Он щурился, глядя на солнце сквозь квадратные отверстия между прутьями клетки. Хотелось пить, размять затекшие руки и ноги. Однако маленькая тюрьма не позволяла выпрямиться.
Мимо, как ни в чем ни бывало, ходили люди. Мужчины, женщины, дети. Иной останавливался, чтобы плюнуть в его сторону или просто одарить пленника отборным ругательством. Но никто не говорил – почему именно его подозревают в убийстве Белого? Неужели только из-за ножа? Да ведь и камень можно заточить! Дали бы поговорить с человеком, который должен его судить, позволили объясниться. Сказали, в конце концов, что собираются с ним сделать!
– Эй! Кто у вас теперь руководчик? Позовите, я хочу ему все рассказать!
Стоявший рядом охотник отошел подальше, словно и не к нему обращался пленник, запертый в клетке.
– Я тебе говорю! Слышишь? Эй, с синей задницей!
Охотник быстро вернулся, стал со злобным шипением пихать свою пику в клетку – хорошо еще, что тупым концом.
– Меня зовут Нырок, я лучший пловец гнезда! Поэтому мои ноги цвета воды! Понял ты, пришлый? Понял? Понял?! – он продолжал бить Крила и пару раз чуть не угодил тому в лицо.
– Ладно, ладно! Хватит! Все ясно. Я не хотел тебя обидеть, Нырок. Извини.
Охотник злобно фыркнул, еще раз ударил пикой по деревянной тюрьме и опять отошел на почтительное расстояние. Видимо, охранять «убийцу» ему было противно, он считал это ниже своего достоинства. И на воду, а тем более душевную беседу, Крилу рассчитывать не стоило.
Клетка стояла посреди поляны, расчищенной от деревьев. Специально, надо полагать. И чтоб на виду, и чтобы палящие лучи издевательски медленно ползущего по небосклону светила жарили «преступника», подвергая его дополнительным страданиям.
– Скоты…
Крил попытался сглотнуть, но не получилось, во рту совсем пересохло. Он забился в дальний от солнца угол, надеясь, что перекладины хоть немного скроют его. Напрасно. Закрыл голову руками и лежал так, скрючившись, пока, наконец, вечерний ветерок не возвестил о скором закате.
– Неужели, – прошамкал он языком, с трудом ворочающимся во рту.
Попытался вытянуть ноги и спину, насколько это было возможно. В суставах что-то хрустнуло, Крил застонал с облегчением. «Эдак я долго не протяну. Если и завтра будет жарко – сдохну к радости всех злых духов!»
Солнце зашло. На другой стороне поляны развели костер, вокруг него уже собирались люди. Они весело разговаривали и собирались ужинать добытым на охоте мясом. Крил старался не принюхиваться к запахам, тем более, что пить ему хотелось гораздо сильнее, чем есть, но проклятый дым с ароматами зарумянившейся корочки и свежесваренного бульона проникал в его ноздри, щекотал, забирался внутрь живота и уже там медленно закручивал кишки в узел.
Что-то булькнуло рядом с ним. Крил улыбнулся. «Вот и видения пришли. Что ж, с ними, пожалуй, будет легче. Лучше забыться, уйти от реальности». Булькнуло еще раз.
– Ты чо, помер?
Он открыл глаза, всмотрелся в сумрак, в отсветы костра на чьем-то лице.
– Конопатая? Здравствуй, дорогая. Прости, мужем я тебе не буду.
Она криво ухмыльнулась.
– А этот… – Крил огляделся. – С синей… Как его? Шнурок. Куда делся?
– Нырок. Я ему сказала, чтобы шел поесть. Все равно тебе деваться некуда. Но он скоро вернется или вместо него кого-нибудь пришлют. Так что… – она стала просовывать ручонку между прутьев. – На вот, открывай рот!
В руке было зажато горлышко кожаного мешка. Крил прильнул к нему губами, девчонка стала медленно наклонять мягкую бутыль. В рот полилась живительная влага. Парень жадно заглатывал воду, стараясь не потерять ни капли, но та все равно сочилась прохладной свежестью по его бороде, стекала на шею. Он остановился, чтобы перевести дыхание и тут же снова присосался к мешку, пока не осушил его полностью.
