Как луч, преображённый витражом,
Как воздух, в слово перекованный в гортани,
Душа желает влажной глиной стать,
Во всём покорной всемогущей длани.
Пускай пройти придётся сквозь огонь,
И век служить, и не копить заслуг,
Она желает и творит себе сама
Предназначение, и гончара, и круг.
Торговцы счастьем, продавцы спасенья
Лукаво зазывают: «Выбирай —
Душа иль тело, вечность иль мгновенье,
Там в ад дорога, тут тропинка в рай».
Но, страха и надежды не тая,
Познает дух, уверится сознанье:
Единой нитью по канве небытия
Расшит живой узор существованья.
Геоцентрическая космология Аристотеля включала предположение, что вокруг центра Вселенной расположены последовательно сферы четырёх элементов в порядке уменьшения их тяжести – земли, воды, воздуха и огня; выше их расположены небесные сферы.
В недрах, в сумеречной пещере,
Густ медвежьего логова дух.
Там не логика, и не логос,
И не зренье, а ощупь и нюх
Постигают древние корни,
Познают первозданный секрет,
Без которого ни разуменья,
Ни прозренья, ни логоса нет.
Через кровь вода проходит и через лёд,
Помнит и соль пучины, и облака лёт,
Сплетает в толще молчания сеть корней,
Беззвучно друг с другом шепчущихся на дне,
Где, кажется, нет ни движенья, ни счёта дней.
Где, кажется, неколебима твердыня камней.
Вода размывает стену меж «да» и «нет»,
Встречает мрак отраженьем и радугой свет.
Поит весенним небом земную грязь
Сообщающихся сосудов живая связь.
В мире не так уж много птиц, нуждающихся сразу в трёх стихиях – водной, земной и воздушной. Зимородок – из таких.
Зимородок,
Весёлый маленький франт,
Бесстрашный ныряльщик
С земли в воду,
Из воды в воздух,
Недолговечный ловец
Серебряных рыбок,
В твоём клюве
Трепещет моя душа.
Из речи зачерпывать пригоршни слов и созвучий
И капли нанизывать на паутинные сети —
Двойник, антипод, собеседник, у этих излучин
Так в бисер играть мы учились с тобой на рассвете
И мнили, что день бесконечен, что мы неразлучны.
Давно, так давно… но сплетения зыбкие эти
Сверкают в закатных лучах среди сонных соцветий.
А всё остальное лишь судеб развилка, лишь случай.
Я хочу, чтобы все вошли в рай.
Смертному в смерти не усомниться.
До золы, костёр, догорай.
Моя душа не умеет молиться
И не ищет дороги в рай.
Но если ты за меня попросишь,
Буду рада молитве твоей.
Пусть из забвенья на миг возвратится
Имя моё. На твоей странице
В дальнем саду быстрой тенью птицы
Промелькнёт за сплетеньем ветвей.
…Это была главная церковь Лиссабона. Землетрясение 1755 года, вызвавшее пожар, уничтожило большую часть монастыря, его церковь и библиотеку. Разрушенную церковь решили не восстанавливать. Эти благородные руины можно осмотреть за 3.50 € с 10 до 18.00.
Оставь, оставь… Что было, то прошло.
Что не было, тому уже не сбыться.
Пытаться подсчитать добро и зло —
Напрасный труд.
…Взмывает в небо птица
Над остовом готического храма.
Не здесь, а в Лиссабоне. Не сейчас,
А в памяти.
Всё остальное – рама,
Стремленье заключить и подровнять
Безмерное.
…Премудрый свинопас,
Который тщится сделать состоянье
На перлах, свиньям брошенных, смешней
И бестолковей всех своих свиней.
Двойник заслуженной награды – подаянье.
В дарёной жизни не считают дней.
Что же, любовь, всё зовёшь ты, всё ищешь
То в небе своё божество, то в толпе?
Алхимик, школяр в фолиантовой чаще,
Усталый паломник на горной тропе,
Пути не найдёшь, не услышишь ответа
И тень не поймаешь, лови не лови.
Нет тайны иной, нет источника света
Иного, чем тот, что трепещет в любви.
Словно музыка Баха,
Спокойна и высока
Летнего вечера синь
Над тихим сумраком сада.
Звёзды и светляки
Мерцают над влажной травой,
И благодарна душа
За тишину и прохладу.
И благодарна душа
Творцу, которого нет,
За то, что небытие его
Сокрыто от взора,
Что звёзды и светляки
О Боге всю ночь говорят,
За то, что причастна она
К безмолвному их разговору.
Не расставляй мне силки,
Не заточай меня в клетку.
Не губи моего птенца
До меня.
Не руби обжитую мною ветку.
В осеннем лесу на закате дня
Высмотри, подкрадись,
И да будет стрела твоя меткой.
Сквозь шум и хаос,
Задыхаясь и спеша,
Расслышишь
И признаешь понемногу,
Что молится озябшая душа
Тайком от разума
Низверженному Богу.
Душа, не верящая в Бога, —
Нагая, смертная душа.
Её не манят песни рая
И муки ада не страшат.
Ей некуда нести молитвы:
Смиренье, благодарность, лесть.
Она в пути своём бездомна.
Ей сострадание и честь
В ненастье служат маяками.
Она живёт в последний раз.
И пусть прозреньем озарится
Весь путь её в предсмертный час.
