лицах, какие ситуации он «разруливал», да не могу, информация конфиденциальная!
Теперь меня совсем не удивляло, что Дмитрий Желтиков во цвете лет погиб насильственной смертью. Похоже, что социальная инженерия, как ее понимают в «Планиде», – занятие весьма скользкое и совсем не безопасное!
Новое задание госпожи Кочерыжкиной вновь имело прямое отношение к ее благоверному. Анну Леонидовну сильно тревожили происходящие с ее мужем перемены: вот уже пару месяцев Эдуард Рудольфович проводил на работе гораздо больше времени, чем прежде, приходил совершенно измотанный и с несчастным выражением лица, а на ночь ежевечерне пил коньяк. При этом с женой и домашними он был необычайно кроток, грустно приветлив и совсем не ругался. Это-то и беспокоило Анну Леонидовну больше всего! Вот если бы глава семьи, вернувшись с работы, как прежде, первым делом раздавал бы всем сестрам по серьгам и беззастенчиво материл супругу за мотовство и транжирство, она чувствовала бы, что все нормально. Анне Леонидовне очень хотелось знать, что происходит с ее супругом. Таким образом, суть заказа сводилась к обстоятельной разведке ситуации в фирме Кочерыжкина. В идеале же мадам мечтала восстановить привычное положения вещей, при котором Эдуард Рудольфович вновь обрел бы статус-кво домашнего тирана.
Записав в блокнот все, что касалось унаследованного мной после Димы «заказа Кочерыжкиной», я попрощалась с Верочкой и Натальей Степановной, заверила начальницу в том, что буду рыть землю копытами не покладая рук и ног, и удалилась. Дошла до лестницы, оглянулась, убедилась, что за мной никто не следит, и юркнула в приоткрытую дверь под вывеской «Салон «Наина».
У меня возникла дельная, как мне показалось, мысль навести справки о конторе, сотрудницей которой я только что стала, у ближайших соседей «Планиды» по этажу.
Салон, в который я шмыгнула, был оформлен весьма претенциозно. В первый момент мне показалось, что я вдруг очутилась в лесу: сразу за порогом ламинат сменился мшисто-зеленым ковром, тут и там продырявленным древесными стволами. Покрытые морщинистой корой коричнево-серые колонны выходили из пола и врастали в потолок, затейливо раскрашенный под листву. С немногочисленных горизонтальных веток на уровне моего лица свисали плети лиан, вьющиеся зеленые побеги с цветами и цветочками, а в ориентированном точно на дверь дупле размером с почтовый ящик копошилась живая сова. Под еловой лапой, прикрывающей угол справа от входа, высилась простая деревянная скамья. Я присела на нее, с подозрением покосилась на стоящую в самом углу ивовую корзинку с грибами и неуверенно позвала:
– Ау! Есть тут кто-нибудь?
– Одну минутку! – отозвался приятный женский голос.
Минутка прошла, и из-за кисейной занавески, отделяющей дальний конец салона от лесополосы прихожей, ко мне вышла простоволосая дева в венке из васильков и длиннополом бязевом платье.
– Чего тебе надобно, девица? Зачем пожаловала? – хорошо поставленным голосом вопросила лесная колдунья.
Заметив, что цветочки в ее патриархальном головном уборе искусственные, а из-под неподрубленного подола платья предательски выглядывают тупые носки кроссовок, я стряхнула с себя наваждение и полезла в сумку за журналистским удостоверением.
– Заблудилась в вашем лесу, зашла погреться! – в тон колдунье сказала я. – Я с телевидения, собираю информацию для концерна «Русский дух». Это крупная косметическая компания, которая в самое ближайшее время выходит на отечественный рынок с уникальной парфюмерной продукцией. Для проведения ее презентации в нашем городе планируется привлечь местные фирмы, стиль и образ которых соответствует имиджу «Русского духа».
Безостановочно излагая эту чушь, я успела подумать, что, оказывается, вполне владею некоторыми приемами социальной инженерии! Я просто раньше не знала, что ненаказуемое мелкое жульничество, к которому иногда приходится прибегать с целью получения информации, может называться и социальной инженерией тоже!
– Для участников проекта, партнеров «Русского духа», выделены серьезные суммы на представительские расходы, а также многочисленные поощрительные призы. Кроме того, их товары и услуги получат неплохую рекламу, – вдохновенно врала я.
– А что нужно от нас? – деловито спросила дева, сдувая со лба мелированную прядь.
– От вас – только желание. Ну и, разумеется, заявка на участие.
– Чай или кофе? – спросила дева, подходя к глухой стене.
Я не успела ответить.
