В числе других рабов, количеством около сотни, Питера поместили жить в длинный сарай. Спали здесь часов по пять, а то и меньше, все остальное время посвящалось «познанию трудностей солдатской службы», как любил повторять вечно пьяный и злой сержант Гудьир. Познание трудностей заключалось в издевательствах над безответными рабами самого сержанта и его семерых помощников.
Чаще всего казенных людей заставляли перетаскивать тяжелые каменные блоки с одного конца пыльного двора на другой. Поднимать их удавалось только вдвоем, однако при этом, ради смеха, сержант устраивал состязания и вместе со своими дружками хлестал рабов плетками, заставляя их передвигаться с блоками быстрее. В результате те, кто приходил последним, отправлялись в «лечебницу» – темный подвал одного из казенных помещений. Из лечебницы никто никогда не возвращался, а через сутки в сарай приносили одежду, чтобы отдать тем, кто сильно поизносился.
Иногда Гудьиру надоедали скачки с тяжестями, и он просто ставил рабов на солнцепеке, а сам, сидя в тени, следил за тем, чтобы никто не шатался. Когда кто-то падал, его оставляли лежать, часто испытуемые там и умирали.
Несмотря на то что у Питера болела ушибленная нога, он старался не подавать виду и, чтобы не попасть в «лечебницу», старательно таскал камни в паре с такими же, как он, беднягами.
Помимо основной бесправной части невольников среди казенных рабов имелась собственная «знать» – настоящие воры и разбойники, убивавшие на воле людей и, будучи пойманными, проданные в неволю. Руководил воровской шайкой некто Рафтер, человек сильный и жестокий. Его молодчики терзали людей в сарае, после того как те возвращались с ристалищ сержанта Гудьира. Рафтер требовал подношений, вымогая те крохи, что удавалось заполучить несчастным самыми удивительными способами.
Почти каждый день кто-то из невольников выходил в город на работу с оплатой в карман сержанта, но по возвращении молодчики Рафтера трясли несчастного, забирая у него то, что удалось стащить на воле, – кусок хлеба, монетку или носовой платок. В неволе ценился любой пустяк.
Разбойники имели преимущества не только в сарае, но и перед сержантом Гудьиром, члены шайки никогда не подвергались тем издевательствам, что остальные невольники, откупаясь своей добычей и присматривая за основной массой рабов.
Через две недели пребывания в сарае в качестве казенного невольника Питер все еще был жив. Его неоднократно избивали помощники сержанта и разбойники Рафтера, однако пока ему везло и все обходилось кровью и синяками – кости оставались целыми. Миновало Питера и другое несчастье – большинство невольников страдали запорами от пищи, которую им давали, бедняги обрывали с дикой сливы листья, чтобы хоть как-то поправить здоровье.
– Сегодня у вас есть возможность отличиться, дерьмоеды! – объявил сержант перед началом очередного ежедневного истязания. – Мне нужен каменщик – есть знакомые с этим ремеслом?
Питер думал недолго.
– Я, господин сержант! – Он высоко поднял руку, чтобы его заметили.
– Ну-ка выйди сюда.
Питер вышел и замер в напряженном ожидании. Гудьир мог отреагировать как угодно – дать пинка, ударить в лицо или отправить в «лечебницу».
– Это ты каменщик? – Сержант обошел худосочного юношу вокруг. – Ты знаешь, что с тобой будет, если окажется, что ты не каменщик?
– Знаю, господин сержант.
– Сколько же тебе лет, задохлик?
– Семнадцать, – соврал Питер.
– Кем был твой отец?
– Садовником, господин сержант.
– Где же ты научился ремеслу каменщика?
– У своего бывшего хозяина советника Карцепа.
– А, помню, тебя мне всучил этот… советник. Ладно, каменщик, бери с собой еще одного мерзавца, и пойдете в город – там для вас будет работа.
Питер выбрал Спироса, их лежанки в сарае располагались рядом, однако тот пошел с неохотой, вызывая косые взгляды помощников Гудьира.
– Ты чего, хочешь отправиться с остальными? – удивленно спросил Питер, кивнув на понурых, шагавших во двор невольников: сегодня их должно было стать меньше.