– Возьми еще это, – сунула ему в ладонь два плоских, изрядно подрумянившихся куска мяса. – Только обрези ухватила, но тебе и это сойдет.
Сжевал подарок не задумываясь, откинулся в блаженстве на прутья.
– Спасибо.
Она не ответила.
– Меня будут судить? Когда? Завтра?
– Чего делать? – нахмурилась, но тут же и сама догадалась, что он имеет в виду. – Не-е, у нас так не принято! Говорящий решает. А он сказал, что ты виноват. Значит виноват. Спор только – каким способом тебя…
Крил подвинулся к ней ближе, опасливо поглядывая в сторону костра.
– Я не убивал Белого. Ты хоть мне веришь?
Она смотрела ему в глаза несколько долгих мгновений.
– Знаю, что не ты. Хотя в гнезде таких ножей делать не умеют. А разрез на горле очень тонкий, ровный. Сама видела.
Парень в отчаянии сплюнул.
– На реке я был, у моста! За вожаком нелюдей погнался. Не мог я Белого убить, не мог!
– Тише, дурак.
Она тоже оглянулась на костер. Потом снова повернулась к пленнику, сама подвинулась, едва не касаясь его носа своим.
– Ближе к утру, за три четверти ночи, я приду. Жди.
– Придешь? И… И что? Зачем?
– Освобожу тебя, вместе уйдем из гнезда. Сейчас-то никак.
Она выпрямилась, собираясь исчезнуть.
– А охотник? Хорек этот или кто другой?
– Мои проблемы.
– Постой! – он успел схватить ее за руку. – Тебе-то это зачем?
– Не сейчас. Будет еще время. Наверное.
Но Крил не отпускал и она недовольно сморщила нос.
– Говорящий убил Белого. И я с ним в одном гнезде жить не стану. Все, пусти!
Вывернулась, шаркнула ножкой, закидывая песком и пылью влажные следы на земле. Их бы и так никто не заметил, но девчонка рисковать не хотела.
Скоро вернулся охотник с ногами, обмазанными синим. С ним был другой, они кого-то обсуждали – кажется, женщину или девушку, приглянувшуюся одному из них. Потом Нырок вспомнил о пленнике, пнул деревянные прутья.
– В муравейник тебя решили поставить. Слышь, пришлый?
Охотники громко рассмеялись. Постучали для острастки пиками по клетке.
– Ладно, пойду я, – сказал синеногий. – Смотри не пореши его раньше муравьев, а то уж больно он злой на язык. Любого выведет.
Как часто бывает осенью, после жаркого дня лес окутало стужей. Сытому ничего – пережить можно, а Крилу на двух мясных обрезках пришлось туго. Медленно пробирающийся под одежду холод заставлял его трястись мелкой дрожью. Был бы на воле, можно приседать, прыгать, а в клетке – хоть вой!
Охотнику тому хорошо, он иногда отлучался к костру, хоть и поглядывал оттуда на маленькую тюрьму, не оставляя ее без присмотра. «И как Конопатая собирается от него избавиться? Больно уж обязательный, гад».
Крил снова свернулся клубком, только на этот раз не от жары, а от холода. Когда дело пошло за полночь, задремал. Тревожным сном, который отдыха не дает, а бдительность нарушает. Вот и застала его девчонка врасплох, когда острым кулачком в скулу пихнула.
– А?!
– Ш-ш-ш… Все гнездо разбудишь. Держи! – протянула кухонный камень, каким мясо разделывают. – Другого нет. Тем более такого, каким ты… С которым к нам от Больших лодок пришел.
– Хочешь, чтобы я этим липкие листья перепилил?
Клетка закрывалась просто: одна ее стенка приматывалась к другим тонкими листьями. Особая это зелень, растет на окраинах болот. Листья дают сок и склеиваются со всем, к чему прикасаются, чтобы потом моментально засохнуть. Если намотать побольше, то иной раз и топором не разрубишь. Один только верный способ – обжечь огнем, тогда листья расслаиваются. Но сейчас ползать с факелом около клетки не с руки.
