Началось с того, что я в Новый год села в необычный вагон метро, с дизайном под библиотеку с книгами, и проезд в нём сопровождался спором о вечном в литературе: что-то из «отцов и детей» или из «кто прав или виноват». В числе прочих встал вопрос, к кому всё-таки обращаться, писать. Не на деревню же дедушке, а Деду Морозу, например.
Дед Мороз мне представлялся высоким дедом с длинной красивой бородой. Их много собиралось на улицах города, на катке, на ВДНХ, у Ледяного дворца. Вот наморозили!
Одна его борода уже подкупала, не говоря об остальном. Хотя борода напоминала больше неоплаченные счета, чем чеки, которые сразу ускользали из рук, как пар из носа.
А мне хотелось взять на руки своего мохнатого любимца пеки-пекинеса, непричёсанного такого, точно он только что продрал глаза ото сна или что-то заставило его пробудиться спозаранку. Неотлучный друг, мой пеки, пекинес Ники… Где я, там и он, маленький тёплый комочек.
Да, в Новом году и он придумал новшество, решил дежурить у плиты, не позволяя открывать духовку. Там пеклась утка, и запах, видно, сильно раздразнил пса. Чудик! Каждое утро лежит у моей постели, как и шерстяной носок, брошенный рядом. Ждёт пеки, чтобы с ним погуляли. Наверно, ему Дед Мороз тоже рассказывает сны, так крепко пеки спит, вздыхает, а днём ревнует ко всем подаркам и поздравлениям, что приносят в наш дом.
«Мне покажите. Подарки же для меня», – думает Ники.
Вот он лежит у моей сумочки, что так похожа на него, и неспроста. Пеки знает всё, что в ней новенького. А бабушка с утра торопится на кухню, точно на лыжи встала и рекорд хочет поставить: так она с палочкой бегает быстрее всех и застукивает ею, что и не поверишь, что бабушке ходить трудно.
А пеки ревнует, рычит, поспорить с бабушкой надо, думает, она на его след напала. Ники хочет поймать бабушку за ногу. Она торопится за лекарством туда, где стопочка и «поясок» с таблетками.
Какое же письмо написать Деду Морозу и кто он, что непонятен, как иностранец? В лес пойти, посмотреть, может, там какие его следы?
Мы собираемся. На Ники надеваю шубку. Выходим, сворачиваем к лесу. На полянке чистый белый снежок. Я отстёгиваю поводок, пёс даёт кросс по давно знакомой тропинке, что ведёт к домику для белок. Вот бы застать их! Когда белок много, они дружно цокают. И я цокнула, чтобы Ники долго не разнюхивал за деревьями, а бежал за мной.
Раскричался сокол. Белочек на месте не оказалось. Видно, они прибегали сюда раньше, с утра. Сокола боятся. Он на охоту вылетает, к домам повадился, в кустах синичек гоняет. У него глаз намётан, коготь острый, легко ему пташку схватить. Часто он «бомбит» кусты, и синички выпархивают оттуда.
Мы проспали сегодня. Белок – как не бывало. Зато кормушку занял голубь, втиснулся в неё и не давал синичкам подлететь к зерну.
– Пцу-пцу, – зову я пеки. На деревья снег наметало, лежит, как сахарное печенье. А местами – комочками. Ники бежит, прыгает, радуется. Даже сосульки примёрзли к его щекам, и мне кажется, что я вижу зубы колдуна. И всё от холода, от снега.
Играть у Деда Мороза можно долго, пока он не разозлится. Загляни-ка к нему в зимний лес! Пеки хитрый, нос совсем не высовывает. Цокаю, мол, побежали дальше. Уж почти всю тропинку прошли. На деревьях красные зарубки – на каждом повороте, будто Морозы Иванычи следят, кто в зимний лес пожаловал. Так много красных меток, словно здесь, в лесу, Союз Морозов основали, под названием «Двенадцать месяцев».
Как-то в лесу зимой большой костёр разожгли. Темно было, холодно, а костёр такой яркий разгорелся. Там мужики сидели, таинственно так собрались. Видно, поговорить. Только мы с пеки не пошли туда.
…Идём, красные зарубки на деревьях припудрены снежком, как и деревянная «маска» со снежными глазами на пне. Сегодня она даже белую кепку принадела. И снежный глаз из-под неё выглядывает.
