Змей Уроборос - читать онлайн

VII. Гости Короля в Карсэ

О двух пиршественных залах в Карсэ, старом и новом; об угощении, поставленном Королем Горайсом XII для лордов Джасса и Брандока Даха, о пире в честь принца Ла Фириза; и об их отбытии после пиршества

В день после битвы над Карсэ наступил ясный рассвет. После военных трудов колдуны долго спали, и до тех пор, пока солнце не поднялось над стенами, возле них не было никакого движения. К полудню Король Горайс выслал за стены отряд с приказом собрать добычу. Потом все тела погибших перенесли на холм на правом берегу реки Друймы, ниже по течению в полумиле от Карсэ. Колдунов, демонов и гоблинов похоронили в одной могиле и насыпали над ней большой курган.

В тот день нещадно пекло солнце, но на террасу под мощной башней за западной стеной дворца падала густая тень, и там стояла приятная прохлада. Между плитами из красной яшмы пробивались ростки асплениума, горьких ночных трав, ассафетиды, серые поганки и зубы дракона. По внешнему краю террасы были посажены в ряд кусты туи, невысокие и круглые, как спящие сони, а в промежутках между ними – пышные акониты с дурманящим запахом. Терраса тянулась на много сотен футов с севера на юг, в начале и в конце ее черные мраморные ступени вели вниз, до уровня оборонительных укреплений.

Напротив западной стены дворца были массивные скамьи из зеленой яшмы с разноцветными бархатными подушками. На скамье, ближайшей к Железной Башне, спокойно сидела женщина и завтракала вафлями с кремом и айвовыми пирожными, которые служанки подавали ей на подносе из светлого золота. Женщина была высока и стройна, красива, как береза в солнечной роще ранней весной. Золотисто-рыжие волосы были собраны свободными прядями и заколоты большими серебряными шпильками с алмазными головками. Платье из серебристой ткани было расшито узорами из черных шелковых шнуров с лунными камнями, а поверх него была накинута мантия из травчатого атласа цвета голубиного оперения с блестящими серебряными нитями. Она была белокожа и изящна, как лань. Нежными пальцами она брала с подноса пирожные и вафли, время от времени запивая их белым вином из подвалов Карсэ, налитым в янтарный кубок с тонкой резьбой. Дева, сидящая у ее ног, играла на семиструнной лютне и негромко пела:

– Довольно, – произнесла женщина. – Сегодня утром твой голос хрипит. Никто еще не вышел из крепости, чтобы можно было расспросить о событиях прошлой ночи? Неужели даже от ворот все ушли, и милорд спит, словно все маки земных садов наслали сон на его голову?

– Вон идет один, госпожа, – сказала девушка.

– Это лорд Гро, – сказала леди. – Он может внести ясность. Хотя будет удивительно, если он участвовал в ночном сражении.

По террасе подошел Гро в серовато-коричневом бархатном плаще с жемчужно-серебристым стоячим воротником, отделанным выпуклым золотым узором. Его длинная волнистая черная борода была надушена апельсиновой водой и дягилем. После взаимного приветствия леди приказала служанкам отойти и сказала:

– Милорд, я жажду новостей. Поведай мне, что происходило после заката. Ибо я крепко спала до тех пор, пока утренние лучи не проникли сквозь окна моих покоев, а потом очнулась от сна, в котором были трубы и факела, и военная тревога. Мой повелитель пришел в постель в сопровождении факельщиков, и не сказал мне ни слова, а сразу заснул, совершенно измученный. На нем было несколько царапин, но ни одной серьезной раны. Я не стала его будить, ибо сон – бальзам, и он бы разгневался на разбудившего. Но сама битва и фантастические догадки слуг вызывают удивление. Пошел слух, что огромное войско Демонланда высадилось в Тенемосе, было разгромлено милордом и Кориниусом, Голдри Блажко был убит в поединке с Королем. Говорили, что Джасс наложил чары измены на Лаксуса и на весь наш флот, так что флот пошел против нас с Джассом и демонами во главе, и все были убиты, кроме Лаксуса и Голдри Блажко, которые напали на Карсэ, как бешеные, с пеной у рта. Якобы Кориниус убил Брандока Даха и сам умер от ран. Еще глупее разговоры о моем брате, – продолжала она, гневно сверкнув зелеными глазами. – Не мог он взбунтоваться настолько, чтобы вывести Пиксиленд из-под руки Горайса, примкнуть к Гасларку, напасть на нас, потерять войско и попасть в плен!

Гро рассмеялся и сказал:

– Конечно, леди Презмира, правда принимает странные обличья, когда прислуга разносит ее метлами по королевским дворцам. Но часть ее дошла до тебя. Ты смогла заключить, что большое событие произошло между полночью и рассветом и потрясло мир, и что победная мощь Колдунии в эту ночь возросла необыкновенно.

– Ты пышно выражаешься, милорд, – заметила леди. – Демоны в этом замешаны?

– Да, миледи, – ответил он.

– Их победили? И убили?

– Убиты все, кроме Джасса и Брандока Даха, этих взяли в плен.

– Это деяние моего лорда?

– В большой степени, – сказал Гро, – хотя Кориниус, как обычно, претендует на признание главной заслуги за ним.

– Он слишком на многое претендует, – заметила Презмира, и добавила: – Там больше никого не было, кроме демонов?

Гро, угадав ее мысли, улыбнулся и осторожно ответил:

– Миледи, там были колдуны.

– Милорд Гро, – воскликнула она, – ты зря смеешься надо мной. Ты мой друг, тебе известно, что мой брат принц горд и легко входит в гнев. Ты знаешь, что его раздражает верховенство Колдунии. Ты также знаешь, что он уже на много дней просрочил срок подношения дани Королю.

Взгляд огромных глаз Гро смягчился. Он взглянул на леди Презмиру и сказал:

– Разумеется, я твой друг, госпожа. Истинная правда в том, что ты и твой лорд – мои единственные друзья в болотистой Колдунии; точнее, вы двое и Король. Но кто может спать спокойно, будучи в милости у королей? Ах, миледи, во вчерашнем сражении не было никого из Пиксиленда. Пусть твоя душа будет спокойна. А моя задача была стоять на парапете возле Короля и улыбаться, когда Кориниус с воинами устроил кровавую резню, убив четыре или пять сотен моих соотечественников.

Презмира задержала дыхание и минуту молчала. Потом произнесла:

– Значит, Гасларк?

