– Спасибо, тетя. Не надо, тетя.
Алиса переминалась у двери в прихожей с мобильным телефоном в руке. Она поглядывала на себя в зеркало, но мысленно видела раскидистые пальмы, бирюзовые волны и шустрые стаи мальков на песчаной отмели.
– Ты меня слышишь? – голос тётки вернул ее с морского побережья в городскую квартиру. – Говорю, двадцать три тебе исполнилось, а никто толком не воспитывал. Твои родители…
Родители часто ездили на гастроли. Музыканты камерного оркестра – занятые люди. Раньше она подолгу оставалась с бабушкой, потом научилась жить самостоятельно. Но два года назад объявилась дальняя родственница, чья-то сводная сестра Софья Эдуардовна и замучила её, и разговорами, и воспитанием.
– Сегодня ночью был приступ, – пожаловалась Софья Эдуардовна.
Это ее любимая тема. О своем здоровье она может говорить бесконечно. Алиса взглянула на циферблат настенных часов: кривой нотный стан, сверкающий знак бемоль в центре, веселый трубач висит на часовой стрелке, а пляшущий саксофонист на минутной. Часы Алисе не нравились, но дарёному тетушкиному «коню» в зубы не смотрят и не обсуждают.
– Измерила давление и пришла в ужас!
Действительно, ужас: совсем не осталось времени. Чтобы освободить руки, Алиса прижала мобильник плечом к уху и занялась срочными сборами. Когда расчёска и помада упали в сумку, стрелка музыкальных часов угрожающе дернулась. Алиса подхватила с тумбы чёрный футляр. «Скрипку взяла. Ключи…где ключи?». Рассказ о здоровье был далек от финиша.
– Будьте здоровы, тетя. Мне выходить пора.
Алиса скользнула взглядом по отражению в зеркале и увидела чересчур высокую и слишком худую девицу, нерешительно топчущуюся на месте. Тёмно-серые глаза казались огромными на болезненно-бледном лице. «Три дня подождать. И тогда солнце-море, полосатые шезлонги, бархатные листочки мяты в коктейле…» Она автоматически опустила футляр на тумбочку, пригладила соломенного цвета волосы и одернула низ короткого жакета.
– Я к тебе обращаюсь! Сейчас Виктор заедет…
Тетя всегда делала ударение на букву О: ей казалось, что при такой постановке имя звучит шикарнее, и получался ВиктОр.
– Не надо Виктора! – с ударением на И бурно реагировала Алиса.
Ее громкое восклицание вызвало движение в зале: там тяжело вздохнули и заворочались. Послышалась недовольная возня, хриплое бормотанье. Алиса шагнула назад и, вытянув шею, посмотрела на диван: клетчатый плед бугрился и шёл волнами. Увы, не морскими. Впрочем, спустя полминуты возмущение утихло, вздохи перешли в сопенье.
– …бесчувственная! Бедным твоим родителям в старости стакан воды подать будет некому!
– Не надо им воды, – пробормотала бесчувственная.
– Это тебе ничего не надо! – припечатала тетка и отключила телефон.
Алиса задрала голову и уставилась на трубача с саксофонистом: девять часов двадцать восемь минут. Время! Следует выйти пораньше, чтобы перехватить теткиного сына на улице. Она подхватила скрипичный футляр, на цыпочках подошла к двери, распахнула её и столкнулась нос к носу с так называемым ВиктОром. Что ни говори, а смотреть на него было приятно: красивый, взрослый – двадцать девять лет – брюнет с аристократически-прямой линией носа и одухотворенным лицом.
– Тонко чувствующий музыкант! – отзывался о родственнике отец Алисы.
– Хорошо воспитанный молодой человек, – вклинивалась тетушка.
– Серьезный и ответственный, – соглашалась мама и прочила Виктора в женихи.
Алиса послушно кивала в ответ и радовалась предстоящему десятидневному туристическому туру с заездом на Итальянскую Ривьеру. Виктор должен был развлекать и оберегать родственницу-невесту.
Однако сейчас было не до моря.
– Я готова. – Она шагнула за порог и попыталась закрыть дверь квартиры. – Ноты в машине?
Если Виктора и ошеломил натиск Алисы, то лишь на пару секунд.
– Какие ноты?
