Глава 2. Игры и отражения

Меня поймали врасплох. Пока Еву ублажал Рябой, я был в некоторой безопасности. О том, что в некоторой, а не в полной, выяснилось только сейчас. Намерения Евы в отношении меня не изменились. Похоже, ей было все равно с кем, лишь бы было с кем. А я уже оделся и снарядился в путь. От убитых братков мне перепал подходящий по фигуре комплект мужской одежды (с брюками! наконец-то! небывалое давно забытое счастье!), сапоги по размеру, кожаный доспех с бронзовыми вставками на груди и спине и многослойными оплечьями, шикарный пояс с кинжалом, флягой и дорожной сумочкой, лук со стрелами и перевязь с удобным кривым мечом. Надо сказать, что мечей на выбор было несколько, я остановился на том, который надежнее снесет голову одним ударом. Прямой и тяжелый меч прекрасно справится с броней противника, а шею лучше не только рубить, но и взрезать, чтобы наверняка. Сюда бы мою катану, спрятанную около темного дома, или какую-нибудь саблю…

К сожалению, век сабель еще не наступил. Бронзовая сабля называлась кривым мечом и весила намного больше, поэтому мой выбор пал на небольшой меч. Меньше вес – больше скорость применения.

Даже моя лучшая скорость удара вряд ли превысит скорость реакции Евы. Надо ловить момент. Удар достигнет цели в одном случае: когда Ева не заметит его, то есть когда отвлечется на что-то или будет надежно закреплена.

Шлемы братва, в большинстве своем, не носила, то ли из презрения к смерти, то ли от непонимания, что голову защищать нужно тоже, то ли от знания, что защищать там нечего. В крепости нашлось всего три шлема, один был помят настолько, что без кузнечных работ его не восстановить, второй выглядел слишком красиво и его, наверняка, заберет Ева (если ей, вообще, понадобится шлем), а третий был для меня оптимальным – легкий, невзрачный, при этом – крепкий, то есть функцию защиты головы выполнявший на сто процентов. А еще я обзавелся налобной повязкой, как у Поликарпа, чтобы носить, когда хожу без шлема. Волосы перестали падать на лицо. Теперь их можно стричь реже. Или вообще не стричь. Тоже своего рода счастье.

На этом счастье закончилось, меня вернуло в жестокие будни, окунув туда самым неприятным образом. Снова придется юлить, выкручиваться или идти ва-банк. Ненавижу. Никаких нервов не хватит.

Уже знакомый жест Евы пригласил меня на примятое сено рядом с ней. После выхода из подземелья она не одевалась, ей было комфортно, и она никуда не торопилась. Задуманный и едва не начавшийся поход вновь откладывался.

Ева раскинулась передо мной в ожидании.

Но…

Она не потребовала раздеться! Ей нужно было как в прошлый раз – чтобы погладили и помассировали!

Вспыхнувший энтузиазм сказался на эффекте. Я принялся за дело с таким пылом, что выказанные рвение и усердие в сочетании с умением принесли быстрый результат. Буквально за пару минут знания и навыки из невестория и кое-что привнесенное из моего мира заставили соскучившийся по ласкам объект покрыться мурашками, затем красными пятнами, а вскоре задрожать и выгнуться сначала навстречу моим рукам, а после – прочь от них, несших сладкую муку.

Все же, в результате, я взрывник. Можно себя поздравить. Титул лучше сформулировать так: «Взрывник от безысходности».

«Опустошающее утешение» удалось. Несколько секунд содроганий закончились ступором. Ева с минуту пыталась отдышаться, и на меня ошалело вскинулись ее ресницы:

– Ты хорошо справляешься. Так даже Адам не умел.

– И что же, больше никто-никто?

Кажется, я высказался слишком фамильярно. Как утверждала выдаваемая за шутку пошлость из моего мира, «постель – еще не повод для знакомства». Я исправился:

– Еве больше никто так не делал?

– У меня был Адам, зачем мне еще кто-то?

Ответ мне понравился. По предыдущему поведению Евы мне казалось, что ей все равно с кем и где. Ранее полученные о беляках сведения подтверждали теорию, что для них главное – это удовольствие.