– Мне тут и со своим-то ножом, – Крил старательно перепиливал листья изнутри, пока Конопатая занималась тем же снаружи, – времени надо как на подъем и спуск по секвохе. А с твоим камешком…
– Сказала же – нет ничего другого. Режь и не болтай. А то Нудила скоро хозяйство свое отогреет и вернется.
– Слушай, Нудила твой и так вернется, всех поднимет. Не успеем мы далеко убежать. Надо его оприходовать.
Она замерла, повернула голову к костру.
– Он уже идет! Злые ветры! Вот сейчас и попробуешь, великий оприходовальщик… Пили быстрее!
И сама с утроенной энергией взялась перетирать камнем листья.
– Эй, кто там? Ты чего делаешь? А ну отойди от клетки!
Тот, которого девчонка назвала Нудилой, поднял было клинок, но, увидев знакомое лицо, опустил.
– Конопатая! Нечего здесь ошиваться. Вот расскажу завтра кому…
Она приблизилась к нему вплотную и вдруг выкинула вперед тонкую руку, сжимающую кухонный камень. Метила лезвием по горлу, но опытный охотник успел отпрянуть.
Крил понял, что он должен выбраться немедленно, помочь ей, иначе всему делу конец. Пожалуй, за это еще и передумают, не отдадут на сжирание муравьям, а чего похуже нафантазируют. Выругавшись, он два раза пнул стенку из прутьев, но она не поддавалась, лишь отходила на два кулака. С остервенением стал бить по засохшим, одеревеневшим листьям болотной травы.
Отступая, Нудила едва смог удержаться на ногах. Конопатая пнула охотника в грудь и он все-таки свалился спиной на землю.
– Тоже в муравейник захотела, тварь? – процедил со злостью.
Камень воткнулся в землю – там, где мгновение назад была его голова. Но охотник уже стоял на ногах, готовый ударить хрупкую противницу клинком. Что-то его останавливало, какие-то последние, ничтожные капли сомнений.
Преступные замыслы Конопатой очевидны, вина ее не требует доказательств. Но убить? Жалкую недоросль, которую и мужику еще отдавать нельзя? К тому же не чужую, из своего гнезда. А потом скажут «не сумел справиться, скрутить девку». Он в гневе сжал зубы.
Сделал ложный выпад, обманул, выбил из руки Конопатой ее убогое оружие. Подальше отбросил и свой клинок – чтобы не мешал. Девчонку схватил за шею, повалил.
– Дальше что, бесовка? – пальцы его давили, не позволяя ей дышать.
Но и она не сдавалась: протянула руку, впилась ему в глаз.
– А-а-а!!!
Охотник отпустил Конопатую, закрыл лицо ладонями, перекатываясь по земле. Девушка встала, быстро нашла его оружие. И крик боли почти сразу прервался, стал хрипом, после которого – тишина.
Не стоило рассчитывать, что Нудилу никто не слышал. Да, хижины стоят в стороне, но больно уж громко он орал. Да ведь есть и другие, кто не спит, стоит в карауле на подступах к гнезду. Сейчас они будут здесь!
Конопатая подошла к клетке, в которой до сих пор отчаянно боролся с болотными листьями Крил.
– Убери руки.
Он бросил камень, отполз. Девчонка замахнулась и что было сил ударила по связанным прутьям. Хватило пяти или шести ударов клинка, чтобы тюрьма выпустила пленника наружу.
– Бежим!
Они рванули к деревьям. Конопатая знала, как обойти посты, легко неслась чуть впереди Крила. Надо было прожить здесь не один год, чтобы так же, как она, находить дорогу во тьме – не по приметам, которых не видно, не по запахам, недоступным человеческому носу, а одним лишь внутренним чутьем.
Скоро они выскочили на заросли секвох. Крил думал, что пойдут по ним к реке или к вокзалу. Но девчонка вдруг перешла на шаг, потянула его за руку.
– Сюда.
Ему показалось, что они провалились в какую-то яму. Конопатая прикрыла вход в нее свежесломанными ветками, молча увлекла парня еще дальше, вглубь таинственной норы. Когда остановились, сумели отдышаться, он сказал с сомнением:
– Надо было дальше бежать.
