Обычно заснуть для меня не проблема.
Для Кайла тоже, и сегодня не исключение: он сопит на полу рядом, подложив под голову руку. Отключился почти сразу, когда мы добрались до дома. О том, что случилось на кладбище, разговаривать не стал. Не могу его винить, я и сам не хотел.
Беда в том, что, отказавшись обсуждать события, ты не перестаёшь о них думать. Кайл заснул почти час назад, а я вот лежу и прокручиваю их в уме раз за разом, ищу момент, когда кто-то мог прокрасться за нашими спинами к могильному камню и нанести на него ту надпись про кошмары. Пытаюсь понять, что́ Каролина обнаружила в жестянке, если, конечно, обнаружила вообще. Гадаю, зачем нас заманили именно на кладбище. Тот, кто подкидывал записки, будто знал…
Спустя час у меня по-прежнему нет ответов.
Ещё через час я очень и очень жалею, что не могу это ни с кем обсудить. И выбросить всё из головы.
Впрочем, Кайла я будить не хочу. Он мой лучший друг, и мы делимся всеми мыслями, но я вижу, когда он уходит от разговора, когда нуждается во времени, и знаю: если надавить, он ещё долго не захочет открываться. Однажды я пытался вызвать его на откровенность, а он был к ней не готов. Кайл не общался со мной две недели. Затем начал снова, к моему огромному облегчению. И когда он решил поделиться со всем миром, я с радостью предоставил свои уши.
Эх, был бы у меня телефонный номер Эйприл! Или Андре. Конечно, сейчас они оба, скорее всего, спят, по крайней мере я на это надеюсь, но даже после эсэмэски я бы чувствовал себя так, словно выговорился. Вдруг это помогло бы мне задремать?
Помогло бы не думать о призраках… И о разрытых могилах.
Несколько лет назад я играл в прятки с ребятами, которых считал друзьями. Было уже поздно, темно. Тоже Хеллоуин. Им захотелось поиграть на кладбище, и я пошёл с ними. Вскоре я наткнулся на отличнейшее укрытие, меня так и не нашли. И сам я тоже не смог выбраться.
Провёл целую ночь в могиле.
Только я был не один. Я слышал что-то.
Ощущал кого-то.
Даже видел.
Тварей, из-за которых мне по сей день снятся кошмары.
И в глубине души я знаю, что ту надпись сделал на могильном камне не человек, и жестянку тоже оставили не люди.
«На кладбище попросту не могло быть кого-то ещё, – говорю я себе. – Наверняка это призрак. Или полтергейст. Нас привели туда по какой-то причине, причём явно недоброй».
Но не только об этом меня тянет поговорить. Хотя о другом лучше помолчу. Не признаюсь даже себе.
Мы что-то выкопали, а я пересмотрел достаточно ужастиков и знаю: если выкопал что-то на кладбище, это приводит лишь к одному.
К тому, что тебя начинают преследовать потусторонние силы.
Я смотрю в угол комнаты, и, клянусь, тени смотрят в ответ.
Меня пробирает дрожь, и разгулявшееся воображение ни при чём.
Тени и правда смотрят в ответ.
Совсем как на кладбище. Сегодня и много лет назад.
В комнате вдруг становится как в холодильнике, даже пар идёт изо рта.
Я
не
один.
Боюсь моргать, боюсь дышать.
Стоит это сделать, и что-нибудь привидится, а я не хочу! Не хочу этого!
Я хочу наконец уснуть!
Хочу, чтобы это закончилось!
Чтобы всё оказалось просто кошмаром.
Я хочу…
Компьютер на столе, помигав, включается.
Вначале я списываю это на игру воображения либо на странный скачок электричества, но затем экран заполняют мерцающие огоньки и слышится шум, очень похожий на треск статических помех или огня, и, что хуже всего, Кайл не просыпается, хотя лежит совсем близко к монитору.
Я зачарованно глазею на экран, а огоньки кружатся, превращаясь в формы. Восьмибитные фигуры с поразительно человеческими очертаниями. Серые капли на фоне однообразного бледно-зелёного пейзажа. Изображение меняется дальше, движется, приобретает резкость, шумы уже напоминают не треск статики, а завывания ветра. И вдруг я понимаю, на что смотрю.
Пять фигур. Пять людей.
Пять людей вокруг горки земли. Пять людей вокруг могилы.
Это мы.
«Нет!» – хочу заорать я, но не могу произнести ни слова. Не могу пошевелить ни единой мышцей. Я парализован, приклеен к кровати, и пусть Кайл совсем рядом, кажется, что он за миллионы миль отсюда.
Я смотрю, как фигуры копают могилу.
Смотрю, как одна из них под бравурные фанфары вытаскивает что-то величиной с пиксель.
Смотрю, как открывает находку. Экран вдруг меняется, фигуры становятся чёрными, а фон – таким ослепительно белым, что больно глазам. Я их не закрываю. Я не смог бы моргнуть даже при всём желании. Может, у меня и сердце сейчас не бьётся.
Что-то выходит из того единственного отрытого пикселя.
Капля.
Фигура.
Призрак.
Он выбирается из жестянки, растёт и растёт, поглощая белизну, растекаясь по экрану, как разлитые чернила.
Пожирает свет.
Увеличивается.
Становится ближе,
а из звуков остаётся один,
всего один,
и это треск статики.
Треск статики!
А тень уже заполнила собой весь экран.
Просто тень с горящими белыми глазами
и острыми белыми зубами.
Она тянется к краям экрана.
Рвётся
наружу.
Экран выпячивается.
Ревут статические помехи.
и я знаю,
знаю:
тень пришла за мной.
Что бы мы ни откопали, оно нашло нас.
Я хочу вопить.
Я хочу бежать.
Я хочу закрыть глаза,
а тень
растёт.
Тень хочет выбраться
из монитора,
превращается в руку —
в руку, которая
проникает ко мне в спальню,
хочет сцапать
пятью
кривыми когтями.
Я окликаю Кайла, потому что рука тянется к нему,
нависает над его лицом.
Я должен спасти его.
– Кайл! – каркаю я снова.
Слабый шепот.
Почти выдох.
– Кайл, – урчит голос.
Не мой.
Не мой.
Когти начинают смыкаться
на лице Кайла.
Он вот-вот задохнётся.
Он…
Тут Кайл поворачивается, случайно бьёт рукой по системному блоку – и тот весь дрожит. Одна из моих старых игрушечных машинок с громким «хрясь!» падает на пол и будит Кайла.
И пугает меня.
– Что за?.. – хрипло говорит Кайл и садится. Но глаз не открывает.
Я вскакиваю. Наконец-то я могу двигаться!
Но всё равно невольно смотрю на компьютер. На выключенный компьютер.
Кожа гудит и подрагивает, будто меня зарядили электрическим током.