Только через два дня и две ночи папа вспомнил о своём обещании и купил мне фонарик.
В первую ночь я наложил на Зверя из темноты заклятие:
– Свет, свет, свет на тебя, не войдёшь!
Закрыл глаза и быстро уснул.
Зверь тоже ещё не знал, что мы скоро станем друзьями. Когда я встал в то утро, вся моя комната была завалена игрушками, одежда свалена в кучу. Мама рассердилась, что я не прибрался перед сном. Я не мог сказать ей, что это Зверь устроил такой разгром и что это он, а не я взял цветные карандаши и разрисовал всю стену у меня над кроватью.
Следующей ночью я почти про него не думал, потому что мы ходили в цирк. В цирке были разные звери. Я уже четыре раза был в цирке. Когда цирк приезжает в Иерусалим, то всегда останавливается совсем рядом с нами, нужно только подняться к мельнице, потом пройти по главному шоссе, и оттуда уже видны огни над цирковым шатром, и флажки, и толпы людей у касс. Я видел, как устанавливают шатёр и как его после разбирают, когда цирк едет дальше. Видел людей, которые живут в цирке, – дрессировщиков, клоунов, акробатов и их детей. Они живут в специальных фургончиках на колёсах, в каждом фургончике – отдельная квартирка. У них там есть даже кран с водой и газовая плита.
На этот раз приехал особенно большой цирк. В нём были два бурых дрессированных медведя, два белых дрессированных медведя, три слона – один большой и два маленьких, тоже дрессированные. Ещё были собачки и дрессированные обезьяны-шимпанзе и, самое главное, чуть не забыл, пять дрессированных львов. Они так рычали… думаю, даже Зверь из темноты испугался бы, услышь он их рёв.
На следующий день я получил от папы фонарик и всё не мог дождаться, когда мама выйдет из комнаты и погасит свет. Как только она ушла, я сразу же показал Зверю новый фонарик и, не дожидаясь, пока он раздуется, включил. Зверь прямо побледнел. И вот, когда он так побледнел, я подумал, а нельзя ли его выдрессировать, как зверей в цирке?
Я спросил у папы, как дрессируют зверей. Папа рассказал, что раньше дрессировали при помощи наказаний. Например, ставили медведя на железный настил, стучали в барабан и подогревали настил, пока он не начинал жечь медведю лапы. Медведь принимался поднимать лапы, подскакивать – ну, как бы плясать. Потом настил уже не нагревали, а только барабанили, но медведь всё равно пугался и сразу начинал приплясывать. Теперь, чтобы научить медведей танцевать, пол не нагревают, рассказывал папа. Теперь дрессируют не страхом, а лаской и лакомствами. Нужно любить животное. Любить – значит ласково разговаривать с ним, угощать его тем, что животное особенно любит. Каждый раз, как медведь поднимает лапу, давать ему за это что-нибудь вкусное. До тех пор, пока медведь не поймёт: поднимешь лапу – получишь много вкусной еды.
Жаль, что медведю нельзя просто объяснить. Иначе можно было бы сказать: «Послушай, медведь, станешь плясать – получишь награду».
Как мне дрессировать Зверя с помощью лакомств? Как мне его любить и ласково разговаривать с ним, когда я его боюсь? Во всяком случае, я решил больше не светить на Зверя фонариком. Просто буду держать фонарик в руке, для большей уверенности. Дрессировщик львов тоже держит хлыст и щёлкает им в воздухе, но зверей не стегает. У дрессировщика и пистолет есть на поясе.
Я рассказал Зверю о себе. Рассказал, как меня зовут и где я учусь. Рассказал, что моего папу зовут Йосеф, но все называют его Йоси. Я тоже иногда зову его Йоси, а иногда – папа. Мою маму зовут Да́фна. Это очень красивое имя. Можно произносить Да́фна, а можно – Дафна́, с ударением на конце. Но папа и наши друзья зовут её Да́фна. Маме так нравится. И я тоже, если называю её по имени, говорю Да́фна.
Иногда я думаю про те времена, когда мама служила в армии. Это было ещё до того, как мама с папой поженились. Они тогда ещё даже не познакомились. Мне бывает трудно в это поверить, хотя, если полистать их большой альбом с фотографиями, всё станет ясно. Вот папа сам по себе, вот папа в армии, вот папа в школе. Вот папа со своей подружкой, которая вовсе и не моя мама. Это ещё до того, как он познакомился с мамой. И мамины фотографии там есть, когда она была маленькой девочкой, – вот она школьница, среди других детей, в третьем классе. Потом она в армии, офицер. Моя мама была в армии лейтенантом, а папа – сержантом. Если бы они служили вместе, папа бы отдавал маме честь. Смешно.
Я сказал Зверю:
– Ты только представь себе, Зверь, ведь они могли идти рядом по улице, встретиться, даже встать перед одной и той же витриной, и мама могла бы спросить у папы: «Не подскажете, который час?», и всё равно бы они не знали, что они – мои мама с папой.
Думаю, Зверь начал прислушиваться. Я знаю, он слышал всё, что я ему говорил, потому что я уже чуть меньше его боялся. Я даже на секунду высунул ногу из-под одеяла. Не ступал на пол, чуть-чуть только высунул, и… ничего не случилось. Почти сразу же я втянул ногу обратно, но ведь если б Зверь захотел…
Я сказал ему:
– Зверь, а Зверь! Ну-ка, зарычи!
Он не зарычал.
Так даже лучше. Если б зарычал – даже совсем тихо, – я бы очень испугался. А раз он не зарычал, не захотел меня пугать – значит, уже немножко приручился. На всякий случай я всё время сжимал фонарик в руке, но не зажигал его. А Зверь не шевелил занавеской и не издавал страшных звуков в стене за моей кроватью.
На следующий вечер я опять рассказывал Зверю из темноты разные истории, долго-долго, пока не уснул. А когда я уснул, мне приснился страшный сон. Мне часто снится этот сон, я от него плачу и просыпаюсь. Мне снится пчела. Она сидит на моей подушке и вот-вот ужалит. Но тут, прежде чем я успел заплакать и проснуться, Зверь вылез из темноты, пришёл в мой сон и прогнал пчелу. Дунул на неё разок своим чёрным дыханием, прищурил сверкающие глаза, и пчела тихо-быстро убралась. Даже крыльями не осмелилась махнуть в мою сторону.
Во сне я видел, что Зверь похож на облако. Он как сладкая вата, которой торговали у входа в цирк, только та вата была розовая, а Зверь из темноты – чёрно-серый. Жаль, что я всегда сплю, когда вижу сны. Если бы я не спал, то мог бы наложить на пчелу заклятие, как заклинал Зверя из темноты. Но ночью я сплю и ничего не могу, а только вижу себя во сне, что я там делаю, и слышу, что говорю.
Утром, когда я проснулся, Зверь уже совсем сжался. Я не нашёл его под кроватью. Я искал его в темноте под шкафом и в ящиках. Вся беда в том, что, как только открываешь ящик, чтобы найти Зверя, он сжимается, потому что темнота уходит. Тогда я закрыл дверь, чтобы никто не слышал, и спросил: