Элеонор посмотрела в окно. За немытым стеклом порывы ветра гнали по улице пыль, гнули деревья и кусты.
Мимо школы словно лилась река.
Мутная, беззвучная река.
Прозвенел звонок, ученики собрали книги и тетради. Элеонор поднялась и вместе со всеми пошла к раздевалке.
Ее одноклассница Йенни Линд стояла возле своего шкафчика и застегивала куртку.
Лицо и светлые волосы отражались в неровной жестяной дверце.
Йенни красивая и не похожа на других. Взгляд у нее такой пристальный, что Элеонор делается не по себе, и щеки пылают.
Еще Йенни – творческая натура, она фотографирует и единственная из старшеклассниц читает книжки. На прошлой неделе ей исполнилось шестнадцать, Элеонор ее поздравляла.
До Элеонор никому нет дела, она не красавица и знает это, хотя Йенни как-то сказала, что хотела бы провести с ней фотосессию.
Сказала, когда они после физкультуры стояли в душе.
Элеонор оделась и пошла за Йенни к выходу.
Ветер нес вдоль белого фасада песок и прошлогодние листья, заметал их в школьный двор.
На флагштоке громко билась веревка.
На велосипедной парковке Йенни постояла, что-то крича и сердито размахивая руками, и ушла пешком. Элеонор сама проколола шины у ее велика, надеясь, что тогда у нее будет повод помочь Йенни доставить и велосипед, и рюкзак до дома.
Они бы тогда снова поговорили про фотосессию, про черно-белые фотографии – скульптуры из света.
Элеонор запретила себе фантазировать дальше, даже до первого поцелуя не добралась.
Следом за Йенни она проехала мимо стадиона «Баккаваллен».
Веранда ресторана была пуста, белые зонтики подрагивали на ветру.
У Элеонор не хватало духу догнать Йенни.
Элеонор тащилась метрах в двухстах за ней по тротуару параллельно с Эриксбергсвеген.
Облака неслись над верхушками елей.
Порыв ветра раздул светлые волосы Йенни, и они тут же закрыли ей лицо: мимо, сотрясая землю, проехал рейсовый автобус.
Вот и последние дома остались позади. Девочки оказались возле скаутского лагеря. Йенни перебежала через дорогу и продолжила путь.
Сквозь тучи пробилось солнце, по лугу неслись тени облаков.
Йенни жила в красивой вилле в Форшё, у самой воды.
Элеонор как-то простояла у ее дома больше часа. Она принесла книгу, которую Йенни потеряла и которую она, Элеонор, на самом деле спрятала. Элеонор тогда так и не решилась позвонить в дверь, просто сунула книжку в почтовый ящик.
Йенни остановилась под проводами, закурила и пошла дальше. Блеснули от солнца светлые пуговицы на рукаве.
За спиной у Элеонор послышался грохот тяжелой машины.
Задрожала земля: мимо пронеслась фура с польскими номерами.
В следующую секунду завизжали тормоза, и прицеп занесло в сторону. Фура круто свернула на обочину, через полоску травы выкатилась на пешеходную дорожку прямо за спиной у Йенни; наконец водитель остановил тяжелый грузовик.
– Что за!.. – донесся до Элеонор голос Йенни.
С синего тента текла вода, оставляя на грязном брезенте блестящие следы.
Дверь тягача открылась, из кабины вылез водитель. На широкой спине натянулась черная кожаная куртка со странным серым пятном.
Кудрявые волосы почти до плеч.
Он широкими шагами направился к Йенни.
Мотор продолжал работать, и из хромированной трубы тонкой струйкой тянулись выхлопные газы.
Элеонор остановилась. И тут же увидела, как водитель бьет Йенни прямо в лицо.
Несколько петель тента съехали с креплений, и ветер раздул брезент, скрыв Йенни от Элеонор.
– Эй! – крикнула она и заторопилась вперед. – Вы что делаете?!
Когда тяжелый брезент опустился, Элеонор увидела Йенни – та лежала навзничь на пешеходной дорожке в нескольких метрах перед фурой.
Йенни подняла голову и растерянно улыбнулась; на зубах у нее виднелась кровь.
Брезент, ничем не удерживаемый, хлопал от ветра.
Элеонор на ватных ногах спустилась в канаву. Надо вызвать полицию. Дрожащими руками она достала телефон, но тут же уронила его.
Телефон упал в заросли сорняков.
Элеонор нагнулась за ним – и увидела, как Йенни отбивается ногами, а водитель крепко держит ее, подняв над землей.
Элеонор выбежала на дорогу и бросилась к фуре; загудела какая-то машина.
В солнечном свете сверкнули зеркальные очки водителя. Он вытер окровавленную руку о джинсы, поднялся в кабину, захлопнул дверцу, включил скорость и тронул машину с места, причем одно колесо так и катилось по пешеходной дорожке. Над сухой травой взвилась пыль; фура с грохотом выехала на дорогу и набрала скорость.