Оказалось, не все так просто. Беляки (или конкретная Ева?) разборчивы. Им нужен напарник – один-единственный. Про них так и говорили: «Живут парами. Когда один умирает, второй может взять в сожительство человека» и «Подразделений в обычном понимании не существует, беляки действуют парами, а если пара с возникшей проблемой не справилась, она просит помощи у соседей».

На тех же принципах построена стая человолков. В идеале и у людей так же, но идеал, как известно, недостижим.

Хоть в чем-то я встал на сторону беляков. Любить кого-то одного независимо от факта, что есть кто-то лучший – это здорово. Напрягало другое. Смерть напарника вызвала лишь констатацию: «Адам умер» – и его место мгновенно заняла подходящая обезьянка (с точки зрения беляка), а Ева собралась в поход за новым Адамом.

О чем это говорит?

Понятия не имею. Одно знаю точно: понятие «любовь» в нашем понимании у беляков либо отсутствует, либо мне попался моральный урод. Точнее, уродка. Если о людях судить только по Иуде, который Искариот, по Далиле (она же Далида) и, например, по жене Потифара Мемфис (она же Зулейха), то мнение тоже будет мерзким. А встреться какому-нибудь инопланетянину в качестве типичного представителя человечества киношный Ганнибал Лектор, впечатление о землянах останется такое же, как у меня от Евы.

Наверное, повременю с выводами. Вдруг остальные беляки – агнцы с нимбами, а мне попалось единственное в их роду тупорылое козлище?

Ой, как хочется верить. Но не верится. Будь остальные нормальными, люди не бежали бы от них как от чумы.

Кстати, появилась новая информация. Адам – все же не брат, а муж, законный или гражданский. Тонкости беляческого семейного права еще предстоит выяснить.

А если (чем черт не шутит) Адам – сразу и муж, и брат? Чужая душа – потемки, а уж неведомые традиции тем более. Египетские фараоны женились на сестрах. А джорджмартиновские Таргариены вообще на беляков похожи – и волосы белые, и все как один красавцы, и возможности у них круче обычных человеческих. А не вылезли ли беляки со страниц фэнтезийного мира? Однажды я читал про такую возможность, ведь есть же мнение, что все созданное нашим воображением существует где-то во Вселенной. И про религии так же говорят: когда много людей верит в одно и то же, оно материализуется и становится правдой. По этой теории Таргариены обязательно где-то существуют.

Все же, беляки – не Таргариены, Джордж Мартин со своей «Песнью льда и пламени» ни при чем. Беляки прекрасно горят в огне, а человеку, посмевшему вылить на голову беляка раскаленное золото, не поздоровится. Фэнтезийные миры откидываем, надо искать более рациональное объяснение.

За размышлениями я не заметил, как довольная Ева уснула. Поход вновь откладывался.

Я тоже вздремнул.

Первая мысль проснувшейся Евы была, естественно, не о лошадях, а о еде. Чтобы достать продукты, пришлось сдвинуть трупы с крышки подпола и пробираться туда зажав нос.

Второй приказ был тоже не о лошадях. Ева словно забыла, куда собиралась. Она вновь приказала себя ублажать.

Дело с отбытием затягивалось. Справиться с беляком в одиночку случай не предоставлялся, пришлось еще раз, а затем еще и еще работать «взрывником».

Так подопытные крысы, которым вживили электрод в отсек мозга, отвечающий за удовольствие, без перерыва нажимают на включатель, пока не сдохнут от истощения. Роль электрода выполнял я, а надежда на истощение не оправдалась. Еда и сон быстро восстанавливали Еву для новых раундов, причем иногда хватало одного или другого. Пищу готовил и приносил я, Ева проводила это время в ленивой неге и одиночестве – валялась на сене, глядя в небо, дремала или наблюдала за мной. Я боялся очередного «Хватит глупостей, хочу по-другому». К счастью, Еве нравилось именно то, что я делал руками, а от остального, чем в предыдущие дни обильно обеспечил Рябой, она, возможно, устала. Или Рябой перестарался, и во фразе «Эта обезьяна слишком много себе позволяла» главным являлось «много». Не знаю, что творилось в голове Евы, нормальному человеку беляка не понять. Пока же меня устраивало, что определенную черту перейти не требуют, и каждый раз я старался мощнее вывести Еву из строя – более сильными ощущениями и на более долгий срок. Делать приятное тому, кого не любишь – тяжкий труд. А если объект приложения сил еще и ненавидишь всем сердцем…

До сих пор я твердил, что не хочу быть царем, теперь добавлю: и содержанцем. Это тяжело и противно физически и до конца жизни будет тяжело и противно на душе.