Лесная нимфа взялась за обрубленный сук выпирающего из стены древесного ствола, потянула его на себя, и за стилизованной под дерево панелью из гофрокартона открылась маленькая уютная комнатка с нормальным диваном и низким журнальным столиком, на котором стоял электрочайник.
– Чай или кофе? – повторила девушка, деловито хлопоча по хозяйству.
На столике появились фаянсовые чашки, коробочка с рафинадом и пакет пряников.
– Лучше чай, – попросила я, с удовольствием опускаясь на мягкий диван.
Гостеприимная хозяйка придвинула ко мне дымящуюся кружку и сказала:
– Сахар кладите по вкусу, один кубик соответствует половине чайной ложки.
– Я знаю, у нас в студии такая же коробка, – сказала я. – Давайте знакомиться: я Лена.
– А меня Ниной зовут, – представилась дева.
– Нина из салона «Наина»?
– Это не в честь жены Ельцина, – поторопилась объяснить Нина.
– Я догадалась, это в честь пушкинской Наины из «Руслана и Людмилы», – кивнула я. – Простите, а вы чем тут занимаетесь?
– Волхвуем помаленьку, – хихикнула девица. – Вы не возражаете, я форму сниму?
Не дожидаясь ответа, она развязала кушак на талии и стянула через голову просторное платье. Только сейчас я заметила, что пасторальный веночек Нина сняла еще раньше – сняла и повесила на специальный крючок на дверном косяке. Оставшись в джинсиках до колена и маечке с бахромой, девушка опустилась на диван рядом со мной и надкусила пряник.
– У наш тут шалон магишешких ушлуг, – пробормотала она, энергично работая челюстями. – Приворот, отворот, заговоры на то на се, обереги и разная прочая муть в том же духе.
– Головы людям дурите? – беззлобно поинтересовалась я.
– Ну, как сказать? – Нина почесала висок, примятый цветочным убором. – Кто в это верит, тому помогает. Марьяна, наша штатная ведьмочка, уверяет, что она не шарлатанка, потомственная колдунья и все такое прочее. Сама-то я только посетителей привечаю, на прием записываю, за очередью слежу, если Марьянка уже здесь и работает. Она у нас с недавних пор молодая мамаша, официально в декрете числится, поэтому работает с половинной нагрузкой, когда с дочкой бабка сидит. Вот через полчаса должна прибежать. Хотите, и вам поворожит? Бесплатно!
– Спасибо, не надо, я от таких вещей стараюсь держаться подальше, – призналась я. – На всякий случай.
– И правильно, – вздохнула Нина. – Знаете, какие истории бывают? Вот заказала одна девчонка освободить мужа от постылой жены – ну, отворожить просто, а жена эта возьми да и помри! Случайность, конечно, дикое совпадение, а девчонка теперь себя в ее смерти винит, казнится, плачет! К Марьянке прибегала, с кулаками накинулась: ты, говорит, меня неправильно поняла, я только хотела, чтобы мужик от жены ушел и со мной остался!
– Ужас, – согласилась я.
Мы немного поговорили о работе салона, а потом я еще раз, уже более подробно, рассказала доверчивой Нине свою легенду о несуществующей компании «Русский дух». Записала в блокнот телефончик хозяйки салона и аккуратно вывернула на интересующую меня тему, спросив, нет ли среди соседей «Наины» по этажу иных фирм, которые могут быть интересны организаторам мифического проекта.
– Тут недалеко от вас расположена какая-то «Планида», – «вспомнила» я. – Судя по названию, это тоже какой-то магический салон?
– «Планида»-то? Нет, что вы! – пренебрежительно махнула рукой Нина. – Это просто брачное агентство!
– Да неужели?
– Точно вам говорю! Мы же тут все рядом сидим, чай вместе пьем, за булочками бегаем, болтаем в перерыв. «Планида» – это брачное агентство и служба знакомств. Я сама к ним ходила посмотреть каталог потенциальных женихов!
– Ну, и как женихи?
– Честно говоря, плюнуть не на кого! – призналась Нина. – Я в «Планиде» только одного симпатичного парня видела, но не на фото в базе данных, а живьем. Есть там один такой Дима…
Девушка мечтательно закатила глаза.
С трудом удержавшись, чтобы не сказать ей, что симпатичного Димы уже нет ни в «Планиде», ни вообще в этом мире, я закончила нашу приятную беседу за чашкой чая и откланялась.
Было семнадцать с чем-то. Сменить няню, пасущую на протяжении трудового дня нашего Масяньку, я должна была в шесть. Прикинув, что вполне успею по дороге домой сделать еще один шаг в своем расследовании убийства Дмитрия Желтикова, я забежала на железнодорожный вокзал и сунулась в стеклянную каморку «Горсправки». Спасибо добросовестным составителям некролога, вывешенного на стенде в холле покинутого мной офисного здания, я владела полным набором сведений, необходимых для выяснения места жительства гражданина Желтикова. Раз уж мне не удалось толком расспросить о покойнике его бывших сослуживиц, неплохо было бы пообщаться с Димиными соседями, а также с его родными и близкими.
