Глава вторая
Генри нашёл слова первый:
– Опять этот Артур со своей извращённой душой.
– Дерьмо! – сказал Грейсон и закрыл руками лицо.
Школьная столовая гудела, как пчелиный рой.
– Как он это сделал? – спросила я. Нотки ужаса в моём голосе усиливали чувство страха, который я и так испытывала. – Как он мог так манипулировать сном миссис Лоуренс – заставить её среди дня взобраться на стол и попросту погубить свою жизнь?
Я продолжала смотреть на хаос вокруг учительского стола.
Генри пожал плечами:
– Думаю, это какой-то особо коварный вид гипноза. Достаточно выбрать объект и проникнуть в него.
– Ну да, звучит суперпросто! – насмешливо сказал Грейсон.
– Но почему бедная миссис Лоуренс? Что… – Я ненадолго замолкла, потому что мимо нашего стола к выходу как раз направлялся Сэм, брат Эмили.
После истории с Господином Исполином он имел обыкновение, проходя мимо меня, тихо говорить: «Стыдись». С некоторых пор он говорил это и Грейсону, однако сегодня и он казался слишком шокированным, чтобы думать об этом. Я дождалась, когда он достаточно удалится, потом спросила опять:
– Почему миссис Лоуренс? Что она сделала Артуру?
– Ничего, насколько я знаю. – Грейсон выглядел таким же беспомощным, как и я. – Артур и французским языком перестал заниматься два года назад.
– Думаю, тут нет ничего личного, – сказал Генри.
В отличие от Грейсона, он не казался подавленным, был даже как-то необычно оживлён.
– Миссис Лоуренс он выбрал скорей просто случайно, чтобы продемонстрировать нам свои возможности. – Генри вглянул на часы. – Всё, Грейсон, нам пора обсуждать с миссис Забрински проблемы кубофутуризма и русского авангарда.
Грейсон с глубоким вздохом взял свою куртку:
– Чёрт побери, а ведь у меня до сих пор по всему телу мурашки. Никогда не думал, что буду так бояться Артура. Но зато теперь у меня такое чувство, что в сравнении с ним все злодеи мира – не больше чем детские страшилки.
– Находи во всём что-нибудь позитивное, – сказал Генри и ободряюще похлопал Грейсона по плечу. – По крайней мере мы знаем, почему он все последние недели держался так тихо. Он придумывал способ достичь мирового господства.
Хотя последние слова должны были звучать как шутка, ни у Грейсона, ни у меня они не вызвали желания посмеяться.
– Если Артур может так манипулировать снами людей, заставлять их наяву делать, что он пожелает, отсюда не так уж далеко до мирового господства, – пробормотала я. – И если мы захотим предупредить об этом людей, мы окажемся в психушке раньше, чем произнесём: Дверь сна.
– Ну да! – ухмыльнулся Генри. – Скверно, что мы единственные могли бы его остановить.
– Только не знаем, как это сделать, – добавила я тихо.
– И всё же мы… мы должны что-то сделать. – Грейсон был полон решимости. – Давайте сегодня вечером после тренировки встретимся дома. Нужно разработать план.
Казалось, пока он надевал куртку, ему на ум что-то пришло. Выражение решимости на его лице опять сменилось растерянностью.
– Вот ведь урод! Он действительно отыскал худшее время. Как нам спасать мир и одновременно готовиться к выпускным экзаменам?
Генри коротко хохотнул:
– А ведь у него та же проблема! Сомневаюсь, что он ради мирового господства пожертвует своим выпускным экзаменом.
Хорошо, если в этом он был прав. Хотя для мирового господства необязательно получить диплом с отличием.
На двух следующих уроках после обеда единственной темой оставалась миссис Лоуренс, её нервный срыв и чуть ли не стриптиз. Директриса Кук вполне могла отвезти её прямиком в клинику, так что мы увидим миссис Лоуренс уже не скоро. Урок мистера Ванхагена также был отменён. Возможно, и у него случилось нервное расстройство, как предполагала моя подружка Персефона. Или он поехал домой к жене и собирается искать новую работу. Трудно сказать, кто больше нуждался в сочувствии.
Когда я после уроков шла домой со своей младшей сестрой Мией, оказалось, что эту историю уже давно обсуждали ученики младших классов.
Мия, конечно, хотела узнать подробности.
– Это правда, что она ступила в гороховый суп и разнесла мокрый след по всей школе? – спросила она, едва мы покинули школьный двор.