– Шепотом говори.
Крил покорно перешел на шепот.
– Искать же будут.
Она не отвечала, тогда он продолжил:
– И найдут. Если сидеть на одном месте.
Заметил в темноте, что она повернулась к нему.
– Никуда бы мы не убежали. Нас двое, а их много. И есть очень быстрые. Все знают округу не хуже меня, а то и получше. Поэтому правильно будет затаиться и переждать.
– Теперь конечно. Вылезать глупо.
Снаружи раздался приближающийся шум. Конопатая схватила парня за руку, они замолчали.
Охотники бежали гораздо тише стаи нелюдей, но их все равно было слышно. Вот один, второй… Сразу несколько, очень близко! Может, трое, или пятеро. Звуки погони не стихали. Кто-то пробегал мимо, кто-то возвращался, прочесывая лес. Крилу казалось, что он видит оранжевые блики от факелов.
– Ты еще можешь вернуться. Никто же не видел, как ты его… – стал он шептать Конопатой на ухо, но она сердито отпихнула его и снова прислушалась к звукам, идущим снаружи.
Скоро стало светать. Утро не торопилось проникать в подземелье, однако они уже видели друг друга, различали окружающие их земляные стены, в которых переплетались толстые корни.
Порой казалось, что поиски прекращены, но каждый раз охотники возвращались, слышны были их голоса, шаги.
– У меня кое-что припасено, – прошептала Конопатая, теперь уже сама почти касаясь губами мочки его уха.
Отползла чуть дальше, раскидывая подземную поросль, притащила мешок с завязками, в котором обнаружились запасы нехитрой снеди и еще один сосуд, такой же, как тот, из которого она поила его в клетке.
Они поели, запили водой.
– Дождемся ночи и будем уходить.
– Куда?
– А ты сам куда собирался? Я к тому, что, может, у тебя свои планы?
Он покачал головой.
– Только до вашего гнезда были мои планы. Хотел добраться и надеялся, что примите. Дальше этого не загадывал.
– Считай, что не приняли. Самое время загадывать дальше.
Но Крил отмалчивался: у него и правда не было толковых идей, кроме как идти, куда глаза глядят и верить в лучшее.
Конопатая почесала нос.
– На Южный базар пойдем. Слыхал о таком?
Парень утвердительно кивнул.
– Что-то слышал. Ходили наши туда раз или два в год, возили кой-чего на обмен.
– У меня там дядька живет. Если не помер, конечно.
– А ты и дорогу знаешь?
– Город, который в прежние времена на месте базара был, на большой дороге построили. Она отсюда, с берега моря, уходила, многие города соединяла. Сейчас, понятное дело, секвохой заросла. Можно вдоль нее и идти. Или другой вариант – вдоль…
Конопатая замолчала, прислушиваясь, снова наморщив нос. Но нет, снаружи не доносилось ни звука.
– Другой вариант – вдоль реки. Это будто бы и лучше, потому как подальше от секвох и меньше шансов на нелюдей напороться. Но с другой стороны, надо знать, где с широкого русла свернуть на узкое. А мне такое неизвестно.
– Значит, через лес?
– Через лес, – согласилась девчонка.
Они терпеливо ждали ночи и лишь раз до заката услышали чьи-то шаги. Конопатая даже успела вздремнуть, она советовала сделать то же самое и Крилу. Но он не мог сомкнуть глаз. Слишком въедливый червячок страха истязал его душу, заставляя думать, что убежище в любой момент может быть раскрыто.
Крил ощупывал неровные стены вокруг себя, стараясь понять природу этого места. Выкопано человеческими руками? Может быть, может быть… Он проследил за толстыми корнями, которые то исчезали в земле, то снова появлялись. Все они тянулись вверх, будто смыкаясь в невидимом «потолке» у них над головами.
– Постой-ка… Это что – секвоха? Мы под ней сидим?
Конопатая протерла заспанные глаза.
– Конечно. Старое дерево, почти пустое внутри. Скоро упадет, я думаю.
Крил все еще сидел, задрав голову, приоткрыв рот.