Элеонор остановилась, хватая ртом воздух.
Йенни Линд нигде не было.
На земле валялись затоптанная сигарета и рюкзак с учебниками.
Над пустой дорогой летела пыль, тучи пыли неслись через поля и изгороди. Ветер будет дуть над землей вечно.
Йенни лежала в просмоленной лодочке где-то на темном озере. Лодка поскрипывала, в борта плескали волны.
Очнулась Йенни от того, что ее сильно тошнило.
Пол ходил ходуном.
Болели плечи, запястья саднило.
Йенни поняла, что лежит на полу фуры.
Она связана, рот заклеен скотчем. Сама лежит на полу, а руки скованы над головой.
И не видно ничего – глаза как будто еще не проснулись.
Сквозь брезент просачивался рассеянный свет.
Йенни сморгнула, и перед глазами все смешалось.
Ее мучила ужасная дурнота, в голове пульсировала боль.
Где-то внизу гулко катились по асфальту огромные шины.
Йенни поняла, что руки у нее стянуты пластиковым ремешком и прицеплены к стальному каркасу тента.
Что же происходит? Ее ударили, повалили на землю и прижали ко рту и носу холодную тряпку.
Накатила волна ужаса.
Опустив глаза, Йенни увидела, что платье задралось до пояса, но колготки на месте.
Водитель гнал фуру вперед, не сворачивая, мотор работал на ровных оборотах.
Йенни отчаянно пыталась найти разумное объяснение происходящему. Но объяснение было одно: с ней происходит то, чего люди боятся больше всего на свете. Что показывают в фильмах ужасов и чего в реальности не должно происходить.
Бросив велосипед у школы, она пошла пешком, делая вид, будто не замечает, что Элеонор тащится следом. Внезапно у нее за спиной свернула, выехав на пешеходную дорожку, тяжелая фура.
Удар в лицо оказался таким неожиданным, что Йенни не успела среагировать; прежде чем ей удалось подняться, к лицу прижали мокрую тряпку.
Йенни понятия не имела, сколько времени пролежала без сознания.
Затекшие руки похолодели.
Голова кружилась, глаза на миг перестали видеть, но потом зрение вернулось.
Йенни лежала, прижавшись щекой к полу.
Она старалась дышать спокойно. Нельзя, чтобы ее вырвало, пока у нее заклеен рот.
В щели у борта прицепа застряла засохшая рыбья голова. В воздухе стояла густая сладковатая вонь.
Йенни снова подняла голову, моргнула и заметила в передней части прицепа железный шкаф с висячим замком и двумя большими пластиковыми поддонами. Поддоны удерживались на месте широкими ремнями, пол вокруг них был мокрым.
Йенни пыталась припомнить рассказы женщин, оставшихся в живых после нападения маньяка. Что делать? Сопротивляться или завести разговор о хризантемах, чтобы установить доверительные отношения?
Кричать сквозь скотч бессмысленно, ее никто не услышит – кроме, может быть, водителя.
Лучше вести себя тихо. Пусть водитель не догадывается, что она пришла в себя.
Извиваясь, Йенни поползла, напряглась всем телом, потянулась головой к рукам.
Прицеп повернул, и ее замутило.
Рот наполнился рвотой.
Мышцы дрожали.
Стяжка врезалась в кожу.
Онемевшими пальцами Йенни подцепила краешек скотча и сорвала его. Она сплюнула все, что скопилось во рту, легла на бок и попробовала тихо откашляться.
Из-за дряни, которой была пропитана тряпка, у Йенни что-то творилось со зрением.
Когда она смотрела на каркас, то видела его словно сквозь брезентовый тент.
Основания каркаса тянулись вверх, изгибались под углом в девяносто градусов, удерживали тент и опускались к противоположному борту.
Как балки, соединенные горизонтальными планками.
Йенни моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд. Оказывается, на противоположном борту этих планок нет – только брезент, натянутый на пять горизонтальных досок.
Это для того, поняла Йенни, чтобы сдвинуть брезент, когда прицеп загружают.
Если она сумеет со связанными руками пробраться вдоль опоры под потолком и спуститься у другого борта, то можно попробовать отогнуть брезент и позвать на помощь или хотя бы привлечь внимание какого-нибудь водителя.
Йенни попыталась поднять стяжку по опоре, но тут же застряла.
Острый пластик больно врезался в кожу.
Фура поменяла полосу, Йенни мотнуло в сторону, и она ударилась об опору виском.
Снова села, проглотила комок, вспомнила сегодняшнее утро и завтрак – подсушенный хлеб с мармеладом. Мама рассказывала, что тетке вчера вставили четыре стента в коронарную артерию.
