Пушистый снег сыпался с ветвей на голову. Шуршали еловые лапы. В лесу было сумрачно, утро только начиналось. Невнятные тени скользили среди деревьев. Лыжники шли вдоль утрамбованной лесной дороги, огибали деревья, заросли бурелома, увенчанные снежными шапками. В лесу было тихо, торжественно, красиво – но вся эта красота могла рассыпаться в любой момент. Где-то сзади двигался полк, гремела техника, саперы проверяли дорогу, а здесь мирно, спокойно, словно в другом мире… Лыжи у финнов были короткие, широкие, практически не проваливались в снег, имели удобное крепление, подходящее к любой обуви. По ощущениям, прошли километра два, не спешили, пристально вглядывались в очертания зимнего леса. Упустить крупную засаду было невозможно – у разведчика глаз наметан. Что не заметит один, то заметит другой. Несколько раз Мечников отправлял посыльных в тыл – с наказом не рвать вперед, проявлять осмотрительность. Сбавляли ход, ждали, пока он вернется, за это время проверяли округу. Идти без лыжных палок было невозможно – поэтому автоматы у всех находились за спиной, что доставляло некоторый дискомфорт…
Утро выдалось морозным, но холод под теплыми одеждами не беспокоил. Главное, не останавливаться. Дорога плавно пошла на понижение, в низине произрастал кустарник. Люди по одному скатились вниз – идущие сзади сняли автоматы и прикрывали товарищей. Команды передавались по цепочке. Красноармейцы рассредоточились по низине, медленно поднимались, повесив автоматы на грудь. Но дальше опять был лес – загадочный, безмолвный. Шапки снега белели на еловых лапах. Их никто не беспокоил после последнего снегопада. Лыжни, оставленной посторонними, тоже не заметили. Деревья становились реже, появлялись свободные пространства. Разведчики увеличивали дистанцию, настороженно озираясь. Финские снайперы становились настоящим бедствием. Они сливались с местностью, могли лежать часами, подстерегая добычу, могли действовать группами, нанося подразделениям Красной Армии существенный урон. Солдат выкашивали сотнями, справиться с этой напастью было невозможно. Иногда замечали и вовсе что-то странное – снайперы в белых халатах забирались на ветвистые деревья, вили себе уютные гнезда, и их никто не замечал в гуще хвои. Жертвам не могло прийти в голову, что снайперы сидят на деревьях. Их прозвали «кукушками». В случае опасности они скатывались по веткам, прыгали в сугроб, хватали лыжи и были таковы…
По команде взвод остановился, люди присели. Через какое-то время снова тронулись в путь. Уже достаточно рассвело, но солнца не было, небо на востоке затянула хмарь. За пышными лиственницами начинался покатый овраг, затем ландшафт снова уходил вниз. В низине за снежным валом виднелись крыши – очевидно, деревня Каллела, обозначенная на карте. Мечников приказал остановиться, выслал вперед дозор. Разведчики вставали за деревья, чтобы не маячить на юру. Через пять минут Гурмаш с Машковским вернулись.
– Впереди еще одна дорога, товарищ старший лейтенант, – доложил Машковский. – Отходит влево от основной почти перпендикулярно и ведет в деревню. Но там все в снегу, мы проверили. По этой дороге никто не ходил. Деревня заброшена, нет там никого.
Никита, задумчиво кусая губы, всматривался в серую даль. Скорее всего Машковский прав, но в этом стоило убедиться. Деревня останется в тылу уходящего полка, и это не очень хорошо. Лес здесь редкий, и со стороны деревни прекрасно видно часть дороги. А то, что финны не оставили следов на примыкающей дороге, ничего не значит. Могли подойти и с запада…
– Виноградов, расставь своих людей в цепь, – скомандовал он. – Малым ходом – вперед. Кочергин, прикрываешь людей Виноградова. Дробыч, Тарасенко – дуете в полк, пусть остановятся и расставят дозоры. Береженого, как говорится…
Лыжники выдвинулись на косогор, присели на корточки. Представшая им местность была необычайно красива. За плавным спуском с холма раскинулась маленькая деревня. Несколько бревенчатых изб сиротливо жались друг к дружке, люди там не жили. Сколько разведчики ни всматривались, не выявили ни одной тропки в снегу. Не вился дымок, не лаяли собаки. Крыши прогибались под гнетом сугробов. Плетни на околицах тоже были заметены. За деревней простирался величественный вечнозеленый лес, уходящий на запад на многие километры. Синели пихты на опушке, валялись поваленные бурей ели.