– Ясно, что его войско было главным, – ответил Гро. – Кориниус похваляется, что погубил его, и действительно, ему удалось повалить его на землю. Но мне тайно донесли, что его не было среди мертвых.

– Милорд, – сказала Презмира, – пока ты удовлетворяешь мою жажду новостей, ты сам постишься. Кто-нибудь, принесите еду и вино для лорда Гро!

Две девушки побежали и вернулись с искрящимся золотым вином в бокале и блюдом с миногами в пряном винном соусе. Гро сел на яшмовую скамью, и пока ел и пил, рассказывал Презмире о событиях минувшей ночи. Когда он кончил, она спросила:

– Как поступил Король с этими двумя, лордом Джассом и лордом Брандоком Дахом?

Гро ответил:

– Они скованы и находятся в малом пиршественном зале в Железной Башне. Жаль, что твой лорд столь долго пролежал в постели и не пришел на совет, где Корсус и Кориниус при поддержке своих пасынков и сыновей Корсуса подстрекали Короля бесчестно поступить с лордами Демонланда. Истинно сказано в дистихе:

Мне тоже мало пользы принесло то, что я открыто противостоял им. Кориниус не упускает ни малейшего случая попрекнуть меня тем, что я гоблин. Но слова Корунда на советах столь же весомы, как его рука в бою.

Пока Гро говорил, на террасе появился лорд Корунд, приказывая слугам принести выдержанного вина промочить горло. Презмира сразу обратилась к нему с упреком:

– Не стоило тебе так долго оставаться в постели, милорд, тебе следовало вместе с Королем решать, как поступить с врагами, взятыми в плен нынешней ночью.

Корунд сел на скамью рядом с женой и отпил вина.

– Если это все, миледи, – сказал он, – то совесть моя спокойна. Ибо нет ничего легче, чем отрубить им головы и насладиться счастливым концом.

– Совсем иначе решил поступить Король, – сказал Гро. – Он повелел приволочь лорда Джасса и лорда Брандока Даха пред его светлые очи и с многими насмешками и колкостями произнес: «Добро пожаловать в Карсэ. На вашем столе не будет недостатка в яствах, хотя вы явились без приглашения». Он приказал оттащить их в старый пиршественный зал, и призвать кузнецов, дабы они вделали в стену большие железные крюки и надели на руки и ноги демонов железные оковы. За эти оковы демонов подвесили к крюкам, а у их ног накрыли стол, как для пира, чтобы мучить их видом и запахом еды. И Король призвал нас всех в старый зал, чтобы мы могли вознести ему новые хвалы и еще поиздеваться над пленниками.

– Великий Король должен быть подобен псу, убивающему сразу, а не коту, который притворно гладит жертву и играет с ней, – отозвалась Презмира.

– Истинно, было бы безопаснее просто убить их, – сказал Корунд, поднимаясь со скамьи. – Кстати, мне надо перекинуться с Королем парой слов.

– С какой целью? – спросила Презмира.

– У того, кто долго спит, – ответил Корунд, лукаво взглянув на нее, – иногда есть новости для той, кто встает раньше времени, чтобы уединиться на западной террасе. Я пришел сказать тебе, что видел из восточного окна нашей спальни, как по Дороге Королей кто-то едет в сторону Карсэ из Пиксиленда.

– Ла Фириз? – спросила она.

– У меня достаточно зоркие глаза, – сказал Корунд, – но я не смог бы поклясться, что узнал собственного брата на расстоянии трех миль. А что касается твоего…

– Но кто может ехать по Дороге Королей из Пиксиленда, кроме Ла Фириза? – воскликнула она.

– Пусть тебе ответит Эхо, миледи, – сказал Корунд. – Мне сдается, что мой зять принц хранит в сердце привязанность к воспоминаниям о прошлых добрых делах. А кто оказал ему большую услугу, чем Джасс, который шесть зим назад спас ему жизнь в Бесовии? Будь Ла Фириз свидетелем наших забав этой ночью, Король приказал бы нашим задирам прекратить издеваться над этими лордами в старом пиршественном зале и вообще не касаться роли Демонланда в ночном бою.

– Идем, я пойду с тобой, – сказала Презмира.

Они нашли Короля у парапета на самой верхней площадке над шлюзом, где он со всеми лордами смотрел на восток, на холмистую равнину, за которой лежал Пиксиленд. Но когда Корунд попытался открыть Королю свои мысли, Король сказал:

– Ты стареешь, о Корунд, и как никчемный торговец, несешь свой товар на рынок, когда он уже закрывается. Я уже дал приказ объяснить народу, что прошлой ночью на Карсэ напали только гоблины, были мной разгромлены, и сброшены в море. Кто посмеет речью или знаком выдать Ла Фиризу, что в деле были демоны, или что моих врагов развлекают в старом пиршественном зале к их неудовольствию, лишится жизни.

– Это хорошо, о Король, – сказал Корунд.

Король спросил:

– Сколько у нас войска, командующий?

Кориниус ответил:

– Шестьдесят три убиты, из оставшихся большинство ранены, и я среди них. На некоторое время я остался одноруким. Вряд ли в Карсэ найдется более пятидесяти здоровых воинов.

– Милорд Корунд, – сказал Король. – Твои глаза видят на лигу дальше любого из нас, молодого или старого. Сколько воинов приближаются к нам по той дороге?

Корунд перегнулся через парапет и заслонил глаза от солнца широкой, как копченая треска, рукой, покрытой, как кожа слоненка, редкими рыжими волосами.

– Того, кто приближается, сопровождают шестьдесят всадников, о Король. Я могу ошибиться на одного-двух, но если их меньше шестидесяти, можешь меня не уважать.

– Будь проклят случай, что несет его сюда так не вовремя! – пробормотал Король. – Все мои войска далеко, я остался со слишком малой силой, чтобы можно было внушить страх, если меня начнут раздражать. Поскорее посади на коня одного из своих сыновей, о Корунд, и пошли его на юг в Зорн и Пермио, пусть наберет там бойцов из крестьян и пастухов. Это мой приказ.

