Диллу больше нравилось заниматься в библиотеке, нежели в кофейне Good News. Во-первых, его бесило, что здесь приходилось что-то покупать. Во-вторых, в этой тематической христианской кофейне было чересчур много напоминаний о том мире, о котором ему не хотелось думать, особенно в обществе Лидии. Но она настояла.
– Я возьму гранд-латте от Луки. Погоди… мокко от Матвея… Нет, все-таки латте от Луки. Дилл, я заплачу.
– Не, мне ничего не надо.
– Да брось.
– Ладно, обычный кофе, большой.
Девушка за прилавком с жизнерадостной улыбкой протянула им напитки и пожелала блаженного вечера. Дилл с Лидией нашли свободный столик.
– Почему у нас до сих пор нет Starbucks? – возмущалась Лидия. – Я в буквальном смысле видела Starbucks, внутри которого, в ванной комнате, был еще один, крошечный, Starbucks. И вообще, как кофейня может быть христианской?
– Подразумевается, что обычные кофейни – сатанинские.
– Можно мне, пожалуйста, просто кофе, можно я не буду преклонять колени перед Люцифером и закладывать свою бессмертную душу?
– Вот ваш латте. Наличные, кредитка или кровь девственницы?
Они рассмеялись. Оба не спешили приступать к домашним заданиям.
– Нам в церкви говорили, что логотип Starbucks – сатанинский, – сказал Дилл.
– Ну разумеется, говорили, и разумеется, так оно и есть. И какие приводили аргументы? – Произнося слово «аргументы», Лидия нарисовала кавычки в воздухе.
– Русалка – демон.
– Ах, да. Но ведь ваша новая церковь не настолько эксцентрична, верно? Никаких змей?
– Никаких змей.
– Раз уж мы здесь, в храме христианского кофе, не напомнишь мне строки о змеях?
Именно об этом Дилл терпеть не мог говорить, но уступил.
– Евангелие от Марка, глава шестнадцать, стих восемнадцать. «Они будут брать змей; и, если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы».
– Браво.
– Ты же не знаешь, верно ли я вспомнил.
– Ну, прозвучало как надо, по-библейски. Я доверяю тебе, ведь я пришла сюда с тобой.
– Я не настолько верующий и вызвался пойти в церковную группу только потому, что боялся змей.
Лидия сделала глоток латте.
– Что ж, предполагаю, что играешь и поешь ты вполне неплохо, хотя я и не слышала никогда, как ты делаешь эти две вещи одновременно.
– Наверное. – Дилл пожал плечами.
Лидия, судя по всему, что-то обдумывала.
– Но вернемся к змеям. Думаешь, Иисус действительно имел в виду именно это? Может, он сказал: «И теоретически можно было бы брать в руки змей», а Марк, который за ним записывал, сразу такой: «Нужно непременно брать змей. Клево, Иисус, так и запишем!». А Иисус говорит ему: «Слушай, успокойся ты насчет этих змей. Не нужно быть чудаком, достаточно просто быть порядочным человеком. Это, скорее, нечто вроде метафоры». А Марк сидит и пишет: «Во что бы то ни стало поднимайте самых настоящих живых змей и пейте настоящий, всамделишный яд, как, например, протухший виноградный сок или другие библейские зелья».
– Да кто знает, что он там на самом деле имел в виду? – Дилл старался не подавать вида, что раздражен. Ему импонировало, что Лидия проявляет интерес к его жизни.
– Прости, тебя бесят эти разговоры?
– Не, все нормально.
Дай-ка я превращу эту обитель христианского кофе в черную пропасть лжи.
– Меня отправят в ад за то, что я шучу на эти темы?
– Нет, если мы найдем для тебя парочку змей. И, кстати, я добавил мышьяк в твой латте, когда ты отвернулась.
Они оба снова рассмеялись.
Дилл вздохнул – так, как обычно вздыхал, когда знал, что дольше откладывать уже нельзя. Он достал из сумки учебники и пробормотал себе под нос:
– Домашнее задание в первый же учебный день.
– Слушай, Дилл, погоди минутку, – тихо произнесла Лидия. В ее голосе больше не было сарказма. – Мне нужно кое-что тебе сказать.
У Дилла участился пульс. В последние несколько лет, когда люди предваряли свою речь фразой «мне нужно кое-что тебе сказать», ни к чему хорошему это не приводило.
«Мне нужно кое-что тебе сказать. Твой отец попал в беду».
«Мне нужно кое-что тебе сказать. Ты должен выступить в качестве свидетеля».
«Мне нужно кое-что тебе сказать. Твоя мать попала в очень серьезную аварию, когда возвращалась из Нэшвилла после встречи с твоим отцом, и она может не выкарабкаться».
«Мне нужно кое-что тебе сказать. Если считать дом, церковь, судебные издержки твоего отца и мои счета после аварии, то наш долг составляет примерно двести семьдесят тысяч долларов».