Душа печальна и пуглива,
Нежна, насмешлива, беспечна,
Мудра, бесхитростна, лукава.
Со смертным телом неразлучна,
С ним смертна.
Век свой быстротечный
Познав, приняв, она свободна,
Светла, неповторима, вечна.
Весенняя душа в больном, согбенном теле,
Жасминная, цветущая душа,
Как ты утомлена, как ты близка к пределу
И как благоуханно хороша!
Обряд принятия молчанья
Печален.
Молчалив обряд
Печали.
Предрассветной ранью
Теней неторопливый ряд
Скользит меж темнотой и светом,
Меж сном и явью.
Не спеши
Облечь в слова, в дневные мысли
Посланцев призрачных души.
Если Бог создаёт человека
По своему образу и подобию,
То Бог многообразен и изменчив:
Женщина, мужчина,
Младенец, девушка, старик.
Если человек создаёт Бога
По своему образу и подобию,
То Бог противоречив и разнороден:
Отец, мать, судья,
Сестра милосердия, палач,
Самодержец, пастух, поэт.
Молоко и кофе, горечь и сладость
Смешаны по-разному в разных чашках.
Одно постоянно и неизменно:
Уязвимый и конечный создаёт слово,
Отделяющее темноту от света.
Познавший свою смертность
Становится творцом.
Посвящается Елене Касьян
Крыши присыпало снегом, как стрептоцидом.
И кажется, что вот-вот всем должно полегчать.
«Крыши присыпало снегом, как стрептоцидом.
И кажется, что вот-вот всем должно полегчать».
По ниточке этих слов я карабкаюсь к дальнему свету.
У них я учусь стихами не говорить, а молчать.
…у памяти не было веских причин
нас кормить от души воробьиным усушенным хлебом…
Без крошек птичьего хлеба
В сытости нет утоленья.
Асфальт городской был бы мёртвым,
Если бы не воробьи.
Душа благодарна за россыпь
Воробьиного угощенья —
Слова любви и печали,
Простые строки твои.
Смотри, как перевозят снег
В небесной лодке…
Небо придумывает снежинки —
Созвездия, рои, кружевные вихри
Бессчётных танцовщиц, мотыльков, соцветий.
У каждой, у каждого есть миг рожденья,
Свой путь, своё место, своя кончина,
Заветное, неповторимое имя,
Строка на тайных, вечных скрижалях.
Мы войдём в этот свет, в этот год,
в этот белый предел…
На обледеневшей крыше
(О, как высоко, как страшно!)
Звездочёт разгребает,
Как первый снег, облака.
Приподнявшись чуть выше,
В ладонь собирает неспешно
Созвездья… Не оскудевает
Дарящая звёзды рука.
Не зверь, не человек, не бог…
Но кто-то смотрит вслед,
Высвечивая дальний путь
Сквозь толщу миль и лет.
Сквозь ночь, сквозь штормовую мглу
Мне вдруг издалека —
Луч взора этого как знак,
Как проблеск маяка.
Не зверь, не человек, не бог…
Но знаю – выйдет срок,
И прочитавший тайный смысл
Всех дел моих и строк
Заглянет прямо мне в глаза
И подведёт итог.
Ты же бог
Или демон, что однофигственно…
Вылупиться из скорлупы своего я.
Не нарекать своё отражение
Ни демоном, ни богом.
Обнаружить, что предназначение зеркала —
Пускать солнечных зайчиков.
Река, и солнце, и деревья.
В движении – вода, и свет, и листья.
Рябь отражений серебрит изнанки листьев.
И ветви шелестят, колеблют блики,
Играя светом на поверхности воды.
Не там и не тогда – сейчас и здесь.
Не то, что быть могло, а то, что есть:
Ладонь открытая и вольное дыханье.
На полпути между твореньем и творцом
Конец с началом сомкнуты в кольцо,
И молнией – мгновение познанья.
Скажи, откуда это воспоминанье:
Взмах, толчок, упругость под плавником.
Движение вверх, вода омывает жабры,
Мерцанье чешуйчатых тел – идём косяком.
А может быть, правы индусы и все мы – скитальцы,
Кочуем из жизни в жизнь, из сюжета в сюжет?
Скажи, что снится тебе?
Железные цепи,
Браслеты из львиных когтей, белоснежность манжет…
Но, значит, всё-таки руки? Меняются только
Костюмы да реквизит – то стилет, то стило.
А мне всё чудится снег, морозящий лапы,
И свет предвечерний, ложащийся на крыло.
У Ангела крыла
Обожжены…
Не веруя, верю лишь вере твоей.
Под свод не ступив, я стою у дверей.
Я странник здесь, а не паломник.
Но видит душа и запомнит
В молитве воздетые руки свечей,
Над ними простёрты ответом
Крыла небывалого света
В дыму золотом опалённых лучей.
До ночи донести набухшие глаза,
Сдавить до темноты звериный вой тоски.
А там уж вскрыть сосуд отточенным серпом.
Пусть хлещет чёрный ток на звёздные пески,
Пусть молится душа, кощунствует язык —
Бог ночи тугоух и ко всему привык.
Ослепший разум следует покорно,
Душе поверив.
Недогадливый слепец
Не ведает, что поводырь
Незряч и претендует на бессмертие.
…А впрочем,
Короче путь, зато богаче счастьем.
Пределам горизонта неподвластный,
На слух, на вкус, на ощупь
Мир – прекрасен.