С того и мучаюсь, что не пойму, Куда несет нас рок событий…
Что было, то и будет.
К началу ХХI века былые надежды людей на возможность безопасной и благополучной жизни в настоящем и еще более благополучной в будущем практически рухнули. Общая напряженность и страдательность жизни неуклонно нарастают. Убеждение в стремительном скатывании человеческой цивилизации к критическому порогу становится почти общепризнанным. Земляне теряют веру в лучшее будущее и тревожатся лишь о том, как бы не стало хуже. Нынче почти нет былых радужных надежд, но много мрачных ожиданий и тупиковых прогнозов. Все острее ощущение, что в деле накопления неразрешимых общечеловеческих проблем близок предел и мы уже живем в преддверии глобальной катастрофы.
Кризисное состояние становится перманентной нормой жизни. Кризисы уже не только в практической деятельности людей – экономике, политике… Они потрясают нечто глубинное, фундаментальное, то, что является основанием современной цивилизации. Налицо кризис идеи прогресса, кризис веры в науку и «грядущую неизбежность торжества разума», кризис морали, кризис права и веры в возможность равенства людей перед законом, кризис западного рационализма в целом. Впору говорить о наличии системного кризиса цивилизации. Кризисное состояние уже видится неизлечимым, привычные взгляды на происходящее ничего не объясняют, а традиционные рецепты выздоровления не приносят.
Становится очевидным, что дальнейшее движение по накатанному руслу ничего спасительного дать не способно, возможно только ухудшение ситуации. Мир явно заблудился.
В недалеком прошлом, когда люди еще не имели возможности знать «все обо всех», оставалась вера, что где-то, при других социальных условиях, есть (значит, возможна и у нас!) лучшая жизнь. В глобальном мире таких иллюзий уже нет. Невольно приходится искать причины непреходящей безысходности не в слабости отдельных вариантов организации жизни, а в ущербности цивилизации в целом, некоем изначально заложенном просчете жизненного обустройства человечества.
Глобальные кризисы первых десятилетий ХХI века как никогда обострили вопрос об адекватности самих основ цивилизованного бытия с его ставками на внешние, материально-технические достижения, приоритетное решение финансово-экономических и общесоциальных вопросов – без понимания глубин и высот душевной жизни человека, при равнодушии к тому, что происходит в его внутреннем мире.
Как всегда в кризисных ситуациях, обостряется потребность получить ответы на самые принципиальные для жизни вопросы. Зачем мы приходим в этот мир? Для того, чтобы враждовать, демонстрировать силу, истрачивать себя в конкурентной борьбе, испытывать страдания и боль? Или жить как-то иначе? Рациональный проект развития человечества оправдал себя или показал свою полную бесперспективность? Куда мы идем по пути, который, по сути, указал нашим библейским прародителям искуситель?
Ответы на эти вопросы необходимо найти, и как можно быстрее. Ибо, подобно всем некогда процветавшим, а затем в одночасье рухнувшим цивилизациям, наш глобальный мир тоже стремительно движется к тому состоянию, которое можно назвать «окаянным» и которое всегда предваряло глобальную катастрофу.
Если необходимы радикальные перемены, то в какую сторону? Что может спасти нас: дальнейшее наращивание прогресса на пути в будущее или возвращение, пусть на новом уровне, к чему-то забытому нами в прошлом, к тому, что было?
В деле построения «счастливого будущего» за прошедшие столетия мы, пожалуй, опробовали все возможные его варианты. И теперь готовы признать: впереди надеяться не на что. Все выборы и перевыборы, перестройки, модернизации, реформы и даже «великие революции» ничего, по сути, не меняли и, видимо, изменить не способны. Преобразования в рамках изначально усвоенных цивилизационных ценностей кардинально улучшить ситуацию не могут.
Хозяевам мира сего остается ужесточать порядок и контроль над поведением и мыслями людей при настойчивом навязывании им иллюзии довольства жизнью и представления, что все идет правильно, «жить становится легче, жить становится веселей». Иного, мол, и желать не нужно. Но это – последний аргумент в деле спасения любой системы, за ним уже ничего нет, и он не может быть действенным длительное время.
Ощущение тупика на путях прогресса заставляет современную западную культуру, с одной стороны, настойчивее вглядываться в знания, которые несет «свет Востока»; с другой – все чаще обращаться к скрытой от науки предыстории человечества. Знания Древнего Востока сегодня явно берут экзистенциональный реванш над рационализмом и прагматизмом западного миропонимания. Некую высшую, недоступную европейскому уму мудрость теперь модно искать в тибетских монастырях, уединенных ашрамах восточных созерцателей, у индусских махатм, якобы хранящих тайны древнейших цивилизаций, у факиров и йогов, обладающих сверхъестественными способностями.