Я уже собиралась ответить, когда кто-то сзади обнял меня. Я автоматически вскинула кулаки.
– Пожалуйста, без кунг-фу[3], это всего лишь я!
Генри убрал руку. Он всё ещё пребывал в весьма приподнятом настроении. Или просто мне так казалось.
– Привет, Мия! Славная у тебя причёска.
– Лотти называет её «Гнездо Сисси». – Мия потрогала плетёную корону на голове. – А Лив и я называем это «Навозной кучей Сисси».
– Очень практично, – сказал Генри и взял меня за руку. – Что если я немного пройдусь с вами? А почему, кстати, вы не пользуетесь автобусом?
– Потому что на солнце так хорошо. – Мия покрепче взяла меня под руку и нахмурилась.
Прежде чем она успела открыть рот и задать какой-нибудь неприятный вопрос («Вы что, опять сошлись или как? Если нет, почему вы так держитесь за руки?»), я сама поспешила добавить:
– Потому что в автобус с нами всегда садится одноклассник Мии, который называет её Серебряный волос, Гил Уолкер. Да ещё пишет ей любовные стихи.
– Ужасно, конечно! – засмеялся Генри.
Ох уж эти ямочки на его щеках! Они сразу навеяли мысли о поцелуях.
– Не говори. – Мия, к счастью, решила отвлечься. – Наконец-то нашёлся человек, который от этого не в восторге. А то мама и Лив хотели меня убедить, что мне надо поискать деликатные слова, лишь бы не обидеть мальчика.
– И со всей деликатностью сказать ему, что лучше бы он поискал другую принцессу, – пояснила я.
– А ещё добавить, что иначе я пошлю его вместе со стихами куда-нибудь подальше! – Мия, фыркнув, пнула камешек, оказавшийся у неё под ногами. – Да ведь это его ничуть не смутит, только вдохновит на новый стишок.
В самом деле. Даже я бы могла добавить, что от поездки на автобусе невелика радость, если у тебя за спиной кто-то громко ищет рифмы к синим, как небо, глазам и блеску зубов.
– Мы с Мией уже подумывали, не сочинить ли нам в ответ стихи под заглавием «Бедняга-бродяга», – сказала я.
Ямочки в уголках рта Генри никуда не девались.
– Любовь, что тут скажешь! – улыбнулся он и театрально вздохнул. – Влюблённые делают самые странные вещи. Кстати, Мия, ты не встречала в Южной Африке некоего Расмуса?
Сразу стало не до шуток.
– Расмуса? – переспросила Мия.
О господи! Не надо, пожалуйста! Я от страха остановилась как вкопанная. Так всегда оборачивается ложь: рано или поздно она выплывает наружу. Ещё чуть-чуть и Генри убедиться, что своего бывшего дружка я просто выдумала: Расмус была кличка собаки. Вот уж когда можно было ждать от него сочувствия.
– Расмуса? Ты имеешь в виду Расмуса из Вэйкфилда? – спросила Мия.
Я всё ещё не могла сдвинуться с места и пыталась телепатически внушить ей, чтобы она заткнулась. Увы, не подействовало.
Мия и Генри ничуть не были смущены.
– М-м… ну да, Расмус из Вэйкфилда. Расмус из Вэйкфилда, – сказала я и нервно показала на палисадник. – Посмотрите, какие чудные нарциссы!
Жалкая попытка перевести разговор полностью провалилась. Мия и Генри пошли вперёд, не дожидаясь меня. Я беспомощно смотрела им в спины.
– Так как же насчёт Расмуса? – услышала я, как спросил Генри.
– Что ты хочешь знать? – не поняла Мия.
– Да так просто. Он тебе нравился?
Я наконец смогла двинуться дальше.
– Расмус? Ну конечно же! Он был такой милый. Может, немного назойливый. Держался по-хозяйски. Так его в Вэйкфилде воспитали.
О нет! Пожалуйста, не надо! Сейчас она скажет о синем языке[4].
– Назойливый и по-хозяйски держался? – Генри коротко взглянул на меня, вскинув бровь.
– Да подождите вы! – Я втиснулась между ними.
– Лив называла его Маленький головастик. Правда, Ливви? У-уй!..
Мой толчок локтем опоздал на секунду. Деланый смех был попыткой вмешаться в их разговор.
– Было не так. У вас, случайно, нет жвачки?
Бесполезно. Мия увлеклась воспоминаниями, а Генри… Да, выражение его лица опять невозможно понять.