День клонился к вечеру, когда подъехал принц Ла Фириз со своими воинами. После приветствия Король принял дань и выделил покои для гостей. Потом все собрались в большом пиршественном зале, который построил Горайс XI в юго-восточном крыле дворца, когда взошел на престол. Этот зал по размерам и пышности намного превосходил старый зал, в котором оказались лорд Джасс и лорд Брандок Дах. Он имел семь равных стен из темно-зеленой яшмы с кроваво-красными пятнами. В середине одной из стен находилась высокая дверь, а в стенах справа и слева от двери, а также в тех, которые образовывали противоположный угол, были высоко расположенные большие окна. Во всех семи углах стояли кариатиды, изваянные из массивных глыб черного серпентина. Они изображали трехголовых гигантов, пригнувшихся под тяжестью таких же каменных крабов. Распростертые в стороны и вверх клешни этих крабов поддерживали гладкий купол потолка, покрытый картинами битв, охот и поединков в темных красках, соответствующих мрачной величественности зала; на стенах под окнами висело боевое и охотничье оружие, а на двух глухих стенах были по порядку прибиты черепа и кости всех побежденных соперников Горайса XI, до того недоброго часа, когда он сам встретился в поединке с Голдри Блажко. Угол напротив двери пересекал длинный стол, за ним – резная скамья, а от концов этого стола под прямым углом тянулись столы еще длиннее, почти до самой двери, со скамьями по бокам. За правым столом посредине стоял большой красивый кипарисовый трон с черными бархатными подушками, расшитыми золотом, а напротив него за левым – трон поменьше, с подушками, расшитыми серебром. Массивные железные жаровни, числом пять, стояли в ряд в центре зала на ножках в форме орлиных когтей; за боковыми скамьями с каждой стороны было по девять высоких подставок для факелов, которыми зал освещался ночью, и семь таких же подставок за поперечным столом. Пол зала был выложен белым и кремовым мыльным камнем с коричневыми, черными и пурпурными прожилками. Столешницы, лежащие на козлах, представляли собой большие серые полированные каменные плиты с мелкой золотой крошкой.

Женщины сели за поперечным столом. В середине – леди Презмира, затмевающая остальных царственной красотой, как Венера затмевает меньшие планеты, слева от нее – Зенамбрия, жена герцога Корсуса, а справа – Срива, дочь Корсуса, необычно красивая при таком отце. За правым от двери столом вокруг трона расположились лорды Колдунии в праздничных одеждах, напротив них – гости из Пиксиленда. Трон за левым столом предназначался для Ла Фириза. Обильные закуски были выставлены на блюдах из золота, серебра и расписного фарфора. Арфы и волынки заиграли варварскую музыку, гости встали, сверкающая дверь распахнулась, и в зал вошел Король Горайс со своим гостем, принцем Ла Фиризом.

Король величественно прошел мимо столов, озирая их, как черный орел с горной высоты. Его кольчуга из черного металла была отделана по вороту, рукавам и подолу золотыми пластинами со вставленными гиацинтами и черными опалами. Черные шоссы были накрест перевязаны ремнями из тюленьей кожи с алмазами. На левом большом пальце красовался золотой перстень – печатка в форме змея Уробороса, пожирающего свой хвост. Голова змея служила оправой персикового рубина величиной с воробьиное яйцо. Плащ был сшит из кожи черных кобр. Полоски кожи скреплялись золотой проволокой, черная шелковая подкладка плаща была осыпана золотой пылью. Тяжелая корона Колдунии с крабьими клешнями, поднятыми, как рога, надо лбом, сияла многоцветьем драгоценных камней, как Сириус сияет ясной морозной ночью.

Принц Ла Фириз был в мантии из черного сендалина с золотыми блестками, темно-пурпурное блио из богатого травчатого шелка по цвету напоминало цветок сон-травы. Золотой обруч на голове был украшен двумя чеканными медными крыльями, отделанными драгоценными металлами, камнями и эмалью так, что они напоминали крылья олеандрового бражника. Принц был немного ниже среднего роста, но силен и крепок, чисто выбрит, рыжеволос и курчав, румян, широколиц и курнос, с широкими ноздрями и густыми рыжими бровями. Глаза его, как у сестры, были зелеными, как море, а огненный взгляд напоминал львиный.

Король сел на трон. Высокая честь сидеть слева и справа от него была оказана Корунду и Кориниусу в знак воинского подвига. Ла Фириз сел напротив, и тут же рабы поспешили подать блюда с маринованными угрями, устрицами в раковинах, жаренными в оливковом масле улитками и моллюсками, плавающими в красном вине с пряностями. Пирующие не замедлили наброситься на угощение, а виночерпий стал обносить их искрящимся вином цвета желтого сапфира в огромной золотой чеканной чаре с шестью золотыми черпаками с ручками в форме полумесяца, висящими в зарубках по краям чары. Каждый гость, когда до него доходила чара, брал черпак и выпивал его, возглашая славу Колдунии и ее правителям.

Кориниус несколько кисло посмотрел на принца, и прошептал на ухо сыну Корунда Хемингу, сидевшему рядом с ним:

– Судя по наряду, этот Ла Фириз – великий хвастун. Смотри, как он старается превзойти демонов по количеству драгоценностей, и как он нагло обезьянничает за столом. Однако, жив этот петух, лишь пока мы его терпим, и он не забыл привезти в Колдунию цену своей шеи.

Рабы стали носить на столы круглые блюда с карпами, сардинами и омарами, за которыми последовали мясные блюда: зажаренные целиком козлята с горохом, пироги с козлятиной, телячьи языки, заливные крольчата, зажаренные в иголках ежи, свиной ливер, мясо, запеченное на углях, потроха, пироги. Босые рабы с блюдами двигались совершенно бесшумно, беседы пирующих становились все веселее по мере утоления голода, а сердца веселели от выпитого вина.

– Какие новости в Колдунии? – спросил Ла Фириз.

– Нет свежее новости, – ответил Король, – чем та, что Гасларк убит.

И Король рассказал Принцу о ночном сражении, как будто честно и открыто называя время, число бойцов с обеих сторон и последовательность событий, но из его речи невозможно было даже догадаться об участии и интересах демонов.

Ла Фириз заметил:

– Странно, что Гасларк на тебя напал. У врага должен быть повод.

– Наше величие, – сказал Кориниус, свысока глядя на Принца, – как яркий свет, который уже опалил не таких мошек, как он. Я в этом не нахожу ничего странного.

Вмешалась Презмира:

– Было бы странно, если бы это был не Гасларк. У него буйная фантазия, она заносит его, как пух чертополоха, и он бросается атаковать небеса.

– Мыльный пузырь, миледи, – откликнулся Кориниус, продолжая с вызовом смотреть на принца. – Все цвета радуги снаружи и пустой ветер внутри.

