Когда дверь таверны «Фальконер» открылась, натужно скрипя, Чарли Гиллс как раз передавал своему брату Джо небольшой кусок ветчины, завернутый в тряпку, и краем глаза наблюдал за мистером Беккетом, который вытирал стойку и что-то сердито бормотал себе под нос. Чувствовал юноша себя при этом прескверно: сколько ни оправдывайся перед собственной совестью, воровство не перестанет быть грехом.
Однако ждать милости от Беккета означало обречь родителей и Джо на голод. Хозяину «Фальконера» не было равных в скупости, хоть он и называл это качество «практичностью»; участь целой семьи, оказавшейся на грани полной нищеты, волновала трактирщика еще меньше, чем судьба поселенцев, погибающих от лихорадки где-нибудь посреди болот.
«Господь свидетель, – думал Чарли, – я готов понести любое наказание за это».
Заметь Беккет, что происходит, он бы отлупил воришек как следует, запретил Джо появляться в трактире и лишил Чарли недельного жалованья. Прогонять слугу он бы не стал: все в Чарльз-Тауне знали о беспримерном скупердяйстве хозяина «Фальконера», поэтому возле его дверей вовсе не толпилась очередь желающих наняться на работу, хотя в городе достаточно было бедолаг, покинувших свои дома из-за войны с индейцами.
И уж подавно Беккет не нашел бы второго такого олуха, как Чарли Гиллс, который согласился за сущие гроши выполнять работу посудомойки, полотера, кухонного помощника и собственно трактирного слуги. Дело было вовсе не в характере юноши: просто полгода назад, когда дом семьи Гиллс в поселке Оукхилл сгорел дотла, жизнь переменилась и настала трудная пора, которую надлежало бы преодолевать со всем смирением. Однако как раз его Чарли зачастую не хватало: желание все бросить и бежать куда глаза глядят накатывало, как морской прибой. Останавливала его лишь любовь к родителям и младшему брату, да и то до поры до времени.
В какой-то момент в таверне вдруг наступила тишина, от которой мурашки побежали по коже. Чарли стал беспокойно озираться, пытаясь понять, что случилось, неужто кто-то заметил его плутовство? И тут Беккет, кивнув подбородком в сторону двери, хрипло проговорил:
– Эй, Чарли, ты только посмотри, кто к нам пришел…
Глаза у трактирщика были совершенно круглые от испуга.
На пороге стояли двое морских бродяг в коротких суконных куртках синего цвета, коричневых бриджах до колен, серых чулках и тяжелых башмаках с медными пряжками. У одного на голове красовалась черная треуголка, второй предпочел воспользоваться красной банданой. Если бы не пистолеты за поясом и длинные сабли на боку, они выглядели бы так же, как десятки моряков, что переступали порог «Фальконера» за прошедшие полгода. Чарли сразу же понял, кто они такие. Ошибки быть не могло: это пираты! Они не торопились садиться за стол или идти к стойке, однако причина этой неспешности крылась вовсе не в скромности или тайной боязни показаться невежливыми, которая иной раз заставляет людей, впервые оказавшихся в большом и незнакомом городе, вести себя очень глупо.
Многозначительно улыбаясь, незнакомцы оглядывали общий зал «Фальконера», словно прикидывая его стоимость и заработки хозяина в те вечера, когда в трактире яблоку негде упасть. В том, как они держались, чувствовались сила и безграничная наглость. Встретив таких забияк в темном переулке, впору было подумать о сохранности не только кошелька, но и собственной шкуры. А если уж довелось пересечься с ними вдали от людных мест, следовало бы заранее вознести молитву и подготовить свою грешную душу к отбытию на тот свет.
