Игорь Пащук вернулся в свой офис и заперся в кабинете. Объезд и обзвон всех точек, где могли бы видеть Полину или что-то о ней знать, не принес результатов. Если она не появится до конца дня, надо будет заявить в полицию. Хотя, возможно, это сделает раньше отец Полины. Он уже несколько раз звонил Игорю на мобильный после того, как выяснилось, что его дочери нет ни дома, ни на работе.
– Зайди ко мне! – Пащук по внутреннему телефону соединился с Болотниковым.
Через минуту друг и правая рука Игоря сидел в кресле напротив.
– Как ты думаешь, куда Полина могла исчезнуть?
– Понятия не имею! А я тут подсуетился и на ее место нашел новую журналисточку.
– Что значит – «на ее место»?
– Ну, я хотел сказать, пока не понятно, где она. Журнал ведь все равно выходить должен, даже если кто-то… прогуливает или болеет.
– В том то и дело, что она не заболела, а прогуливать она не будет. Ты сам знаешь, насколько Полина правильная. Она просто исчезла. Я обзвонил даже больницы, которые дежурили этой ночью – вдруг что-то случилось. Нигде ее нет. Я ведь был с Инной вечером у нее. Получается, мы последние ее видели. Понимаешь, чем это пахнет, если вдруг что-то серьезное случилось? Ты не знаешь, случайно, у кого мог быть дубликат ключей от ее квартиры? Любопытно было бы заглянуть.
– У ее отца наверняка есть, но у него, само собой, просить ключ нельзя. Он, может, уже сейчас едет домой к любимой дочурке, чтобы выяснить, почему она не отвечает на телефонные звонки.
– У него ноги парализованные. Ты разве не знаешь, что Полина три раза в неделю катает его по парку в инвалидной коляске и вечно таскается с ним по больницам. Один он никуда поехать не может. В лучшем случае дождется вечера и попросит кого-нибудь из санитаров отвезти его. У кого же еще может быть ключ? У кого-то из наших? С кем она дружит?
– Ты сам знаешь, она держит себя несколько дистанцировано, но, кажется, я несколько раз видел, как она с работы уезжала вместе с Татьяной Павловой.
Шестнадцать лет назад.
Львов. Психиатрическая клиника, отделение для подростков.
– Опять к тебе, Игореша, мама приезжала. Оставила две сумки с едой, но ждать не могла – торопилась очень, – нянечка с трудом приволокла два полных пакета и поставила их возле кровати Игоря Пащука. – Какая мама у тебя хорошая, заботливая, все, что душенька пожелает – пожалуйста тебе, на тарелочке с голубой каемочкой.
– С-сука, – прошипел в подушку подросток и, обращаясь к нянечке, сказал:
– Можешь взять себе, что хочешь, баба Оля, я все равно не успеваю все это съедать.
– Да уж мама твоя, Ирина Савельевна, дай бог ей здоровья, никого не обижает, всем копеечку подбрасывает, чтобы к тебе внимание было особенное и уход хороший. Ты вот, если хочешь, дай что-нибудь Саше Болотникову. К нему мама часто приходит, но почти ничего не приносит. Видать, бедненько они живут. Да и отца ни разу не видела, – старуха спохватилась, – ну, а твой-то папка где, почему к тебе не приходит?
Игорь нехотя ответил:
– Он не живет с нами давно. Он теперь большой начальник в Киеве, у него другая семья. Но мы видимся иногда. Баба Оля, у меня голова болит, я посплю, – завершил он неприятный разговор.
На ужин Игорь не ходил – не будет же он есть тошнотворную овсянку, когда у него тумбочка забита съестными деликатесами. Разделить с ним шикарную трапезу Игорь пригласил Сашу Болотникова.
– Ты как сюда попал? – для начала поинтересовался Игорь. В свои шестнадцать лет он прекрасно понимал, что в таком отделении просто так не отдыхают.
– Мы с пацанами в подвале балду гоняли, нас мамаша Славкина там подловила. Проследила, куда мы бегаем вечером, да предкам настучала. Мать меня отлупила и привела к наркологу-психиатру. Переживает она, ведь отец мой – конченый алкаш, уже и «белка» у него была. Тоже тут в больнице лежал, только в отделении для взрослых. Полгода потом держался, да опять запил. Вот мать испугалась, что у меня наследственность плохая, рассказала все врачу, и они меня лечат как психа. Но я и сам не дурак, попробовал травку – и хватит. У меня совсем другие планы на будущее. Не хочу жить, как мои предки. Надоело сверкать голой задницей. После школы пойду в институт, буду учиться. Ну, а ты какого хрена тут забыл? Хоть и не пыльно устроился, но ведь дома тебе тоже, видать, не хило живется.