Он слегка придержал дверь, и это оказалось достаточным, чтобы Алиса сдалась. Виктор наклонился, чтобы стряхнуть пылинку с безупречно выглаженных брюк.
– Надо поговорить. – Теперь он наступал, а она пятилась. – Вернёмся?
Не ожидая согласия, Виктор обогнул препятствие и вошёл в прихожую.
«Только не это!» – мысленно стонала Алиса, поглядывая на трубача и саксофониста. Те продолжали танцевать, абсолютно безучастные к переживаниям хозяйки.
– Тебе не составит труда подать мне стакан воды? – Надменная вежливость Виктора настораживала. – Конец июня, а так сухо и жарко…
– Воды! – раздался из зала хриплый стон.
Виктор поперхнулся декоративным предложением о погоде и, свернув английские церемонии, двинулся рысью на агонизирующий призыв. Алиса с обреченным видом закрыла входную дверь и, на правах хозяйки, отправилась в кухню за всеми требуемой водой, искренне сожалея, что не поставила в коридоре, в комнате, да что уж там, – в подъезде, по кулеру.
Пометавшись между кухонным столом и холодильником, она наполнила минералкой два высоких стакана. В первый, не задумываясь, добавила дольку лимона и колотый лед, содержимое второго радовало первозданной чистотой. Голубоватая жидкость картинно взрывалась сотнями бурлящих пузырьков, рекламно разбрызгивая влагу по безупречно-прозрачным стенкам. Алиса поставила оба стакана на поднос и с невозмутимостью вышколенной официантки отправилась на звуки разгорающегося скандала.
Даша Громова с закрытыми глазами сидела на диване, раскачиваясь из стороны в сторону в такт обрушаемых проклятий. Девица медленно просыпалась, со вкусом потягивалась и, не смущаясь, драпировала выдающиеся формы в чёрно-красный клетчатый плед.
Вчера, близко полуночи, жители тихой пятиэтажки были разбужены невообразимым треском и грохотом, которые издавал мощный мотоцикл. Нарушитель закона о тишине сгрузил у подъезда выводящую песенные рулады хулиганку и, поддав газу, скрылся в синеве летней ночи. В квартиру подруги Громова ввалилась счастливая и беззаботная. Обнимая обеими руками длинный брезентовый мешок, она рухнула на крякнувший от неожиданности диван и спустя мгновенье благополучно заснула.
Этот чехол-мешок, в котором бряцали блестящие трубки и что-то похожее на автомобильный руль, Алиса пристроила за диван, а нетранспортабельное тело оставила на прежнем месте, из добрых чувств одарив его подушкой и пледом.
Помня о том, что правильный братец и безалаберная подруга – это, по определению, лёд и пламень, она пыталась не допустить скандальную встречу, но все её усилия пошли прахом.
Даша встрепенулась, заслышав осторожные шаги из кухни. Сдунув с сонного глаза короткие рыжие кудряшки, она отвернула мутный взор от разгневанного обвинителя. Впрочем, как только добровольная официантка появилась в зале, Виктор моментально переключился на последнюю:
– Сколько тебе повторять, чтобы эту, – он нервно дернул подбородком в сторону позёвывающей Громовой, – я здесь больше не видел!
– Вода! – радостно промычала «эта».
– Дашу привезли… она приехала ночью. Не могла же я её выгнать! – воспротивилась Алиса, выдавая подруге стакан с лимоном и льдом. – Ты пить будешь? – обратилась она к родственнику.
– Я не намерен терпеть! – фальцетом отреагировал тот, небрежно подхватывая стакан и выбивая поднос из дрогнувших рук.
Подруги синхронно скривились, оценивая неблагозвучную встречу жести и паркета, а скандалист в запале поддал ногой лёгкий деревянный стул.
– Супер! – оценила выступление Громова. – Пианист не намерен терпеть.
– Я – не пианист! – возмутился Виктор и был остановлен ехидной улыбкой.
На некоторое время наступило затишье: Алиса поднимала поднос, передвигала стул, а противоборствующие стороны пили воду. Повеселевшая Громова первой возвратила пустой стакан, умильно сложив ладошки перед грудью.
– Шуйская, ты – ангел.
Пока Виктор бухтел в стакан, Даша поднялась с дивана, выпрямилась во все сто пятьдесят семь сантиметров и потуже замоталась в плед. Алиса восхищённо вздохнула: растрёпанная и неприбранная подружка всё одно была прекрасна: округлые белые плечи, высокая грудь и тонкая талия взывали к сравнению с древнегреческими мраморными скульптурами.