– Новый Адам меня не убьет? – спросил я следующим вечером, когда Ева была в особенно хорошем расположении духа: с закатившимися глазами и открытым ртом, которому не хватало воздуха.

Посторонних разговоров она не любила, и за парочку вопросов я едва не поплатился жизнью. Спасло то, что других слуг поблизости не было, а тратить время на их поиски Ева не хотела. Ей было хорошо здесь и сейчас.

Прозвучавший вопрос касался Адама, тема Еве была приятна.

– Он не новый, – ответила она. – И за что убивать? Ты что-то натворил, о чем Ева не знает?

– Адам не ревнивый?

– Что за глупости? Делать хозяйке приятное – обязанность раба. Конечно, если ты полезешь к Еве, когда у нее будет Адам, Ева сама тебя убьет.

– Спасибо Еве за разъяснения, Чапа обещает не лезть к Еве, когда у нее будет Адам, Чапа постарается быть в это время далеко от них.

В последней фразе выразилась мечта – пока еще далекая, казавшаяся недостижимой. Но: «Трудно, долго, но не невозможно». Ищите и обрящете, говорит мудрость тысячелетий, и после времени разбрасывать камни придет время их собирать.

– Раб обязан быть рядом, – сообщила Ева после некоторого раздумья.

– Как скажет Ева. Чапа будет там, где нужно.

Как же люди и даже нелюди любят слышать то, что хотят услышать.

Самое смешное, что я не лгал. Чтобы не упустить шанс на спасение, нужно оказаться в нужном месте в нужное время, поэтому «Чапа будет там, где нужно» – истинная правда.

Все же я не утерпел, чтоб не задать еще один вопрос.

– Крест на флаге и одежде Евы и других… – я поперхнулся, но заставил себя продолжить: – людей что-то означает?

Про одежду я упомянул не зря. Ева о ней забыла, и мне даже мечталось, чтобы кто-то постучался в ворота, лишь бы заставить ее принять более приличный вид.

Настроение у Евы было чудесным, она лениво вымолвила:

– Рисунок напоминает место, где Ева появилась на свет.

– А где Ева родилась?

Она скривилась:

– Рождаются обезьяны, а люди появляются на свет.

– А где появляются на свет люди?

Вот он, момент истины. Мне даже точный адрес не нужен, достаточно намека.

Но…

– Хочешь прожить дольше – не задавай лишних вопросов.

Не так она и глупа, как иногда кажется. Знания – сила. Сообщить место появления на свет – подставить его под удар.

Чтобы не дать Еве заскучать или задуматься о большем, приходилось напрягать и силы, и мозги. Ей, как она выяснила с Рябым, нравилось пожестче, но где-то он перегнул палку, и ему перегнули шею. Знать бы точную причину…

Не исключаю, что Ева сама просила поступить с ней пожестче, ну а Рябой, понятное дело, рад стараться. Вот и достарался. Не все надо делать так, как говорит женщина, не зря сформулировано: «Выслушай женщину, сделай наоборот, и она получит то, что хотела». В этом плане Ева ничем не отличалась от женщины-человека. Собственно, она ею была, просто особенной, с некоторыми отклонениями или модификациями. И поступать с ней следовало как с обычной женщиной. Понятно, что со скидкой на необыкновенные возможности и неуравновешенность. Неуравновешенность вытекала из завышенного самомнения: «Я – человек, а все вокруг – тупые обезьяны». Типичная ошибка всех гениев – недооценка окружающих. Моцарт был чудесен как пианист-композитор, но в отравлениях ничего не смыслил, а Сальери – наоборот. То есть, каждый из нас – гений, но в разных сферах. Главный минус такого положения вещей – нам хочется выглядеть не теми, кто мы есть на самом деле. Отсюда все беды.