– Это они, – горячо зашептал Беккет прямо в ухо Чарли, обдавая его запахом лука, табака и гнилых зубов. – Весь город захвачен пиратами. Веди себя сдержанно, малый! Если мы их чем-то оскорбим, заложникам не поздоровится, а губернатор потом выставит меня вон из города. Понял? – Он сжал локоть слуги так, что тот пискнул от боли. – Считай, это приказ его превосходительства! Иди и не вздумай меня подвести!
Чарли еле успел шикнуть на Джо, чтобы тот шел домой, – младший брат вовсе не выглядел испуганным и смотрел на вновь прибывших посетителей «Фальконера» с необычайным интересом, после чего получил чувствительный тычок под ребра от Беккета и нехотя двинулся к выходу. Хозяин шел следом, словно прячась за его худой спиной. Завсегдатаи таверны испуганно замолчали, глядя кто в пол, кто в стол, кто в свои кружки.
Пираты, довольные произведенным впечатлением, посмеивались. Их одежда напоминала карту или судовой журнал, на чьих страницах остались заметки о путешествиях и приключениях, в которых этим незнакомцам доводилось принимать участие: она была скроена и сшита так, чтобы ничто не мешало передвигаться по палубе, взбираться на мачты и махать саблей во время абордажа. Она выцвела от солнца и соли, а местами была грубо залатана мозолистой рукой моряка. Чарли тут же вообразил, что он видит на пиратских куртках замытые пятна крови.
Старшему из визитеров было на вид лет сорок-сорок пять. Высокий, очень худой, с изборожденным морщинами лицом, он явно был главным, потому что второй – юноша, почти ровесник Чарли, – настороженно поглядывал по сторонам, чтобы не пропустить момент атаки или любое другое проявление враждебности. Однако посетители таверны вели себя удивительно смирно и сидели молча, словно набрав в рот воды.
– Господи, за что ты посылаешь нам такие испытания! – причитала, заламывая руки, миссис Гиллс пять дней назад, когда стало известно о том, что Чарльз-Таун, едва начавший приходить в себя после кровопролитной войны с индейцами ямаси, столкнулся с новой бедой – пиратами. – Неужели наши грехи так страшны, что сгоревший дом и призрак нищеты – недостаточное наказание за них?
На это супруг, менее склонный к бесплодным стенаниям и молитвам, резонно заметил:
– Не нас одних постигло такое горе, и не мы одни живем в Чарльз-Тауне, дорогая.
Он был прав: двухлетняя война опустошила многие поселки Южной Каролины, вынудив людей переселиться туда, где хотя бы можно было не опасаться, что завтра на пороге дома объявятся размалеванные с ног до головы дикари, потрясая томагавками. Миссис Гиллс, однако, эти слова не утешили.
Пираты заперли вход в бухту и захватили один за другим несколько торговых кораблей, которые угораздило прибыть в колонию именно в эти дни. Затем живописная толпа вооруженных до зубов головорезов с дикими криками и стрельбой в воздух высадилась на берег. Чернобородому даже не пришлось штурмовать форт. Он приказал взять в заложники именитых граждан Чарльз-Тауна и пригрозил повесить их на главной площади города, если хоть один выстрел будет произведен в сторону мирно настроенных джентльменов удачи. Эти гуманные доводы заставили губернатора и его малочисленный гарнизон капитулировать без боя.
Разумеется, участь обитателей Чарльз-Тауна могла быть намного печальнее. Иногда при штурме других колоний пираты творили такие зверства, что рассказывать о них без содрогания не могли даже сильные духом мужчины, однако жить в ожидании того, что сегодня или завтра кровожадные головорезы могут ворваться в твой дом, оказалось не менее страшно.
Жители Чарльз-Тауна, словно испуганные овцы, беспомощные и униженные, оказались в абсолютной зависимости от злой воли и прихотей одного из самых известных в Вест-Индии морских разбойников. Им оставалось лишь одно: сдаться на милость победителя и ждать, когда он решит их участь.