– Смотря, что понимать под клевой жизнью. Если только жратву и бабки – то этого у меня до чертиков. Но мне осточертела мамаша со своими бесконечными дружками. Ей совершенно наплевать на меня. Она откупается деньгами и подарками, но мы совсем как чужие. Хочу избавиться от нее…
– Как… избавиться?
– Да ты что подумал, козел? Уехать я от нее хочу. И вообще, у меня этот совок уже в печенках сидит со своими идеями, как всех кругом сделать одинаково нищими. Выйду из психушки и уеду. В Германию, например. Они дают убежище всем желающим. Я и торчу здесь, собственно, из-за любви к зеленым бумажкам.
– Каким-каким бумажкам?
– Ты что, доллары никогда не видел?
– Не-а…
– Ну, ты даешь! Святой совсем, только травкой обкуренный. Мамашка моя в Интуристе работает администратором. Ну, вот и я там иногда пасусь. То шмоток фирменных перехвачу, то деньги поменяю фирмачам и девкам, которые их обслуживают. В банке ведь по официальному курсу гроши дают за доллары, а мужикам погулять хочется. Все было нормально, а вот недавно на дежурстве в Интуре был какой-то жлоб принципиальный, подловил меня, когда я с французиком денежки тусовал. Мамаша ему сразу тысячу рублей совала – не взял. Кто мог подумать, что такие придурки еще существуют? Заявление накатал. А мамаша – не будь дура – сразу меня сюда запихнула: невменяемый, мол. Мне уже приходилось здесь бывать. Пошумел как-то дома да побил пару вазочек, когда очередной хахаль мамашин по дому в трусах начал разгуливать и замечания мне делать. Поставили мне тогда диагноз: психопатия. А сейчас это на руку оказалось. К тому же, в армию психопатов тоже не берут. Вдруг ненароком в башку мне стукнет и постреляю всех кругом? – развеселился Игорь.
Саша, как завороженный, смотрел на своего нового приятеля. С такими крутыми ребятами ему еще не приходилось общаться. Вот повезло! Теперь он тоже будет вращаться в «высшем свете», ходить в Интурист и небрежно доставать из кармана зеленые банкноты, которые дают доступ ко всему. Ко всему тому, о чем мечтал сын уборщицы и безработного алкоголика.
Две полицейские машины, включив аварийные фары, перегородили улицу, на которой находилось бюро Игоря Пащука. Жители близлежащих домов и сотрудники офисов облепили окна. Трое мужчин и две женщины в полицейской форме направились ко входу в редакцию. Сотрудники отхлынули от окон и уткнулись в свои компьютеры и бумажки. Окна кабинета Игоря выходили во двор, поэтому о прибытии полиции он узнал, непосредственно увидев блюстителей порядка у себя в дверях. Пащук и Болотников понуро взглянули на неожиданных гостей. Впрочем, визиты полиции редко кого радуют в принципе.
– Господин Пащук?
– Да, это я, – приподнялся из-за стола Игорь.
– А вы кто? – обратился полицейский к Александру.
– Я – ответственный за редакционную часть фирмы Александр Болотников.
– Пройдите на рабочее место. С вами поговорит наш сотрудник. А вы, господин Пащук, поедете с нами.
– А-а что случилось?
– Сотрудница вашей фирмы Полина Берг обнаружена мертвой в своей квартире. По утверждению ее отца, Вальдемара Берга, вы и ваша супруга были последними, кто видел ее вчера вечером. Когда он звонил дочери, чтобы пожелать спокойной ночи, она сказала, что у нее в гостях шеф с женой. Ваша супруга уже у нас в Комиссариате полиции. Можете связаться со своим адвокатом.
Игорь с трудом сдерживал свои эмоции, а от сознания, что это может быть заметно, – становилось еще заметнее. Еще, чего доброго, увидев его замешательство, они сделают соответствующие выводы. «Как все это не вовремя, не кстати… – тонкие губы сжались до синевы. – Казалось бы, все идет по накатанному пути, и тут такое западло! Или в жизни всегда должны случаться неприятности… Неприятности? Ну да… По сравнению с… Полиной… это можно назвать неприятностью. Простой неприятностью. Все выяснится…» Из ступора Игоря вывел пристальный взгляд полицейского. «Психологи чертовы! Эти полицейские думают, что видят всех насквозь!» – и вслух насколько возможно спокойным тоном произнес:
– Могу я оставить кое-какие распоряжения своим сотрудникам?
– Пожалуйста. Но только по-немецки и в присутствии нашего сотрудника. Все ли сотрудники фирмы сейчас на месте?
– Не могу точно сказать, я сам недавно приехал.