Телефон Йенни лежал на столе рядом с чашкой. Звук она отключила, но поглядывала на экран всякий раз, как высвечивались новые уведомления. Отец рассердился. Решил, что раз дочь за столом смотрит в телефон, значит, ей наплевать на остальных. Йенни ужасно взбесила такая несправедливость.
– Чего ты все время ко мне цепляешься? Что я тебе сделала? Вечно всем недоволен! – И она выскочила из кухни.
Пол накренился, фура замедлила ход: дорога пошла в гору.
Солнце пробилось сквозь брезент и осветило грязный пол. Перед Йенни среди комков засохшей грязи и почерневших листьев лежал передний зуб.
Адреналин хлынул в кровь, Йенни заозиралась. Всего в метре от нее валялись два сломанных ногтя, покрытых красным лаком. На опоре залохла кровь, под обшивкой застрял волос.
– Господи, что же это, – забормотала Йенни, поднимаясь на колени.
Постояв, она сдвинула стяжку, чтобы не так резало запястья. Кровообращение начало восстанавливаться, в пальцы воткнулись тысячи иголок.
Дрожа всем телом, Йенни снова попыталась подтянуться, но стяжка опять застряла.
– Все нормально, – прошептала Йенни.
Надо сосредоточиться, нельзя поддаваться панике.
Йенни немного согнула руки, сдвинулась в сторону и поняла, что сможет проползти вперед вдоль нижней планки.
Дыхание участилось. Йенни, уговаривая себя, пробралась мимо неровностей в переднюю часть прицепа. Там она обеими руками схватилась за планку и потянула, но планка была приварена к последней опоре, и сдвинуть ее оказалось невозможно.
Йенни взглянула на железный шкаф. Висячий замок был открыт и болтался на дужке.
Снова накатила дурнота, но ждать было некогда, поездка могла закончиться в любую минуту.
Йенни, вытянув руки, наклонилась вбок, подальше от борта, напряглась и ухватила замок ртом. Осторожно вытащила его, опустилась на колени, положила замок на платье, осторожно развела ноги, и замок бесшумно соскользнул на пол.
Тяжелая фура повернула, и дверца шкафа открылась.
Йенни увидела целое собрание малярных кистей, банок, клещей, ножовок, ножей, ножниц, бутылей с чистящим средством и тряпок.
Пульс подскочил, в голове застучало.
Мотор теперь звучал по-другому: фура замедлила ход.
Йенни снова поднялась и потянулась в сторону. Удерживая дверцу головой, она смотрела на нож с грязной пластиковой ручкой. Нож лежал на полке между двумя банками краски.
– Господи, спаси меня, пожалуйста…
Фура резко повернула, и железная дверца с такой силой ударила Йенни по голове, что девушка на миг потеряла сознание и упала на колени.
Ее вырвало, но она снова поднялась. С запястий на грязный пол капала кровь.
Потянувшись вперед, Йенни ртом схватила рукоятку ножа. В тот же миг грузовик, отдуваясь, остановился.
Йенни со скрежетом потянула нож с полки.
Зажав нож во рту, она направила ржавое лезвие вниз, к рукам, приладила его к стяжке и принялась пилить.
Сжимая ржавый нож зубами, Йенни пыталась перепилить стяжку на руках, но лезвие оставило на пластике лишь неглубокую зарубку. Йенни зажала нож покрепче и надавила сильнее.
Йенни думала о папе. Какое у него сделалось грустное лицо, когда она утром кричала на него. Вспомнила поцарапанное стекло в наручных часах, папины беспомощные движения.
Во рту стало ужасно больно, но Йенни продолжала пилить.
По рукоятке ножа стекала слюна.
Закружилась голова. Йенни уже готова была сдаться, как вдруг перепиленная стяжка со щелчком распалась.
Йенни, дрожа, с размаху села на пол; нож со звоном упал. Йенни быстро вскочила, подобрала нож, подошла к правому борту и прислушалась.
Ничего.
Надо действовать быстро, но руки у нее так дрожали, что проткнуть брезент удалось не сразу.
Послышался тихий треск.
Йенни перехватила рукоятку и осторожно распорола тент снизу вверх, возле последней опоры. На несколько сантиметров расширила прореху и выглянула.
Они остановились на безлюдной автозаправке для тяжелых грузовиков. На земле валялись коробки из-под пиццы, промасленные тряпки и презервативы.
Сердце колотилось так, что трудно было дышать.
Ни людей, ни других машин.
Ветер гнал по асфальту пустой бумажный стаканчик.
Желудок скрутило, но Йенни удалось подавить рвотный позыв. Она сглотнула.
По спине ручьем лился пот.
Дрожащими руками Йенни распорола брезент еще и по горизонтали, над доской. Надо вылезти, убежать в лес и спрятаться.
Послышались тяжелые шаги и скрежет металла.
В глазах снова все поплыло.