Пираты между тем бросили якорь на рейде Чарльз-Тауна, блокировав тем самым вход и выход из бухты. Они стояли на виду у города, но далеко за пределами досягаемости пушек форта. В ловушке оказалось восемь купеческих кораблей, готовых к выходу в открытое море, однако ни один из капитанов этих посудин не был столь безрассудным, чтобы пойти на прорыв. Их печальный опыт неопровержимо доказывал, что от морских разбойников просто так не скрыться. Часть негоциантов бросилась к губернатору с требованием решительных действий, однако тот присоединился к партии скрещенных рук, составлявшей в городе большинство. Мало кто из горожан готов был выступить с оружием в руках против морских дьяволов Чернобородого.
Семьи моряков молились и не спали ночами, ожидая, что завтрашний день принесет беду, а сами моряки, мрачные и растерянные, пропивали остатки жалованья в портовых питейных заведениях.
Именно один из них накануне поведал Чарли, что вскоре Чернобородый пришлет в город парламентеров с условиями, которые нужно будет выполнить, чтобы пираты отпустили заложников и покинули Чарльз-Таун.
«Наверное, – подумал Чарли, глядя на двух залихватского вида визитеров, – это они и есть».
– Здра-а-авствуйте, господа! – обратился к пиратам Беккет, подобострастно улыбаясь и кланяясь. – Рад приветствовать вас в «Фальконере»! Чем могу быть полезен?
Чарли вдруг понял, что не знает, кто ему в большей степени отвратителен – грабители, нагло явившиеся в один из лучших трактиров Чарльз-Тауна, или его хозяин, готовый перед ними лебезить и унижаться.
Пираты переглянулись.
– Ямайский ром есть? – спросил тот, что помоложе.
– Обижаете! – воскликнул Беккет. – У меня все есть, и только лучшее!
– Так неси быстрее, – хмыкнул старший. – Охота горло промочить.
Беккет так красноречиво взглянул на своего слугу, что Чарли вихрем помчался в кладовую. Судя по поведению дорогих гостей, о плате за выпивку с их стороны не могло быть и речи, даже если они ухитрятся уничтожить весь полугодовой запас. Принимая во внимание все, что ему было известно о морских разбойниках, такой подвиг на ниве поглощения крепких напитков не казался юноше чем-то невозможным.
К тому времени, когда он вернулся с подносом, на котором стояли бутылка и две новенькие кружки, пираты уже заняли самый чистый стол во всем зале и сидели, о чем-то переговариваясь вполголоса. Беккет, судя по доносившимся из кухни возгласам и звяканью посуды, собирался лично готовить для них жаркое из крольчатины – стряпал он прекрасно, однако чрезвычайно редко подходил к плите ради клиентов, разве что те переплачивали ему вдвое или втрое сверх обычного.
«Ничтожество, – подумал Чарли, скривившись в презрительной улыбке. – И трус… Все мы жалкие трусы!» Он шел через зал, ловя на себе сочувственные взгляды посетителей «Фальконера»: еще бы, он вынужден прислуживать пиратам!
Однако помочь ему они ничем не могли, даже если бы захотели. Более того, все постарались доесть и допить свои порции как можно быстрее, чтобы убраться подальше от этого заведения.
Чарли понимал умом, что люди молчат как из соображений собственной безопасности, так и по причине нежелания навредить заложникам, которые вот уже который день пребывали в руках Чернобородого. Но его сердце колотилось от ярости и отвращения к разбойникам.
Чтобы хоть как-то выразить свое отношение к визитерам, он со стуком опустил бутылку рома и две кружки на стол перед пиратами и повернулся, чтобы уйти, однако его удержал за плечо старший из пиратов.
– Погоди, – сказал он. – Постой, малец.