Презмира взглянула на него смеющимися глазами:

– О милорд Кориниус, сначала смени свой собственный наряд, дабы не убеждать нас в возможном безрассудстве, а то мы не поверим в твои внутренние убеждения или в твою мудрость!

Кориниус осушил чашу до дна и засмеялся, но при этом его красивое надменное лицо слегка покраснело, потому что он в самом деле был одет пышнее всех в этом зале. Широкую грудь облегала короткая куртка из некрашеной оленьей кожи с серебряной чешуей. На нем был золотой нагрудник, густо усыпанный смарагдами, и длинный плащ из небесно-голубой шелковой парчи на серебристой подкладке. На левое запястье он надел массивный золотой браслет, а на голову – венец из черной брионии и паслена. Гро прошептал на ухо Корунду:

– Он быстро напивается, а час еще ранний. Это предвещает неприятности, ибо за грубостью по пятам идет несдержанность.

Корунд ворчанием выразил согласие, а вслух сказал:

– Гасларк мог бы взойти на вершины славы, если бы не его опрометчивость. Мы не слышали ничего более жалкого, чем великий поход его войска в Бесовию десять лет назад, когда он вдруг решил покорить ее и стать повелителем мира. Он нанял Зелдорниуса, Гелтераниуса и Джалканайуса Фостуса…

– Трех славнейших капитанов в мире, – заметил Ла Фириз.

– Истинная правда, – продолжал Корунд. – Он их нанял, дал им корабли, воинов, коней. Такой лязг оружия и гром военных машин мы не слыхивали сотню лет, и он их послал – куда? В богатые и процветающие земли Бештрии? – Нет. В Демонланд? – Нет. В нашу Колдунию, где с двадцатой частью того, что он имел тогда, рискнул теперь и нашел роковую гибель? – Нет! Он послал войско в адские дикие пустыни Верхней Бесовии, безлесные и безводные, где некому было бы платить ему дань, кроме бродячих бандитов и свирепых бесов, на которых было больше блох, чем мелких монет в их кошельках. Он что, думал, что сможет править духами воздуха, привидениями и домовыми? Там же больше никого не найдешь!

– Там на Моруне этих духов наверняка не меньше семнадцати видов, – вдруг сказал Корсус так громко, что все к нему обернулись. – Там водятся огненные духи, духи воздуха, земные духи, водяные, подземные… Есть семь видов видимых, семь видов домовых, короче, если у меня будет настроение, я вам их всех назову наизусть.

Лицо Корсуса с грубыми чертами было хмуро и серьезно: мешки под налитыми кровью глазами, обвисшие щеки и седые усы над толстой верхней губой. Ел он, в основном, чтобы вызвать жажду, маринованные оливки, каперсы, соленый миндаль, анчоусы, копченые сардинки, жареные сардины с горчицей, а теперь ждал, когда подадут подсоленный говяжий филей, чтобы залить его новым бокалом вина.

– Кто-нибудь знает наверняка, какая судьба постигла Джалканайуса, Гелтераниуса и Зелдорниуса? – спросила леди Зенамбрия.

– По-моему, я слышала, – сказала Презмира, – что блуждающие огни заманили их в Гиперборейские края, и там они стали королями.

– Боюсь, что ты сов наслушалась, сестра, – сказал Ла Фириз. – Шесть лет назад мне довелось побывать в Ближней Бесовии, там мне много чего рассказывали, но там верить ничему нельзя.

Вот уже четыре раба внесли на огромном золотом блюде говяжий филей с луковыми гарниром. В тусклых глазах Корсуса мелькнул огонек предвкушаемого удовольствия, а Корунд поднялся с бокалом в руке, и колдуны дружно закричали:

– Песню про филей, о Корунд!

Огромный, как бык, Корунд встал во весь рост в красновато-коричневой бархатной куртке, с широким поясом из крокодильей кожи, окантованным золотом. С плеч его спадал плащ из дубленой волчьей шкуры мехом внутрь, с нашитыми ромбами из пурпурного шелка. Дневной свет угасал, и над запахами яств ярко горели факела, освещая лысину лорда, обрамленную густыми седеющими кудрями, и его длинную густую бороду. Он сверкнул серыми глазами и вскричал:

– Поддержите меня, милорды! Подхватывайте припев, а то я не буду вас любить!

И он пропел песню про филей, громким и звонким, как гонг, голосом. Все орали припев, а блюда на столах звенели.

Как мне воздать кухарю честь?

После этого филей нарезали, чаши наполнили, и Король приказал:

– Позвать сюда моего карлу, пусть он нас потешит своим шутовством!

В зал с гримасами и ужимками вошел карла, одетый в полосатую желто-зеленую безрукавку. За ним волочился длинный хвост.

– Этот карла какой-то мерзкий, – заметил Ла Фириз.

– Придержи язык, Принц, – сказал Кориниус. – Ты не знаешь всех его качеств. Он был послом Короля Горайса Одиннадцатого, да живет вечно память о нем, в Гейлинг к лорду Джассу и лордам Демонланда. Величайшей учтивостью с нашей стороны было отправить к ним послом этого шута.

Карла устроил перед ними представление с многими шутками, к большому удовольствию лордов Колдунии. Раздражение он вызвал только у Кориниуса и Принца, обозвав их двумя павлинами, которые так похожи в ярком оперении, что их не отличить друг от друга.

Сердце Короля растаяло от вина, и он обратился к Гро:

– Веселись, Гро, и не сомневайся, что я выполню обещание, данное тебе, и посажу тебя на королевский трон в Заджэ Закуло.

На что Гро ответил:

– Повелитель, я навеки твой, но я мало подхожу к роли короля. Я лучше распоряжаюсь чужими судьбами, чем своим достоянием.

На что герцог Корсус, который почти засыпал, развалившись на столе, громким голосом воскликнул:

– Пусть меня черти зажарят, если это не истинная правда! Когда твое достояние опять пропадет, не расстраивайся. Эй вы, налейте мне вина! Полный бокал! Ха-ха! Одним глотком! Ха-ха! За Колдунию! Когда ты наденешь корону Демонланда, о Король?

– Ну-ну, Корсус, – оборвал его Король. – Ты пьян.

Но Ла Фириз произнес:

– На островах Фолиота была дана клятва соблюдать мир с Демонландом. Крепкая клятва обязывает тебя навсегда оставить притязания на захват Демонланда. Я надеялся, что ваша ссора окончена.

