– Леон? – прокудахтал священник, когда Даника назвала имя. – Нечастое имя в этих краях. – Но в остальном возражений с его стороны не было, и день прошел отлично.
Карл всю церемонию провел молча. Как и его сын, и Данику это полностью устраивало. Она заметила, что он потел сильнее обычного и выглядел беспокойным, словно бы его затащили в церковь против его воли. Так же было на свадьбе. Всем было очевидно, что он неловко себя чувствует в такой обстановке.
Совсем иначе обстояло с парой с соседней фермы, которая выступила в роли крестных. Никто не мог подобно соседке зайти в церковь как в собственную спальню, одновременно излучая почти сияющее благоговение. У нее менялся цвет лица, что-то происходило со взглядом и манерой держаться, когда она заходила в церковь. Все словно поднималось.
Муж ее держался спокойно и уверенно, как обычно. Его деревянные башмаки постукивали по каменному полу, он бесшумно похлопывал кепкой о бедро.
Мирко тоже пришел с ними. Вечно преданный сын сидел между родителями и улыбался Данике, когда они встречались взглядами.
Странно, что Мирко пришел. Он остался и после крестин, когда они угощали священника и соседей кофе у себя дома. Как скромный дух слуги, Мирко скользил вокруг и следил, чтобы у всех было все необходимое. Ей даже просить ни о чем не было нужно. Карл тоже пытался помогать, но напоминал скорее собаку на игре в кегли. В конце концов Даника попросила его сесть. Он тут же послушался.
Она давно уже приняла предложение соседей, что Мирко может больше помогать по хозяйству после рождения ребенка. Оплата происходила исключительно собственными продуктами, деньги в расчетах между фермами никогда не использовались. Карл говорил, конечно, что едва ли будет необходимость в большей помощи с их стороны, но Даника настояла на том, чтобы принять предложение, раз уж Мирко сам хочет помогать.
А Мирко хотел. По крайней мере, он сам так сказал.
Хотя силой пареньку с Карлом было не сравниться, он вносил свою лепту. Прежде всего, Данике нравились в нем веселость и внимательность. Она не сомневалась, что рано или поздно он осчастливит какую-нибудь девушку. Она только надеялась, что это произойдет не слишком быстро, ведь ей нравилось, когда он был рядом на ферме.
Больше всего Даника занималась Леоном. Поначалу сын казался ей идеальным. Она с радостью часами поглаживала его рыжую гриву, целовала младенческое, но отнюдь не маленькое тело. И еще ямочки на щеках. В точности как у нее. Даника испытывала благодарность и любовь, ранее не изведанную. Ради этого ребенка она готова была жертвовать собой, даже умереть, в этом она была уверена. Если раньше она сомневалась, что Бог рядом и желает добра, теперь сомнения прошли. Леон стал доказательством того, что Господь к ней благосклонен. Ребенок сам стал воплощением его силы и любви.
Ее благодарность была так велика, что первое время после крещения она испытывала тягу почаще заходить в церковь, хотя раньше у нее не водилось такой привычки. Даника приходила в церковь не столько послушать слово Божье, на котором она все равно не могла сосредоточиться, пребывая в состоянии тихого блаженства, сколько явить всем чудо. Впервые в жизни она искренне чем-то гордилась.
Другие прихожане тоже с восхищением дивились ребенку у нее на руках. Все говорили, что он выглядит милым и здоровым. Он был еще и физически сильным, они с легким испугом поражались силе его рук, когда Леон, излучая счастье, хватал их за щекочущие пальцы.
В то же время ребенок улыбался всем таким ясным и невинным взглядом, что каждый тут же чувствовал себя грешником. Кроме матери, рядом с сыном ощущавшей себя прекрасной и чистой, как Богородица. Даника и была прекрасна. По ее телу было почти незаметно, что она недавно родила. Еще одно чудо, с особой благодарностью отметила она. Она была благословлена.
В церкви младенец Леон всегда вел себя образцово, не издавал ни звука, только иногда тихонько причмокивал. Казалось, малыш слушает слова священника с большим сосредоточением и благоговением. Да, Данике казалось, что Леон обдумывает проповеди. Поэтому она решила, что ей достался сын настолько же умный, насколько он был сильным и здоровым.
Это было огромным облегчением.