От внезапно накатившего страха у Чарли засосало под ложечкой. Суетливое поведение Беккета и молчание посетителей трактира в этот миг уже не казались ему достойными презрения и всяческого порицания. Должно быть, сидевший за соседним столом смуглый худой моряк в мешковатой одежде, будто с чужого плеча, все понял по лицу юноши – он ободряюще подмигнул ему и еле заметно улыбнулся, словно желая хоть как-то подбодрить бедолагу. Но не успел Чарли почувствовать симпатию к незнакомцу, как тот ссутулился, втянул голову в плечи и повернулся к пиратам спиной, будто не желая привлекать к себе внимание.
Чарли вздохнул. Что ж, если в «Фальконере» остались только робкие трусливые кролики, ему придется стать смельчаком, и будь что будет!
– Чем могу быть полезен? – спросил он, дерзко глядя в глаза пирату…
– Сядь, – сказал худой пират, и его молодой напарник тотчас же дернул Чарли за рукав, заставив опуститься рядом на скамью. – Скажи-ка, ты хорошо знаешь город?
– Я тут недавно, – сказал Чарли, пожав плечами и гадая, что им от него нужно. – Я вообще-то из Оукхилла… Это такой поселок, он далеко… Моя семья сюда переехала, потому что наш дом сожгли ямаси.
– А-а, краснокожие, они такие. – В голосе пирата не было и тени сочувствия. – Ну, так когда вы сюда перебрались?
– Полгода назад.
– И как, тебе здесь нравится?
– Да не очень… – Чарли снова пожал плечами.
Пират смотрел ему прямо в глаза, и от этого взгляда почему-то захотелось рассказать все о времени, проведенном в Оукхилле, а также о том дне, когда пришли краснокожие и разрушили их жизнь – полную трудностей, но вместе с тем счастливую.
– Люди тут скучные, – пояснил Чарли.
– И богатые, – прибавил молодой пират, ухмыляясь. – И еще жадные.
Чарли подумал: «Это точно!» И вдруг почувствовал, как волнение проходит.
– Зато здесь, наверное, есть многое, чего не сыскать в твоем Оукхилле. – Старший разбойник неопределенно взмахнул рукой, не то имея в виду сам трактир, не то желая просто показать, что Чарльз-Таун велик и в нем, безусловно, немало есть интересного. – У вас там, в глуши, небось и лекаря-то не было?
– Отчего же, был. – Чарли покраснел. Его собеседник и не догадывался, должно быть, почему он краснеет… – Хороший, очень хороший доктор. Его все любили.
«Особенно индейцы», – хотел было добавить Чарли, но вовремя прикусил язык.
– Ну надо же! – Пират покачал головой с наигранным удивлением. – А я вот слышал, что в Чарльз-Тауне есть доктора, которые могут вернуть человека с полдороги на тот свет, даже если тысяча чертей будет держать его за руки и за ноги. Может, мне за таким умельцем лучше отправиться в этот твой, как его… Оукхилл?
Он громко рассмеялся, причем смех этот показался Чарли еще более неестественным, чем деланое удивление, и бросил быстрый взгляд на своего молодого напарника. Тот сидел, напряженно сжимая ладонями кружку, и его лицо выражало лишь одно чувство – нетерпение.
– Вам нужно к доктору Тревору, – сказал Чарли, борясь с предчувствием беды, которое, как оказалось, не исчезло совсем, а только отступило, чтобы нахлынуть с новой силой. Ему вдруг захотелось все бросить и бежать к отцу, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. – Мистер Тревор самого губернатора лечит, – пояснил Чарли преувеличенно спокойным голосом. – А когда из Лондона приезжают важные гости, то к ним, если что случается, приглашают именно мистера Тревора. Только он дорого берет за свои услуги.
Старший пират одобрительно улыбнулся.
– Мы люди не бедные, на доктора наскребем, – ухмыльнулся пират. – Видишь, а ты пытался меня убедить, что ничего не знаешь о городе.
Хоть это было сказано почти шутливым тоном, Чарли ничуть не повеселел.
– А еще какой-нибудь лекарь тут имеется? – продолжил моряк. – Попроще там… не такая важная птица, как этот твой Тревор… Но чтобы тоже умный был и с бумагами!