– Конечно, окончена, – сказал Король.

Корсус слабо усмехнулся:

– Верно ты говоришь, о Король, и ты, Ла Фириз, говоришь верно. Наша ссора окончена. Ей больше нет места. Видишь ли, Демонланд сейчас, как созревший плод, вот-вот сам упадет нам в рот.

Он откинулся назад, широко открыл рот и, подцепив ножом куропатку в собственном соку, высоко ее поднял. Птица выскользнула, упала ему на щеку, затем на грудь, а потом на пол, забрызгав подливой его медную кольчугу и рукава светлозеленой куртки.

Кориниус рассмеялся, а Ла Фириз воспылал гневом и сказал:

– Милорд, над пьяным позволено смеяться только рабам.

– Тогда сиди и молчи, Принц, – сказал Кориниус. – Чтобы над тобой не посмеялись. Я улыбаюсь отдельным своим мыслям.

А Корсус вытер лицо и запел:

На этих словах певец снова тяжело упал на стол, а карла, чьи насмешки нравились даже тем, на кого были направлены, запрыгал и воскликнул:

– Слушайте чудо! Этот пудинг поет! Подайте тарелки, рабы! Столько бычьей крови и шпига не вместится в блюдо. Быстро нарежьте его, пока кожа не лопнула.

– Я тебя нарежу, дрянь, – поднимаясь на ноги, прорычал Корсус.

Он качнулся, одной рукой схватил карлу за шиворот, а другой за ухо, и сильно дернул. Шут заверещал, укусил Корсуса за большой палец, так что прокусил до кости, вырвался и удрал из зала под общий смех довольных гостей.

– Так глупость бежит от истины, которая в вине, – сказал Король. – Ночь только началась. Принесите мне приправу из икры кефали и красную икру. Пей, Принц! Густое, как мед, красное трамнианское вино призывает души к божественной мудрости. Властолюбие есть тщета. Оно погубило Гасларка, он зашел слишком далеко и выбрал неудачный момент, вот и пришел конец. Кончилось ничем. А ты что об этом думаешь, Гро, ведь ты философ?

– Увы, бедняга Гасларк, – сказал Гро. – Даже если бы его идея созрела, и он бы свергнул нас против всех ожиданий, он не стал бы ближе к своей цели, чем когда все это затеял. Ведь раньше в Заджэ Закуло у него была роскошная еда и питье, сад и сокровища, музыканты и красавица-жена, свобода и покой. Но, в конце концов, как бы мы ни выстраивали свой путь, нас ожидает мак, погружая в гавань забытья, этого не избежать. Сухие листья лавра или кипариса, и горстка пыли. Больше ничего не остается.

– Я с печалью говорю об этом, – сказал Король. – Мудр тот, кто сохраняет счастье, как Красный Фолиот, не искушая богов чрезмерным честолюбием, что ведет к низвержению.

Ла Фириз откинулся на троне, уронив сильные руки на подлокотники и свесив кисти, но высоко держа голову. С недоверчивой улыбкой он прислушивался к словам Короля Горайса.

Гро сказал на ухо Корунду:

– Странную доброжелательность нашел Король на дне чаши.

– Мне кажется, что мы выходим из моды, – ответил шепотом Корунд, – ибо еще не пьяны. Дело в том, что ты пьешь умеренно, что хорошо, а меня держит в трезвости аметист у пояса, не давая перепить.

Ла Фириз сказал:

– Ты волен шутить, Король. Со своей стороны, я предпочел бы иметь дыню на плечах, чем тупую голову, в которой не хватает честолюбия.

– Не будь ты нашим царственным гостем, – заметил Кориниус, – я бы назвал это речью маленького человека. Колдуния не терпит похвальбу, но может высказывать гордое снисхождение, как только что наш Король. Индюк ходит с важным видом и жадно жрет, а орел распоряжается миром по своему усмотрению.

– Жаль мне тебя, – воскликнул Принц, – если эта дешевая победа вскружила тебе голову. Гоблины!

Кориниус помрачнел. Корсус усмехнулся и сказал вроде бы самому себе, но так, что все услышали:

– Говоришь, гоблины? Будь это лишь гоблины, ничтожная дичь! Да, в этом все дело: будь это лишь гоблины.

Король нахмурился чернее тучи. Женщины задержали дыхание. Но Корсус, явно не почувствовав приближения грозы, принялся чашей отбивать ритм на столе и сонно затянул песню:

остановился он, громко икнув.

Разговор за столом стих, лорды Колдунии почувствовали себя неловко, пытаясь принять выражение лица, подобающее настроению Короля. Но тут заговорила Презмира, и как освежающий дождь, прозвучал ее голос:

– В песне милорда Корсуса, – сказала она, – я надеялась найти ответ на философский вопрос. Но, как видно, Бахус ненадолго увел его душу в Элизиум. Боюсь, что сегодня вечером ни правды, ни мудрости из его уст мы не услышим. А мой вопрос был таков: правда ли, что все земные твари имеют свои подобия в море? Милорд Кориниус, или ты, царственный брат мой, помогите мне разобраться.

– Принято считать, что так, миледи, – ответил Ла Фириз. – Если разобраться, есть много славных существ, таких как морские коньки, морские ежи, морские львы, морские коровы, морские коты… Я знаю, что варвары из Эсамосии едят давленных морских мышей в чесночном соусе.

– Фу! Скорей скажи что-нибудь другое, – воскликнула леди Срива. – А то я уже вообразила это блюдо. Пожалуйста, подай мне золотистый персик с изюмом как противоядие!

– Лорд Гро все объяснит тебе лучше, чем я, – ответил Ла Фириз. – Ибо, хотя я думаю, что философия – благородная наука, мне никогда не хватало досуга заняться ею. Я охотился на барсуков, но не могу сказать, правда ли, что у них одна пара ног короче другой. Я съел множество миног, но понятия не имею, девять у них глаз или два.

Презмира улыбнулась:

– О брат мой, мне кажется, что для тонких исследований ты вдохнул слишком много пыли сражений. Милорд Гро, бывают ли птицы под водой?

– Бывают, – ответил Гро. – Хотя это птицы с небес, на время опускающиеся в воду. Я сам находил их во Внешней Бесовии, спящих на дне озер и рек зимой. Они лежат там зимой, клюв к клюву, крыло к крылу, а весной просыпаются, и тогда леса наполняются их пением. В море же есть настоящие морские кукушки, морские дрозды, морские воробьи и многие другие.