Нужную мне информацию я получила в считаные минуты, потому как вокзальное справочное бюро с недавних пор было оснащено современной компьютерной техникой. Таким образом, мне стало известно, что покойный Дмитрий Желтиков проживал в городе Екатеринодаре по адресу: Пионерский микрорайон, улица Школьная, восемь.
Судя по всему, «восемь» – это был номер дома по улице Школьной. Дом этот, видимо, был частным, иначе мне сообщили бы и номер квартиры. Частные дома в «спальном» Пионерском есть только во второй очереди микрорайона – в чистом поле за лесополосой и железнодорожной веткой. Я это знала наверняка, потому что сама пару лет жила в Пионерском-2 и частенько гощу там у моей лучшей подруги. Ирка с мужем Моржиком живут в большом доме с любовно ухоженным приусадебным участком, люди они очень гостеприимные, и мое семейство в полном составе регулярно зависает в Пионерском на уикенд. Колян с Моржиком жарят шашлыки и инспектируют состояние винного погреба, Масянька осваивает верховую езду на овчарке Томке, а нам с Иркой всегда есть о чем поговорить. Мы вместе пережили немало приключений, зачастую небезопасных, но всегда увлекательных.
Поэтому подруга ничуть не удивилась моему позднему звонку. Я как раз уложила спать сынишку, подала ужин припозднившемуся с работы супругу и могла немножко повисеть на телефоне.
– Привет! – бодро сказала я подруге. – Как жизнь, что у вас нового?
– У нас в саду новый ежик, – радостно поведала Ирка. – Красивый – глаз не оторвать!
Я немножко удивилась. Что такого особенно красивого может быть в еже?
– С позолоченными колючками, что ли? – спросила я.
– Нет, зелененький, как молодой кузнечик! На три тона светлее наших елочек! – сообщила Ирка.
В возрасте кузнечиков я не разбираюсь, но елочки, высаженные Иркой и Моржиком вблизи собственноручно организованной альпийской горки, я помнила достаточно хорошо, поэтому окрас хваленого зелененького ежика вполне могла себе представить. У меня другое не укладывалось в голове: за каким бесом они покрасили ежа?
– Зелененький, значит, – повторила я, не зная, что сказать. – Ир, а зачем он вам?
– Как это – зачем? – Судя по тону, подругу мой вопрос сильно шокировал. – Да сейчас у каждого уважающего себя домовладельца в саду есть что-нибудь подобное! У кого – ежик, у кого – дельфин или крокодил, а то и все вместе! Мода такая!
– Крокодила хотя бы красить не надо, он и так зеленый, – рассудила я. – А с дельфином, наверное, мороки много: краска-то нужна водостойкая, иначе смоется вся к чертовой бабушке…
– Какая краска?
Ирка немного помолчала, а потом закричала в трубку:
– Идиотка! Ты что, решила, что наш ежик живой?
– Вы что, покрасили дохлого ежика?! – ужаснулась я.
– Нет, это я сейчас сдохну! – пожаловалась подруга. – Ленка, ты меня уморишь! Наш зеленый ежик – это такая садовая скульптура! Ну, украшение для клумбы, мы его с Моржиком сами сделали из декоративных растений! Ты что, никогда не слышала про ландшафтный дизайн? Ты серость!
– Не всем же быть зелеными, как ваш еж, – сконфуженно огрызнулась я. – Ладно, закроем эту тему! У меня к тебе вопрос: улица Школьная в Пионерском-2 – это далеко от вас?
– Какой номер? – деловито уточнила подружка.
– Восемь.
– Школьная, восемь? Ближе некуда! Мы соседствуем огородами!
В переводе это означало, что участок, на котором построен дом подруги, граничит по дальней линии с тыльной частью домовладения покойного Желтикова.
– Вот это удача! – бурно обрадовалась я. – Иришка, а ты случайно не знаешь, кто там живет?
– Вроде баба какая-то, – неуверенно сказала подруга. – Точно не знаю, мы не общаемся.
– Ты уверена, что баба? По моим сведениям, должен жить молодой мужик! – нажала я. – Ирка, напряги память! Я помню расположение комнат в твоем особняке, соседи по задворкам должны хорошо просматриваться из окон библиотеки на втором этаже!
– А что мне делать в библиотеке? – обиделась подруга. – Я туда раз в неделю поднимаюсь, чтобы пыль смести! И в это время смотрю не в окна, а на книжные полки! В чужие дворы твой пес таращится, а не я! Весь в хозяйку, такой же любопытный!