Йенни взобралась на борт прицепа и постояла, держась за брезент и чувствуя, как ветер дует в лицо. Пошатнулась, уронила нож. Когда она посмотрела вниз, на землю, голова закружилась так, что Йенни показалось – фура сейчас опрокинется и перевернется.
Йенни спрыгнула. Лодыжку пронзила жгучая боль, однако девушке удалось подняться и сделать шаг.
Кружилась голова, и идти прямо не получалось.
Каждое движение давалось с трудом, словно сам мозг сопротивлялся.
Ритмично гудел дизельный насос.
Сморгнув, Йенни двинулась вперед, и тут из-за прицепа показалась могучая фигура. Человек увидел ее. Девушка остановилась и попятилась на ватных ногах, думая, что ее сейчас опять вырвет.
Она подлезла под заляпанным грязью дышлом прицепа и стала смотреть, как фигура торопливо удаляется в другую сторону.
Мысли носились по кругу. Надо спрятаться.
Йенни поднялась на дрожащие ноги, понимая, что убежать в лес не получится.
Она же не знает, где теперь водитель.
Пульс застучал в ушах.
Надо выбраться на дорогу и остановить какую-нибудь машину.
Земля раскачивалась во все стороны, деревья гнулись, пожухлая трава на обочине дрожала под порывами ветра.
Водителя нигде не видно. А вдруг он обошел фуру и притаился за огромными двухосными колесами?
Держась возле прицепа, Йенни огляделась и основательно проморгалась, пытаясь понять, где выезд на шоссе.
Послышался шаркающий звук.
Надо бежать, надо спрятаться.
На подгибающихся ногах Йенни двинулась к хвосту прицепа. Мусорные баки, стенд с информацией, и вот – тропинка, ведущая в лес.
Совсем рядом заурчал мотор.
Йенни уперлась взглядом в асфальт, пытаясь собраться. Надо позвать на помощь. Вдруг рядом с ногой скользнула какая-то тень.
Огромная рука схватила ее за лодыжку. Йенни упала на бок, ударилась плечом об асфальт, в шее что-то хрустнуло. Водитель спрятался под прицепом и теперь тащил ее к себе. Йенни уцепилась за колесо, перевернулась на спину и стала лягаться свободной ногой. Попала по покрышке, по подвеске, расцарапала лодыжку, вырвалась и поползла прочь.
Когда она поднялась на ноги, пейзаж перекосился. Йенни сглотнула. Что-то стукнуло, послышались шаги. Йенни поняла, что водитель обегает прицеп.
Нырнув под шлангом бензинового насоса, она, стараясь идти быстро, двинулась к опушке леса. Обернулась и врезалась в какого-то человека.
– Э, в чем дело?
В высокой траве стоял и мочился полицейский. Йенни схватила его за куртку, но не удержалась на ногах и чуть не потащила его за собой.
– Помогите…
Полицейский оттолкнул ее. Йенни споткнулась, упала на колени, но успела выставить руки перед собой.
– Помогите, пожалуйста, – задыхаясь, проговорила она, и ее вырвало.
Земля качнулась, и Йенни упала на бок. Сквозь траву ей было видно, как подрагивает выхлопная труба полицейского мотоцикла.
Широкими шагами к ним приближался водитель фуры. Йенни повернула голову и, как сквозь поцарапанное стекло, увидела джинсы в пятнах и кожаную куртку.
– Помогите, – повторила она, изо всех сил сдерживая рвоту.
Йенни хотела подняться, но ее вырвало. Сквозь собственный кашель она услышала, как водитель заговорил с полицейским. Один голос произнес «дочка» и стал объяснять, что она не в первый раз сбегает из дому и напивается.
Живот снова скрутило, Йенни ощутила во рту привкус желчи, закашлялась, попыталась заговорить, но ее снова вырвало.
– Ну что мне с ней делать? Пригрозить, что мобильник отберу?
– Да уж, знакомо, – рассмеялся полицейский.
– Ну давай, малыш. – Водитель похлопал ее по спине. – Избавляйся от всего, тебе полегчает.
– Сколько ей? – спросил полицейский.
– Семнадцать. Через год будет сама принимать решения… Слушала бы, что я говорю, – поступила бы в гимназию, чтоб не быть дальнобойщицей.
– Прошу вас, – прошептала Йенни и вытерла скользкий от рвоты рот.
– А она не может проспаться в вытрезвителе? – спросил водитель.
– Раз ей семнадцать лет – нет, – объяснил полицейский и ответил на вызов по рации.
– Не уезжайте, – прохрипела Йенни.
Полицейский неторопливо зашагал к мотоциклу, на ходу заканчивая разговор с диспетчерской.
Где-то поблизости закаркала ворона.
Высокая трава, дрожа, гнулась под ветром. Йенни смотрела, как полицейский надевает шлем и перчатки. Нужно подняться. Йенни оперлась на руки. Головокружение едва не повалило ее, но Йенни удержалась и встала на колени.