Карл слышал Данику в спальне. Ласковый голос. Лепет ребенка. Ему от этого становилось тепло на сердце, хотя, может, его согревала водка? Он не знал. Что-то происходило у него внутри, приятное и неприятное одновременно. Он отпил еще немного из найденной в шкафу бутылки и откинулся на спинку стула. Вытянул ноги, сбросил деревянные башмаки на кухонный пол, где они и остались лежать и таращиться друг на друга.
Здесь было грязно. Грязнее обычного.
Она там засмеялась.
Уже несколько недель они не ложились в одну постель. И Карл не ходил в кабак, хотя ему очень хотелось, боже правый. Неловко было бы идти туда, когда он женился, да еще и стал отцом. Он не хотел случайно хватить лишнего и попасть впросак с другой женщиной, по старой привычке наслаждаться жизнью. Даника должна на него рассчитывать, это он давно себе пообещал. Теперь он решил, что поселится здесь. С нею. Под гнетом обязательств.
Но какого черта!
Она даже не обращала внимания, ночует ли он дома. В основном он спал на диванчике. Может, ей хотелось показать, что ей все равно? Это хуже всего.
Карл гордился своим крепким сыном. Это был славный мальчик. Он мечтал увидеть, как тот растет большим и сильным. Из Леона выйдет отличный парень, в этом он не сомневался.
Но Карл скучал по своей жене. Даника говорила с ним только тогда, когда о чем-нибудь просила, и чаще всего она просила его уйти. Тогда ее нельзя было трогать. Она съеживалась, стоило ему обнять ее или погладить по волосам. Не так давно она отвесила ему оплеуху, когда он игриво похлопал ее по попке. Раньше ей это нравилось. Она смеялась, поворачивалась и целовала его. По крайней мере, иногда. Раньше она хотела его.
Он не знал, что ему говорить. Но что-то же он должен был сказать.
Одно или другое.
Карл пошел к коридору на заплетающихся ногах. В спальне Даника сидела на краю кровати и кормила грудью. Он уставился на нее, вцепившись в дверной косяк.
Она быстро взглянула на него, когда он вошел.
– Не сейчас, Карл. Мы хотим побыть одни. Мы едим, – прошептала она.
Карл тоже был голоден. Быстрым движением он вывернул Леона у нее из рук и положил в колыбельку к углу. Колыбель получилась отличная. Карл сам смастерил ее со всей тщательностью, выстругал гладкой и блестящей и покрасил в тот цвет, который выбрала Даника. У Леона было все.
Потом он повернулся к жене и в следующий момент повалил ее спиной на кровать.
– Как ты смеешь! – прошипела Даника, упираясь обеими руками в матрас, чтобы удержаться.
– Ну давай. Чуть-чуть, Даника, – прошептал Карл, стараясь, чтобы голос звучал нежно, и положил руку ей на грудь. Он ощутил жар от соска на ладони. – Нам двоим… нам же тоже нужно…
Леон в колыбельке заплакал.
– Нам… я бы с удовольствием…
Карл склонился над матерью ребенка и заглянул ей в глаза. В них был лед.
– От тебя воняет, – сказала она.
Карл мгновение смотрел на нее. Потом поднялся. Да-ника мгновенно села.
– Извини, – прошептал Карл. Он поднял Леона из колыбели и осторожно приложил обратно к маминой груди. – Я же не хотел… Мне просто хотелось… Извини.
Даника молча приняла своего плачущего ребенка.
Карл развернулся, поднырнул головой под дверной косяк и вернулся на кухню.
– Что за чертовщина, – шептал он сам себе, садясь обратно за стол. – Ты идиот, Карл. Ты идиот.
В спальне его сын успокоился.
Скоро до него донесся смех жены.
Карл резко проснулся оттого, что кто-то дотронулся до его лба. Это была Даника. Она стояла перед ним в темноте в одной сорочке.
– Он спит, – прошептала она. – Пойдем в гостиную? Если тихо, можно попробовать.
Карл сидел, почти сполз с кухонного стула. Теперь он выпрямился и недоуменно посмотрел на нее.
– Сейчас? – прошептал он. В горле у него пересохло.
– Да, сейчас.
Он не понял, было это ради него или ради нее самой, но он сделал то, о чем она попросила. Она не кричала, но это чтобы не разбудить ребенка.