– Не увидишь ничего. Оно не до макушки пустое, но на два десятка человек в высоту – наверняка. И кто там, наверху, живет? Один лес знает.
Парень сглотнул, а Конопатая улыбнулась.
– Да нет там никого, не бойся. Жуки да пауки, но не те, которых нужно опасаться.
Крилу не нравилось, что девчонка, хоть она и спасла его шкуру, ведет себя как заводила. Однако наводить порядки в их маленькой команде не хотел. Не сейчас. «Пускай резвится – возраст такой. Потом все само собой встанет на места. А жуков я тебе покажу…»
Когда они решились покинуть тайный приют, лес встретил их полной луной. И если бы не высокие кроны деревьев, защищающих ночь на земле от бледно-молочного света, он выдал бы их с головой.
Шли знакомой уже Крилу дорогой – через малый лес, кратчайшим путем до упавшего моста. К рассвету надо перебраться на другой берег реки и уйти как можно дальше, желательно вообще за пределы древнего города.
Большелодочник помнил про ловушку, построенную жуками, но не стал предупреждать о ней Конопатую. Может, она и сама знает? Шел рядом, готовый в любую секунду схватить ее за руку, не дать сделать лишний шаг. Не то, чтобы проучить хотелось, а все-таки пусть знает, что и он ее от чего-то спас.
– Оп!
– Что? – посмотрела на него с явным неудовольствием, попыталась высвободить руку.
– Пустырь обойдем, жучья яма там. Видишь? Закрыта твердым мхом.
– Да брось! Я по нему ходила и ни разу не провалилась.
Она уже занесла ногу, чтобы сделать шаг, но Крил раздраженно дернул ее за шиворот.
– Ты глупая?! Там дыра была, я сам видел. Кто-то уже провалился.
Заставил Конопатую обойти опасное место. Девчонка хоть и насупилась, затаила на него обиду, но Крил видел, что она оглядывается украдкой – выискивает проплешину, не до конца заштопанную жуками. «Вот и думай теперь, сколько раз ты могла бы еще здесь пройти, прежде чем твое девичье естество налилось должным весом и проломило скорлупу ловушки».
Долгое время они молчали. Даже когда перебирались через реку, когда шли по заросшим чуждыми секвохами остаткам большой дороги на окраинах города.
– Солнце встает, – нарушил тишину Крил. – Как думаешь, мы уже вышли?
Конопатая посмотрела на небо – оно и правда светлело.
– Белый когда-то говорил, что дерево знак покажет, когда из города выйдешь.
В нужный момент она вытянула руку, указывая вперед и вверх.
– Смотри, вон там!
Старая секвоха когда-то начала свой рост рядом с отметиной канувшего в небытие мира – настоящий дорожный знак врос в ствол и поднялся с ним на три человеческих роста. Крил бормотал, читая символы, а Конопатая смотрела на него с удивлением. Сама она читать не умела, думала, что это слишком сложное и древнее знание.
«М-8. Москва 1200».
Вслух пересказывать прочитанное Крил не стал. Ни он, ни его спутница не смогли бы понять – что за цифры, что за слово? Слово, которое ничего не значит.
Им нужно было отдохнуть, чтобы дотянуть до темноты без сна. Все-таки идти во тьме через лес – плохая идея. Надо было вернуться к привычному порядку – ночью сон, днем движение к цели.
Они отошли подальше от «дороги», чтобы в лощине разжечь маленький костерок.
– Сколько идти до базара?
– Дней восемь. Может, десять. Как получится.
Лес, в котором не осталось следов цивилизации, был удивительно спокойным. На месте прежних городов Крил никогда не чувствовал такого умиротворения. Может оттого, что ему удалось избежать мучительной смерти и теперь все вокруг виделось таким замечательным. Или оттого, что людей на свете слишком мало и вдалеке от гнезд их не стоило опасаться, а чтобы не столкнуться с нелюдями надо было лишь отойти от зарослей секвохи. Кого еще бояться? Животных крупнее мыши или воробья после заразы не осталось. Даже колонии насекомых-убийц, вроде тех жуков, селились поближе к людям и дорогам, заросшим секвохами, иначе жрать им будет нечего.