Сейчас мне следовало проявить гениальность в поверхностных способах «утешения», чтобы Ева не отточила на мне свои гениальные навыки членовредительства и хребтоломательства. Нужно подойти к делу системно. Итак. Что ей нравится?

Ответ очевиден: всё.

Ева всеядна как в пище, так и в удовольствиях. Другое дело, что одно и то же блюдо со временем приедается. Сначала хочется больше, затем – с приправами, затем – просто чего-то другого. Как совместить мой «мягкий» путь доставления удовольствия с тем, что Ева требовала от Рябого? Если не ничего не придумать, рано или поздно встанет вопрос о погружной ловиласке, и мне вновь придется идти на принцип. Не думаю, что удастся спустить дело на тормозах еще раз.

Вариант – это БДСМ. Об этом, с моей точки зрения, извращении, которое (кви продест?) активно популяризируется в моем мире в сети, книгах, кино и на телевидении, я знал понаслышке, а представлял кадрами из фильмов: плетки, кляпы, цепи, наручники… Ну а что? Наверное, Ева оценит. Найти бы ей специалиста… Заковать, распять на Х-образном кресте, и снести голову, одновременно обложив ножки хворостом и устроив костерчик до полного испепеления…

Мечты, мечты.

Дожились, еж и мать его ежиха. Распять, обезглавить и сжечь перешло в разряд мечт.

И все же. Какой-никакой, а – вариант, и о нем стоит думать. Жаль, на «уроке» мы обошли садистско-мазохистские развлечения стороной, хотя многие настаивали на подробностях.

Или не жаль. Не знаю. Возможно, я получил бы еще больше ощущений, после которых по ночам снятся кошмары, а у многих приятных дел появится неприятный привкус или они покажутся неприемлемыми, и некоторые посторонние вещи обретут двойной смысл.

Боль = удовольствие. Не понимаю. Мне, получавшему раны, известно доподлинно: удовольствие – это как раз отсутствие боли.

Но – и с этим ничего не поделать – все люди разные. Существуют же те же садисты и мазохисты, одним нравится истязать, другим – терпеть. На «уроке», перечисляя, от чего в ловиласке возможна боль, Варвара в том числе сообщила: «И от удовольствия». В повисшей в ответ тишине лица у царевен вытянулись, словно у изображения на экране сменили формат. Самопровозглашенная преподавательница закончила мысль: «К этому еще вернемся» – и когда вернулась, то объяснила: «Как я говорила, все составляющие ловиласки приходят в разных сочетаниях, и насчет боли не все так однозначно, как с болезнями. Есть еще боль от удовольствия и удовольствие от боли. Тело каждой женщины не похоже на другие, поэтому единых правил получения удовольствия не существует, задаются лишь направления. Если упрощенный до безобразия мужской организм имеет единственную зону удовольствия, то у нас их неимоверно много, они разбросаны по поверхности тела и внутри. Шея, грудь, живот, внутренняя поверхность локтей, коленей и бедер, запястья, поясница, ступни, пальцы ног… У некоторых даже макушка! – В тот момент Феофания, привлекая к себе внимание, постучала себе ладонями по налитой упругости тыла: "А вот это?", и Варвара подтвердила: – И это, причем по-разному: у одних поглаживанием, у других поцелуями, у третьих – похлопыванием или поркой. Существуют люди, которым это нравится, и когда нас, например, наказывают плетьми, для них наказание – как нежданная порция десерта». «А среди нас есть такие?» – всколыхнулись царевны. «Что мешает нам попробовать? Я бы доверила проверку нашему пособию, – заявила тогда Ярослава. – Если некое удовольствие существует, думаю, мужская рука обнаружит его у нас быстрее. Кто "за"?»

И многие на полном серьезе предлагали попробовать, принесет ли им удовольствие совмещение ласк с отшлепыванием.

Не сложилось. А сейчас бы такой опыт пригодился. Ева безбоязненно предоставляла мне и фронт, и тыл, и верх, и низ, и вообще все что угодно для любых экспериментов. Не допускалось одного – оказываться у нее за спиной вооруженным. Я этого и не делал. Всему свое время.