– Ну, здравствуй, Суоми-красавица… – пробормотал Карабаш. – Знала бы ты, гадина, как уже осточертела… Как там, интересно, с «кукушками», товарищ старший лейтенант? Может, подойдем, поинтересуемся, сколько нам жить осталось?
«Откуда там «кукушки»? – подумал Мечников. – Эта местность в стороне от дороги, нашим солдатам там делать нечего». Можно было уходить, но что-то не давало. Не любил командир разведвзвода незавершенных дел.
– Виноградов, со своими людьми остаешься здесь, – приказал он. – Рассыпаться на склоне, залечь, контролировать местность на триста шестьдесят градусов. А мы с ребятами Кочергина пойдем вниз…
Деревня явно была заброшена. И в лесу позади Каллелы обретались только представители фауны – хотя снег был девственно чист, но кое-где отмечен заячьими следами. Разведчики съезжая вниз, стали огибать деревню. Западный плетень тоже утопал в сугробах, и лес на западе не подавал признаков жизни. Анкутдинов и Абызов прогулялись до опушки, вернулись, сообщив, что все не тронуто, снег по горло, можно застрять в утонувшем кустарнике. На западной околице остался Карабаш, остальные стали прочесывать деревню. Населенный пункт вымер, не было смысла заходить в дома – пышные сугробы скопились под дверьми и окнами. Однако заходили – ногами расчищали снег, выламывали двери. Их встречала пыльная неуютная обстановка, пустые чердаки и подполы. Жители покинули населенный пункт задолго до сегодняшнего дня. Никита уже жалел о потраченном времени.
– Кочергин, собирай парней, уходим! – крикнул он, выходя во двор. – Карабаш, пошли! – позвал он бойца, который продолжал прохлаждаться на околице. – Нечего здесь делать!
Разведчики перелезли через плетень, встали на лыжи. Никита шел последним, подгонял отставшего Карабаша. Тот вроде и не спешил, покуривал папиросу, меланхолично поглядывал в небо.
– Не спешим, боец? – строго спросил Никита. – Любим разглядывать верхние слои атмосферы?
– Да иду я, товарищ старший лейтенант, иду… – проворчал Карабаш, выбрасывая папиросу.
Он скрипел лыжами за спиной, шумно дышал, но вдруг, приостановившись, прошептал:
– Товарищ старший лейтенант, не оглядывайтесь. И не тормозите, идите, как шли, не подавайте вида, будто что-то не так… Здесь они, гады, в лесу затаились, держат нас на прицеле… Но если у деревни не стреляли, то и теперь не будут, не мы их мишень, понимаете? Не знаю, кто они такие, сколько их, но они там точно присутствуют… Обтянули каски защитной тканью, но я же старый охотник, все вижу… Засек несколько рож за сугробами, и в лесу еще кто-то… Представляете, курсирую вдоль плетня, а у самого кровь в жилах стынет, спина инеем покрывается. Смотрят, гады, ждут, когда мы уберемся… В общем, все сказал, командир, дальше сами принимайте решение…
Теперь и взводный почувствовал жжение под лопаткой. Из леса следили за разведчиками, восходящими на склон. Но Карабаш был прав – если сразу не открыли огонь, то теперь не откроют. Что там в лесу? Сколько их? Есть ли смысл оставлять несколько человек в тылу советского полка? Бойцы Кочергина поднялись на склон, где их встретило отделение Виноградова.
– Все в порядке, товарищ старший лейтенант? – спросил командир отделения. – Вы какой-то бледный или нет?
– Порядок, дыхалка подводит, – усмехнулся Никита. – Строиться в две колонны, выходим на дорогу…
Он не мог им намекнуть даже взглядом! Если группу высматривают в бинокль, то все поймут.
И только на дороге, когда деревня спряталась за косогором и исчезло жжение в спине, он, облегченно переведя дыхание, построил разведчиков в шеренгу. Последние новости всколыхнули солдат.