Под бумагами он имел в виду, по всей видимости, диплом врача.
– У мистера Мэдди есть все, что вам нужно, – сказал Чарли. – Он держит аптеку на набережной, вы, наверное, видели вывеску… И еще Говард Смит, да. Конечно, как я мог забыть про мистера Смита?! Его здесь все знают, он один из старожилов Чарльз-Тауна. Когда он сюда приехал, меня еще на свете не было.
– И все? – Пират вопросительно поднял брови. – Больше никого?
Чарли помотал головой. Хоть к его шее никто не приставлял ножа, он отчетливо ощущал холод лезвия, замершего на волосок от сонной артерии. Одно неверное слово – и случится непоправимое. Он хотел бы в этот миг оказаться где-нибудь в другом месте, чем дальше – тем лучше.
– Нет, сэр, больше никого.
Пираты снова посмотрели друг на друга, и Чарли показалось, что они обменялись несколькими репликами, не произнеся ни слова вслух, такими одинаковыми были у них выражение лиц и взгляды, брошенные друг на друга будто бы невзначай. Ему вдруг показалось, что пираты знают, кто его отец, и просто притворяются, чтобы поиграть с ним в кошки-мышки. Но старший моряк, откинувшись на спинку скамьи, расслабленно махнул рукой.
– Хорошо, парень. Ну-ка, сходи узнай, твой хозяин все еще ловит кролика силком или уже жарит на огне?
Облегченно вздохнув, Чарли выскользнул из-за стола и пошел в кухню, всем своим видом демонстрируя независимость, хотя это удавалось ему с трудом. Только за порогом накатило осознание того, что беда не отступила совсем, а лишь ненадолго притаилась. Пиратам нужен врач. Очень нужен! Они будут его искать!
Спустя всего день после того, как пираты встали на рейде Чарльз-Тауна, доктор Джозеф Тревор быстро упаковал все необходимое и укатил в небольшой поселок Черчвуд, расположенный где-то посреди лежавших за городом болот. Очевидно, он боялся пиратов больше, чем индейцев, которые все еще были настроены воинственно. Его слуга, Томми, рассказывал всем, что хозяин не намерен возвращаться до тех пор, пока на входе в гавань виднеются мачты пиратских кораблей.
Говард Смит был стар и уже давно оставил врачебную практику. К тому же он не мог передвигаться самостоятельно: двое слуг переносили его с места на место в специальном кресле. Ходили слухи, что рассудок почтенного доктора помутился, и он впал в старческое слабоумие настолько, что собственную внучку называл именем домашней кошки и наоборот. Что ж, с людьми мафусаиловского возраста происходят вещи, к которым следует относиться с пониманием.
А что касается аптекаря Мэдди, который хоть и был дипломированным абсольвентом медицинского факультета Эдинбургского университета, то на деле он в медицине смыслил намного меньше, чем в торговле. Можно было не сомневаться в том, что он сразу же пошлет пиратов к единственному в Чарльз-Тауне пришлому врачу. Тому, кто рад взяться за любую работу, поскольку его семья голодает, жена стирает белье соседей, младший десятилетний сын разносит почту, а старший, которому уже исполнилось шестнадцать, работает в трактире за гроши.
Аптекарь пошлет их к доктору Эдварду Гиллсу, отцу Чарли.
Чарли снял фартук, скомкал его и бросил куда-то в угол.
– Что такое? – грозно вопросил Беккет, преградив ему дорогу обратно в зал. – Куда это ты собрался, малый?
– Пропустите, сэр, – ответил парнишка. – Мне нужно домой.
– Домой? Ты уверен?
