То была ведьма, небывалой, сильной красоты. Она тихо и мерно раскачивалась на хрустальной люстре. Её чёрный образ оттенялся серебристо-белой луной.
Луна, ночная блудница, наполнилась жизнью. Буквально на глазах её размеры достигли гигантского яйца, и она как будто это было совершенно естественно, заглянула в распахнутое окно и с любопытством уставилась на Варгарова.
Очередная вспышка чёрной пыли чуть не прикончила его. Находившись во власти желания, жадного, изнуряющего, разившего, как молния одинокое дерево, ему вдруг страстно захотелось попробовать ведьму на вкус.
Молодая бестия, как и все ведьмы, предпочитала тёмный цвет. Она была в чарующем платье, украшенным чёрным боа из овчинной шерсти и множеством изящных складок, вторящих чувственным изгибам талии и бёдер.
Её правильные, строгие и отчетливые черты лица, прямой, горделивый нос и впалые щёки – пленяли своей деспотичностью и властностью, вместе с тем, зауженные до черноты к вискам глаза и пылкие, требовательные губы – внушали острое, мучительное желание и наполняли грудь опасным ароматом. Длинные полуобнаженные ноги, собранные в коленях, любого могли лишить покоя, а чёрный вал, взрывающихся у висков волос и вовсе – дара речи, такой красоты он никогда не видел.
Ведьма держалась высокомерно и откровенно разглядывала юношу, как нужный товар на прилавке: вот его лицо – застыло в маске нетерпения, а вот и взыгравшееся как ей нужно мужское тело.
Варгаров предпринял попытку сделать шаг, но не вышло, ему хватило и одного взгляда, предупреждающего, как лезвие острого и резкого.
И всё же, несмотря на кажущуюся опасность, что-то в ведьме было такое, что вызвало в нём необъяснимое влечение. Его одолела слабость. С каждой минутой становилось только хуже. Он не мог сопротивляться. Не мог справиться с собой.
Спасительная мысль пришла внезапно: «Завыть на луну долгим протяжным воем и растерзать раз и навсегда шельму в клочья, но прежде, проникнуть в самое сердце, насытиться чёрной порочностью, удовлетворить-таки страсть, равной голоду зверя!».
За раз, волшебство кончилось. После короткого хлопка, комната потухла. Варгаров не понял, что произошло, но никакой ведьмы и луны уже с ним не было.
Наконец, он мог дышать свободно. Так он думал первые три минуты, пока не понял, что вовсе не рад одиночеству. И хотя ему представлялось, что утром он предпримет новые попытки выйти из комнаты, заснуть ему так и не удалось. Чары дьяволицы продолжали изматывать и опустошать душу, и ему вновь и вновь хотелось взглянуть на неё. Мысли переполнялись страстью к её телу, терзали и мучили. Так отчаянно Варгаров грезил о ней, что порою и ему становилось стыдно, ни за что и никогда он не произнёс бы свои желания вслух.