«Мне нужно кое-что тебе сказать. Я оставляю тебя ради лучшей жизни, я не стану вспоминать о тебе и никогда больше с тобой не заговорю», – вероятно.
– Окей, – произнес Дилл.
– Я хочу устроить тебе еще один школьный шопинг. Только выбирать на сей раз мы будем школу.
Дилл тупо смотрел на нее, не вполне понимая, к чему она клонит.
– Университет. Я хочу, чтобы ты поступил в университет.
– Зачем? – Сердце Дилла продолжало лихорадочно стучать. То, о чем хотела поговорить Лидия, оказалось не настолько ужасно, как он опасался, и все же это было совсем не то, что он хотел бы услышать.
– Зачем? – Лидия казалась озадаченной, что в ее случае было редким явлением. Словно прежде ей не приходило в голову, что придется объяснять такое. – Затем. Прежде всего потому, что вуз – это классно. Ты научишься взаимодействовать в большом мире за пределами Форрествилла и будешь лучше подготовлен к жизни. Выпускники вузов зарабатывают намного больше денег. Если брать в расчет всю жизнь, то разница исчисляется миллионами.
– Значит, так: я останусь в Форрествилле, и со мной все будет в порядке. Мне не нужны миллионы. Главное – чтобы на жизнь хватало.
Дилл не смотрел ей в глаза.
– Дилл, кого ты пытаешься обмануть? Ты здесь несчастен. Все эти перешептывания, косые взгляды. Брось. Плюс я была бы рада, если бы у тебя появилась какая-то цель, чтобы ты каждые пять минут не выносил мне мозг из-за того, что у меня она есть.
Дилл скрестил руки на груди.
– Я как раз ждал, когда же мы дойдем до этой части. Для чего это тебе?
Лидия медленно и шумно втянула носом воздух.
– Агр-рх. Речь не обо мне. Речь о том, как ты можешь изменить свою жизнь к лучшему, – а мне, возможно, удастся получить от этого свои дивиденды: например, ты перестанешь вставать в позу из-за того, что я отказываюсь застрять в этом городе на всю жизнь. Я пытаюсь вытянуть тебя.
В кофейню с веселыми возгласами вошли ребята из церковной молодежной группы. Все они были на несколько лет младше Дилла с Лидией. Они заказали капкейки и смузи. И я когда-то был таким. Дилл подождал, пока они пройдут мимо их стола.
– Ты превращаешь меня в какой-то проект, – сказал он, понизив голос. – Тебе уже недостаточно просто одевать меня. Теперь ты хочешь спланировать мою жизнь.
– Издеваешься? Считаешь, что ты для меня – проект?
– Именно так я себя ощущаю: как какой-нибудь творческий проект, как серия снимков для блога. Только не для твоего блога, потому что в твоем блоге меня, судя по всему, не будет никогда.
– Ага, окей, отлично. Это мой проект – сделать твою жизнь лучше. – Она говорила все громче. У Лидии не было явного южного акцента до тех пор, пока она не начинала терять над собой контроль. – Извини, что мне на тебя не наплевать, прости, что пытаюсь помочь тебе.
– Дело в этом или ты просто боишься, что на тебе останется пятно моей жалкой жизни? И теперь тебе нужно отполировать меня и сделать из меня нечто стоящее.
– Нет, чувак. Ты совершенно неправ на этот счет и, если честно, ведешь себя по-хамски. Тебе страшно уезжать отсюда, и ты проецируешь этот страх на меня. Из нас двоих именно ты пытаешься свести все к разговору обо мне. Думаешь, если сможешь убедить себя в том, что я уговариваю тебя поехать из нечистых побуждений, то тебе не придется лицом к лицу столкнуться со своим собственным страхом.
Парочка ребят из церковной группы стала посматривать в их сторону. Лидия бросила на них взгляд, в котором читалось: «Занимайтесь своими делами». Они надулись. Один что-то шепнул другому, словно доказывая высказанное Лидией чуть раньше замечание насчет взглядов и перешептываний. Дилл даже разобрал слова «пастор» и «тюрьма» и всерьез задумался о том, насколько велика вероятность того, что Лидия наняла их в качестве провокаторов. Он бы этому не удивился.
– Послушай, – сказал он почти шепотом, – я и сам хотел бы поступить в университет. Но не могу.
– Почему не можешь?
– Оценки.
– С ними все в порядке. Да, не блистательные, но есть вузы, в которые тебя с радостью примут только за то, что у тебя есть пульс. Важнее то, что ты очень умный. В ином случае я бы просто не стала с тобой общаться. Что еще?
– Мне это не по карману. Даже если моих оценок будет достаточно для поступления, дотацию на обучение я получить не смогу.
– Подашь заявку на финансовую помощь, найдешь работу на неполный день. Еще.
– И все равно мне это будет не по карману. Мне нужно идти на полную ставку, чтобы вытащить семью из долгов. На самом деле мне нужно работать больше, чем полный день.