Набегался Ники, обвалял мордочку в снегу. Снежинки к меху и пристали, как конфетти к ёлке. Зажмурился он, солнце в глаза так и светит. Морозный Новый год – к теплу.
А что Дед Мороз для пеки придумал? У Ники появилось занятие теперь – на Новый год ёлочкой работать. Встаёт на задние лапы, мех вниз струится, золотистыми прядями отливает, да ещё обсыпанными снежинками.
В этот момент Ники точь-в-точь маленькая ёлочка, которую мы нарядили дома. Только я так подумала, как вспомнила, что здесь, в лесу, под ёлочкой, Лолочка спит, тоже пеки, и Мурзик рядом, старый сибирский кот. Вместе они спят у Деда Мороза крепко-накрепко.
Вышли мы из лесу, замерли от удивления зимнего. Вот и стало ясно, что сказал Дед Мороз на Новый год: «Идите скорей домой!»
Накануне Нового года Петька пришёл ко мне и сказал:
– Ты разве не знаешь, что должен прийти Дед Мороз?
– Куда? – спрашиваю я.
– На Новый год, к тебе.
– Ко мне? Домой, что ли?
– Ну конечно.
– А чего ко мне приходить? Лучше я его по телевизору посмотрю, – сказал я и надел очки.
– Эх! Твоё холодное равнодушие! Ничего тебя не зажигает. Наверно, Дед Мороз давно у тебя дома сидит, раз ты так охладел в отношениях.
– Да ну! – сказал я. – Не может быть!
– Давай найдём этого деда и спрячем его, чтоб больше не мёрзнуть.
– А как его искать?
– Как в сказке. Нам колокольчик поможет. Возьми его и звони во всех углах. Может, Дед Мороз и объявится и подарок нам вручит?
Петька схватил колокольчик с полки и дал мне, чтобы я звонил. При этом он начал руководить мною, словно навигатор.
– Скорей всего, Дед Мороз в холодильнике, – сказал Петька, – там же холодно. Пойди позвони. Дед сразу из него выскочит.
Я подошёл, позвонил у холодильника, но результата никакого не было. Ни Деда Мороза, ни подарков. Колокольчик звонил так громко, что у меня зачесался нос.
– Чего ты нос чешешь? Деду Морозу это явно не понравится. У него он даже не настоящий, а искусственный.
– Какой искусственный?
– Красный, – сказал Петька, – это я знаю.
– Какой красный? – не понимал я.
– Какой-какой… Вон как перец на подоконнике. Он уже совсем красный. Вот такой нос у Деда Мороза. Ты пойди, позвони там. Может, это не перец, а нос Деда Мороза торчит. И сам Дед Мороз там и сидит.
Я позвонил. Но никакого Деда Мороза возле красного перца не оказалось.
– Может, в шкафу поискать? – предложил Петька.
Я открыл шкаф. И тут Петька увидел мой красный фрак с белой рубашкой в сборку.
– Ой! Это что? Дед Мороз у тебя бороду, что ли, оставил? Вон какие кудри длинные висят, – указал Петька на мою рубашку.
– Это не кудри. Это сборка на моей рубашке. Я буду выступать на Новый год с танцами.
– Хм! – заволновался Петька. – Ты лучше позвони. Может, дед вместо сборки бороду подсунул, а сам в шкафу сидит.
Я позвонил. Но опять безрезультатно. В ответ была одна тишина.
– Не знаю, где его искать, – недоумевал я.
– Ты звони, звони. И он объявится, – сказал Петька, а сам достал творожки из холодильника и стал есть и на меня поглядывать.
– Вот ты как! – обиделся я. – Я Деда Мороза ищу, а ты творожки ешь, хоть бы Джеку дал. Вон он сидит у двери и жалобно смотрит.
– У! Может, он знает, где Дед Мороз? – спросил Петька.
У двери сидел белый лабрадор Джек и с любопытством смотрел на нас.
– А чего он такой белый? Он что, у Деда Мороза побывал и белым стал от снега?
– Чего сочиняешь, Петька? Весь белый свет знает, что окрас шерсти от породы зависит.
– От породы, от породы. Ты лучше звони. Спорим, что Джеки знает, где Дед Мороз?
За окном проехала машина скорой помощи, включив сирену, и я насторожился.
– Вот ты с глупыми вопросами пристал. Так и делов натворить можно. Не буду больше звонить. А то беда какая приключится.
– Сам ты беда. Услышал, что с кем-то плохо, скорая приехала, и испугался.