– Знаешь, в лесу хорошо.
Конопатая посмотрела на него, дожевывая кусок вяленого мяса, потом огляделась, оценивая, насколько «в лесу хорошо».
– Зимой будет не так. Если ты, конечно, намекаешь на то, чтобы остаться здесь жить.
Он грустно кивнул. Помог девчонке собрать остатки еды и они двинулись дальше.
– Да, зимой не прожить. Только в гнезде. Жаль, что не получилось. Теперь вот бежать куда-то, а могли бы семьей стать в сытом месте.
– Я тебе детей рожать не собиралась.
– Почему это? За что такая немилость? Построил бы в гнезде дом, делом доказал, что я полезный человек. И выдали бы Конопатую за меня – зарожала бы как милень…
Она влепила ему звонкую пощечину. Спокойно, как ни в чём не бывало, пошла дальше. Крил потер покрасневшее от удара место.
– Хорошо хоть глаз не выдавила! – бросил он ей вслед.
Когда догнал, она протянула ему бесформенную связку из грубой ткани, которую все это время тащила за спиной вместе с остальными вещами, прихваченными из пещеры под деревом.
– Что это?
– Подарок. Хотела себе оставить, да тяжело нести. И, думаю, ты с этим лучше управляешься.
Он развернул сверток. Не поверив глазам, погладил рукой серый металл. Это был его арбалет. Крил встряхнул колчан со стрелами, оценил – сколько осталось. Почти все. Кто-то, видимо, собирал использованные, выдергивал их из тел. На одном из заточенных стержней даже остались засохшие пятна.
– Спасибо…
Оружие – привычное, пристрелянное, внушающее уверенность – было последней связующей ниточкой с прошлой жизнью Крила. И не то, чтобы он тосковал по тем временам, но было приятно чувствовать в руках вложенное в металл мастерство многих поколений его народа, нечто надежное, созданное умело и не без хитростей.
Девушка повернулась к нему вполоборота – лишь на мгновение, одарив легкой тенью улыбки.
– Пожалуйста. Жаль, ножи забрать не удалось.
– Да и прах с ними!
Хотел обнять Конопатую, пожалуй – даже поцеловать. Пусть в щеку. Но побоялся снова получить по своей.
– У Говорящего из под носа увела, он ценные побрякушки при себе держит.
– В дом к нему забралась?
Она не ответила.
– Откуда знаешь, что именно он Белого порезал?
– Мешал ему. И еще видела я кое-что у Говорящего. Нож – не нож… Не знаю, что за штука. Тоже, видно, с давних времен сохранилась. Лезвие коротенькое, в бою от такого толку не будет. Но острое – жуть! Лист с ребра располовинит. Ведь Говорящий когда увидел твои ножи, сразу сообразил, как задуманное обляпать и на чужака вину перевести. Нечего тут сомневаться – он Белого порешил. Жаль, хороший был дед. Умный, добрый.
Крил обдумывал ее слова, не торопился с выводами, хотя мысли невольно сводились к одному.
– То есть ты ход в его жилье имела, вещи видела. На особом счету была? Он сам, что ли, хотел тебя в жены взять?
– Он уж и так… – сказала тихо, отвернувшись в сторону. – И не со мной одной.
– Охочий до баб, падаль?
– Угу. Белый-то не хотел с ним разлада, только девок, тех, что лицом и всем остальным покрасивше, старался раньше замуж пристроить. И этим еще больше злил Говорящего. А кроме того… За последние годы три женщины сгинули. Никто не знает, куда делись. У костра трепались, будто в лесу Говорящий логово держит, он туда пойманных нелюдей запирает. Что с ними делает – только злым духам известно. Добрые в таких делах не помощники.
Она помолчала, потом продолжила.
– Не даст он нового руководчика выбрать, сам все к рукам приберет. Плохо теперь в гнезде будет. В общем, при таких делах, я бы все равно ушла. Даже без тебя. Но вдвоем сподручнее, – улыбнулась уже не таясь, довольная собой.