– Странно, – заметила Зенамбрия.

Корсус опять запел:

Презмира повернулась к Корунду и произнесла:

– А ведь между вами был веселый спор о жабах и пауках, ты говорил, что они уничтожают друг друга, а милорд Гро обещал показать тебе обратное.

– Так и было, миледи, – сказал Корунд, – но мы еще не доспорили.

Снова раздался голос Корсуса:

Кончив, старый лорд снова завалился на стол.

– Милорд Король, – воскликнула Презмира. – Прошу тебя, прикажи двум твоим советникам окончить спор, пока он не перешел в более горячие доводы. Повели немедленно дать им жабу и пауков, пусть проделают опыт на глазах у всех.

Все расхохотались, и Король кликнул раба. Тот быстро принес жирных пауков, числом семь, хрустальный сосуд и жабу, посадил всех в сосуд и поставил перед Королем. Собравшиеся с интересом стали наблюдать.

– Ставлю два бочонка светлого пермианского вина против пучка редьки, – заявил Корунд, – что победят пауки. Смотрите, как они влезают на голову жабе и ползают по всему ее телу.

– Ставлю редьку, – сказал Гро.

– Ты проиграешь, Корунд, – сказал Король. – Эта жаба не поддается паукам, а сидит тихо по хитрости своей, чтобы они почувствовали себя в безопасности, тогда она улучит момент и съест их.

В это время рабы подали фрукты: яблоки ранет, миндаль, гранаты и фисташки. Внесли новые чаши и кувшины вина, особое место занимал большой хрустальный графин с выдержанным напитком персикового цвета – вином из Кротринга, сделанным много лет назад в приморских виноградниках под замком лорда Брандока Даха.

Кориниус сделал большой глоток и воскликнул:

– Это вино из Кротринга – воистину королевский напиток! Говорят, этим летом он подешевеет.

Ла Фириз окинул его беглым взглядом, и Король, заметив это, сказал на ухо Кориниусу:

– Будь благоразумен! Не зазнавайся. Ты уподобишься последнему рабу, если этот принц вынюхает наш секрет.

К этому времени стало совсем поздно, и женщины покинули зал, спустившись по парадной лестнице в сопровождении рабов с факелами. Как только они ушли, Корунд вскричал:

– Чума побери всех пауков! Твоя жаба одного проглотила.

– Еще двух! – сказал Гро. – Твоя теория рассыпается, о Корунд. Двое проглочены одним глотком, осталось четыре.

Лорд Кориниус, раскрасневшись от выпитого вина, высоко поднял чашу и, смотря прямо на принца, выкрикнул:

– Заметь, Ла Фириз, это знак и пророчество. Сначала один. Затем два одним глотком. А вскоре оставшиеся четыре. Не боишься оказаться пауком под главным ударом?

– Ты допился до потери рассудка, Кориниус! – сказал Король совсем тихо, но его голос дрожал от гнева.

– Он самый остроумный собутыльник, какого я встречал, – сказал Ла Фириз. – Но черт поймет, что он имеет в виду.

– А это, чтобы ты перестал ухмыляться и стал серьезным, – ответил Кориниус. – Я имею в виду наших давних врагов, полукровок из Демонланда. Первым глотком неизвестно где был схвачен Голдри, на которого Король наслал гибельный ветер и…

– Будь ты проклят! – вскричал Король. – Что за пьяная чушь?

Но принц Ла Фириз покраснел, как рак, и воскликнул:

– Так вот что стоит за этими намеками! Вы собираетесь воевать с Демонландом? Не надейтесь на мою помощь.

– Без твоей помощи мы хуже спать не будем, – сказал Кориниус. – У нас рот достаточно велик, чтобы полакомиться тобой, как кусочком марципана, если будешь надоедать.

– Рот у тебя достаточно велик, чтобы выбалтывать секретные сведения, над чем мы сейчас дружно посмеемся, – сказал Ла Фириз. – Будь я твоим Королем, я бы приказал нарисовать тебе на шкуре усы омара, как пьянице и болтуну.

– Оскорбление! – завопил лорд Кориниус, вскакивая. – Я не потерплю оскорблений даже от богов! Дай мне меч, паж! Я украшу его потроха бештрианской резьбой.

– Успокойтесь, если хотите жить! – вскричал Король громким голосом, при этом Корунд подошел к Кориниусу, а Гро – к принцу, чтобы их усмирить. – Кориниус ранен в руку, он драться не может, наверное, горячка тоже от раны.

– Тогда излечи его от раны, полученной от гоблина, потом я его разрежу, как каплуна, – заявил принц.

– От гоблина, как же! – со злостью произнес Кориниус. – Знай, негодяй, что эту рану мне нанес лучший фехтовальщик в мире. Сам ты каплун. Если бы ты стоял тогда передо мной, я бы из тебя сделал три бифштекса.

Король встал во весь рост и возгласил:

– Замолчите, а то лишитесь жизни! – его глаза пылали гневом, и он продолжал: – Недоволен я. Ни твоя молодость, ни буйная кровь, ни вино, которым ты залил свое ненасытное брюхо, Кориниус, не смягчат строгости наказания. Я откладываю его на завтра. А ты, Ла Фириз, веди себя скромнее в моих покоях. Слишком дерзкое послание принес мне твой герольд сегодня утром, слишком похожее на обращение равного с равным. Ты назвал дань даром, хотя я сам по праву распоряжаюсь и твоей данью, и тобой, и твоими полномочиями, как нахожу нужным. Но я тебя терплю. Может быть, это не мудро, ибо твоя наглость за этим столом переходит границы, благодаря моему терпению. Ты переходишь к оскорблениям. Будь благоразумным, пока я не мечу в тебя молнии.

Принц Ла Фириз сказал в ответ:

– Побереги угрозы и нахмуренные брови для отдельных твоих наглых рабов, Король, ибо меня они не страшат, я смеюсь над ними. Мне нечего осторожничать, отвечая на твои обидные слова; ты хорошо знаешь о моих давних дружеских связях с твоим домом, и о любви моей к лорду Корунду, кому в жены я отдал сестру. Если я не могу себя заставить рабски превозносить твое превосходство, не стоит обижаться, ибо дань я тебе доставил с излишком. Но Демонланду я многим обязан, весь мир это знает, и ты скорее заставишь огни небес спуститься на землю и воевать за тебя с Демонландом, чем меня. Кориниусу же, который только похваляется, я скажу, что Демонланд слишком крепкий орешек для вас, колдунов. Голдри Блажко и Брандок Дах вам это доказали. Мой совет тебе, Король, живи в мире с Демонландом. Во-первых, потому что у тебя нет причин для ссоры с ним, а во‑вторых (и это должно убедить тебя), потому что, если ты будешь упорствовать в войне с ним, придет конец тебе и всей Колдунии.