Полицейский завел мотоцикл и тронул его с места. Йенни пыталась звать его, но он не услышал.
Переключил передачу и уехал, вспугнув большую ворону.
Йенни опустилась в траву, слушая, как хрустит гравий под тяжелыми колесами. Полицейский скрылся из виду.
Памеле нравилось, когда снег на трассе подтаивал и становился чуть рыхлым. Лыжи держались плотно и скользили с почти пугающей резкостью.
Они с Алисой, дочерью, подзагорели, хоть и мазались солнцезащитным кремом. А у Мартина сгорел нос и щеки под глазами.
Обедали они на террасе «Топпстюган». Солнце припекало так, что Памела с Алисой сняли куртки и остались в одних футболках.
У всех троих после тренировки болели ноги, и они решили завтра утром воздержаться от катания на лыжах.
Решили, что Алиса с Мартином отправятся ловить гольца, а Памела проведет время в спа-салоне при отеле.
В девятнадцать лет Памела, путешествуя по Австралии со своим приятелем Деннисом, встретила в каком-то баре парня по имени Грег и переспала с ним в бунгало. Уже дома, в Швеции, она поняла, что беременна.
Памела отправила в порт-дугласский бар письмо, адресованное Грегу, парню с глазами синими, как море. Грег ответил месяц спустя. Он писал, что у него есть подружка и что он готов оплатить аборт.
Роды были тяжелыми и закончились экстренным кесаревым сечением. Памела с девочкой выжили, но врачи посоветовали Памеле больше не рожать. Она поставила спираль, чтобы не забеременеть снова. Все это время Деннис был рядом, поддерживал ее и уговаривал поступить в архитектурный колледж, о котором Памела мечтала.
Проучившись пять лет и окончив колледж, Памела почти сразу нашла работу в небольшой стокгольмской фирме. А когда проектировала виллу на Лидингё, встретила Мартина.
Мартин был контролером со стороны застройщика. Объездивший всю страну, Мартин походил на рок-звезду в непринужденной обстановке: пристальный взгляд, длинные волосы.
В первый раз они поцеловались на вечеринке у Денниса. Съехались, когда Алисе исполнилось шесть лет, а через два года поженились. Теперь Алисе шестнадцать, она первый год в гимназии.
Часы показывали уже восемь вечера; за окнами отеля стемнело. Они заказали еду в номер, и в ожидании служащего с подносом Памела поспешила убрать разбросанные по всему номеру футболки и носки.
Мартин, стоя под душем, распевал Riders on the Storm.
План был такой: поесть перед телевизором, откупорить бутылку шампанского, а когда Алиса уснет, запереть дверь и заняться любовью.
Подхватив одежду Алисы, Памела вошла к дочери.
Алиса сидела на кровати в одном белье и с телефоном в руках. Она была похожа на Памелу в молодости: те же глаза, те же каштановые кудри.
– У фуры были краденые номера, – сказала Алиса, отрываясь от телефона.
Две недели назад СМИ сообщили, что в Катринехольме пропала девочка, ровесница Алисы. Ее избили и увезли в неизвестном направлении.
Звали девочку Йенни Линд, как легендарную оперную певицу.
К розыскам девочки и фуры с польскими номерами подключилась, кажется, вся Швеция.
Полиция обратилась к населению за помощью, люди звонили и писали, но следов девушки обнаружить пока не удалось.
Памела вернулась в гостиную, поправила подушки на диване и подняла с пола пульт от телевизора.
Темнота давила на окна.
Когда в дверь постучали, Памела вздрогнула.
Она уже собиралась открыть, когда из ванной вышел Мартин – напевающий, с улыбкой на лице и абсолютно голый, если не считать полотенца на мокрых волосах.
Памела втолкнула его назад в ванную, где он и продолжил петь, и впустила женщину с сервировочной тележкой.
Пока женщина расставляла тарелки на столе в гостиной – пение в ванной наверняка ее озадачивало, – Памела смотрела в телефон, чтобы чем-нибудь себя занять.
– С ним все в порядке, честное слово, – пошутила она.
В ответ женщина, не улыбаясь, протянула ей счет на серебристой тарелочке и попросила Памелу написать полную сумму и расписаться, после чего ушла.
Памела крикнула, чтобы Мартин выходил из ванной, позвала Алису, и все трое уселись на бескрайней кровати с тарелками и стаканами.
За едой они смотрели новый фильм ужасов.
Через час Памела и Мартин уже спали.
Когда фильм закончился, Алиса выключила телевизор, сняла с мамы очки, убрала тарелки и стаканы, выключила свет, почистила зубы и ушла к себе.
Угнездившийся в долине городок вскоре затих. Где-то в начале четвертого небо осветилось северным сиянием – как будто на выжженной земле выросли серебристо-голубые деревья.
Памела проснулась от того, что в темноте плакал какой-то мальчик. Тихий плач прервался раньше, чем она осознала, где находится.