– Голова болит, – посетовала живая богиня и пошла кратчайшим путём в ванную, отчего на её пути воздвигся пианист. – Слушай, можно я пройду?
Она бесцеремонно отпихнула препятствие совершенным плечом и в три шага достигла цели.
– Алкоголичка! – не остался в долгу Виктор.
– Не кричи, – ласково попросила Громова. – Столько шума из-за тебя. Ребята, вы на море едете?
– А тебе какое дело? – пыхтел и подпрыгивал красавец-мужчина.
– Большое, – подмигнула богиня и скрылась в ванной комнате.
Виктор громыхнул стаканом о поднос, скривил одухотворённый лик и галопом унёсся в прихожую. Хлопнула входная дверь, звякнули хрусталики бра над зеркалом. Смирившись с поражением, Алиса переправила поднос и стаканы на кухню, откуда довольно скоро вернулась в прихожую. Подхватывая футляр, сумку и ключи, она громко информировала подругу:
– Дашунь, я – на репетицию! – запнулась, прислушиваясь к шуму воды и невразумительному ответу. – Между прочим, иду пешком из-за некоторых.
Плавным движением руки Софья Эдуардовна отодвинула бархатную занавесь и проникла в зал областной филармонии незамеченной. Сделав в темноте пару шагов, она прижала сумочку к груди и прикрыла в экзальтации глаза. Со сцены, где расположился камерный оркестр, звучала экспрессивная «Летняя гроза» гениального Антонио Вивальди. Божественная музыка вызвала бурю эмоций, слегка отразившихся на лице пылкой почитательницы.
Спрятав чувства под полями фантастически-прекрасной шляпы, Софья Эдуардовна «плыла» между рядами пустых кресел, воображая себя блоковской Незнакомкой. С самого начала всё внимание незнакомки приковал он, неистовый воитель, размахивающий дирижёрской палочкой на ярко-освещённой сцене.
Она замерла на миг, задохнувшись приступа неземного блаженства, как внезапно у неё за спиной раздались хриплые мужские голоса, сопровождаемые неблагозвучным тяжёлым топотом. В зале вспыхнул тусклый свет, и причастность к музыкальному таинству исчезло. Софья Эдуардовна испуганно присела на ближайшее кресло, обернувшись в сторону звукового безобразия. Путаясь в бордовых занавесях, громыхая вёдрами и поскрипывая выгнутой стремянкой, в респектабельный амфитеатр ввалились двое заляпанных побелкой рабочих.
– Занавеска, твою мать! – выругался впередиидущий и возложил конец стремянки себе на голову.
При этом помятое ведро задело спинку бархатного кресла и раздалось гулкое «бамс», откровенно резонирующее с общей музыкальной линией концерта. Дирижёр на сцене раздражённо мотнул головой, но продолжил репетицию оркестра.
Между тем, два гения от ремонта перемещались вглубь зала. Они с маниакальным упорством двигались в сторону Софьи Эдуардовны, что не на шутку обеспокоило тайную зрительницу. Она предусмотрительно пересела на соседнее кресло, но тут второй рабочий надумал повторить трюк со стремянкой и головой. Чрезвычайно занятый водружением свободного конца на макушку, он не заметил, как его ведущий напарник поскользнулся и вместе с грузом брякнулся на ступеньку.
Ножки стремянки с радостью вырвались из рук второго рабочего, воспарили в воздухе и в спонтанном полёте зацепили петлю огромного банта на шляпе Софьи Эдуардовны, сдёрнув французскую прелесть с головы обладательницы. Первый рабочий выпрямился, изо всех сил удерживая внезапно потяжелевшую стремянку. Шляпа и ножки описали безупречную дугу и рванули ввысь, приближая сценическую кульминацию. Софья Эдуардовна коршуном ринулась за шляпой.
Скрипичный концерт двигался к финалу. Шквал красочных звуков дополняли необычную для филармонии картину, в которой впечатляющих размеров белоснежная шляпа торжественно взмывала под потолок. Интеллигентного вида корпулентная дама увлечённо колотила ридикюлем разноцветного маляра, а он, прикрываясь ведром, позорно отступал, пока не споткнулся и не опал грязно-бурой кучей на пол.