И все же, как мне кажется, Еве нравится не боль, а все непривычное. Рябого она подстрекала поступать пожестче – и чем это для него кончилось? Потому что Еву влекла не жесткость сама по себе, а новые ощущения. Отсюда следует вывод: зачем искать специалиста? Начать можно с малого, а там и до наручников дело дойдет, причем само, по-нарастающей. Главное – это подвести к нужной мысли и сделать такие наручники, чтоб удержали беляка, когда я потянусь за мечом.

Отличный план. Потому что другого нет. Иначе я никогда не рассматривал его всерьез.

Действительно, как справиться с беляком еще каким-нибудь способом, я не представлял. Не верилось, что Ева по своей воле подставит шею под меч, а если такое случится, существует большой шанс, что где-то спрячется подвох.

Пролетел еще день, третий по счету, наступило утро, и мне вновь приказали делать приятное. Замкнутым пространствам комнат, где нашлись бы мягкий тюфяк, а то и приемлемая кровать с матрасом, Ева предпочитала открытые пространства. Сено примялось и, бывало, кололось, она не обращала на это внимания.

– Еве нравятся игры? – спросил я для начала.

– Конечно, нравятся. – Ева с блаженством потянулась.

– Какие?

– Вот эти. – В тоне почувствовалось раздражение: «Разве не понятно, что ли?»

На языке висел вопрос «Какие еще игры нравятся Еве?», но сработала внутренняя система самозащиты. В качестве других игр мне могут предложить совершенно для меня неприемлемые. Я и эти-то позволял себе скрепя сердце, признавая за ними право на существование лишь потому, что «партнерша» у меня – в кавычках. Смахивание пыли со статуи древней богини не назовут любовными играми. Как и реставрирование картины, где изображена нимфа или другое мифическое создание женского пола. Взгляд машинально реагирует на красоту и женскую наготу, и на этом все заканчивается. На олицетворение зла, как бы оно ни выглядело, возбуждаются только маньяки. Мне Ева была противна.

Отношение к ней сказывалось на моих мужских реакциях. Их не было. Это огорчало Еву, но дело компенсировали мои старания в других направлениях.

Для удобства (своего, как объекта получения удовольствия, и моего, как источника удовольствий) Ева раскинулась на сене звездочкой, лицом чуть влево, чтобы не терять меня из виду. В целом она мне доверяла, и ее глаза при мне, активно действующем, закрывались крепко и надолго, и спали мы теперь рядом. Мои одежда и амуниция ждали своего часа в другом конце двора, что-то брать без объяснения или надевать мне запрещалось. Никакого свода запретов при этом не озвучивалось. Каждый окрик рождал новый запрет, повторять нарушение я не решался.

Дожди, видимо, исчерпали сезонный ресурс в дни переправы с царицей, небо про них забыло. Кожа ощущала освежающий ветерок, в бок покалывало сухими тростинками. Я лежал на левом боку, правой рукой совершая над Евой «утешающие» пассы. Бурный момент мы уже миновали, теперь Еве хотелось чего-то расслабляющего или нового. Поэтому я завел разговор про игры. Начнем с малого, а там, может быть, и до наручников или чего-то вроде приковывания к кровати дело дойдет. Глядя на Еву, я чувствовал, что могу быть садистом. Мало того, я хотел быть садистом. Плохо, что порыва она не оценит: вряд ли мазохистская черточка в ней выражена до такой степени, чтобы позволить рабу над собой издеваться.

А хотелось бы.

Я с нажимом провел пальцем между лопатками Евы, так близко от желанной тонкой шеи: вверх, уголком вниз и поперек. «А».

– Какую букву Чапа написал Еве на спине?

– Букву? – Голос сквозил полным непониманием.

Она не умеет читать?!

– Чапа может поиграть с Евой в угадайку. Каким пальцем он коснулся Евы?

– Указательным.

Я быстро сменил средний палец, которым действительно писал, на безымянный – вдруг у беляков тоже есть неприличные жесты? – и вынес кисть с отставленным пальцем на вид:

– Неправильно. Но один из пяти угадать сложно, лучше сделать по-другому…

– Ева поняла. Теперь Ева будет загадывать. Ложись.

Она провернулась на бок и занесла надо мной руку.

Я покорно замер. В спину сильно надавило, почти ударило.