Она лежала, не шевелясь, и думала о мучивших Мартина кошмарах.
Плач шел с пола рядом с кроватью.
Когда они только-только начали встречаться, Мартину часто снились кошмары о мертвых мальчиках.
Памелу тогда тронуло, что взрослый мужчина сумел признаться, что боится привидений.
Ей вспомнилась ночь, когда он проснулся с криком.
Потом они сидели на кухне и пили ромашковый чай. Волоски у Памелы на шее встали дыбом, когда Мартин описал призрак в подробностях.
Мальчик с серым лицом и аккуратно зачесанными волосами с запекшейся кровью. Нос сломан, один глаз повис на нерве.
Послышался еще один всхлип.
Памела окончательно проснулась и осторожно повернула голову.
Под окном тихо шумел радиатор. Теплый воздух поднимался к шторе, отчего она выгнулась, словно за ней прятался ребенок.
Хотелось разбудить Мартина, но Памела не решалась.
Тихий плач послышался снова – плакали где-то рядом с кроватью, на полу.
Сердце забилось сильнее. В темноте Памела ощупью поискала руку Мартина, но рядом никого не было. Простыня успела остыть.
Памела подобрала ноги и сжалась. Ей вдруг показалось, что плачущий обходит кровать и приближается к ней, Памеле, но плач вдруг опять прекратился.
Памела, не видя в темноте собственной руки, осторожно потянулась к стоявшему на тумбочке ночнику.
Ей показалось, что вчера ночник стоял ближе.
Напряженно вслушиваясь, она нащупала цоколь, потом провод.
От окна донесся плач. Памела наконец нащупала выключатель.
Поморгав от внезапного света, она надела очки, вылезла из кровати и увидела, что Мартин в пижамных штанах лежит на полу.
Ему снилось что-то ужасное; щеки были мокры от слез. Памела опустилась на колени рядом с мужем и положила руку ему на плечо.
– Милый, – вполголоса позвала она. – Милый, тебе…
Мартин закричал, широко открыв глаза.
Он растерянно моргнул несколько раз, оглядел гостиничный номер и снова перевел взгляд на Памелу. Губы двигались, но он не мог произнести ни слова.
– Ты упал с кровати.
Мартин сел, привалившись к стене, вытер рот и уставился перед собой.
– Что тебе приснилось?
– Не знаю, – прошептал Мартин.
– Кошмар?
– Не знаю. У меня сердце сейчас выскочит, – проговорил Мартин, снова забираясь в кровать.
Памела легла рядом и взяла его за руку.
– Тебе снятся кошмары. Это плохо.
– Да уж, – улыбнулся он, глядя ей в глаза.
– Но ты же знаешь, что все не на самом деле.
– Точно?
– Это не настоящая кровь, это кетчуп, – пошутила Памела и ущипнула мужа за щеку.
Потушив свет, она притянула мужа к себе. Они занялись любовью, стараясь не шуметь, а потом заснули, прижавшись друг к другу.
После завтрака Памела лежала в кровати, читая в айпеде газеты. Мартин с Алисой собирались на рыбалку.
Солнце уже взошло, и с прозрачных сосулек за окном закапало.
Мартин, поклонник подледной рыбалки, до бесконечности мог говорить о том, как хорошо лежать на животе и, прикрываясь от света, смотреть в прорубь, где плещется вода и подплывают крупные гольцы.
Консьерж отеля рекомендовал Калльшён – озеро при реке Индальсэльвен. Рыбы там много, туда легко добраться на машине, но место спокойное.
Алиса поставила у двери тяжелый рюкзак, повесила на шею упоры для льда и зашнуровала ботинки.
– Я уже начинаю жалеть, что выбрала рыбалку, – сказала она и выпрямилась. – Массаж, уход за лицом – прямо завидно.
– Я буду наслаждаться каждой секундой, – улыбнулась Памела – она еще не вылезла из кровати. – Я…
– Ну хватит, – перебила Алиса.
– Плавание, сауна, маникюр…
– Хватит, хватит, хватит!
Памела набросила халат, крепко обняла дочь, поцеловала Мартина и пожелала им ни хвоста, ни чешуи – по ее понятиям, так полагалось.
– Не задерживайтесь там. И будьте поосторожнее.
– Не скучай без нас, – улыбнулся Мартин.
Кожа у Алисы почти светилась, из-под шапки выбились рыжевато-каштановые кудри.
– Застегни куртку до горла, – велела Памела.
Она погладила Алису по щеке и не убирала ладонь, пока не почувствовала нетерпение дочери.
Две маленькие родинки под левым глазом Алисы всегда наводили Памелу на мысль о слезах.
– Ну что? – улыбнулась Алиса.
– Отдыхайте.
Муж с дочерью ушли. Памела стояла в дверном проеме и смотрела, как они удаляются по коридору. Наконец оба скрылись.