– Мне нужно уйти, – строптиво заявил Чарли. – От этого зависит жизнь моего отца. Не удерживайте меня, я все равно уйду, через дверь или через окно. Вон там… – он махнул рукой, – сидят пираты, которым нужен врач. Вы сами понимаете, что Тревора им не найти, а Мэдди и Смит ни на что не годятся. Мой отец… Если он попадет к пиратам… – голос Чарли предательски задрожал при мысли о том, что может случиться. – Вы же знаете, чем это может закончиться!
– Не кричи, – сказал Беккет и протянул руку к лицу Чарли. Тот невольно вздрогнул, предчувствуя оплеуху, но трактирщик всего лишь потрепал его по волосам. – Задняя дверь там, тупица. В заведениях, где нет ни девок, ни музыки, пираты не засиживаются, поэтому торопись. Понял?
Чарли едва успел кивнуть, потому что ноги сами вынесли его на улицу. Беккет, жестокосердный скряга, переменился в одночасье и стал таким… человечным. Что же с ним произошло? Чарли поклялся себе больше не воровать еду и при первой же возможности возместить хозяину украденное. Такая сделка с совестью была для него в новинку, но времени на то, чтоб хорошенько все обдумать и понять самого себя, не оставалось.
Он мчался так, что почти сбивал с ног медлительных горожан.
Семья доктора Гиллса снимала две комнаты на самой окраине Чарльз-Тауна. Это было самое дешевое жилье, какое удалось найти в городе, и выглядело оно соответствующим образом: дом, покосившаяся развалюха, грозился вот-вот рухнуть, погребя под обломками тех несчастных, которым угораздило в нем поселиться, а сами комнаты, одна меньше другой, оставались холодными и сырыми даже в летний полдень. Соседи им попались весьма необщительные, и это было скорее удачей, чем проблемой. Выбирать не приходилось: они прибыли из разоренного Оукхилла на повозке торговцев, привезя с собой только саквояж с инструментами доктора, кое-что из одежды и несколько монет, случайно оказавшихся в кошельке у миссис Гиллс в тот день, когда напали индейцы. Все остальное погибло в огне, и лишь по милости Всевышнего им удалось спасти свои жизни.
Тогда они еще надеялись, что в Чарльз-Тауне удастся начать все с начала, но надеждам не суждено было продержаться и двух недель. Три врача и аптекарь – городу хватало этого с лихвой, и даже когда мистер Эндрюс, на досуге занимавшийся изучением болотных змей, был укушен одним из своих подопытных экземпляров и скончался, ничего в судьбе доктора Гиллса не переменилось. Слухи о том, что на самом деле случилось в Оукхилле, дошли до Чарльз-Тауна в странно измененном виде, и горожане не доверяли отцу Чарли. «Неподходящее время, – говорили они, – водить дружбу с индейцами, а также с теми, кто знал их слишком хорошо». Семья быстро оказалась на грани нищеты, и доктор Гиллс, после тяжелого ранения превратившийся из совершенно здорового человека в сгорбленного калеку, был вынужден позволить своим домочадцам браться за такую работу, которая в лучшие времена могла разве что присниться им в кошмарном сне. Единственная работа, которую он сам мог выполнять и к которой стремился всем сердцем, оказалась ему недоступна. Они не жили, они выживали; с этим пришлось смириться.
А когда-то Чарли мечтал поступить в университет на отделение медицины…
Он с разбегу влетел в комнату, которая служила гостиной днем и спальней – ночью. Миссис Гиллс стирала белье в тазу у окна, где было достаточно света, чтобы не пропустить какое-нибудь пятно, за которое ей могли не заплатить и той смешной суммы, что была обговорена. Мистер Гиллс дремал в кресле у холодного камина, и одного взгляда на его осунувшееся лицо хватило, чтобы у Чарли сжалось сердце. Он вдруг понял, что зря бежал, – ведь им некуда идти, негде спрятаться.
– Что случилось, родной? – с тревогой спросила миссис Гиллс. Увидев сына дома в такое время, она тотчас же решила, что хозяин выставил его на улицу. – Господи, этот мерзавец Беккет тебя избил?!