– Указательный, – сказал я.

– Средний! – Ева показала палец и залилась смехом.

Вряд ли жест что-то значил, просто Еве нравилась игра. А мне, вообще-то, стало неприятно.

– А сейчас? – Тычок между лопаток был точно таким же.

– Средний.

– А вот и нет! Указательный!

Ева ликовала и веселилась как ребенок.

Я понял, что никогда не угадаю. Она так же меняет пальцы, а проверить невозможно. Вместо этой детской игры в качестве примера мне нужно было выбрать что-то более умное.

Еву действительно радовало, что обман не доказать, поэтому она выиграла у меня раз пятьдесят. Бессмысленное развлечение мне давно надоело, наконец стало надоедать и Еве.

– Какие еще игры ты знаешь? – спросила она.

Кажется, удовольствия от произошедшей глупости Ева получила больше, чем от моих предыдущих стараний.

От злости, что так бездарно теряем время (нам все же не по три годика), я показал детский фокус: схватил себя за поднятый вверх большой палец и, незаметно загнув его внутрь ладони, другой рукой сделал вид, что оторвал его.

Ева открыла рот.

– Должна быть кровь. – В ее глазах стояло недоумение. – Почему нет крови?

И это все, на что способны ее мозги?

Я «приделал» большой палец обратно и продемонстрировал вновь ставшую целой руку.

– Как ты это сделал?! – На меня глядели выпученные глаза.

Я показал как можно быстрее, пока Еве не пришло в голову самой оторвать у меня что-нибудь и посмотреть, как я буду выкручиваться. Вдруг она решит, что у меня, как у беляка, оторванное тоже автоматически восстанавливается?

Поняв, в чем фокус, Ева была в восторге:

– Ха-ха-ха! А еще что-нибудь?

Почему память так устроена, что когда надо, она все забывает, а потом, когда уже поздно, вываливает горы ранее нужной информации? Все, что я вспомнил – это покрутил пальцем у виска, одновременно с поворотом вперед вытаскивая, а при повороте обратно убирая язык.

– Еще!!!

Радости у Евы было, как говорится, полные штаны, если б она была в штанах. Несоответствие формы и содержания резало глаз. Взрослая девица в самом соку, познавшая все нескромные утехи, как малое дитя восторгалась совершеннейшей ерундой.

Я зажал в кулаке обломок тростинки и выставил оба кулака вперед:

– В левом или правом?

– Что?

– Что-то. В одном кулаке что-то есть, в другом пусто. Надо угадать, в каком что-то есть.

– В правом!

Я развернул кулак и раскрыл ладонь, в ней не было ничего. Тростинка оказалась в левом.

Ева нахмурилась.

– Плохая игра. Нельзя выиграть.

Ее ответ следовало понимать как «нельзя мухлевать, поэтому выигрыш не гарантирован». С точки зрения Евы условия были плохими.

Я предложил другую игру:

– Называется «прятки». Один отворачивается и считает до десяти, второй прячется…

– Еве нравится, – перебила Ева. – Считай!

Остальным правилам, видимо, придется подождать. Я отвернулся и закрыл глаза руками:

– Раз, два, три, четыре…

На крыше кухни, у печной трубы, громко ухнуло и заскрипело.

– …Восемь, девять, десять. Иду искать.

Я открыл глаза и обернулся.

Естественно, первым делом хотелось осмотреть крышу кухни. Я начал издалека:

– Так. За колодцем? За колодцем нет. Может быть, в колодце? И там нет. За кладовкой?..

Пару минут я бродил по двору, делая вид, что усиленно ищу.

– Где же Ева?

Мне послышалось, или от кухни действительно донесся смешок?