Закрыв дверь, она вернулась в спальню – и замерла: что-то скрежетнуло.
Пласт белого снега съехал с крыши, пролетел мимо окна и тяжело плюхнулся на землю.
Памела надела бикини, махровый халат и тапочки, бросила в тканевую сумку ключ-карту, телефон и книжку и вышла.
В спа-зоне было пусто: все гости на склонах. Вода в большом бассейне сверкала, в ней отражался темневший за окном заснеженный лес.
Памела положила свой мешочек на столик между шезлонгами, сняла халат и направилась к скамье, на которой лежали свернутые чистые полотенца.
Вдоль стены бассейна тянулась аркада.
Памела погрузилась в теплую воду и медленно поплыла. Проплыв десять дорожек, она задержалась в дальнем торце, перед панорамным окном.
Ей захотелось, чтобы Мартин и Алиса были с ней.
«Волшебство какое-то», подумала она, глядя на горы и еловый лес в лучах солнца.
Отработав еще десять дорожек, она вылезла из воды и устроилась почитать в шезлонге.
Подошел молодой служащий, спросил, не хочет ли она чего-нибудь. Памела попросила бокал шампанского, хотя было еще утро.
С высокой ели сполз пласт снега. Ветви качнулись, снежинки закружились на солнце.
Прочитав еще три главы, Памела допила шампанское, сняла очки и ушла в парную, где задумалась о повторяющихся кошмарах Мартина.
Когда он был маленьким, его родители и двое братьев погибли в автоаварии. Мартина выбросило через лобовое стекло, он расцарапал об асфальт всю спину, но остался жив.
Когда Памела познакомилась с Мартином, ее лучший друг Деннис работал психологом в молодежной клинике, его специализацией было проживание горя. Благодаря Деннису Мартин раскрылся, рассказал о потере и чувстве вины, которые тащил за собой, как плавучий якорь.
Основательно пропотев, Памела приняла душ, надела сухое бикини и отправилась в массажный кабинет. Там ее встретила женщина с покрытыми шрамами щеками и грустным взглядом.
Памела сняла лифчик и легла на живот. На бедра ей набросили полотенце.
У массажистки были жесткие руки; теплое масло пахло зелеными листьями и деревом.
Памела закрыла глаза, чувствуя, как рассеиваются мысли.
В голове всплыла картинка: Мартин и Алиса, не оглядываясь, уходят от нее по пустому коридору.
Пальцы женщины спустились по позвоночнику до края полотенца. Женщина помассировала ягодицы, так, чтобы бедра немного раздвинулись.
После массажа и маски для лица Памела собиралась вернуться к бассейну, заказать бокал вина и бутерброд с креветками.
Женщина набрала еще теплого масла, руки скользнули по ребрам, от талии к подмышкам.
В кабинете было тепло, но Памелу пробрала дрожь.
Наверное, просто мышцы расслабляются.
Она снова подумала про Мартина и Алису, и ей почему-то представилось, что она смотрит на них с высоты.
Озеро Калльшён расположено между горами, лед на нем серый, как сталь. Мартин с Алисой – просто черные точки.
Закончив массаж, женщина накрыла Памелу теплым полотенцем и вышла.
Памела немного полежала, потом осторожно встала и надела лифчик.
Сунула ноги в мокрые холодные тапочки.
Вдалеке простучал вертолет.
Памела перешла в кабинет дерматолога – блондинки лет двадцати на вид.
Во время глубокого очищения и пилинга Памела задремала. Дерматолог как раз готовила маску из глины, когда в дверь постучали.
Врач извинилась и вышла из кабинета.
Памела услышала, как мужской голос что-то торопливо говорит, но слов разобрать не смогла. Через минуту женщина вернулась. В глазах у нее было странное выражение.
– Мне очень жаль, но, похоже, произошел несчастный случай.
– Какой, что еще за несчастный случай? – Памела говорила слишком громко.
– Говорят, опасности нет, но вам, наверное, придется поехать в больницу.
– В какую? – Памела достала из мешочка телефон.
– В Эстерсунде. В больницу в Эстерсунде.
Идя по гостиничному коридору, Памела не замечала, что халат у нее развязан. Она набрала номер Мартина и с нарастающей тревогой стала вслушиваться в гудки.
Никто не ответил. Памела побежала, потеряла тапку, но не стала возвращаться за ней.
Из-за мягкого коврового покрытия шаги звучали глухо, будто она бежала под водой.
Памела позвонила Алисе, но телефон переключился на голосовую почту.
Нажав кнопку лифта, Памела сбросила вторую тапочку и дрожащими пальцами снова набрала номер Мартина.
– Возьми трубку, – шептала она.
Не дождавшись лифта, Памела выбежала на лестницу и, держась за перила, помчалась сразу через две ступеньки.