Одновременно нынешние информационные каналы, в частности телевидение, удовлетворяя растущие запросы людей, буквально заполнены передачами о загадках древних цивилизаций, «утраченных миров» и т. п. Когда не видно ничего светлого впереди, начинаются поиски идеала в прошлом. К тому же подспудно мы всегда считали, что лучшее было в предшествующие периоды жизни.
Но прежде чем прийти к обоснованным выводам о возможности использования прошлого в качестве некоего жизненного идеала, нужно понять: а что же в прошлом было?!
В этой связи вопрос о существовании золотого века (примечание: для удобства это понятие употребляется в тексте без кавычек) становится принципиальным. Если господство лжи, страха и насилия в жизни человечества изначально и люди никогда не знали бытия в атмосфере подлинной любви, не жили по законам совести, не ощущали реально свое подобие Богу, то не нужно и мучиться пребыванием в нынешнем состоянии бездуховности, агрессивности, сребролюбия. В этом случае подобное состояние – не искажение чего-то истинного, а человеческая норма. Не с чем тогда нашу жизнь сравнивать, и нет необходимости считать ее аномальной. Нужно раз и навсегда признать все происходящее естественным делом и продолжать мучиться дальше, прельщая себя надеждой, что и на этом пути мы к чему-то путному придем. Без золотого века как эталона не с чем сверять то, что мы уже построили, и то, к чему стремимся.
Нынче растущий интерес к прошлому ограничивается обращениями к Античности, Древнему Риму, христианской Византии, эпохе Возрождения. Но эпоха Возрождения и даже Античность – совсем не то прошлое! Происходившее тогда слишком близко от нас; это – уже наша история, и жизнь в ней выстроена на тех же основаниях, что и сегодня. Разное только материальное оснащение действительности. Современная цивилизация выросла из Античности и Древнего Рима. Положение человека в мире и отношение к нему за последние тысячелетия не изменились. В течение всего исторического времени он – не подобие Бога, но раб, средство для решения тех или иных внешних задач. Застенки Средневековья, костры священной инквизиции и концлагеря ХХ века одинаково характеризуют ценность человеческой жизни. По главному критерию – отношению к человеку и его самоощущениям – все известные исторической науке (как и все ныне существующие) способы организации жизни в принципе одинаковы.
Нужен взгляд в более глубокие, доисторические времена, составляющие истоки человеческого бытия и поэтому не успевшие упрятать (исказить) нечто истинное в людях под наслоениями цивилизационной культуры. Ведь для счастливой жизни прежде всего нужен другой человек, с иными внутренними ценностями и личностными качествами. Был ли такой человек в прошлом – вот главный вопрос!
Эволюционная теория убедила мир, что мы выросли из дикости. А современные литературные творения и фильмы-ужастики, показывающие дремучее варварство, беспредельную жестокость и тупость наших предков, закрепили в сознании подобные представления.
Например, у братьев Стругацких в романе «Трудно быть богом» показаны существа того периода, которых сложно назвать людьми в современном смысле данного слова. Это – некие (по утверждению авторов) «заготовки» будущих людей, болванки, из которых только кровавые века истории выточат когда-нибудь «гордого и свободного человека». Они у Стругацких – пассивны, жадны, фантастически эгоистичны, корыстолюбивы, рабы навязанной им веры и собственных страстей. Такие существа могут заслуживать только презрительной жалости.
Это – научная версия того, что было. Цивилизация своими теориями вначале опустила древнего человека на дно дикости, а потом представила это дно доказательством всего «хорошего», привнесенного ею в жизнь.
По мнению Н. А. Бердяева, научная антропология в исследованиях первобытного общества ослеплена эволюционной теорией. Исходя из этой теории, она обречена предполагать, «что человек был сначала в диком полузверином состоянии» и только потом постепенно цивилизовался до современного состояния (20, 87). Для науки оказалось удобным судить об изначальном прошлом человечества по сохранившимся нынче дикарям и изолянтам. Хотя уже очевидно, что эти изолянты представляют собой далеко не исходную ветвь человеческой расы.
По мнению Л. Н. Гумилева, «так называемые изолянты», например, пигмеи тропических лесов Африки или аборигены Австралии, считавшиеся находящимися «на ранних стадиях цивилизации», по сути, представляют собой конечную, а не начальную фазу этногенеза (39, 300). Иначе говоря, они пришли(!) из какого-то другого состояния к положению изолянтов. Если их первобытная жизнь есть тупик, значит, ранее было нечто более высокое по состоянию людей и их возможностям. В свое время Бердяев также считал, что живущего нынче в джунглях дикаря правильнее было бы считать продуктом «вырождения и упадка, одичания человека, чем первобытным человеком и источником человеческого развития» (20, 88).
Следовательно, известный науке период дикости – это не первая, а вторая бытность людей. Первая была значительно раньше, в доисторические времена. После крушения тех времен в жизни людей произошел качественный переход – но не к высшему, а к более примитивному существованию. В дальнейшем для одних это существование стало тупиком, другие сумели выбраться из него через создание рациональной цивилизации.