– Там у меня есть возможность спрятаться, а с тобой не выкрутишься. Ну какой из тебя каменщик?
– Тихо, солдаты услышат – доложат сержанту.
Они шли по городу в сопровождении двух конвойных с алебардами. Здесь им никто не сочувствовал – местные жители зарабатывали на перепродаже рабов.
Когда прибыли на место, оказалось, что работа несложная: то ли родственнице, то ли любовнице сержанта Гудьира требовалось поставить каменную стену: прежняя рассыпалась из-за плохого раствора.
– Вот и отлично! – обрадовался Питер. – Здесь даже камни тесать не нужно.
– Точно справишься? – еще раз спросил Спирос.
– Не бойся, я у хозяина посложнее стену складывал.
Спирос немного расслабился, но окончательно поверил в способности Питера, когда тот стал перечислять хозяйке, что ему нужно для работы.
Солдаты смотрели на все равнодушно, они нейтрально относились к казенным рабам, поскольку не любили сержанта Гудьира.
Работа шла споро, остатки стены разобрали, очистили камни от старого раствора и начали отстраивать стену заново. В обед хозяйка принесла две свежие лепешки и чай. Одну Спирос сразу отнес солдатам, они это оценили и из собственных запасов дали два кусочка вяленой баранины.
Когда солнце стало клониться к горизонту, работу свернули и в сопровождении конвоиров отправились на казенный двор.
В сарае их уже поджидал Рафтер с молодчиками.
– Что принесли, щеночки? – спросил он.
– Ничего, – ответил Питер.
– Это плохо, щеночки.
Их бросили на земляной пол и стали бить ногами, а Рафтер наставительно приговаривал, что возвращаться пустыми нельзя.
– Но мы работали только за хлеб! – пытался объясниться Питер, закрываясь от ударов. – Завтра я что-нибудь принесу!
– Жри сам свой хлеб! Мне нужны деньги, золото!
Избивать их прекратили так же неожиданно, как и начали. Спирос подал Питеру руку, тот с трудом поднялся и, закашлявшись, сплюнул кровью.
– Э-э, да ты совсем не умеешь прикидываться!
– Что ты имеешь в виду? – Питеру наконец удалось распрямиться.
– Когда бьют, надо показывать, что тебе очень больно, но при этом не подставлять печенку, почки… Пусть разобьют морду – это заживет, но потроха надо спасать.
Питер кивнул. Спирос знал много полезного для выживания в неволе, он происходил с одного из островов Савойского моря, был украден пиратами и продан в рабство, поскольку по возрасту еще не годился стать галерным гребцом.
Вернувшись на место, Питер и Спирос обнаружили одно из соседних мест на полу пустующим.
– В «лечебнице», – пояснил Крафт, беглый солдат. – Сержант палкой перебил ему ногу.
Напарники сели на набитые гнилой соломой матрасы, чтобы перевести дух после работы и избиения. Вокруг тихо переговаривались люди, к тому, что завтра кто-то из них должен был умереть, они относились как к неизбежному.
На другой день снова была работа в городе, а потом избиение в сарае – чуть дольше, чем в прошлый раз. Питер правдоподобно стонал от боли и пытался закрываться, как учил его Спирос, однако после наказания снова не мог подняться самостоятельно.
Неожиданно Рафтер вернулся, но бить не стал.
– Слушай сюда, щеночки, завтра пошерстите в доме, где работаете, поищите серебро, золотишко, брошки.
– Нас охраняют солдаты.
– А вы их обманите, ты-то, Спирос, не новичок в таких делах.
– Но это родственница сержанта, он убьет нас!
– Если попадетесь – убьет, а я вас тут точно удавлю, вот этими самыми руками.
И Рафтер продемонстрировал свои огромные ладони.
– Что делать будем? – спросил Питер, когда разбойник оставил их в покое.
– Не знаю, раза на два нас еще хватит, потом могут и убить…
Вернувшись на свои места, они увидели, что на пустое место попавшего в «лечебницу» пристроили новичка – те, кому не хватало матрасов, спали на голом полу в проходе, а по мере того, как освобождались места, получали «человеческие условия».