– Ничего я не испугался. А звонить во все углы я уже устал. Всё равно нет у меня никакого Деда Мороза.
– Тогда надо по мобильнику его вызвать. Старый колокольчик, видимо, дед уже не слышит, – сказал Петька и выбросил обёртки от съеденных творожков в мусорный бак.
– Вот ты как! Все творожки у меня съел. И Деда Мороза хочешь отвлечь от дел. Джеки тебе только добра желал, а ты и его дразнишь. Иди и сам Деда Мороза по мобильнику вызывай. А я уроки должен написать, – сказал я и закрыл за Петькой дверь.
– Эх ты! – крикнул Петька. – А ведь Дед Мороз всё равно побывал у тебя и про твой нос знает.
Это было в крепкие крещенские морозы. И многих обрадовало, что после нежданной рождественской оттепели пришла настоящая русская зима. Двадцатиградусный мороз, яркое солнце, приободряющее тем, что год совершил поворот на лето. День теперь прибавлялся, но зима вошла в полную силу, являя торжество снега и мороза.
В более тёплые дни на горке на ледянках катались дети, а сейчас и нос боятся высунуть на улицу.
Но с собаками надо гулять. Чёрный шпиц Смайлик так любит снег, что, когда выходит гулять, кувыркается в снегу, как на постели, ест это белое чудо, залипающее в чёрные его усы и тающее на языке, как мармеладинки или халва.
Но, как ни веселись, мороз попугивает. Вот уж которая собачка пробегает, поджимая свои лапки, чтобы хоть как-нибудь их отогреть на весу.
И ворона думает, где бы погреться и чем утеплить своё гнездо. Увидев пушистый круглый хвост пекинеса, глазастая птица явно наметила цель: клюнуть и выхватить кусок шерсти. Ворона погналась за пекинесом, который присел ненадолго по своей надобности. Но пекинес себя в обиду не дал, быстро отбежал в сторону, не дав разбойнице посягнуть на его красоту. Той же стало досадно, что такой «утеплитель гнезда» ускользнул прямо из-под её клюва. Ворона каркнула и отскочила.
Я шла в сторону леса, к кормушкам, где собирались белочки и птицы. Кормушек было семь или восемь, все самодельные, из досок и полиэтиленовых пакетов, банок, и две – уже готовые семенные звёздочки. В них всегда собачники оставляли корм для лесных обитателей.
Сейчас холодно, и птички попрятались. Это раньше они собирались стайками, громко щебетали и порхали у кормушек, белочки играли друг с другом и громко приветствовали цоканьем приходящих.
Я, как обычно, подошла к кормушке и подсыпала горсть семечек. И тут рядом со мной что-то упало. Я нагнулась – это была замёрзшая синичка. Совсем окоченела, и даже висящее на дереве сало не помогло ей. Видно, синичка осталась одна и горячие игры стаи её не согрели. Я положила её в ладошки и подула на неё своим тёплым дыханием. Птичка слабо моргнула.
«Ещё жива, – подумала я. – Но как же так? Она мёрзнет оттого, что плохо поела? Такие морозы и человеку трудно переносить: сужаются сосуды, стынут глаза, и болит голова.
Я положила птичку в кормушку. Может, под крышей ей станет теплее, она отойдёт и улетит со своими пернатыми братьями. Надо им как-то держаться вместе, чтобы не пропасть. Закон природы: поодиночке умирают, а вместе – сила.
Синичка лежала в кормушке и слабо моргала.
«Во всяком случае, тебя никакие кошка или собака не загрызут. Лежи здесь», – сказала я синичке.
Я ушла и решила, что завтра приду и узнаю, что стало с моей бедняжкой.
Назавтра её уже не было. Наверное, согрелась, пришла в себя и улетела. Буду думать о самом лучшем.
Первые зимние школьные каникулы оказались очень морозными. Учительница объявила поход в лес, и нас собралось всего два человека. Учительница была очень огорчена тем, что класс такой недружный.
– Мороза испугались, вот и не пришли, – возмущалась она. – От класса всего два человека.
Это были я и Владик, который ходил в кружок натуралистов.
Но даже два человека что-то да значат. И мы пошли в лес.
Учительница стала рассказывать, какие птицы бывают зимой в нашем городе.
– Я знаю. Синица, – сказал Владик.
– Правильно, а ещё снегирь, – сказала учительница.
