– А вот кому девочек?! Губки сладкие, попки гладкие – налетай, не пролетай! Дешево-предешево, сладко – аж слипается! Эх, сам бы купил, да жена против – забуду ее с такой девочкой!
Распорядитель торгов ловко ухватил за руку съежившуюся девочку, поднял вверх, так, что рабыня волей-неволей вынуждена была распрямиться и показать свое тело. Девочка норовила опустить голову, и тогда торговец громко шепнул:
– Если ты, сучка, не перестанешь горбиться, я сдеру с тебя кожу, с живой! Стой, тварь, смотри в толпу, улыбайся! И выпяти грудь, мерзавка!
Испуганно моргая синими глазами, та вымученно улыбнулась, откинула назад золотистые, чистые волосы и встала прямо, выпятив грудь. Ее небольшие, зреющие груди с розовыми нежными сосками выглядели так соблазнительно, так свежо, что торг мгновенно оживился. Начальная цена в пятьсот мелких серебряных дагм была перебита, и теперь торг шел между пятью покупателями. Двое из них были поставщиками товара в бордели, трое хотели приобрести девочку для себя.
Красивая молоденькая наложница прибавляет жизненных сил, это знали все. Двенадцатилетняя девочка, да еще такая экзотичная – голубоглазая, золотоволосая – мечта любого состоятельного господина. Ведь только богатый человек мог себе позволить владеть такой красотой!
Через несколько минут в торге остались лишь двое самых состоятельных: один владел сетью лавок на побережье от столицы до самой границы Ангира, другой – серебряным рудником и несколькими ювелирными мастерскими, оба уважаемые и очень солидные люди.
Мастер Джубокс усмехнулся – хорошие торги! Много состоятельных людей, большое желание купить. Так бывает не так уж и часто. После войн или массовых набегов рынок переполняется рабами, и тогда цены на них катастрофически падают, как результат, экспедиция едва покрывает расходы на свое содержание.
Такое бывало в практике Джубокса дважды, и он помнил это злое время, когда рабыни, по ценности равные этой девочке, уходили практически за бесценок – за сотню-другую дагм, да еще и торговались, мерзавцы, сбивая цену.
Сегодня не тот день. Рабыни уходили влет, люди наперебой предлагали цену, звеня тугими кошельками. Вот и сейчас цена дошла до тысячи дагм, а торг все продолжался!
Распорядитель продолжал сыпать шуточками-прибауточками – как и положено при торговле. Считалось, что это непременный атрибут продаж – веселить толпу, разогревать ее, доводить до возбужденного состояния, когда люди не скупятся на траты, особенно если распорядитель знает почти что каждого из покупателей и называет их по именам. Возможность вывалить за понравившегося раба или рабыню кругленькую сумму – это показатель социального статуса, это почетно! Завтра будут говорить: «Вы слышали? Господин Барбокс купил вчера на рынке молоденькую рабыню из ростов! Богатый человек, влиятельный… говорят, его собираются выдвинуть в городской совет! С такими деньгами – конечно, кому же еще там быть, как не ему?»
Девчонка ушла за пять тысяч дагм!
Джубокс недоверчиво помотал головой – давно такого не было! Зажирели горожане, много денег скопилось в сундуках и в Императорском банке! Давно не было крупных столкновений с Ангиром, давно не было войны. Мелкие пакости на границе не в счет.
Недостаток рабов на рынке возник еще и из-за того, что мало кто теперь решался отправиться на Северный материк. Ангирцы обнаглели, настроили десятки судов и стараются перехватить все занусские корабли, что пытаются пробраться к вожделенному материку. Сами теперь грабят разрозненные племена Севера.
Джубокс в который уже раз задумался: если бы северяне объединились в Империю, построили систему защиты побережья по типу той, что существует на Южном материке, поток рабов снизился бы в несколько раз! Хорошо, что эти росты такие дикари! И не только росты, но и все остальные племена Севера – разобщенные, дикие, совершенно не цивилизованные. Иначе Империи пришлось бы несладко. За сотни лет грабежей, разбоя, чинимого жителями Юга, накопилось такое количество Зла, что «южанин» и «враг» на Северном материке значило одно и то же. И если бы Северный материк вдруг начал отправлять экспедиции на Юг – Империя захлебнулась бы в крови.
Придя к выводу, что на его век хватит и рабов, и походов, Джубокс сосредоточился на торгах. На помост сейчас вывели молодую женщину лет двадцати пяти. Опытным глазом Джубокс обозначил цену – не более пятисот дагм. Она была, конечно, миловидна – длинные ноги, полная грудь, но явно рожавшая. Груди уже чуть отвисли под собственной тяжестью, наметились растяжки. Хотя и на таких есть устойчивый спрос – всегда нужны работницы по хозяйству, не всем же рабыням непременно оказываться в постели? Впрочем – и для постели сгодится, есть немало любителей опытных, умелых рабынь, знающих толк в постельных утехах. Их не нужно обучать, как маленьких девочек, они знают, что почем. Обычно такие «учили» отпрысков обеспеченных семейств – ну не в бордель же отправлять юнца за постельными знаниями? Только заразу собирать!
«Старая» рабыня ушла за полторы тысячи монет, и не мелких дагм, а за полновесные дермы. Если пересчитать на дагмы – четыре с половиной тысячи!
Джубокс довольно усмехнулся – все, в этом году в поход больше не пойдет. Есть время отдохнуть, подготовить судно к работе. Нужно очистить дно корабля от ракушек, вымыть и окурить трюм, чтобы задушить заразу, пропитавшую доски. Достроить новую усадьбу, дождаться рождения сына – конечно, сына, хватит уже дочерей!
Денег хватит, даже если бы мастер бросил хлопотные походы и до конца жизни сидел в своей новой усадьбе. Еще и внукам останется. Двадцать лет походов! Если бы эти болваны-соседи знали, сколько денег лежит у Джубокса в банке и сколько закопано в бочонках по всему поместью… Но они не узнают.
– Хозяин, тебя спрашивает мастер Лаган! – ворвался в раздумья голос телохранителя, и Джубокс очнулся от своих грез. О будущем можно подумать и после, на досуге, лежа рядом с двумя молоденькими наложницами, а торги нужно продолжать. Жизнь идет, и в ней нет места нерешительности и слабостям человеческим.
Мастер Лаган ждал Джубокса возле мужского загона. Он внимательно вглядывался за решетку и что-то тихо говорил двум сопровождающим – мужчинам лет сорока, одетым в такую же черную форму с серебряным черепом на левом плече. Несмотря на жару, все трое были наглухо затянуты в плотное сукно, на ногах высокие кожаные ботинки, аккуратно зашнурованные до самого верха. У каждого по два меча, короткие, широкие, в обшитых кожей ножнах. Что еще из оружия спрятано на воинах – одному Создателю известно, но говорили, что Псы до предела нашпигованы приспособлениями для убийства. Даже если их раздеть догола, никто не мог дать гарантии, что Пес не достанет откуда-нибудь тонкий смертоносный кинжал и не перережет глотку врага так быстро, что жертва не успеет понять, что ее убивают.
Лаган был уже сед, как горная вершина, но Джубокс не поставил бы и медяка на того, кто вышел бы против этого «старика» с мечом в руке. Впрочем, и не с мечом тоже. Смертоноснее Псов не было никого. По крайней мере, так считала людская молва.
На взгляд Джубокса, видавшего виды, это было преувеличением. Мастеров единоборств в мире было много, и Джубокс сам не из последних в искусстве смертоубийства. Но Псы и вправду были хороши. Очень хороши. И мастер был искренне рад, что никогда не имел возможности сравнить свои умения с умениями любого из воспитанников Корпуса Имперских Псов. Псы и Джубокс существовали в разных мирах – Джубокс в своем, простом, обыденном, Псы – наверху, возле Императора, его гвардия, его телохранители, его убийцы, опора трона, оплот Империи.
Лаган и его спутники оглянулись на шаги Джубокса, и все трое «черных» коротко кивнули головой, как бы подтверждая, что увидели хозяина содержимого рабского загона и позволяют тому приблизиться.
Джубокса всегда слегка раздражала эта манера – какие-то безродные твари, и на вот тебе – вместо искреннего уважительного поклона, вместо того, чтобы смиренно склонить голову перед свободным – спесь, гонор, презрение!
Впрочем, они ведь тоже свободные люди. Псы освобождались при выпуске из Школы. Все знали, что Псы – свободные подданные Империи. Но знали и то, что Псы – бывшие рабы. Потому отношение к ним было опасливо-презрительное. Понятно, почему.
– Приветствую, мастер Джубокс. – Лаган говорил холодно и отстраненно, будто и не знал собеседника много лет. – У меня для тебя хороший заказ. Мне нужна сотня щенков. За каждого Империя готова заплатить тысячу дагм.
– Приветствую, мастер Лаган! – Джубокс постарался говорить так же, как и его собеседник, – без эмоций, без выражения. Так, чтобы тот не понял, что Джубокс презирает этого роста, волей судьбы вылезшего из грязных низов на самую верхнюю ступень, которую только мог занять, – Вожака Школы Псов. Человек, который воспитывал, тренировал, делал из жалких щенков профессиональных убийц без жалости и страха.
– Так что мне скажешь? Есть у тебя приличный материал?
– Видишь ли, в чем дело, мастер Лаган… материал есть, и неплохой – сам видишь. И ты знаешь, что у меня не бывает плохих «овец», но…
– Тебя не устраивает цена, – догадался Лаган, слегка прищурив глаза. – Я слышал, что твои дела идут очень неплохо. Рабы уходят по высокой цене. Тогда скажи мне, по какой цене ты хочешь продать весь этот сброд?
– Ты хочешь забрать всех? – удивился Джубокс, лихорадочно раздумывая, какую цену заломить. – Здесь сто пятьдесят восемь «овец». Все почти полностью здоровы, крепки, сильны – хороший материал!
– Нет, не всех. Мелочь мне не нужна. Только средние и старшие – десять-пятнадцать лет. Сколько у тебя таких в наличии?
– Ну… сотня точно наберется. Что касается насчет цены… тысяча. Только не дагм, а дерм. И то лишь из уважения к Империи и к тебе лично.
– Уважаешь ты только звонкую монету! И себя! – усмехнулся Лаган. – Ну ты и зажрался! В пять раз поднял цену! Чуешь, когда деньгами пахнет. Хорошо. Я согласен. Но это последнее слово. Если ты после скажешь, что передумал, что рабы стоят гораздо дороже и ты не можешь отпустить по этой цене – берегись. Не сносить тебе головы. Это распоряжение Императора – он увеличивает состав Корпуса, и нам нужны новые щенки.
– Это не мое дело, конечно, но если бы вы не отправляли отслуживших Псов на границу, вам не пришлось бы так часто обновлять состав Корпуса, – хмыкнул Джубокс. – Никогда не понимал, зачем столько времени и сил потратить на обучение и вдруг выбрасывать на границу, служить, как простым пограничникам! Ну не глупость ли?
– Это не тебе решать. И не мне! – посуровел Лаган. – Таков закон! И не нам обсуждать Венценосного! Готовь щенков. Я лично буду осматривать каждого.
– Оплата монетой или векселем? – вкрадчиво спросил Джубокс, оглядываясь в поисках своего казначея. Тот был занят, оформляя очередную сделку.
На каждого раба требовалось составить купчую – простенькую, но с личной торговой печатью Джубокса. Это было нужно, скорее, для покупателя, чем для продавца. Продавец без оплаты все равно товар не отдаст, так что он ничем не рискует, а вот чтобы не было претензий на тему «ты мне никаких денег не давал, верни раба!» – и нужна была соответствующая бумажка.
– Зачем глупые вопросы? – после паузы, чтобы показать глупость вопрошающего, ответил Лаган. – Я что тебе, телегу серебра привезу? Вексель Имперского банка, само собой. Так ты чего стоишь? Время идет, а товар еще не подготовлен! Быстро, быстро давай!
Джубокс замер, окаменев лицом, потом сдвинулся с места и пошел туда, где стоял смотритель загонов и надсмотрщики. Внутри у него все кипело – как смеет этот безродный ТАК с ним разговаривать?! Тварь! Животное! Если бы не эта сделка, если бы не выгодные заказы… Тварь! Тварь! Тварь! Может, нанять убийцу? Грохнуть этого наглеца?! А что – за тысячу-другую серебра любой убийца запросто всадит в его затылок каленый болт! Ну не за тысячу… может, и подороже – все-таки это Вожак, – но всадят, да. Только вот что потом? Что будет делать Секретная служба? Само собой – начнет рыть землю, разыскивая убийцу. А когда найдет…
Нет, как ни хочется завалить гада – не получится. По крайней мере – пока не получится. Да и зачем? Деньги от него идут хорошие, выгодный клиент. А то что он с гонором, – можно и забыть. Деньги перекрывают все. Или почти все.
Щенок съежился в углу, прижавшись спиной к стене. Он внимательно и настороженно следил за происходящим, и когда возле решетки появились трое людей в черном, замер и постарался сделаться незаметным. Он чуял исходящую от этих людей угрозу. Мужчины были спокойны, бесстрастны, но что-то в их облике говорило: «Меня нельзя тронуть безнаказанно! Я – смерть!»
Это чуяли и другие мальчишки, отпрянувшие от решетки. Они испуганно следили за чужаками, украшенными знаками-черепами, и тихо переговаривались, стараясь не смотреть страшным людям в глаза, как не смотрят в глаза сильному сопернику молодые звери – ведь это может быть воспринято как вызов, как призыв к атаке!
Мужчины переговаривались, разглядывали маленьких рабов, и когда у клетки появился коротышка, главный на корабле, отошли в сторону, не глядя на замерших в ожидании пленников.
Поговорив, коротышка ушел и скоро появился снова, ведя за собой четверых надсмотрщиков. Двое из них были знакомы Щенку, они следили за порядком в трюме корабля, и двое «чужих» – огромные, плечистые, будто выточенные из камня.
Один из надсмотрщиков подошел к загону, провел дубинкой по железным прутьям – тррррр – видимо, так он привлекал внимание пленников. Он объявил, что все рабы должны раздеться догола, сняв с себя все, в том числе и набедренные повязки. Тот, кто не сделает это до десятого удара, получит пять плетей.
Бам! Бам! Бам!
Надсмотрщик отбивал ритм, и мальчишки лихорадочно сбрасывали с себя одежду. Когда прозвучал последний, десятый удар, вся толпа уже стояла, прикрыв руками пах. Маленькие рабы еще не могли привыкнуть, что стесняться им нельзя. Стесняются только люди. Они – не люди. Животные стыда не имеют.
– Руки вдоль тела! Не прикрываться! – рявкнул огромный надсмотрщик и сильно врезал дубинкой по прутьям клетки так, что они загудели, будто экзотический музыкальный инструмент. – Стоять прямо! Без команды не двигаться! Не разговаривать! Ты! Вышел сюда!
Надсмотрщик указал на мальчишку лет десяти толстым, словно плод патата, пальцем, и раб испуганно вздрогнул, будто его ударили плетью. Выскочил из клетки, встал возле надсмотрщика, замер, вытянувшись и… вдруг глаза мальчишки закатились, и он рухнул в пыль, потеряв сознание – то ли от испуга, то ли ослабев от перенесенных мучений. А может, и от всего этого сразу.
Надсмотрщик сплюнул, поддел ногой обнаженное маленькое тело и, будто засохшее лошадиное дерьмо, отбросил к решетке, где мальчик и замер, как изломанная кукла.
– А ты говорил – хороший материал! – усмехнулся Лаган, скосив глаза на Джубокса. – Если остальные такие же дохлые, они не стоят тех денег, что ты запросил.
– Вожак, не нужно меня сердить, – холодно ответил Джубокс. – Прекрасно знаешь, что среди хороших «овец» попадаются и паршивые. Я разве навязываю? Отбирай тех, кого сочтешь необходимым взять, и не нужно бессмысленных слов. Ты что, сегодня не в духе? Хочется на ком-нибудь выместить плохое настроение? Вымещай его на ком-нибудь другом! Я знаю цену моему товару! Не нравится – поищи в другом месте!
– Ладно, чего ты так взвился? – неожиданно добродушно ответил Лаган, натягивая на руки тонкие кожаные перчатки. – Выводите остальных, мы будем их осматривать. Парни, смотрите, чтобы не было уродов, а на раны, ушибы и все такое не обращайте внимания, вылечим. Главное – чтобы тело было сформировано правильно.
Мальчишек выводили одного за другим – их вертели, крутили, влезали в рот, ощупывали мышцы, кости, даже гениталии, ведь если мальчик не сформировался как мужчина, он не нормален, и ничего хорошего из него не получится.
Щенок оставался в последних рядах, прячась за спинами товарищей по несчастью. Когда и до него дошла очередь, вышел из клетки, встал, держа руки вдоль бедер, как от него требовали, и замер, глядя по сторонам. Он был неподвижен, как каменная статуя. Двигались лишь глаза, отыскивая способ бегства. Глядя на то, как на его товарищей надевают колодки, Щенок инстинктивно понимал – если сейчас он не сбежит, то больше случая может и не представиться. И лучшей возможности он не найдет – рынок шумел, кричал, туда-сюда суетились люди, и затеряться среди них такому мелкому существу, как четырнадцатилетний мальчишка, не представит никакого труда. Так казалось. И не было ни одной мысли о том, как выжить без каких-либо средств к существованию, без одежды – голому, как в момент рождения. Для этого нужно думать, а думать Щенок разучился. Но инстинкт говорил: «Беги! Спасайся! На свободу! Беги!»
Когда рука одного из помощников Лагана уцепила мальчишку за гениталии, Щенок внезапно извернулся и со всей силы врезал тому в глаз так, что мужчина на секунду потерял ориентацию от неожиданности и боли.
Рывок!
И худое тело мелькнуло мимо остолбеневших рабовладельцев, чтобы исчезнуть в пестрой толпе возле помоста.
Не получилось. Века рабовладения научили хозяев справляться с любыми неожиданностями – их не было видно в толпе, но ловцы всегда наготове, и когда Щенок пробегал мимо, получил удар толстым, свитым из буйволиных жил бичом так, что полетел кубарем и почти потерял сознание. Кожа на спине, там, куда пришелся удар, лопнула, и капли крови брызнули на пыльную землю, тут же запекшись серо-коричневыми бусинами.
Надсмотрщик поднял Щенка легко, будто тот ничего не весил, и, подойдя к загону, швырнул на землю под ноги Псу, сконфуженно потиравшему покрасневший слезящийся глаз.
– Шустрый парень, – хмыкнул Лаган, наблюдая за тем, как Щенок поднимается с земли, стоя спиной к решетке и зыркая, будто пойманный зверь. – Сложен неплохо. Худоват, но это тоже неплохо.
– Я ему сейчас горло вырву! – мрачно пообещал помощник Вожака, делая шаг к оскалившемуся мальчишке. – Негодная тварь!
– Стой! Не трогай! – остановил Лаган. – Он мне интересен. Этот зверек единственный, кто попытался бунтовать, и это ведь после обработки подчиненными уважаемого Джубокса. Не сломался, воспользовался, как он думал, единственной возможностью сбежать. Джубокс, что можешь сказать об этом экземпляре?
– Ребята прозвали его Щенком, – неохотно пояснил работорговец. – Должен предупредить – этот парень спятил. Он не разговаривает, только рычит. Если дерется – то насмерть, не как все мальчишки. Его все боятся и не трогают. Пробовали – он их чуть не загрыз. Ни с кем не общается, зверь зверем. Бесполезный материал – для нас. Для вас – не знаю.
– Хмм… спасибо. Я ценю твою честность, – удовлетворенно кивнул Лаган. – Я давно его заметил, еще когда он прятался позади всех. Поведение парня отличалось от поведения остальных. Когда он сидел в углу, на вытянутую руку вокруг него было пустое пространство. Что касается сумасшествия – все мы в той или иной степени сумасшедшие. Наши лекари лучшие в мире, и если они не смогут ничего сделать с его головой – значит, никто не сможет. Но я видел, как они творили чудеса.
– Ну и слава богам! – облегченно вздохнул Джубокс. – Я тебя предупредил, не обманул, так что…
– Нет, не обманул. Готовьте доставку, а мы с тобой идем оформлять сделку.
– Не забудь в сумму, указываемую на векселе, включить аренду колодок, – заметил Джубокс. – Только не нужно говорить, что я мог бы оплатить ее из своего кармана. Ты говоришь эту фразу десять лет! Уже в зубах навязло!
– И за десять раз ты ни разу не пошел даже на такую маленькую скидку, – усмехнулся Лаган, шагая следом за работорговцем. – Жаден ты не в меру, мастер Джубокс.
– А ты как будто из своего кармана платишь! И не стыдно так торговаться из-за жалких медяков с несчастным человеком, зарабатывающим свой кусок лепешки в поте лица?
– Я за Империю болею, – спокойно заметил Лаган, острым взглядом опытного телохранителя привычно обшаривая толпу. – Казна не бездонна, хотя за годы покоя в ней накопилось немало. Я должен следить за верным использованием средств Императора и стараюсь уменьшить расходы.
Джубокс окинул Вожака внимательным взглядом, но ничего не сказал. Он мог бы напомнить верному Псу Империи о том, сколько тратит Император на свои увеселения, и о том, сколько уходит на городские праздники, на которых зарабатывают крупные торговцы, приближенные к Императорскому трону. Зачем? Это знают все. Но доказательств нет. Как и всегда.
Кроме того, начнешь критиковать Императорский двор – нарвешься на неприятности. Кто знает, что делается в мозгах этих Псов. Известно, как они реагируют на угрозу или оскорбление Императора. Хорошо, если не убьют, а всего лишь потащат в Секретную службу. Вести такие речи рядом с Псами сродни самоубийству.
Впрочем, лучше бы убили на месте, чем оказаться в Секретной службе. Вытянут все, что знаешь и что не знаешь, только после допроса уже не останешься прежним. Изувечат и скажут, что так и было. Если не считать армии, Секретная служба и Псы – опора трона. Если бы не они, знать давно бы устроила переворот и скинула нынешнего Императора, чтобы посадить на трон своего человека. А потом скинуть и этого. И так до бесконечности – чего-чего, но лучшим развлечением имперской знати было устройство заговоров. А что еще делать, когда ты уже устал от разврата, жратвы и безделья? Когда ничего не радует и все у тебя есть? Скучно! Власть – нет ее слаще!
Власть и кровь – вот главное в мире, и эти два слова неразделимы.
Твердая земля, камешки, колючки, ноги в кровь. В горячей пыли – следы, окропленные розовым. Руки впереди стянуты веревкой, привязанной к телеге. Время от времени, когда Щенок падает, он волочится несколько шагов, пока не поднимается и снова идет за повозкой, пошатываясь, как саженец под порывами ветра.
Он наказан. Никто не может напасть на Пса без того, чтобы не понести наказание. Тем более – жалкое ничтожество, раб, даже еще не щенок. Нужно с первых шагов внедрять мысль о том, что нападать на старших Корпуса Псов нельзя. Они – суть божества, они – властители тел и умов щенков и недопесков. Когда-нибудь те, кто сейчас едет в повозках, станут Псами – если доживут, конечно.
То, что доживут не все, без сомнения. Выживает процентов семьдесят, и это в лучшем случае. Болезни, травмы на тренировках – все против этих изможденных мальчишек, но таков путь Пса. Лучшее, что они могут получить в Империи.
Когда исполнится тридцать лет, Псы отправятся служить на границу, в сорок лет – свободны и могут завести свою семью – те, кто захочет или сможет это сделать. Таких было немного. Псы служили долго и обычно умирали не своей смертью. Воспитание, которое дали им во время обучения, накладывало отпечаток на всю жизнь.
Вожак не стал говорить рабовладельцу о том, что знал каждый из Псов. Тридцать лет – это был тот возрастной барьер, после которого реакция бойца начинала слабеть. По крайней мере, так считали ученые мужи.
Император должен получать самое лучшее, самых лучших бойцов – молодых, умелых, невероятно быстрых и сильных. Телохранители должны быть безупречными бойцами. И никак иначе. Только им мог доверять Император, который не верил даже своей дочери. Кроме того, было еще одно обстоятельство, о котором знали лишь высшие… но это не для всех.
Вожак не был согласен с утверждениями ученых, но что он мог поделать? Да, как и работорговец, он тоже считал отправку Псов на границу бессмысленной тратой драгоценных человеческих ресурсов, но кто он такой, чтобы менять законы, установленные веками? Если Император считает, что должно быть именно так, а не иначе, значит, так тому и быть.
Лаган посмотрел в спину Щенка, шагающего по дороге, и усмехнулся уголком рта – пусть приучается к дисциплине. И пусть все видят, что бывает с тем, кто нарушает закон Корпуса! Командиры неприкосновенны! Это закон! Если бы он напал на Пса, будучи щенком, – получил бы двадцать плетей. Если бы при этом убил – смерть его была бы страшной.
Глаза Вожака затуманились, и перед мысленным взором возникла картина – столб с перекладиной, на которой висит обнаженное тело. Руки примотаны веревкой. Глазницы пусты – птицы выклевали глаза, добираясь до мозга.
Труп когда-то звался Ригом. Он посмел напасть на учителя с тренировочным мечом и убил его ударом в голову.
Учитель был строг. Но не слишком. А еще – глуп и плох как боец. Позволить себя убить какому-то щенку? Такие учителя не нужны. Как и такие щенки.
Вообще-то это был редчайший случай. Такое преступление ученика было отмечено в хрониках Корпуса всего пять раз на протяжении нескольких столетий. Методы Корпуса работали всегда. Верность вбивалась магией и снадобьями.
Корпус Псов располагался в получасе ходьбы от городской стены, у подножия Пика Императора, – самой высокой горы из череды гор, вытянувшихся вдоль побережья. Основной состав Псов постоянно жил внутри дворцового комплекса, в отдельных казармах, но Школа и склады Корпуса находились именно тут, за высокой стеной, украшенной шестью сторожевыми башнями. Дежурили на них недопески, ученики, обучавшиеся больше года и получившие уроки верности. Только через три года рабы, вошедшие на территорию Корпуса, смогут получить возможность выйти за стену – когда станут настоящими Псами.
Впрочем, существовал еще один способ выхода с базы – покинуть мир навечно, оказаться на склоне горы, на кладбище, где уже упокоились сотни и сотни тех, кто когда-то мечтал, любил и совсем не думал о том, что жизнь может окончиться так быстро, глупо и бездарно.
Со сторожевых башен заметили приближение каравана, ударили в сигнальный колокол. Тяжелые, окованные начищенной медью ворота медленно поднялись, и через несколько минут повозки втянулись на территорию базы, высекая искры из каменных плит окованными металлом колесами.
Привратники с веселым любопытством посмотрели на голого подростка с окровавленными, разбитыми ступнями, тащившегося позади всех, но ничего не сказали. Застыв, они отсалютовали Вожаку ударом кулака правой руки о выпяченную грудь. Лаган осмотрел их строгим взглядом, от которого в жилах стыла кровь, отвернулся и поехал дальше, пришпорив черного, как уголь, жеребца.
Этого жеребца знали все – мерзкая тварь кусалась, лягалась и не давалась никому, кроме Вожака. Однажды конь едва не вырвал руку молодому щенку, отправив того в полет через стенку прогулочного загона. Поговаривали, что в эту лошадь вселились демоны, и только демон может управлять таким существом. Последнее старались говорить тихо, чтобы, не дай Создатель, не услышал Вожак – дурно может закончиться.
В обучение Псов обязательно входил курс верховой езды. Каждый выпускник должен в совершенстве владеть этим искусством. Невозможно полноценно охранять Императора, если ты не умеешь ездить на коне. И не просто ездить – биться верхом, с оружием или без оружия.
Возле административного здания выстроился ряд воинов в черной форме с такими же, как у Лагана и его помощников, серебряными черепами на плече. Черные береты, мечи – все, как положено Псу. Не очень молоды – каждому из них не менее тридцати лет, скорее, к сорока. Большинство родом из ростов, но есть и южане – двое с краю: крепкие, низкорослые, с мощными длинными руками, способными в одно мгновение сломать подкову и шею врага.
Подводы остановились посреди плаца, надсмотрщики споро выгнали рабов из телег, и мальчишки сгрудились кучей, испуганно поглядывая вокруг. На их плечах лежали колодки, которые надсмотрщики теперь привычно и ловко снимали, забрасывая назад, в телеги – за аренду оплачено, и если хозяин не досчитается хоть одной – вычтет из жалованья.
– Доклад! – негромко скомандовал Лаган, подходя к строю «черных», и старший из них, седовласый высокий мужчина, вышел вперед, отсалютовал и четко, глядя в глаза командиру, отрапортовал:
– Мастер Лаган, за время вашего отсутствия на территории Школы ничего непредвиденного не произошло. Ученики занимаются по плану. Готовы к приему щенков.
– Если готовы – принимай! – устало кивнул Лаган. – Разместишь, потом доложишь. Вызывай лекарей, всех нужно осмотреть, вылечить. Особенно вон того. С ним будьте внимательны.
– Буйный? – понимающе усмехнулся мужчина. – Что, уже отличился?
– Отличился, – тоже усмехнулся Вожак, покосившись на подбитый глаз спутника. – К нему вызови мастера Дондокса.
– Что, так серьезно?
– Да. С ним нужно поработать прежде всех. Иначе может дел натворить…
Было больно. Ноги как деревянные, онемели, распухли, покрытые коркой из грязи и крови.
Спина тоже болела, исполосованная ударами бича.
Щенок не плакал, он тяжело дышал, с ненавистью глядя в бородатое лицо человека, нависшего над ним и что-то рокотавшего низким, тяжелым голосом. Что он говорил, Щенок не понимал. Не хотел понимать. Он окончательно впал в какой-то ступор, уйдя в себя, как в раковину, стараясь отстраниться и от боли, и от страшной действительности. Мальчишка все больше и больше погружался в пучину безумия. Вернее, его туда загоняли. С каждым ударом, насилием, совершенным над его телом.
– Тащите в моечную! – приказал лекарь, сокрушенно покачав головой. – Крепко ему досталось. Осторожнее! Смывайте с него грязь! Ну, быстро!
Двое мальчишек в серой форме недопесков поставили Щенка под струю воды, молча и споро намылили, стерли грязь, кровь, затем снова отвели к лекарю, разложившему на столе свои снадобья.
– Кладите его сюда. Отойдите и сядьте у стены. И чтобы ни звука! Лежи спокойно, ничего с тобой не случится. Ты меня понимаешь, эй? Таращится, и все тут… ладно, посмотрим, что можно сделать…
– Мастер, ты хочешь сразу провести ритуал верности?
– О! Вожак вернулся! Нет, пока нет. Попробую укрепить ему мозги, похоже, они сильно встряхнулись. Если не получится, путь один – на кладбище.
– Я думал, что для тебя нет невозможного, мастер Дондокс…
– Ты льстишь мне, мастер Лаган. Что не в твоих правилах… Зачем? Тебе интересен этот щенок?
– В общем-то, да. Когда-то и я был таким зверенышем. Мне хочется, чтобы он выжил.
– Как будто мне не хочется… только шансов у него не так и много. Процесс зашел слишком далеко.
– Щенки в этот раз обошлись дорого, постарайся его сохранить. Работорговец поднял цену, а ничего дельного на рынке больше нет. Так, крохи… еще пятьдесят щенков прикупил, по одному, по два. И то ростов больше нет, только местные.
– Дело идет к войне, мастер?
– Похоже, что да. Крупного конфликта не избежать. Не зря Император усиливает Корпус.
– Не зря. Вчера я был в гостях у мастера Ленкоманга, так он мне шепнул… Какое-то брожение вокруг трона, ходят слухи о заговоре. Это неспроста, хотя Ленкоманг известный болтун. Напридумает…
– Не знаю. Нас не извещали. Эти слухи вечно ходят, лет уже как… двадцать. И все заканчивается тем, что кому-нибудь из особо шустрых снимают голову с плеч. Обычное дело. Эй, щенки, чего уши растопырили?! Кто скажет хоть слово из того, что тут слышали, голову оторву! Ну что же, приступай, мастер Дондокс.
Бородатый человек наклонился над Щенком, и тот едва удержался, чтобы не воткнуть бородачу палец в глаз или не вцепиться ногтями в горло – чужак нарушил границу, протянул руки ближе, чем полагается. И что хуже того – положил их Щенку на голову.
Толстые губы что-то шептали, руки чужака стали теплыми, потом горячими, просто обжигающими, голова Щенка наполнилась звоном. Звон шел откуда-то издалека, даже не звон, а жужжание, пронизывающее мозг, не дающее спрятаться в свою раковину. Оно было неприятным, оно тревожило, будило что-то в глубинах сознания, поднимало пласты воспоминаний. И вдруг поплыли картинки: высокий мужчина со шрамом на правой щеке и красивая женщина, которая счастливо смеялась и брызгалась водой. Лодка, на слани которой лежали мокрые сети, и рядом груда серебристых рыб, беспомощно разевавших рты.
Картинки пошли вереницей, пестрым потоком, и голова заболела, ее заломило еще больше. Стало трудно дышать, и Щенок задергался, начал извиваться в сильных руках лекаря, не перестававшего творить колдовство.
– Держите его! Держите, быстро! – рявкнул Дондокс, яростно зыркнув на помощников. – Не удержите, сломает себе шею. А потом я вам шеи переломаю!
– Что с ним? – спросил Вожак, сидя в кресле напротив и с нарочитым интересом наблюдая за процессом. – Что ты сейчас с ним сделал?
– Попытался разбудить память. Есть заклинание, которое высвобождает память, если потерял. Я читал в одном трактате о подобных случаях. Человек, прячась от невзгод, забывает всю свою прежнюю жизнь, превращаясь в подобие животного, зверя, оставляя лишь звериную натуру. Это ему помогает выжить. Ты слышал о воинах, которые во время боя теряют человеческий облик? Пускают пену, бросаются на врага, не чуя боли? Их сила и скорость возрастают в несколько раз, убить их очень трудно.
– Чего там слышать? – фыркнул мастер. – Я и видел. И встречался с такими. Вообще-то, они плохо заканчивают свой жизненный путь. Воинское искусство предполагает холодный расчет, отсутствие эмоций, а не звериный наскок! Да, на раз этого хватит, но если противник не испугается – бой может закончиться, и чаще всего заканчивается очень дурно для безумца. Это закон. Так ты считаешь, он впал во что-то вроде боевого безумия?
– Эй, держите крепче, слабосильные мерзавцы! Прижмите его, прижмите, демоны вас забери!
– Мастер, мы не можем удержать! – парнишка обернулся к магу, красный, напряженный, злой. – В него как демоны вселились, он просто невероятно сильный!
– Вот о чем я и говорю! – довольно кивнул маг. – Держите. Ничего, уде́ржите. Иначе получите плетей! Сейчас он утихнет… Так вот, мастер Лаган, ты видишь? Двое не могут удержать! Да, ты прав – он впал во что-то вроде боевого безумия, и я стараюсь вывести из этого состояния. Как получится – не знаю. Увидим, скоро увидим. Конвульсии уже стихают, посмотрим, что у нас получилось. Интересно было бы оставить его в таком состоянии подольше и понаблюдать, что с ним происходит. Только боюсь – не затянулось бы надолго такое наблюдение. В конце концов, он превратился бы в ходячий патат – жрать, пить, испражняться. Хмм… кидаться на все, что шевелится. Впрочем, этим он до этого и занимался, не так ли? Ты когда хочешь начать?
– Переделку? Дня через три, когда подлечим их как следует. Подкормим. Мне не нужен лишний отсев. У тебя все готово?
– Все готово! Ты каждый раз это спрашиваешь, Вожак! Иногда я думаю, что ты очень низкого мнения обо мне…
– Ну-ну… не сердись, мастер. Я очень высокого о тебе мнения. Клянусь. Просто спросил. Партия щенков большая, снадобий нужно много. Больше двухсот особей – хватит на всех?
– Хватит. Всегда делаю с запасом. – Дондокс положил руку на голову Щенка и большим пальцем левой руки поднял ему веко. – Ну вот, зрачки в норме, он пока в обмороке. Сейчас я его разбужу, и тогда мы все узнаем. Существует опасность, что ты не сможешь воспользоваться этим материалом, но тут уже никуда не деться.
– Мастер, делай! – вздохнул Лаган и подумал о том, сколь много нужно иметь терпения, чтобы общаться с этими учеными мужами. Чуть что – обиды, чуть что – долгие разговоры ни о чем, длинные рассуждения на отвлеченные темы. Но все это обязательно нужно выслушать и ласково поддакивать, ведь спокойный, довольный маг работает гораздо эффективнее злого, недовольного и расстроенного. У нервничающего мага заклинание вообще может пойти не так, как ожидаешь. Или вообще не получиться.
– Делаю, делаю, мастер Лаган… уже делаю…
Маг простер руки, сказал несколько слов, и вдруг в воздухе отчетливо запахло послегрозовой свежестью. Между пальцами лекаря проскочили искорки, и Лаган невольно поежился, хотя видел такое много раз. Вожак не понимал природы магии и, честно сказать, побаивался колдовства. Оно вызывало у него подсознательный страх, как у дикаря, увидевшего проявления божественной сущности. Впрочем, это и было проявлением божественной сущности, как говорили маги. Боги давали избранным людям часть своей силы, для того чтобы те доказывали существование богов.
Лаган считал, что такое объяснение колдовству не выдерживает ни малейшей критики, но как человек практичный и видавший виды допускал, что без богов тут не обошлось. В любом случае ни маги, ни ученые-алхимики, а тем более простые люди все равно никакого внятного объяснения происходящему дать не могли, так что ломать голову над этой проблемой было лишь потерей времени, не более того. Лаган же терять времени не хотел. Его, этого времени, осталось не так и много… увы. Возраст.
Мальчишка на столе вздрогнул, глубоко вздохнул и задышал полной грудью. На глазах Лагана ссадины и ранки на коже Щенка стали затягиваться, исчезать, тело будто впитывало мазь, которой перед началом сеанса был покрыт мальчик.
Ступни – опухшие, изрезанные, снова стали здоровыми, чистыми. Спины не было видно, но Лаган знал – рубцы от бича на спине Щенка сейчас затягиваются, исчезают, расправляются, будто их никогда и не было.
Немного удивился – лекарь использовал самое мощное оздоравливающее заклинание, а не простенькое, годное, чтобы разбудить. Зачем?
– Я не хотел терять времени, мастер Лаган. – Дондокс перехватил удивленный взгляд Вожака, кивнул. – Все равно его будить, так заодно и полечили. Парень крепкий, думаю, выдержит. Немного похудеет… хмм… наверное.
Лаган с сомнением оглядел худое тело мальца, вгляделся в его лицо и четко, с расстановкой, сказал:
– Ты очнулся. Я знаю, что слышишь. Как твое имя?
Молчание.
– Как твое имя, я спросил! Отвечай, если не хочешь получить наказание! Запомни – ты в Школе Псов, и ты – никто. Раб. Ты в нашей власти, и мы можем сделать с тобой все, что пожелаем. Чтобы выжить, ты должен подчиняться нашим приказам. Моим приказам. Мое имя – мастер Лаган, или Вожак. Я главный в этой школе. Итак, отвечай: как твое имя?
– Не знаю… – тускло ответил мальчишка, с трудом выталкивая слова, и посмотрел на человека в черном яркими синими глазами.
Лаган вдруг отметил – мальчишка очень красив, даже слишком. Волосы отмылись, стали золотистыми, кожа чистая, белая, если бы не главные признаки принадлежности к мужскому полу, его можно было бы принять за девчонку.
Вожак поморщился – мальчишка будет иметь проблемы. В обществе парней, запертых в ограниченном пространстве школы, без малейшей возможности общения с противоположным полом красавчик, подобный Щенку, обязательно будет подвергаться опасности.
В Школе строго наказывали за попытки принудить учащихся к противоестественным страстям, но… всякое бывало. В стае зверят могло быть все, что угодно. Если этот красавчик не сумеет постоять за себя, участь его будет незавидна.
Лаган помнил историю, произошедшую десять лет назад, когда пятеро старших учеников изнасиловали молодого щенка, проучившегося всего полгода. Он никому не сказал, но улучил момент и зарезал всех своих обидчиков, когда те спали. Потом покончил с собой. После были наказаны два командира звеньев, что просмотрели и не донесли о случившемся. Ведь знали, Лаган уверен, – знали, здесь ничего нельзя скрыть от глаз и ушей учащихся, но… вот так. Да, наказали, да, спустили шкуру со спины, но разве это воскресит учеников?
– Ты помнишь, откуда ты? Как сюда попал? Знаешь, где находишься?
– Я захвачен рабовладельцами. Ты меня купил.
– Нужно добавлять «мастер Лаган», или «Вожак», – холодно сказал Лаган. – Ну-ка, повтори: «Я захвачен работорговцами, мастер Лаган».
Молчание.
Шелест меча, вытаскиваемого из ножен, короткий свист клинка – удар!
На бедре мальчишки вспухла красная полоса. Меч ударил плашмя, и это было больно, очень больно – Лаган знал по себе.
– Повтори то, что я сказал!
– Я был захвачен работорговцами, мастер Лаган. Ты меня купил, мастер Лаган.
– Вот так… – Вожак удовлетворенно кивнул головой, внимательно наблюдая за реакцией мальчишки на полученное наказание. У того не дрогнул ни один мускул на лице, лишь из уголка левого глаза предательски выкатилась небольшая слеза и унеслась вниз, оставив за собой тонкую влажную дорожку.
– Ты будешь учиться в Школе Псов, и когда… если выйдешь отсюда, вольешься в ряды самого элитного подразделения императорской армии. Ты будешь охранять Императора и его семью, будешь выполнять самые сложные, самые опасные задания Венценосного. И тебе всегда будет сопутствовать удача, потому что ты – Пес! Псы не проигрывают схватку!
– Псы не проигрывают схватку! – повторили все те, кто был в комнате – кроме лекаря, конечно. Дондокс поморщился, будто этот патриотический пафос ему претил, и ворчливо заметил, сбив накал ситуации:
– Все. Моя работа пока закончена. Мне пора к остальным, нужно подготовить их к ритуалу. Ты же не хочешь, чтобы они все до одного передохли? Так что оставляю вас тут, не буду мешать вашим салютам и песнопениям.
Лекарь быстро собрал бутылочки, склянки, какие-то магические предметы и старые свитки, сложил их в кожаную прямоугольную сумку и вышел, не глядя на Вожака, бесстрастно следившего за манипуляциями колдуна.
Они недолюбливали друг друга, маг и Пес, нужно было честно это признать. Кто такой Вожак для наделенного магическими умениями, недоступными обычному человеку? Если даже на свободных маг смотрит, как на грязь под ногами, так что тогда для него бывший раб?
Смешно, но этот маленький щенок для Вожака гораздо ближе по духу, чем лекарь, с которым они вместе служат без малого двадцать лет.
– Отведите его в казарму, покажите место, где он будет спать, расскажите о наших порядках, – приказал Вожак и, обведя внимательным, тяжелым взглядом учеников, вышел, дождавшись салюта и быстрого «Слава Императору!» – как и положено, если не хочешь получить три плети за нерасторопность.
– Эй, правда, тебя как звать? – парнишки порылись в мешках, сложенных в углу, достали штаны, рубаху, потертые ботинки со шнуровкой, бросили Щенку. – Ты что, ненормальный? Эй, ты! Чего молчишь? Одевайся, полудурок!
– Да он точно дурак, – презрительно сморщился один из них, высокий, крепкий парень лет шестнадцати-семнадцати. – Никогда не видел, чтобы с щенком так долго занимался лекарь!
– Ты много чего еще не видел, – мрачно заметил тот, кому Щенок поставил синяк под глаз. – А будешь много болтать – и не увидишь. Не приставай к нему, веди в казарму. И вот что, парни, – узнаю, что кто-то к нему пристает… ну вы понимаете… берегитесь! За такие дела – сразу на кладбище.
– Звеньевой, нам как-то же надо его звать? Имя-то у него должно быть? Не Щенком же? Тут все щенки… – Парнишка пониже ростом и похудее пожал плечами и вопросительно уставился на командира.
– Звереныш! – усмехнулся высокий. – Звер! Во! Будет Звер! Потому что звереныш долго выговаривать!
– Звер? – ухмыльнулся парень в черном. – Ну что же, Звер, так Звер. Если Вожак сочтет нужным, даст ему другое имя. Нет – пусть ходит Зверенышем. Сейчас я ему пару слов скажу, и отведете в казарму. Итак, Щенок, твое имя теперь Звер. Ты должен исполнять все, что тебе скажет командир. Если нарушишь правила – будешь наказан. Правила тебя заставят заучить за эти три дня, что остались до ритуала верности. Выполняй все, что тебе скажут, и через три года, если Вожак сочтет тебя подготовленным, ты выйдешь из дверей этой школы полноценным Псом. Или останешься здесь, чтобы воспитывать Псов из тупых болванов, которые сюда попали. (Пареньки переглянулись и ухмыльнулись, пряча улыбку.) Ты будешь свободен, но до конца жизни станешь служить Императору, да славится его имя во веки веков! Если не покажешь рвения в учебе, если будешь бунтовать, нарушать правила – окажешься на кладбище, среди безвестных трупов тех, кто не смог стать Псом. Таких много, слишком много. Не становись одним из них. Все, парни, ведите его. Хватит на сегодня болтовни. Кстати, скоро ужин, поторопитесь.