– Да вроде не было там никого, товарищ старший лейтенант, – недоуменно пожал плечами Лузин. – Мы же все осмотрели. И снежок там непримятый…
– Были люди, – гнул свою линию Карабаш. – Я не идиот, и со зрением все в порядке. Это вы слепые. Они не гражданские, каски на них. Сидели там и ждали, пока мы уберемся…
Сомневаться в наблюдательности Карабаша не приходилось. Мечников снова отправил людей во все концы: отделению Кочергина продолжать движение, уйти вперед на триста метров и занять круговую оборону. Абызов и Александров – в полк, доложить обо всем Покровскому. А капитан пусть докладывает наверх. Полк должен остановиться! Остальным отойти назад – тоже на триста метров. С комвзвода в обход пойдут двое – Карабаш и Данилов, нечего там толпиться. Сигнал тревоги – громкая и продолжительная стрельба…
Задача обогнуть деревню с юга оказалась непростой. Снег в низине стоял по горло, сохранять равновесие было непросто. Заплетались ветки кустарника, хватали за ноги, путались и мешались еловые лапы – они гнулись к земле под весом липкого снега. Разведчики передвигались медленно, приподнимая ветки. Тьма ельника сгущалась, и это превращалось в настоящую проблему. Деревня была справа, но точно Мечников уже не ориентировался, и их могли заметить в любую минуту. Если в лесу сосредоточилось подразделение финской армии, то обязаны выставить дозоры…
– Довольно, товарищ старший лейтенант… – Карабаш скорчился под пышной лесной красавицей, стаскивая лыжи. – Я из Иркутска, работал в тайге на лесозаготовках, несколько лет занимался охотой и умею бесшумно передвигаться по лесу. У вас нет такого опыта, и любая ошибка может дорого стоить… Оставайтесь с Лехой, я один поползу – чувствую задним местом, что уже рядом. Лыжи оставлю. Если что, пальну, тогда уходите…
Карабаш был прав – в непролазных финских лесах пасовали даже опытные следопыты. Никита кивнул: давай. Карабаш по-пластунски отполз, скрылся за хвойными юбками.
Ждать пришлось довольно долго. Они не разговаривали, лежали, обняв финские автоматы, смотрели на мерно качающиеся кроны деревьев. Наконец Карабаш вернулся – сполз в яму, извиваясь ужом, стал приводить в порядок дыхание. Глаза парня плутовато бегали.
– Вот это да, товарищ старший лейтенант… Невероятно, мать их… Вот ведь хитрецы… До лощины, которая за опушкой, метров восемьдесят… Я видел пост – их двое, пришлось сделать крюк… Лощина в длину метров пятьдесят, она вплотную примыкает к опушке. Командир, там минометная батарея… – Он даже начал заикаться от волнения. – Вот, ей-богу, не вру, штук шесть минометов, готовы к работе, расчеты на местах. Солдат человек тридцать, вооружены автоматическим оружием, есть пулеметы. Костры не жгут, у них одеяла, соорудили себе лежанки из лап, одеты тепло… Им до лесной дороги по прямой – метров двести пятьдесят. Пошла наша колонна – накрыли бы, как миленьких. Что тут стрелять? Ерунда. А если на дерево залезть, то можно и огонь корректировать… Понятия не имею, командир, как они туда попали, видимо, нарисовались с запада, на санях тащили гранатометы, знают этот лес наизусть. А мы смотрим, что снежок нетронутый, – и делаем вывод, что в окрестностях деревни никого нет…
– Тебя точно не засекли?
– Уверен. Я же не первый год в таких лесах. У нас под Иркутском и похуже бывают чащи… Надо быстро что-то решать, товарищ старший лейтенант. Колонну ждут. Увидят, что ее нет, начнут беспокоиться, вышлют разведку…
Мысли в голове блуждали, как неприкаянные. Карабаш ошибался. Минометная батарея не должна была стрелять именно сейчас. Ну, повредила бы несколько машин, убила бы энное количество солдат, которых после обстрела все равно останется много. Дело нескольких минут – подтянуть пару орудий, те же минометы, и разнести, к чертовой матери, опушку! И финны не могут этого не понимать. Они не самоубийцы. В противном случае на дороге бы сидели наблюдатели, корректировщики, связные, кто там еще? Но вроде не было никого, иначе разведчики столкнулись бы с трудностями. Другое дело, если колонну полка впереди поджидала засада – причем не простая засада, а призванная разнести полк целиком. А в задачу минометной батареи входило перекрыть дорогу отступающим. Тогда понятно их нынешнее безмолвие, отсутствие связных с корректировщиками…