– А я сегодня видела двух снегирей у нас на балконе. Большие птицы с красными грудками. Папа увидел их и позвал меня посмотреть. «Это снегири», – сказал он. А я не поняла, почему они снегири, они совсем не снежные, а красные, как солнце.
– Снегири – значит, прилетают, когда снег лежит, – пояснила учительница.
Но мне было всё равно непонятно. И синички летают, когда зима и снег. Однако они синички. А снегири на самом деле не снегири, а огневики, самые настоящие.
– Да, – сказала учительница, – от мороза щёки «горят», краснеют. Вот снегири красные.
«Странно, – подумала я, – значит, снег может загореться?»
И эта мысль не покидала меня. Наша прогулка быстро закончилась. Меня с Владиком учительница не стала долго задерживать.
Раз класс не собрался, то и нам по домам осталось разойтись. Я пошла домой.
По дороге я увидела, как у горки лепят снежную бабу. И я решила: зима – она тоже учительница, которая даёт задание на выдумки, как на уроке труда.
Как-то раз я сделала уроки и выглянула на балкон. Снегирей там не было, а цоколь балкона и подоконник были завалены снегом. Он был белым-белым и напоминал драже «Холодок», которое хотелось попробовать. Но я знала: снег есть нельзя. И тогда я решила сделать искусственное мороженое. Я взяла стаканчик, в котором мыла кисточки от краски, и набила его снегом, как формочку. И таким образом сделала два куличика. Они были похожи на перевёрнутый стаканчик мороженого. Но этого мне показалось мало. Я решила свои куличики раскрасить. Развела краски и нарисовала снегирей: мордочку и красную грудку. Но на снегирей куличики были непохожи, а напоминали больше матрёшек. Я быстро нарисовала им платки. И решила: раз куличики облиты водой с краской, то они быстро обледенеют и станут красивыми фигурками. Я оставила своих ледяных матрёшек на карнизе. Было уже темно, и после ужина я легла спать.
А на следующее утро мама увидела мои снежные фигурки и очень удивилась.
– Ой какое! Что там за скульптурки? – спросила она меня.
– Снежные матрёшки, – ответила я.
– Как ты только догадалась до этого?
– Это мне снегири подсказали.
– Из снега лучше лепить на улице. Там его много, – сказала мама.
– Вот будет потеплее, мы кота вылепим, – сказал папа.
– Барсика? – спросила я.
– Наш Барсик рыбку хочет, – сказала мама.
– А мы его в лесу вылепим, чтобы все знали, что у нас есть кот, – сказала я.
– Это ты с папой договаривайся, – сказала мама.
А я была рада, что ей понравились мои снежные матрёшки. Хотя на подоконнике они простояли недолго. Мне хотелось их потрогать, чтобы узнать, как они заледенели. Но куличики оказались рыхлыми, как хлеб, и распались. Этим и закончилась снегирёвая подсказка, как раскрашивать снег.
Октябрьское утро было тёплым и сухим. Казалось, ещё не последним дыханием осень трогает деревья. Они стоят хоть в поредевшей желтизне, но всё ещё доказывая, что осень торжествует в богато окрашенной листве.
Настроение этого пышного осеннего карнавала передалось и мне.
– А в чём я сегодня пойду к Ане? Надо бы принарядиться. Аня – такая дамочка. Любит что-нибудь яркое.
– Вот палантин, – сказала мама, – хочешь – надень.
– Но он лёгкий. Его хорошо бы под плащ. А все уже ходят в пальто.
– Как знаешь. А с кофточкой он красив. Сейчас модно его повязывать.
– Хорошо, мама, я подумаю, – крутясь перед зеркалом, я поправляла повязанный палантин.
Я торопилась, как и мама, по делам. Нужно зайти в церковь, а на обратном пути проведать Аню.
Я надела пальто и вышла.
Жёлтые листья, будто жаром, охватили двор. Но внешний вид обманчив. Листья всё-таки мертвенно-холодны. И только слабый ветерок чуть оживляет их своим лёгким дыханием.
Пройдя палатки, я захожу в метро и еду на соседнюю станцию «Битцевский парк».
Громко раздался звон колокола. Но сегодня будний день. Редкий люд идёт к церкви.
Вдыхаю глубоко воздух. Ветер играет полами моего пальто.
«К перемене», – думаю я.
Приближаясь к винтовой башенке на церковном подворье, я скрываюсь за дверьми библиотеки. Но дверь приоткрыта, и в щель со свистом задувает ветер.