– Нет, мама… – сказал Чарли и подумал, что позволил бы себя поколотить до полусмерти, если бы это как-то помогло избавиться от пиратов. – Но у меня плохие новости. Скоро здесь будут пираты с одного из тех кораблей, что стоят на рейде. Им нужен врач, и они придут за отцом.
Миссис Гиллс вцепилась в край стола, на котором стоял таз. Ее плотно сжатые губы побелели, по щекам потекли слезы. Чарли видел, что она думает о том же, что и он сам, – они в ловушке. Если отец согласится пойти с пиратами и не сумеет сделать то, о чем они попросят, его убьют. Если сумеет – горожане не потерпят соседства с человеком, который помог пиратам, и им придется вновь отправляться неизвестно куда. Даже в самом наилучшем случае, сколько бы пираты ему ни заплатили, этого все равно не хватит на переезд и новый дом в чужом городе.
Если же он откажется… Впрочем, какой бандит прислушивается к словам жертвы?
– Мэри, – раздался тихий хриплый голос. Они оба не заметили, что Эдвард Гиллс проснулся. – Чарли, дорогой. Такая у меня судьба. Ничего не поделаешь.
Несколько коротких фраз, произнесенных на выдохе, вызвали у доктора жесточайший приступ кашля, и миссис Гиллс тотчас же ринулась к нему.
На ее лице отражалось безмолвное страдание: она ничем не могла помочь мужу, никак не могла облегчить его боль.
– Нет-нет-нет! – отрицательно помотал головой Чарли. – Даже не смей думать о том, чтоб пойти с ними! Если уж собственная жизнь тебе не дорога, вспомни о нас – мы без тебя не выживем здесь!
– Вы уже выжили… – На губах доктора Гиллса появилась тень улыбки. – Если я не стану сопротивляться, может, удастся вытянуть из них несколько монет… авансом. Вам этого хватит на некоторое время…
Чарли почувствовал в словах отца решимость и похолодел от ужаса: он хорошо знал, что переубедить доктора невозможно. Когда дела в Оукхилле шли хорошо, именно это качество характера позволило ему наладить отношения с обитавшим поблизости своенравным народом, который до того не желал видеть на своей земле ни единого бледнолицего. Теперь Эдвард Гиллс принял решение, которое, как он считал, давало его семье шанс выжить, и спорить с ним было бессмысленно.
Он отвернулся, чтобы спрятать слезы, и тут снаружи послышались шаги.
Кто-то постучал в дверь.
– Господи… – прошептал Чарли. – Так быстро?
Гости к ним никогда не приходили, а Джо не утруждал себя стуком в дверь, хоть его за это и ругали. Пираты? Вероятнее всего, хотя прошло совсем мало времени. Видимо, они узнали от кого-то другого, что в Чарльз-Тауне есть еще один доктор, и решили начать свои поиски именно с него.
Однако делать нечего, кто бы там ни был, открыть придется. Чарли направился к выходу и распахнул дверь: на пороге стоял смуглый моряк из «Фальконера», тот самый, что сидел у окна и подмигнул ему перед тем, как пираты затеяли странную беседу. Он легонько толкнул Чарли в грудь, заставив отступить обратно в комнату, и сам вошел следом.
– Мистер и миссис Гиллс, я полагаю? – вежливо осведомился он и продолжил, не дожидаясь ответа удивленных хозяев: – Нет времени на церемонии. Считайте, что я ваш друг и хочу помочь.
Мистер Гиллс пришел в себя быстрее других и взмахом руки показал сыну, чтобы тот не вмешивался.
– Помочь нам? Давненько никто не баловал нас христианским милосердием, – сказал он, глядя на вошедшего моряка снизу вверх, из глубины старого кресла. – Кто вы, сэр, и зачем хотите оказать такую странную услугу нам, несчастным?