– Зато ты сможешь помочь семье гораздо эффективнее в будущем, когда у тебя будет образование. Еще что?
– Я никогда это не планировал. Учеба в вузе – не для Эрли. Ни у кого из членов моей семьи нет высшего образования.
Лидия с самодовольным видом качнулась на стуле назад.
– Ну наконец-то настоящая причина. И самая тупая из всех.
– Спасибо, но вообще-то все причины настоящие, особенно необходимость помогать маме. Я – все, что у нее есть. Бабушка с дедушкой умерли. У нас нет поблизости никого, кто хоть как-то держит с нами связь.
– Я не пытаюсь склонить тебя уехать в Сорбонну или Гарвард, Дилл. Поезжай в Университет Теннесси, в Государственный университет Мидл Теннесси, в Государственный университет Восточного Теннесси, в Университет штата Теннесси. Будешь учиться недалеко от дома.
Ребята из церковной группы образовали круг, взявшись за руки, и стали молиться над своими капкейками и смузи. Дилл подождал, пока они закончат.
– Почему ты к Трэвису с этим не пристаешь, как банный лист к заднице?
– Во-первых, не думай, что я неспособна приставать больше чем к одной заднице одновременно.
Я могу… – Группа ребят из церкви неодобрительно покосилась на нее. Она понизила голос до хриплого шепота. – Я могу прилипнуть к куче задниц, к великому множеству задниц. Я провоцирую разрывы пространственно-временного континуума тем, что могу прилипнуть одновременно к стольким задницам. Стивену Хокингу пришлось придумать теорию о существовании параллельных вселенных, чтобы объяснить мое вездесущее прилипание к задницам.
– Так ты пристала к Трэвису или нет?
– Нет.
Дилл закрыл лицо обеими ладонями.
– Послушай, – сказала Лидия, – я не донимаю этим Трэвиса, потому что ему и здесь хорошо. А хорошо ему потому, что он на самом деле живет не в Форрествилле, что в штате Теннесси, а в мире «Кровавых распрей». Трэв будет счастлив укладывать доски днем и читать книжки по вечерам до самой смерти. Он такой. Но ты… Я точно знаю, что ты не хочешь так жить. Все в тебе буквально кричит о том, что ты хочешь другой жизни. Вот так-то.
– Что если я уеду в другой город и найду себе работу?
– Не надо делать это наполовину. Либо поступай в вуз, научись чему-то и измени свою жизнь, либо оставайся здесь и будь несчастным. Не надо переезжать в соседний округ, чтобы быть там несчастным. Ты просто зря потратишь время.
– Тебе легко говорить. У тебя любящие родители, которые поддерживают тебя и желают успеха во всех твоих начинаниях. У тебя есть деньги на университет.
– Даже если и так, что с того? Мне что, нельзя говорить о важных вещах, если мне легко о них говорить? Это же противоречит здравому смыслу!
– Я не могу, просто не могу. И сейчас мне стало еще хуже при мысли о моей жизни – это все, чего ты добилась. Ты говоришь человеку в инвалидном кресле: «Ходить – это классно. Тебе нужно встать и пойти». Но все не так просто.
– Я говорю это человеку в инвалидном кресле, который сидит в этом самом кресле, потому что его папа и мама были в таких же креслах, и думает, что просто не заслужил ходить, или не ходит, чтобы не ранить их чувства.
– Откуда ты знаешь, чего я на самом деле хочу в глубине души? Я никогда не говорил тебе, что мечтаю уехать из Форрествилла.
Голос Лидии снова набрал силу.
– О, я тебя умоляю! Спроси любого гея на земле, – снова неодобрительные взгляды от группы ребят за соседним столиком, – становится ли желание менее реальным, если его не озвучить. Почему я думаю, что ты хочешь уехать? Потому что ты хохотал до упаду во время просмотра всех до единого фильмов Уэса Андерсона. Потому что тебе нравятся все музыкальные миксы, которые я для тебя записала. Потому что ты прочел все книги, которые я тебе порекомендовала. И потому что я – твой лучший друг. А я хочу отсюда уехать. Ты любознательный, ты жаждешь нового опыта, и это как нельзя более очевидно.
Ее глаза сверкали.
– Мне нужно сделать домашку, – сказал Дилл.
Они сидели и смотрели друг на друга. Лицо Лидии смягчилось.
– Прошу тебя, подумай об этом.
Дилл отпил свой кофе.
– Сегодня – самый ужасный первый учебный день из всех. И это о чем-то да говорит.
Неотвязный страх, который сопровождал Дилла по пути в Нэшвилл, рематериализовался. Теперь ему предстояло не только потерять Лидию по окончании года, но и разочаровать ее. А что еще хуже: где-то внутри у него, наравне с этим страхом, поселилось еще одно ужасное чувство. Ты как никогда остро ощущаешь собственную уязвимость, если кто-то озвучивает твое желание, о существовании которого ты даже не подозревал.