Король в бешеной ярости кусал ногти, и на минуту в зале настала полная тишина. Потом лишь Корунд тихо обратился к Королю, сказав:

– Повелитель, ради всего святого, подави свой королевский гнев. Ты покараешь его, когда вернется мой сын Хакмон, а пока у него воинов больше, а твои одурманены вином. Поверь мне, если сейчас дойдет до драки, наши шансы я оценил бы дешевле разрубленной репы.

Неспокойно было на душе у Корунда еще и потому, что он хорошо знал, как трепетно его жена заботится о мире между Ла Фиризом и колдунами.

В этот несчастный миг Корсус, разбуженный громкими речами и движением, запел:

Услышав это, Кориниус, в котором вино, споры и упреки Короля пробудили неуправляемую злобу и ярость, и все доводы благоразумия растаяли, как воск в печи, громко закричал:

– Вот увидишь наших пленных, принц, в старом зале для пиров, и поймешь, что ты осел!

– Каких пленных? – вскричал принц, вскакивая на но- ги. – Силы ада! Я устал от темных намеков, и должен знать правду.

– Зачем так злиться? – произнес Король. – Он пьян. Хватит грубостей.

– Хватит делать из меня дурака, – ответил Ла Фириз. – Я все равно узнаю правду.

– Узнаешь, – сказал Кориниус. – Вот она: мы, колдуны. лучшие воины, чем ты и твои пикси с куриными мозгами, и лучшие бойцы, чем проклятые демоны, и нечего больше скрывать. Двоих из этого отродья мы схватили за пятки и подвесили на гвозди в старом зале для пиров, как фермеры вешают горностаев и хорьков, и будут они там висеть, пока не сдохнут, это Джасс и Брандок Дах.

– Подлая ложь! – вскричал Король. – Я тебя на куски порублю.

Но Кориниус сказал:

– Я забочусь о твоей чести, о Король. Нечего юлить перед каким-то пикси.

– Это ложь, – повторил Король. – И ты за это умрешь.

Настала мертвая тишина. Потом принц медленно сел. Лицо его побелело, но он сдержанно и спокойно обратился к Королю негромким голосом:

– О Король, прости, что я погорячился. Если я не так выразил свою верноподданность, пойми, что церемонность мне вообще не свойственна, но это не значит, что я не проявляю дружбы к тебе и сомневаюсь в твоем превосходстве. Я с радостью выполню все, что ты от меня потребуешь, если это не затронет моей чести, и докажу, что я тебе верен. Я обнажу меч против любого твоего врага, кроме Демонланда. Но сейчас шатается башня нашей дружбы и вот-вот развалится на куски. Тебе известно, Король, и все лорды Колдунии знают, что мои кости уже шесть лет белели бы в Средней Бесовии, если бы лорд Джасс не спас меня от бесов – варваров под предводительством Факс Фей Фаза, который четыре месяца осаждал меня при малом числе моих воинов в Лиде Нангуне. Будет тебе моя дружба, Король, если ты отдашь мне моих друзей.

Но Король ответил:

– Нет у меня твоих друзей.

– Тогда покажи мне малый зал для пиров, – потребовал принц.

Король сказал:

– Позже покажу.

– Я хочу видеть сейчас, – сказал принц и встал с места.

– Не буду больше скрывать, – сказал Король. – Я очень люблю тебя. Но просить отдать тебе Джасса и Брандока Даха – это все равно, что просить то, чего я не продам за весь Пиксиленд и всю твою кровь. Эти двое – мои злейшие враги. Ты не знаешь, какой ценой я, наконец, наложил на них руки. Оставь надежду, я клянусь тебе, что Джасс и Брандок Дах сгниют и сдохнут в моей тюрьме.

Ни вкрадчивыми речами, ни предложениями богатств и сотрудничества в войне и мире не смог Ла Фириз поколебать Короля. Король повторял:

– Обойдись без них, Ла Фириз, не расстраивай меня. Они должны сгнить.

Когда принц Ла Фириз понял, что не сможет поколебать упорство Короля словами, он схватил красивый хрустальный кубок, вырезанный в форме яйца с подставкой из трех золотых когтей, припаянной к золотому ободу с топазами, и швырнул его в Короля Горайса. Кубок попал ему прямо в лоб, нанес глубокую рану, хрусталь разлетелся вдребезги, и Король упал без чувств.

В зале поднялся страшный шум. Корунд не потерпел, чтобы кто-то оказался проворнее его, выхватил свой обоюдоострый меч, вспрыгнул на стол и крикнул:

– Присмотри за Королем, Гро! Пир обернулся горем!

Его сыновья, Галландус и прочие колдуны тоже схватились за оружие, а с другой стороны то же сделали Ла Фириз и его воины. Началась битва в большом зале в Карсэ. Кориниус мог держать оружие только левой рукой, но тоже бросился вперед, обзывая принца бранными словами. Под парами выпитого он, однако, не только обезумел, а и нетвердо держался на ногах, которые потеряли гибкость. Он поскользнулся в луже пролитого вина и упал навзничь, сильно ударившись головой о полированный стол. Корсус был настолько пьян, что утратил красноречие и способность двигаться. Он сначала лопотал, как ребенок, потом схватил кубок и, размахивая им, стал кричать:

– Питие для тела – лучшее лекарство! Пей, и никогда не умрешь!

Командир личной охраны принца Эларон из Пиксиленда удачным броском заткнул ему рот куском говядины, и он свалился поперек на Кориниуса, как боров, и остался лежать без движения. Несколько столов были перевернуты, обе стороны получали раны, но перевес оказался не на стороне колдунов. Пикси как воины были слабее, но оказались трезвее, чем их перепившиеся противники, которые сильно пошатывались и часто промахивались. Аметист Корунда не очень ему помог, потому что вино так закупорило ему вены, что ему не хватало дыхания, и его меч бил слабее и медленнее, чем обычно.