Они шли плавными зигзагами, стараясь быть на расстоянии от заросшей дороги, но иногда сближаясь с ней, чтобы не потерять ориентир. В какой-то момент Крил заметил, что Конопатая изменила направление, идет в сторону.
– Эй, ты уж совсем влево взяла. Не заплутать бы.
– Тут река рядом.
– И что?
– Нужно помыться. От тебя воняет.
Крил потянулся носом к одному плечу, потом к другому.
– Запах как запах.
– Это не ради моего удовольствия. Мы идем вдоль секвох и чем меньше от нас будет нести потными, грязными людьми, тем лучше. Вы там, у Больших лодок, что – простых вещей не знаете? Как вы вообще выжили…
– Мы на берегу моря жили, у нас ветер всегда.
Лес расступился и двое вышли на угор, к спуску на песчаный берег. Река в этом месте делала поворот, на другой стороне виднелись отмели, выступающие из воды косыми полосками. Где-то за спинами Конопатой и Крила, за покачивающимися на ветру соснами, клонилось к закату оранжевое солнце и уже ложились неровным забором на поверхность реки тени от деревьев.
Парень пошел к берегу первым, иногда он протягивал руку своей спутнице, если ему казалось, что спуск слишком крут. На желтый песок Крил решился ступить не сразу: смотрел по сторонам, прислушивался. Место казалось ему открытым и потому опасным. Тогда Конопатая опередила его. Скидывая по пути одежду, зашла в реку по колено, поежилась, зачерпнула полные пригоршни холодной воды и плеснула себе на грудь, плечи. Пошла дальше, пока не скрылась по пояс и только тогда с тихим вскриком нырнула.
Одежду тоже пришлось полоскать, иначе толку от купания было бы немного. Вскоре они сидели у костра, голые, но почти не воняющие. Жевали все то же вяленое мясо.
– Завтра будет теплее, – сказал Крил.
Она спросила его взглядом – «почему?»
– Туман ползет.
Оглянулась. Действительно, с другого берега медленно спускались молочные языки непроглядья. Ползли через русло, подбирались к пляжу, а потом по нему и к самому угору, под которым парень с девушкой грелись у огня. Скоро накрыло и костер.
– Пойдем в лес. Не буду я здесь ночевать.
Крил проверил одежду – ветерок уже подсушил ее, можно было не бояться, что ночью замерзнут. В лесу нашли место, прикрытое со всех сторон деревьями и кустами, набросали веток, чтобы не лежать на земле.
– Я к тебе прижмусь, – сказала Конопатая. – Но только это… Ты не хорохорься, понял? Это чтоб теплее, а не для чего другого.
«Чего другого» у Крила и в мыслях не было. Он не воспринимал свою несостоявшуюся невесту, как объект вожделения. Мала, да и дерзит все время, хочет казаться умнее, чем есть. Разве с такой сойдешься?
Прижалась. Он выдохнул прерывисто, почувствовал, что тело его совсем иного мнения о том, с кем и как можно сходиться. Почувствовала и она его невольное желание, с укоризной кашлянула, но отстраняться не стала. Так и уснули – прижавшись телами, но стараясь не сплетаться чувствами.
«Сколько прошло времени?» Крил открыл глаза. Темно. Может, полночи минуло, или чуть больше. Что его разбудило? Он посмотрел на Конопатую, она лежала к нему лицом, глаза распахнуты – тоже проснулась. Медленно поднесла палец к губам: «тс-с-с!»
Он поднялся, расчехлил арбалет, зарядил. Звуки – тихие, едва различимые в ночном безмолвии – доносились откуда-то сверху. Нелюди старались не ползать по обычным деревьям, с другой стороны и человек не станет путешествовать по соснам да елкам, с чего бы ему?
Туман до сих пор расстилался по лесу рваными клочьями, он хоть и подсвечивался лунным сиянием, но мешал видеть дальше пяти шагов.
Крилу показалось, что непонятные шорохи переместились вниз, на землю. Поднял оружие и двинулся вперед, осторожно раздвигая кусты. Конопатая пыталась остановить его, схватила за рукав, энергично мотая головой из стороны в сторону – «не уходи!» Он отдернул руку, хоть и заметил в ее глазах нечто, похожее на страх. «Где смелая, а тут… Ну ничего. Я только погляжу и вернусь».