Не верилось, что кровавый убийца, захватчик и людоед поведет себя как сущий ребенок, однако дело обстояло именно так. Связано ли это с тем, что беляки появлялись в нашем мире сразу взрослыми? «Ровзы». Закрадывалась мысль, что у них не было детства. Недавно Ева сказала: «Пойдем за новым отражением». В тот миг мне было не до глубинных и масштабных размышлений, организм всецело отдался задаче выживания, а теперь мозг уцепился за интересное слово. Перед глазами возникла картинка: некий заброшенный храм или особняк (непременно в готическом стиле), ночь, луна. Из тьмы мрачных коридоров появляется Ева, она подходит к магическому зеркалу, чье местонахождение пока неизвестно, зажигает факелы (пляшущие отсветы и мерцание живого огня – непременный атрибут, без которого общий вид не будет полным и достоверным)… Возможно, вместо факелов окажутся свечи. Непринципиально. Звучит заклинание, стальной глянец окутывается туманом, и из языков дымчатой пелены навстречу шагнет…

Нет, не сходится. Чтобы появился Адам, перед зеркалом должна стоять не Ева. Но тогда…

Значит, есть место, где живут Адам и Ева-оригиналы.

Тогда те, что топят мир в крови – их магические копии?!

Получается, что моя Ева – тоже копия.

А когда отражение-напарник погибает, оставшаяся копия идет за новой копией… куда?!

Гипотеза от начала до конца пропитана мистикой, но они (как моя гипотеза, так и мистика) тоже имеют право на существование. В мире возможно все. Допустим, где-то, в некоем священном для беляков месте, изначальные Ева с Адамом обрели загадочную сверхъестественную силу и проводят колдовские обряды, клепая свои отражения. Если цель Адама Первого и Евы Первой – порабощение мира, то отражениям-воинам нужны определенные свойства: сила, скорость, ловкость, мгновенная реакция и неуязвимость. Не совесть, не смекалка и, тем более, не ум, чтобы не создать конкурентов находящимся в тени правителям.

Сходится?

К сожалению для меня и всего человечества – да. Сильный и тупой гражданин общества, руководимого всесильными колдунами, радуется возможности гнобить слабых «обезьянок», чтобы их силами и на их костях строить свой рай. Умный же гражданин задумается: а почему бы «людям» не дружить с «обезьянами», которые ничем, кроме силы и неуязвимости, от «людей» не отличаются и, к тому же, умеют делать столько интересного и красивого? И если кто-то приказывает «обезьян» уничтожать – не проще ли один раз уничтожить этого «кого-то», чтобы потом долго жить в счастье и в мире?

У тех, кто жаждет править миром, ум для подчиненных – под запретом. Колдуны всегда создают себе в помощь тупых могучих орков. Так принято. Орки – это не граждане будущей империи, это руки колдунов. А когда рук много, их не жалко.

Чем Ева не орк? Выглядит она, конечно, как эльф, который хорошо питался и много занимался спортом, но разумом – натуральнейший орк.

И насчет рождения общих детей в этой версии все сходится. Как орки с эльфами имели общих предков (разделили их на разные виды среда обитания и воспитание), так и люди с беляками – одно и то же, поскольку изначальные Адам и Ева – гипотетические колдуны – это люди. А их отражения – уже не совсем.

И то, что беляки (то есть, магические отражения пары получивших неведомую силу людей), ведут себя как дети, тоже легко объяснимо. Воспоминания Адама Первого и Евы Первой за долгие годы потускнели, местами стерлись, и удовольствиями считаются только нынешние, недавние, то есть взрослые. От долгих лет взросления у отражений остаются лишь смутные образы, собственного детства у них не было.

Красивая гипотеза. Жаль выбрасывать. Но факты ее перечеркивают. Беляки появлялись из-под земли, а не из какого-то зеркала, они приходили тощими и жалкими, а главное – голыми. То есть, они как бы рождались, но сразу взрослыми. И никто их никуда не посылал с определенными целями, у беляков нет единого центра.

Или…

Поликарп знал не все. И не все, что знал, он успел сказать.

– Где же Ева? – повторил я, обходя кухню по кругу.

Никаких лестниц вверх не вело, Ева туда просто запрыгнула. На три метра в самой низкой части.

Надо срочно отправляться за новым Адамом – к таинственному зеркалу, чем бы оно ни оказалось, и, главное, к той парочке, с которых лепятся отражения.

Или все снова не так, и отражение можно слепить с любого? Может быть, нового Адама Ева слепит с меня?

Хочу узнать правду.

– Ева очень хорошо прячется, Чапа проиграл. Кстати, Чапа знает много других игр, в которые можно играть в дороге. Может быть, седлать лошадей и продолжить играть в пути?

Загрузка...