На площадке второго этажа она чуть не упала, споткнувшись о забытое пластиковое ведерко с мастикой для пола.
Памела обежала его и помчалась дальше, пытаясь понять слова блондинки.
Опасности нет.
Но почему они на звонки не отвечают?
Спотыкаясь, Памела ввалилась в коридор третьего этажа, пошатнулась, оперлась рукой о стену, побежала.
Задыхаясь, она достала карту-ключ, вошла в номер и бросилась прямо к письменному столу. Потянулась к трубке стационарного телефона, опрокинула подставку с брошюрами на пол, позвонила на стойку портье и попросила заказать такси.
Натянула одежду прямо на бикини, схватила сумочку, телефон и вышла из номера.
Сидя в машине, Памела продолжала набирать номера Алисы и Мартина и отправлять им сообщения.
Наконец она дозвонилась до больницы. Ответившая ей женщина заявила, что не может ничего сообщить.
Сердце зашлось, и Памела еле сдержалась, чтобы не наорать на женщину.
За окном мелькали стволы, с деревьев рушился снег. В солнечном свете темной стеной выстроились ели. По просеке протянулись заячьи следы. Дорога была мокрой от снежной каши.
Стиснув руки, Памела молилась, чтобы с Мартином и Алисой не случилось ничего ужасного.
Мысли проносились в голове с дикой скоростью. Сначала Памела увидела, как взятая в прокат машина, переворачиваясь, катится вниз по снежному склону, потом – как медведица ломится через ельник, еще потом – как рыболовный крючок впивается в глаз, как нога ломается прямо над ботинком.
Она позвонила Мартину и Алисе уже раз тридцать, она отправляла сообщения и электронные письма. Когда такси въезжало в Эстерсунд, ответа все еще не было.
Больничный комплекс оказался большим; коричневые здания, застекленные переходы блестят на солнце.
Снег таял, по асфальту бежала вода.
Водитель повернул и остановил машину у въезда для «скорых». Памела расплатилась и с гудящей от беспокойства головой вышла из машины.
Она торопливо прошагала вдоль коричневой стены, украшенной примечательным, похожим на дерево узором, пробежала, словно по загону, в приемный покой, на ватных ногах подошла к стойке регистратуры и назвалась. Собственный голос слышался ей, словно издалека.
Дрожащей рукой Памела протянула удостоверение личности.
Бородатый мужчина за стойкой попросил ее посидеть в приемной, но Памела осталась стоять, рассматривая собственные сапоги и черный коврик под ногами.
Наверное, можно поискать на новостных сайтах информацию об автомобильных авариях, но Памела не могла заставить себя взять телефон.
Еще никогда в жизни ей не было так страшно.
Памела сделала несколько шагов, обернулась и посмотрела на бородатого.
Ей казалось, что она не выдержит ожидания. Надо идти, искать мужа и дочь в разных палатах интенсивной терапии.
– Памела Нордстрём? – К ней подошла санитарка.
– Что произошло? Мне никто ничего не говорит. – Памела проглотила вставший в горле комок.
– Не могу сказать. Переговорите с врачом.
Они шли по коридору. Вдоль стен выстроились каталки, то и дело разъезжались двери с грязными стеклами.
В приемной плакала какая-то старуха. В аквариуме рядом с ней стайкой плавали блестящие рыбки.
Памела и санитарка вошли в отделение анестезии и интенсивной терапии. По коридору пробежали медсестры.
В отделении был сливочно-белый пол и пахло дезинфицирующими средствами.
Встретившая Памелу веснушчатая медсестра успокаивающе улыбнулась.
– Я понимаю, что вы волнуетесь, – сказала она, пожимая Памеле руку. – Но опасности нет. Все будет хорошо, честное слово. Скоро вы сможете поговорить с врачом.
Следом за медсестрой Памела вошла в палату интенсивной терапии. Ритмично всхлипывал аппарат искусственного дыхания.
– Что произошло? – еле слышно спросила Памела.
– Мы дали ему снотворное, но он вне опасности.
Мартин лежал в больничной кровати, изо рта у него торчала пластиковая трубочка. Глаза закрыты. Врачи подключили мужа к множеству аппаратов, которые измеряли сердечную деятельность, пульс, уровень углекислого газа и кислорода в крови.
– Но…
У Памелы перехватило дыхание, и она оперлась о стену.
– Он провалился под лед. Когда его обнаружили, он уже сильно пострадал от переохлаждения.
– Алиса, – пробормотала Памела.
– Какая Алиса? – улыбнулась медсестра.
– Моя дочь. Где моя дочь, где Алиса?
Памела сама услышала, какой взволнованный у нее голос, она себя не контролировала. Медсестра побледнела.
– Нам ничего не известно о…
– Они были на озере вместе, – закричала Памела. – Алиса была с ним, вы же не потеряли ее там? Она совсем девочка, вы… вы не могли ее там оставить!