Один шаг, другой… Еще несколько… Кажется, шорохи превратились во что-то иное, чего он пока не мог распознать. Но подходил все ближе и ближе, пока из морока не проступил темный силуэт. Чуть сгорбленный, опустивший длинные руки почти до земли. Что бы это ни было, оно тяжело дышало. Да, вот что это за звуки – чужое дыхание!
– А-а-а-а!!!
Истошный вопль раздался сзади, там, где осталась девчонка. Крил обернулся, ничего не увидел в тумане, а когда снова посмотрел на темную фигуру, ее уже не было. Он нажал на спусковой крючок, наугад выпустив стрелу и бросился к подруге. Чуть не проскочил место ночлега, затормозил. Конопатой не было. Парень подхватил колчан со стрелами и, на ходу перезаряжая арбалет, побежал через лес, надеясь понять, куда делась та, что и «не собиралась рожать ему детей».
– Конопатая! Эй! Ты где?! Конопатая!!!
Резко повернул направо – почему-то подумалось, что бежит неправильно.
– А-а-а! Кри… – раздалось впереди и он прибавил, со злостью вспарывая туман и заросли кустов.
– У-ух!
– У-ха!
Знакомые крики нелюдей разозлили его еще больше.
– Я здесь! Я уже близко!
Выбежал на прогалину, успел заметить, как одна тварь метнулась вверх, на дерево, другая еще тащила девчонку за руку. Надеясь не столько на свою меткость, сколько на сбалансированность оружия, Крил выстрелил. Стрела воткнулась в затылок нелюдя, бросила его силой удара на землю.
Парень подбежал к Конопатой, глянул на нее мельком – жива, серьезных ранений не видать. Быстро уложил на арбалет еще один металлический стержень, уже испачканный когда-то чужой кровью, натянул тетиву. Он озирался по сторонам, готовый в любую секунду выстрелить и снова перезарядить. Но посторонних звуков больше не было. Никто нападать не пытался.
– Идти можешь?
Она кивнула.
Крил потянул ее за руку, но не к месту ночлега, а в сторону реки. Открытое пространство, вчера казавшееся ему опасным, сейчас обещало спасение. Там никто не сможет подобраться незаметно. Если, конечно, туман над водой рассеялся.
Девчонка отходила от пережитого, ее трясло, она постоянно всхлипывала.
Выбежали к спуску на берег, кубарем скатились вниз. Потом еще дальше, по песку, к самой кромке воды. Тумана действительно не было и Крил, постоянно оглядываясь, позволил себе чуть расслабиться.
– Все, все. Успокойся. Они ушли.
Девчонку прорвало. Слезы катились ручьями, она рыдала, то подвывая, то пытаясь что-то сказать.
– Ут… Ут… Ута-ащи-и-ли ме… меня-я-я!
– Все хорошо, все хорошо.
Сжимая одной рукой арбалет, он обнял ее другой, прижал к себе трясущееся тельце.
– А… ты… у… у-уше-е-ел!
– Я здесь, не бойся.
«Ребенок. Совсем ребенок. Просто хотела казаться взрослее, а я, дурак, злился на нее».
Конопатая трясущимися ручонками размазывала сырость по щекам и Крил, проглотив ком в горле, решил, что никогда больше не оставит ее. Что бы ни случилось – он будет рядом! И никакая тварь не причинит ей вреда, даже если для этого придется выпустить все металлические стрелы и настрогать пропасть деревянных.
Только с рассветом, когда все ночное и страшное отступило, перестало пугать, они отправились обратно в лес: нужно было забрать брошенное добро и те две стрелы, одну из которых точно можно найти. После недолгого блуждания вышли на поляну, где Крил настиг похитителей. Он до сих пор не мог понять – зачем нелюди хотели украсть девчонку? Не убить, а именно украсть! Это никак не вязалось с тупыми животными, которыми он их считал.
Подошел к бездыханному телу, наклонился. Выдернул стрелу и только тогда заметил на черной шее полоску светлого металла.