– Да было ведь, Ливви. Ты придумывала для него всегда забавные прозвища. Неужели забыла? Кнопка всегда ужасно ревновала, она покусывала ему лапы, когда ты чесала ему живот…
Вот, всё-таки добралась!
– Вы не могли бы о чём-нибудь другом поговорить? – крикнула я, может быть, слишком резко. И добавила чуть мягче: – Тебе больше не интересно, что было с миссис Лоуренс дальше? Мы с Генри там присутствовали.
На этот раз подействовало. Мия переключилась на меня, и тема бывшего дружка, то есть по-настоящему бывшей собаки, стала не такой важной. Хотя можно было опасаться, что Генри при первой же возможности постарается к ней вернуться.
Мия увлечённо слушала, как миссис Лоуренс взобралась на стол и держала оттуда речь, а я на себе показывала, как мистер Ванхаген собирался вырвать у неё сердце. Говорили то я, то Генри, а Мия вздыхала сочувственно.
– Ужасно, когда от любви сходят с ума, – сказала она, выслушав, как директриса Кук вывела совершенно потерянную миссис Лоуренс из зала. – Нервный срыв перед множеством людей – от такого до конца не оправишься.
– Это не был нервный срыв, – сказал Генри. – И она не сошла с ума от любви, и наркотиков не употребляла. Она была в таком же состоянии, как и ты, когда во время приступа лунатизма готова была выпрыгнуть из окна.
Я взглянула на него испуганно. Не собирается же он посреди дороги рассказывать ей про Артура и сновидения?
– Не пора ли тебе тут свернуть? – сказала я чуть резко.
В одном нам уже давно не удавалось сойтись во мнениях: Генри считал, что мы должны посвятить Мию в тайну ради её собственной безопасности, а мы с Грейсоном были против. Ей уже исполнилось тринадцать, и дело было прошлое. Её подсознание могло само позаботиться о безопасности. (Дверь её снов охранялась, как Форт Нокс[5], да и Артура интересовали уже другие объекты. Знать, что он проник в её сон и воспользуется её лунатизмом с угрозой для жизни – не стоило Мию зря этим пугать и смущать).
– Что ты имеешь в виду? – уставилась она на Генри.
Тот опять посмотрел на меня и вздохнул, увидев каменное выражение на моём лице.
– Об этом спроси свою сестру. А мне здесь надо действительно сворачивать. Приятно было поболтать с вами. – Он чмокнул меня в щёку. – Увидимся вечером.
– Он и вправду считает, что у миссис Лоуренс был лунатизм? – спросила Мия, пока я провожала взглядом Генри.
Его волосы торчали, как всегда, во все стороны. Раньше я считала, что он по утрам специально растрёпывает их пятернями, но смогла убедиться, что на его шевелюре всегда четырнадцать завитков, не требующих специального ухода. Каждый из этих завитков я знала наизусть, трогала их, поглаживала, и…
– И правда ужасно, что делает с людьми любовь, – сказала Мия.
– Да. Бедная миссис Лоуренс… – поспешила поддакнуть я.
– Я имею в виду не миссис Лоуренс. – Мия вскочила на бордюр и пошла по нему, балансируя. – А что у тебя с Генри? Вы опять сошлись или нет?
– В общем, да, – пробормотала я, радуясь, что мы сменили тему. – Хотя мы прямо об этом не говорили. Кое-что надо ещё прояснить. И потом я так глупо э-э…
Мия вздохнула и спрыгнула с бордюра на тротуар.
– Что ты так глупо?
– Придумала бывшего приятеля. С которым я… спала.
Мия взглянула на меня озадаченно:
– Почему?
– Чтобы Генри не думал, что он первый.
Такая откровенность звучала ещё ужасней, чем я думала.
– Почему? – повторила Мия.
– Потому что… потому что… – Я застонала. – Сама точно не знаю. Просто так получилось. Словно говорила не я сама, а кукла чревовещателя, которая в меня пробралась. И теперь Генри думает, что у меня в Южной Африке был дружок. И был секс с ним.
– В самом деле, не хотелось бы опять спрашивать почему, но иначе не получается.
– Он… он всегда так сочувствовал… и потом был этот… Ах, тебе не понять.
– Почему не понять? Боже, пожалуйста, позволь мне никогда не влюбляться и не делать глупости, не понимая, почему я их делаю. – Мия крепко взяла меня под руку. – Что ж, по крайней мере, с тобой и Генрихом не соскучишься. Буду с нетерпением ждать, как ты выпутаешься из этой истории.