Я оставила «наезд» без внимания. Том – отличная собака и прекрасный товарищ, а то, что он любопытен, его нисколько не портит, скорее наоборот, украшает. И вообще чем еще заниматься бедному песику, запертому на десяти сотках, если не наблюдать за происходящим снаружи? Хорошо еще, у самой земли глухой двухметровый забор превращается в крупноячеистую решетку, есть хоть куда заглянуть!
– Придется тебе, Ирусик, срочно познакомиться с соседями, – сказала я. – Мне очень важно знать, кто они такие.
– Конкретнее, – потребовала Ирка.
– Если конкретнее, то на Школьной, восемь, прописан некий Дмитрий Желтиков.
– Ты говоришь – прописан? А где живет?
– Ну, с недавних пор вообще нигде, – призналась я. – Его новый адрес уже на том свете! Этого парня минувшей ночью зарезали на нашем балконе, и я намерена срочно выяснить, кто это сделал, чтобы знать, не следует ли отказать от дома кое-кому из старых знакомых!
– А кто у вас был минувшей ночью, кроме покойника? – ревниво спросила Ирка. – Небось назвали полный дом всякой шушеры, а теперь удивляетесь, что кого-то убили!
– Ирусик, не сердись, мы никого не звали, гости пришли сами по себе, – сказала я. – Андрюха с Галиной и Сашка с Надей, да еще этого Диму с собой притащили. А он вообще посторонний человек, его никто даже не знал, Андрюха подобрал убогого, потому что тому ночевать негде было!
– Убогий – это калека, что ли? – спросила Ирка.
– Да нет, молодой симпатичный парень, руки-ноги у него целы были, да и все остальное, я думаю, тоже.
– Высокий? – зачем-то спросила подруга.
– За метр восемьдесят пять, я думаю.
– Тогда его Андрюха убил, точно! – убежденно сказала Ирка. – Он сам-то ростом с полярную березку и всех высоких мужиков тайно ненавидит, потому что завидует им!
– Тогда он первым должен был убить Коляна, – не согласилась я. – Колян выше Димы, в нем без пяти сантиметров два метра!
– Коляна, наверное, труднее было бы грохнуть, ты вокруг него держишь такую круговую оборону, что никто не подберется! – возразила подруга. – А этого вашего приемыша, насколько я понимаю, замочить было легче легкого.
– И не хочется, да жаль упускать такой случай? – процитировала я любимого О'Генри.
– Ага. Вот Андрюха и воспользовался оказией.
– Я над этим подумаю, – пообещала я. – А пока можно тебя попросить о помощи? Не сочти за труд, наведайся на Школьную, восемь, и разузнай, что сможешь, про этого Желтикова: что он был за человек, c кем дружил, а особенно – с кем ссорился…
– А что мне за это будет? – поинтересовалась подруженька.
– А что ты хочешь?
– Дашь мне в субботу Масяньку напрокат! Я поведу его в аквапарк! – потребовала Ирка.
У них с Моржиком пока нет своих потомков, и подруга при случае самозабвенно тетешкается с младенцами друзей. Нашего Масю тетя Ирка во всех смыслах таскает на руках, и ребенок ее просто обожает.
– Ой, сколько угодно! – обрадовалась я. – Я хоть немножко отдохну! Только в какой аквапарк ты собираешься, разве сезон работы водных аттракционов на открытом воздухе уже начался?
– По телевизору сегодня сказали, что в Кубани уже купаются!
– Ирка! Сколько раз тебе твердить: не верь всему, что говорят по телевидению! – укорила я наивную подружку. – В Кубани пока что купаются только моржи и идиоты!
– Но ты же, я видела, купалась?! – Ирка не упустила возможности воткнуть в меня булавку. – И кто ты после этого: морж или идиотка?
– В Кубани сейчас купаются только моржи, идиоты и я, – поправила я предыдущее заявление.
– Тогда мы пойдем в цирк, – постановила Ирка.
– Договорились, – кивнула я. – Пожалуйста, не откладывай с походом на Школьную, постарайся разведать все, что можно, прямо завтра. Созвонимся ближе к вечеру, хорошо? Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – эхом повторила Ирка.
Я всем сердцем надеялась, что нынешняя ночь действительно будет спокойнее предыдущей, и поэтому баррикады перед входной и балконной дверьми построила облегченные: просто расставила вдоль порожков Масянькин игрушечный транспорт, по пять машинок на каждом рубеже. Если кто-то попытается вторгнуться в квартиру, легким испугом не отделается: ничто так не способствует обзаведению синяками и шишками, как ходьба по коварно выскальзывающим из-под ног инерционным машинкам!