– А где вы были утром?
– Я был в городе, заезжал в места, где часто бывает русскоговорящая публика. Понимаете ли, мы занимаемся распространением печатной продукции. Нам нужно расширять круг читателей, вот мы и разбрасываем наши издания по русским «точкам». Причем, не только по этому городу, но и в других местах. Впрочем, не знаю, интересно ли это вам?
– Нам все интересно, что может иметь отношение к делу. Неужели на фирме не нашлось никого другого на роль курьера? Ведь вы, как я понимаю, хозяин этой фирмы?
– Я – управляющий, а хозяйка фирмы – моя жена. У меня не было важных дел с утра, и я решил никого не отвлекать. Специального курьера у нас нет, фирма ведь небольшая, и надо уметь делать все.
Игорь изо всех сил пытался произвести благоприятное впечатление на полицейских. Хотя, кому это надо? Решают только факты. Даже если у тебя крылья вырастут за спиной, но при этом на месте преступления найдут твои отпечатки, то возьмут тебя под белы рученьки, то бишь крылышки, и отправят куда следует. А дальше – если сможешь отмазаться – твое счастье. В совке эти вопросы решались проще. Игорь вспомнил, как легко мать с помощью денег выручала его из всяких неприятных переделок. Ну, ничего, здесь деньги тоже кое-что могут. Например, оплатить услуги хорошего адвоката.
В кабинет заглянула девушка-полицейская:
– Господин комиссар, на месте нет одного сотрудника. Это график-дизайнер Олег Гарий, который работал вместе с госпожой Берг. Он ушел с работы. Сказал, что у него обострение язвы желудка и ему срочно нужно к врачу. Я записала его домашний адрес и телефон. Кроме того, в офисе находятся посторонние. Госпожа Алина Вальд утверждает, что сегодня ее пригласили помочь довести журнал до готовности для отправки в типографию. Ей сказали, что Полина Берг больна и нужно временно ее заменить.
– Разберитесь, кто кому и что сказал еще. И срочно отправьте человека к этому… дизайнеру.
«Ну и попала я на работку, – ехидничала про себя Алина, – надо же было два года сидеть дома, в тихой заводи среди изредка поквакивающих соседских старушек, чтобы потом сразу попасть в такой водоворот событий. Нет, не могут наши люди спокойно жить. Не умеют. Но это уже не шуточки. Был человек – и нет человека. А еще вчера Полина сидела тут. Может, даже на этом стуле…» Алина заерзала и обратилась к девушке в полицейской форме, которая опрашивала сотрудников фирмы:
– Я, в общем-то, первый раз здесь и с госпожой Берг знакома не была. Могу я быть свободна? Все равно сегодня работы уже не будет. И не понятно, будет ли вообще…
– Я попросила бы вас задержаться. Мы сейчас ведем первичный опрос. Он длится недолго. Потом, если будет необходимость, мы некоторых коллег госпожи Берг пригласим для индивидуальной беседы. Кое-кто из сотрудников русской редакции имеет проблемы с немецким языком, а вы, как я слышу, говорите свободно. Я бы попросила вас помочь мне в качестве переводчика.
– Конечно, конечно. Только мужу позвоню, чтобы он знал, где я.
Совсем не так представляла себе Алина свой первый рабочий день в новом коллективе. Собственно, чехарда сегодняшнего дня взбудоражила ее застоявшиеся эмоции. Последний раз ей пришлось испытать подобный стресс два года назад в московской редакции журнала «Варвара».
Один из многих современных женских журналов, появившихся в последние годы в Москве, он за пять лет своего существования вошел в пятерку самых модных и престижных. Реклама валила валом, тиражи росли, в розничной торговле прекрасно раскупался. Неплохо, с учетом нестабильной ситуации в России.
Алина, которая работала в журнале со дня его основания, завоевала громкую известность рядом острых статей и репортажей и считалась одной из самых преуспевающих женщин российской столицы.
Больше всего ее радовало то обстоятельство, что достигла она этих ошеломляющих успехов исключительно благодаря своим способностям журналиста и хватке деловой женщины.
Папа к тому времени был уже давным-давно с почетом отправлен на пенсию, а все его «связи» не то порастерялись, не то так же, как и он сам, оказались за бортом жизни и ничем помочь уже не могли. Да и ни к чему они были Алине.
Она могла добиться всего сама, и она сделала это. Когда западная жизнь стала все больше проникать не только на прилавки, но и в сознание зашоренных граждан СНГ, Алина поняла: ей по менталитету ближе западные эмансипэ, чем традиционно домашние и хозяйственные русские бабы. Она с трудом могла вообразить себя в окружении сопливой ребятни, а, представляя, что на ее белом плюшевом диване сидит какой-то мужик, чавкая и вытирая рот кулаком, покрывалась холодной испариной.