Чарли тоже взял себя в руки и впервые присмотрелся к гостю как следует. Высокий, тощий – почти на самой грани той худобы, которая могла говорить о скрытой болезни. Загорелый до черноты, причем лоб и скулы темнее щек и подбородка, как будто он лишь недавно сбрил бороду, которую перед тем носил много лет. На правой щеке – старый шрам, след глубокого пореза. Такими украшениями щеголяла добрая треть моряков, с которыми Чарли доводилось встречаться в «Фальконере». С определением возраста вышла заминка. Сначала юноше показалось, что незнакомцу лет сорок, немногим меньше, чем его отцу. Но потом он заметил, что в густых, небрежно подстриженных черных волосах моряка не так уж много седины. Тридцать пять? Чарли с сомнением покачал головой. На лице этого странного человека было много морщин и складок. А еще на нем отчетливо виднелось то, что принято называть печатью времени… и страданий. Это было жесткое, суровое лицо, которое могло при случае вогнать в трепет какого-нибудь труса уже одним своим видом.
И глаза, эти черные глаза! Ощутив на себе их внимательный взгляд, Чарли невольно сжал кулаки. Ему стоило больших усилий, чтобы не стушеваться и не показать незнакомцу, что он одновременно опасается его, сгорает от любопытства и пытается удержать рвущуюся из глубин души надежду на то, что теперь все наконец-то пойдет как надо.
– Кто я? – Моряк тяжело вздохнул. – Допустим, меня зовут… Джек.
Доктор Гиллс вопросительно поднял бровь:
– Джек, а дальше?
– Джек Блейк. Обстоятельства сложились так, что мне нужно попасть на корабль пиратов вместо вас, доктор. Это очень, очень удачно, что я оказался в «Фальконере» именно сегодня и именно в то время, когда туда заявились головорезы Холфорда…
– Холфорд? Тот самый Холфорд?
На смуглом лице Блейка появилась хищная акулья улыбка.
– О-о, да. Капитан брига «Нимфа» – того, что сопровождает «Немезида» Чернобородого. Вы, я вижу, наслышаны о нем.
– Вы пират?
Улыбка гостя сделалась шире.
– Ну что вы, сударь, как можно… Так вы хотите познакомиться с джентльменами удачи лично или все-таки предоставите мне возможность избавить вас от их присутствия? Решайте быстрее. Обещаю, вы не пожалеете, если сделаете все так, как я скажу.
Едва он успел договорить, дверь распахнулась вновь, и в комнату влетел запыхавшийся Джо. Чарли почему-то не удивился, когда его младший брат, даже не взглянув ни на кого из родных, обратился к моряку:
– Они идут!
– Промедление смерти подобно, мистер Гиллс. – Блейк шагнул вперед и, взяв доктора за руку, помог ему подняться. – Позвольте ваш сюртук. Моя куртка слишком приметная, они могли запомнить ее в «Фальконере», а это нам ни к чему.
Отец Чарли, больше не пытаясь сопротивляться, снял коричневый сюртук с заплатами на локтях и протертой до дыр спиной, после чего позволил увести себя в соседнюю комнату. Туда же Блейк загнал Бена, хоть тот и возмущался, а сам быстро стянул синюю матросскую куртку и бросил Чарли. Переодевшись, моряк взъерошил свои и без того лохматые волосы и ссутулился, втянув голову в плечи.
– Шляпу! – приказал он, и Чарли, безропотно сняв с крючка на стене треуголку отца, бросил ее Блейку. – Спрячь куртку, не держи в руках!
Миссис Гиллс подошла к растерявшемуся сыну, взяла у него злополучную куртку и положила в сундук, который с первого дня их пребывания в этом доме стоял пустым – денег не хватало на еду, об одежде не приходилось и мечтать. Опустив крышку, она бросила на Чарли взгляд, полный тревоги, и прошептала одними губами: «Господи, помоги нам!»