Пёстрое шоу в амфитеатре заворожило музыкантов. По-гусиному вытянув шеи и затаив дыхание, они водили смычками по струнам на автомате. Развязка приближалась.
– Шляпа, твою мать! – обнаружил предмет раздора первый рабочий и выронил стремянку.
Адский грохот сотряс старую лепнину, развеселив оркестрантов и окончательно испортив творение неистового итальянца. Софья Эдуардовна поспешно бежала из зала, нахлобучивая на макушку отвоёванный убор. Великолепный французский бант развязался и красными атласными змеями парил за спиной взволнованной хозяйки.
Последняя нота затихла. Алиса опустила скрипку и в изнеможении откинулась на спинку стула. Исполнение «Летней грозы» вышло ужасным. Последние две минуты превратились в сущую пытку: смеяться – категорически нельзя, а сдержаться – невозможно. Виктор, понятное дело, ни о чём не догадывался. Он стоял спиной к залу и не видел комедии, которую учинила его преданно любящая мать. Ах, Софья Эдуардовна, умеете вы, и рассмешить, и напугать!
Как бы в такт её мыслям, дирижёр обернулся в сторону зала и в удивлении опустил палочку: посреди прохода валялись стремянка и вёдра, рядом ползало нечто бесформенное и заляпанное краской, а точная копия ползающего человека разумного заворачивала вслух:
– …стремянка, твою мать!
Здесь сквернослов сообразил, что музыка уже не играет. Он развернулся к оркестрантам, безмолвными истуканами замершими на сцене, и добавил необычайно-сдержанное:
– Антракт, господа! – Реакции от господ не последовало, после чего было выдано грубоватое уточнение. – Потому что ремонт.
– По-опрошу освободить помещение! – стоя на четвереньках, выкрикнул второй комедиант и шарахнул кулаком по ведру.
Виктор скривился от вульгарного звука, уголки его губ презрительно дёрнулись вниз. Он провёл рукой по густым волосам и строго постучал дирижёрской палочкой по ближайшему пюпитру, обрывая смех и перешёптывания.
– Репетиция оркестра окончена. Встречаемся ровно через месяц, двадцать пятого июля. – Он обернулся к рабочим и добавил менее уверенно: – Надеюсь, они успеют к тому времени закончить ремонт.
Все разом поднялись и склонились над инструментами: шуршали ноты, стучали футляры, глухо щелкали застёжки. Музыканты заговорили между собой, смех становился всё громче, прозвучали первые «До свидания!» и «Приятного вам с женой отдыха!». Коллеги торопливо прощались.
Алиса подошла к Виктору, зажав в объятиях тёплый футляр.
– Вот и отпуск, – дипломатично констатировала она, переступая с ноги на ногу.
Её прямые волосы, собранные в толстую и короткую косу, были аккуратно зачёсаны назад. Полотняный, светло-голубой костюм идеально подходил для данного собрания: жакет свободного кроя и узкая юбка чуть выше колен являли образец приличия и скромности.
Родственник уставился на мисс прилежность в район замаскированной груди, недовольно сдвинул брови и с места в карьер закатил скандал:
– Как ты играла?! Гляди в партитуру, если нот не знаешь. С таким отношением к работе, к музыке в целом…
После «отношений» Алиса встревожилась. Подобные слова и пафос Виктор приберегал для плохих новостей. Для очень плохих новостей. Либо, как уже проверено, хотел чего-то от нее добиться. Его стычка с Дашей случилась совсем некстати. Послезавтра вечером они улетают на море, и портить двухнедельный отпуск в Италии – непозволительная роскошь. Капризный и слегка эгоистичный, он может дуться и два дня, и неделю, превращая совместное проживание в пытку.
Алиса отшатнулась, понимая, что надо любым способом избежать демонстрации чувств, тем более в присутствии коллег. Откровенно любопытствуя, последние перекладывали ноты, возились с папками, собираясь присутствовать при почти семейных разборках.
Не дослушав нотаций, она попятилась к лестнице, потом развернулась и побежала. Ступеньки предсмертно стонали и скрипели, буквально напрашиваясь на капитальный ремонт. Жаждущий высказаться Виктор шагнул следом.
– Жду на улице! – объявила Алиса, влетая лбом в бархатную занавесь.