Куда лучше и спокойнее – проходящие и не переходящие ни во что серьезное связи. Детей она не то чтобы не любила, но как-то равнодушно воспринимала их, как необходимый элемент пополнения народонаселения.
«Цветы жизни? – Пожалуйста. Только не на моей клумбе». Возможно, это было элементом самозащиты: после первого аборта, который она сделала, будучи студенткой, у нее начался воспалительный процесс, а потом всякие другие женские неприятности, и вероятность того, что она когда-нибудь снова сможет забеременеть, была практически нулевая. Правда, этот вопрос волновал Алину меньше всего. Единственным и любимым ребенком стала для нее «Варвара».
И вот настал этот страшный день, 20 мая…
Москва. Два года назад.
Когда зазвонил мобильный телефон, Алина уже приближалась к своей редакции, расположенной на улице с таким подходящим их журналу названием – Варварка. Она не любила разговаривать за рулем. Она вообще была очень щепетильным человеком во всем: никогда не нарушала правил, не превышала скорость и старалась не отвлекаться во время езды. Но на этот раз звонок показался ей каким-то необычным. Первая же трель резанула ей по мозгам, и она начала лихорадочно рыться правой рукой в своей сумочке, лежавшей на соседнем сидении, придерживая руль левой.
– Алина Витальевна! – душераздирающе заорала трубка. – Вы где? Тут полный разгром!
Алина с трудом узнала голос редакционной секретарши:
– Вика? Говори толком, что случилось. Какой разгром?
– Да у вас в кабинете. Я пришла только что, дверь в офис была закрыта, никаких следов взлома. Захожу – бумаги со столов сброшены, а в вашем кабинете – полный тарарам! Да сами увидите, приезжайте скорей!
– Я уже подъезжаю, сейчас найду парковку и сразу бегу. Ты кому-нибудь еще звонила?
– Нет, вам первой.
– Не звони пока никому, я приеду, сама разберусь…
– Хорошо, Алина Витальевна. Ой, тут какая-то записка на вашем столе лежит…
Через пять минут Алина уже стояла посреди своего кабинета между развороченным креслом и разбитым монитором. Сдерживая комок в горле, она взглянула на стол. Вот она, эта записка, о которой говорила секретарша:
«Ты что из себя вообразила? Ты – такая же шавка, как и пьяная лоточница, которую видно из твоего окна. Займись-ка лучше выпечкой пирожков для своего фрица. Целее будешь. Вали отсюда, пока не пожалела».
Записка была напечатана на ее же компьютере и распечатана тут же.
«Человек, который писал это, наверняка, чувствовал себя здесь уверенно, будто он не впервые в этом кабинете. К тому же, осведомлен о подробностях моей личной жизни… Неужели, кто-то из своих?» – размышляла Алина, стоя у окна и разглядывая ту самую вечно пьяную продавщицу овощного лотка, о которой упомянул злобный погромщик.
Алине казалось, что все, кто работал вместе с ней, ее команда, настолько «свои», что не считала нужным что-то прятать или скрывать от них. Кто же из них оказался предателем?
Алина была настолько морально подавлена, что решилась на шаг, который все ее знакомые сочли малодушным и совершенно не типичным для этой уверенной в себе волевой женщины. Она связалась с учредителями журнала и объявила им, что выходит замуж и уезжает из страны. Получалось так, что неведомые противники добились своего и она, сдав позиции, удалилась с поля боя.
Собственно, Алина к тому времени находилась на тяжком перепутье. Приближался критический возраст – тридцать пять лет, и самодостаточность в той роли, которую она до сих пор играла – довольной жизнью преуспевающей журналистки – начала ее тяготить.
У каждой женщины, насколько бы «эмансипэ» она ни была, возникает в жизни такой период, когда ей хочется бросить все к чертовой матери и стать просто женой. Наверное, и у Алины наступил такой момент. Но как взять и бросить все завоеванное нелегким трудом? Весы в голове Алины склонялись то в одну, то в другую сторону. И вот решающая «капля» упала на чашу «семья». Вечером Алина позвонила Маркусу и сказала ему долгожданное «да». Он сразу не понял даже, что вдруг такого переменилось за два дня со времени их последнего разговора.
Алина начала активно собирать необходимые для брака с иностранцем документы, Маркус прислал ей специальное приглашение-вызов «для заключения брака». Короче, через полгода они стали законными супругами. Алина, как могла, пыталась вычеркнуть из памяти свою бурную деятельность в Москве и тот майский день, резко повернувший ее жизнь.