Из любви к сестре своей Презмире и старинной дружественной связи с Колдунией Принц настраивал своих воинов не убивать без необходимости, только одержать верх, и следить, чтобы лорд Корунд не получил ранений. Когда стало ясно, что пикси побеждают, Ла Фириз приказал взять кувшины с вином и обильно полить Корунда и его воинов, держа их на острие мечей, так чтобы тем попало и снаружи, и внутрь. Положив их таким образом, пикси завалили двери зала скамьями, столешницами и тяжелыми дубовыми козлами от столов, Ла Фириз приказал Эларону сторожить двери и выставить часовых у окон, чтобы из зала никто не вышел.

А сам Принц взял шестерых воинов с факелами и пошел в старый зал для пиров. Там они одолели охрану, распахнули двери и перед ними оказались лорд Джасс и лорд Брандок Дах, прикованные к стене рядом друг с другом. Свет факелов их слегка ослепил, но лорд Брандок Дах сразу узнал Принца и приветствовал его почти обычным своим медлительным голосом с шутливыми нотками, не охрипшим от голода и тревог:

– Ла Фириз! Наконец-то день настал. Я уже думал, что это опять те грязные хорьки, отребье Колдунии, пришли издеваться и насмехаться над нами.

Ла Фириз рассказал им, как пошли дела, и добавил:

– Тут подворачивается случай за случаем. Я освобожу вас, но с условием, что вы отправитесь со мной подальше от Карсэ, и сегодня ночью не вздумаете мстить колдунам.

Джасс сразу согласился, а Брандок Дах засмеялся и сказал:

– Принц, я так тебя люблю, что не могу ни в чем тебе отказать. Хочешь, я сбрею половину бороды и буду так ходить до сбора урожая, спать одетым, и по семь часов в день беседовать с собачкой твоей жены? Сегодня ночью мы в полном твоем распоряжении. Одно только просим: это угощение кажется слишком хорошим, чтобы не попробовать его после стольких часов рассматривания. Да и невежливо будет оставить его нетронутым.

С них сняли цепи, Брандок Дах съел большой кусок индюшатины и трех заливных куропаток, а Джасс – дюжину яиц ржанки и холодную тетерку. Лорд Брандок Дах заметил:

– Прошу тебя, Джасс, когда кончишь есть, разбей всю скорлупу, а то какой-нибудь колдун выколет или напишет на ней твое имя, что может тебе навредить.

Он налил себе чашу вина, выпил, снова наполнил и произнес:

– Пусть мне пути не будет, если это не мое собственное вино из Кротринга! Кто видел более заботливого хозяина, чем Король Горайс?

Вторую чашу он выпил за лорда Джасса, сказав:

– В следующий раз я буду пить с тобой в Карсэ, когда Король Колдунии со своими лордами будет убит.

Потом они взяли свое оружие, оставленное рядом с едой, чтобы терзать их души безнадежностью обладания им снова, и пошли с Ла Фиризом прочь из зала для пиров на слегка затекших ногах, но с радостью в душе.

Выйдя во двор, Джасс заговорил:

– Даже если бы у нас с тобой не было условия, нас бы сдержала честь, Ла Фириз. Для нас было бы большим позором напасть на лордов Колдунии, когда они пьяны и не могут сразиться с нами на равных. Давай только обыщем эту крепость в надежде найти моего родича Голдри Блажко, ибо лишь из-за него и в надежде найти его мы приплыли сюда.

– Если вы не тронете ничего, но только заберете Голдри, когда найдете, я согласен, – сказал Принц.

Они раздобыли ключи и обыскали всю крепость, даже комнату ужасов, где колдовал Король, и все чердаки и подвалы, и подземелья, и ходы под рекой, но ничего не нашли. Когда они стояли во дворе при свете факелов, на балкон вышла леди Презмира в ночном одеянии, потревоженная шумом обыска. Она казалась бесплотной, как облако в туманной ночи, и как на облако, на нее падал свет низко плывущей луны.

– Что здесь происходит? – спросила она. – Демоны свободно ходят по замку?

– Успокойся, милая сестра, – сказал принц. – Твой муж цел, и остальные рядом с ним тоже. У Короля разбита голова, о чем я скорблю, но он без сомнения, скоро исцелится. Сегодняшнюю ночь они все пролежат в пиршественном зале, ибо после пира их одолел такой сон, что они вряд ли доберутся до спален.

Презмира воскликнула:

– Страхи мои настигли меня. Ты порвал отношения с Колдунией?

– Я не могу судить заранее, – ответил он. – Скажи им завтра, что я ничего не совершал из ненависти, и сделал лишь то, к чему меня принудили обстоятельства. Ибо я не такой трус и не такой подлец, чтобы оставлять друзей в клетке, пока у меня есть сила освободить их.

– Немедля беги из Карсэ, – сказала Презмира. – Немедля. Мой пасынок Хакмон послан собирать войско, чтобы устрашить тебя, если понадобится. Он должен уже возвращаться с юга с большим отрядом. У тебя свежие кони, и ты можешь намного обогнать воинов Короля, если они бросятся в погоню. Если не хочешь, чтобы пролились реки крови, беги.

– Тогда прощай, сестра. Не сомневайся в том, что ссора между мной и Колдунией скоро будет улажена и забыта.

Так говорил принц бодрым голосом, хотя в душе отлично понимал, что Король никогда его не простит ни за удар кубком, ни за то, что отнял добычу.

А она грустно сказала:

– Прощай, брат. Сердце говорит мне, что больше я тебя не увижу. Забрав этих двоих из тюрьмы, ты выкопал две мандрагоры, и будет печаль и смерть тебе, и мне, и всей Колдунии.

Принц замолчал, а лорд Джасс поклонился Презмире и сказал:

– Миледи, все это в ногах у судьбы. Но будь уверена, что пока мы живем и дышим, мы будем поддерживать твоего брата Принца. После сегодняшней ночи его враги – наши враги.

– Ты клянешься? – спросила она.

– Клянусь тебе и ему, – ответил он.

Леди Презмира в печали отправилась в свою спальню. Скоро она услышала стук копыт на мосту, и выглянув из окна, увидела, как они галопом удаляются по Дороге Королей в смутном желтом свете убывающей луны, всходящей над Пиксилендом. Она продолжала сидеть у окна всю ночь, еще долго после того, как ее брат, лорды Демонланда и воины ее брата исчезли из виду, долго после того, как эхо перестало повторять стук копыт по дороге. К утру новый стук копыт донесся с юга, и она услышала шумное приближение большого отряда и поняла, что это юный Хакмон возвращается из Пермио.