Я и сама жду.
– И ещё одна просьба: если Генри опять спросит о Расмусе, не говори, что он так смешно чесался или что-то в этом роде…
Мия остановилась и широко заулыбалась:
– О! Наконец до меня дошло, почему Генри так хочется знать про этого толстого пёсика. – Она захихикала: – Ты дала имя Расмус своему бывшему дружку!
– Это было первое имя, которое пришло мне на ум. – Мне тоже эта история начинала казаться забавной.
– Надо же, Ливви, как ты это умеешь! – ахнула Мия. – Расмус Вэйкфилд. Хорошо, что я не сказала, как он мочился у каждого фонаря.
– Или что от него после дождя ужасно воняло.
– Или как он подвывал, когда ты играла на гитаре.
– И как он заснул на кошачьей подстилке.
Мы уже приближались к дому, но всё ещё не могли справиться со смехом и почти столкнулись с небритым молодым типом, который, балансируя, переносил через тротуар две картонные коробки, настольную лампу и саксофон.
– Вам сюда? – спросила Мия, показывая на соседний дом.
Парень кивнул, что далось ему не так просто, потому что подбородком ему надо было придерживать на верхней коробке две книги.
– Ничего. – Мия ободряюще улыбнулась ему. – Прежние жильцы здесь были ужасно скучными. Хозяйка подметала каждый день дорожку и ругалась с дроздами.
– Моя мама их боялась… – вздохнул парень, и книги выскользнули из-под его подбородка.
– Упс!.. – сконфузилась Мия.
Я успела подхватить книги на лету. Это были тяжеленный том под названием «Процессуальное право» и зачитанный «Отель “Нью-Хэмпшир”» Джона Ирвинга в карманном издании. Парень был, очевидно, студентом-юристом с неплохим литературным вкусом.
– Вы наблюдаете возвращение блудного сына домой.
Возле нас на велосипеде затормозила Флоранс. Выглядела она, как всегда, ошеломляюще, ничуть не потрёпанная после целого дня в школе. Её каштановые волосы были собраны в конский хвост, одна блестящая прядь выбилась, что очень ей шло. Видя её чарующую улыбку, сияющие глаза и эти милые ямочки на щеках, нельзя было поверить, что она может сказать или сделать что-то неприятное. Но впечатление было обманчивым. Последнее время она была особенно раздражённой.
– Я слышала, твоя подружка выгнала тебя из своего дома, – сказала она небритому. – Твоя мама говорила, что в мире ещё не было такой стервы. Ты с ней согласен?
– Есть и похуже, например Пойсон Иви. – Парень усмехнулся, показав при этом прекрасные зубы. Он даже не заметил, что я подхватила его книги. – Привет, Фло! Ты так выросла!
Флоранс убрала за ухо локон.
– А как же, время идёт. Имей в виду, я ещё не сдавала, как ты, юриспруденцию. А ты, я слышала, не ко всем экзаменам подготовился. Твоя мама считает, всё из-за влюбленности в эту стерву.
– Бывшую стерву…
Другого такие слова наверняка бы смутили, но парень выглядел невозмутимым, хотя переселялся к своей маме и в подмышку ему упёрлась настольная лампа.
– Радуйся, что отделался от неё. – Флоранс с показным сочувствием похлопала его по руке, настольная лампа при этом покачнулась. – Она вообще про вас много врала. Будто вы разошлись потому, что ты завёл роман с её лучшей подружкой. Да ещё с сестрой этой лучшей подружки. И что ты больше ходишь по разным клубам, чем занимаешься учёбой. И что последние четыре месяца ты не вносил свою долю квартплаты, задолжав за своё бессмысленно дорогое старьё с капотом в четыре раза длинней чемодана. Не примерно, а именно в четыре.
Она показала на красный автомобиль, стоявший у тротуара, – капот у него был действительно великоват.
– Вот ведь бессовестная лгунья! Это не старьё, это «Morgan Plus-8», выпуск 2012 года, – весело объяснил парень. – Отец одного приятеля продавал его за смехотворно низкую цену, только идиот за него бы не ухватился. Чтобы расплатиться, придётся мне месяц-другой пожить у родителей и каждый день самому себе готовить. Но это я переживу. С такими приятными соседями… – Он подмигнул Флоранс. – Мама, наверно, прятала от меня твои любовные письма. Мы их ещё почитаем с ней вместе.
Теперь Флоранс не без труда удалось изобразить на лице улыбку.