Сегодня наука в основу своих расчетов кладет известных ей первобытных, но важнее понять состояние, предварявшее дикость, увидеть тех людей, продуктом вырождения и упадка которых являются нынешние изолянты. Плененные эволюционной теорией научные представления уже столетиями топчутся на месте в деле познания человека и его истории. Идея непрерывного прогресса слишком неестественна в своей однозначности. Она – для технической сферы, но не для человека, его духовного мира.
Вполне возможно, что наш истинный предок был ближе не к животному, а к божественному началу жизни. Следовательно, на каком-то этапе бытия он трансформировался не по пути приобретения чего-то сверхживотного, а через умаление, вытеснение с авансцены жизни высшего, божественного в себе.
Древние предания говорят, что на подлинной заре человечества существовавшие до сваливания в первобытный тупик люди находились в состоянии, не отделявшем их столь резко, как в наше время, от высшего мира. По словам французского философа А. Камю, пропасть между богами и людьми тогда не существовала (59). Об этом свидетельствует и Библия. Первобытность – трагический финал исходного великолепия людей и их бытия.
Известные истории первобытные люди в своей внутренней ипостаси от нас принципиально не отличаются. По своим качествам мы, начиная с дикости, все те же, неизменные. «Свободного и гордого человека» на путях цивилизации так и не получилось. И нынче он – жаден, корыстен, эгоистичен, агрессивен, раб необузданных страстей и нелепых потребностей. Разве что внешней манерности, лживо прикрывающей личностную ничтожность, у него стало больше. Только благодаря внутреннему родству мы так хорошо понимаем происходившее в дикие времена.
Идея всеобщей справедливости и жизни по запросам совести не вытекает из эволюционной теории Ч. Дарвина. И, как показывает история, в условиях цивилизации, рассматривающей человека только продуктом эволюционного развития, такая жизнь была невозможна в прошлом и остается невозможной как в настоящем, так и в будущем. Конкурентные отношения рыночной эпохи мало отличаются от отношений периода дикости. Здесь тоже побеждает сильнейший в ходе жесткого естественного отбора. Вера в эволюционное происхождение человека невольно влияет на нынешние отношения между людьми и процесс выработки у них нужных для жизни качеств. Внутренне мы не выросли из состояния дикости и в условиях существующей цивилизации выйти из этого состояния не способны. Стругацкие с нас списали своих героев, только убрали лицемерную внешнюю лощеность.
Для жизни по любви и совести нужен качественно иной человек. И он был в доисторические времена. Принципиально другие внутренние силы и ценности определяли поведение людей золотого века. Между золотым веком и первобытностью – качественный скачок в человеческой сути. На этом переходе люди настолько изменились, что воспоминания о прошлом стали неприемлемы для нового сознания, и амнезия их вытеснила. Произошло примерно то же, что происходит на индивидуальном пути человека в 3–5 лет, когда после овладения разумом и сознанием амнезия вытесняет из памяти ребенка все воспоминания о раннем детстве.
Происшедшее при крушении золотого века искажение внутренней ориентации людей повергло их в состояние дикости, и без восстановления активности исходных качеств ничто эту дикость искоренить в них не в состоянии.
Современному человеку, уверовавшему в преимущества цивилизованности и многознания, представления мифов и преданий о постоянной связи древних людей с чем-то высшим кажутся не более чем пустой фантазией. Мы убеждены, что знаем больше своих далеких предков, видим глубже, лучше понимаем происходящее. Очень спорное убеждение. Просветлели мы, овладев знаниями, или произошло ослепление нас знаниями? Может быть, оказавшись в плену готовых и предельно зауженных шаблонов, мы утратили многое из того, что видели, чувствовали, на что были способны наши далекие предки?
Говорят, детям дано видеть истинное: что утаено от взрослых, открыто младенцам. Не исключено, что человечество в своем младенчестве тоже было способно знать то, что стало недоступно нам, прошедшим многовековую школу просвещения и в результате навесившим на свою исходную сущностную способность много того, что «от цивилизации», что делает нас совсем другими людьми, по-стариковски зашоренными в своих убеждениях. С возрастом (историческим и индивидуальным) мы утратили (и утрачиваем) то, что в древности считалось обычным делом для разного рода учителей, пророков, ветхозаветных Авраама, Якова, Моисея и даже для всех людей того времени, – способность поддерживать связь с Богом, чувствовать тайны природы, изнутри влиять на происходящее в жизни.
Нынешняя ситуация требует нового взгляда на самые принципиальные для цивилизации положения и установки. Все больше утверждается мнение: историю цивилизации предстоит переписать. Признание наличия золотого века в развитии человечества перепишет не только историческую науку, но и все представления о человеке, его подлинной сути и смысле земного бытия, о настоящем и будущем современного мира, потребует коренного пересмотра базовых ценностей жизни.