– Мне было тогда двенадцать, – пожала она плечами и покатила велосипед дальше.
Конский хвост на затылке бурно качался.
– А мне помнится, как вчера! – ухмыльнулся сосед, когда Флоранс с велосипедом скрылась во дворе. Потом повернулся к нам с Мией (мы слушали их разговор разинув рот): – А вы кто?
– Будущие сводные сёстры Флоранс, – охотно представилась Мия. – Я Мия, а это Лив.
– Рад с вами познакомиться, Мия и Лив. А я Матт. Тот, кто в ближайшем месяце будет здесь чистить дорожки и воевать с дроздами.
– Приятно знать.
Я положила «Процессуальное право» на верхнюю коробку. Матт снова прижал её подбородком и продолжил свой путь к дому.
– Спасибо, – сказал он, полуобернувшись. – Мы, конечно, скоро увидимся.
Можно было только удивляться, как он всё ещё удерживал коробки вместе с настольной лампой, не говоря о саксофоне, который уже угрожающе накренился.
Мии что-то пришло на ум.
– Твоя мама действительно прятала любовные письма Флоранс? – крикнула она ему вслед. – Может, тогда ты их мне продашь?
Матт засмеялся:
– Почему бы нет? Мне каждый пенни дорог.
– Не смотри с таким упрёком, – заявила Мия, когда мы наконец свернули во двор к Спенсерам. – Мне это только на крайний случай.
– Собираешься стать вымогательницей?
– Лучше вымогательницей, чем воровкой. Я ведь видела, как ты стащила одну его книгу. Зачем?
– Упс!.. – Я вытащила из кармана блейзера книжку Матта, изобразив изумление. – В самом деле. «Отель “Нью-Хэмпшир”». Захотелось просто ещё раз её почитать.
На самом деле я врала: у нас дома был собственный экземпляр, даже с подписью и посвящением маме. Спонтанная мысль, что это может понадобиться, – взять себе какую-нибудь личную вещь Матта. Сама даже не знала, на что её можно употребить. И какая вещь может быть более личной, чем любимая, много раз перечитанная книга?
3 марта
J’ai tremblé
tu as tremblé
il/elle a tremblé
nous avons tremblé
vous avez tremblé
ils/elles ont tremblé[6].
О да, мы все дрожали на уроках миссис Лоуренс, когда она велела нам спрягать глаголы. И беда тому, кто не успевал. В первый год я думала, что её строгое «L’exactitude est la politesse des rois»[7] значит «Точно – то есть вежливо» и относилось как к опозданиям, так и к школьной форме. (На самом деле это означает: только те, кто выбрали испанский язык, могут пожаловаться, что «Точность – вежливость королей» слишком усложняет мой блог). И хватит об этом. Может, никто больше не будет потеть на уроках французского у миссис Лоуренс. Последний урок, который она преподала нам, означал: «Не связывайтесь с женатым мужчиной». Очень полезно. Может, даже полезней, чем спряжение неправильных глаголов. Хотя, конечно, никто из нас и представить не мог романа с мужчиной вроде мистера Ванхагена. Даже если бы он не был женат. Правда?
Так или нет – то, что произошло сегодня в столовой, было ужасно, настолько ужасно, что даже будь у меня фото, я бы его не воспроизвела. Пусть миссис Лоуренс называет меня как хочет, я должна бы теперь ей сказать: вы слишком хороши для мистера Ванхагена, миссис Лоуренс. И вы показали: психотропные средства могут творить чудеса. И кто знает, может, вы когда-нибудь ещё вернётесь в нашу школу. Или встретите в клинике любовь своей жизни и будете счастливы как-нибудь по-другому. Я думаю, вы это заслужили. Chaque chose en son temps[8]. (Вставьте, где нужно, ваши французские банальности, я вам не переводчица, а просто анонимная бездельница).
Кстати, ещё новость от этой бездельницы. После сегодняшней драмы в школьной столовой все другие новости, конечно, поблёкли. Поэтому вот только самое интересное: в тот же самый момент Джаспер Грант находился в пути между Кале и Дувром. Хотя ещё до конца триместра он должен был оставаться на своей французской свалке, сегодня отец вынужден его оттуда забрать. Вообще, из-за вопиющего нарушения правил он исключён из школы. Можно только гадать, что такого ужасного он натворил. Но что хорошо: завтра мы сами сможем его спросить.
Я же очень этому рада – Джаспера мне не хватает.
Увидимся!
