Однако, в лес финикийцы не смогли удалиться слишком глубоко. Едва добежав до небольшой ложбины между каменистыми холмами, они услышали впереди, а потом справа и слева крики «загонщиков», словно на них охотились, как на диких зверей. Поднявшись на дальний край этой ложбины, Федор увидел красные щиты индейцев между деревьями буквально в двадцати метрах от себя. И так было везде: справа, слева и позади.
– Все, бежать больше некуда, – остановился Федор на гребне, перехватывая покрепче фалькату, – остается умирать в бою.
– Не впервой, командир, – ухмыльнувшись, сплюнул Леха, вставая рядом.
– Построиться! – отдал последний приказ Чайка и бойцы образовали на гребне каменистого склона что-то похожее на каре, развернувшись так, чтобы встретить индейцев лицом к лицу, – покажем этим обезьянам, что такое Карфаген.
Чайка ожидал, что воины противника, пользуясь тем, что у его бойцов почти не осталось щитов, просто закидают их своими смертоносными копьями, которыми они пользовались очень умело, но этого не произошло. Индейцы, приближались медленно, перехватив копья и слегка присев на своих ногах, словно подводя дело к ближнему бою. Наконец, они вдруг остановились, замерев по знаку вождя в десятке метров от карфагенян.
– А ну-ка, лучники, – приказал Чайка, не выдержав этой психической атаки, – стрел не жалеть!
Тотчас оставшиеся в живых лучники стали пускать стрелы во все стороны, сражая воинов ягуара наповал. Те падали замертво, но в ответ так и не полетело лавины копий, что окончательно сбило с толку Федора.
– Может, они нас живьем решили взять? – подумал он вдруг, даже озвучив эту мысль вслух.
– Зачем? – недопонял Ларин, вытерев пот со лба тыльной стороной ладони.
– Посмотреть, что там внутри у белокожих пришельцев, – поделился догадкой Федор, – здешние жрецы, должны быть большими умельцами по части вырезания сердца у еще живых людей. Они тебе его даже успеют продемонстрировать, до того, как твой дух отправиться к богам.
– Я живым не сдамся, – заявил Ларин, – я тоже слыхал в прошлой жизни, что они с пленниками делают. Лучше уж сейчас помереть. Прощай, командир!
И, шагнув вперед, он с криком бросился на врага. Ларин успел пробежать метров пять, прежде чем в него все-таки метнули какой-то странный предмет, похожий на веревку с шарами. Фальката Лехи еще не успела опуститься на голову ближайшего индейца, как он сам рухнул ему под ноги, опутанный прочными веревками.
– Значит, я не ошибся, – выдохнул Федор, и с криком «Вперед! В атаку!», бросился на выручку спеленанному по рукам и ногам другу, который лежал на каменистой земле, матеря, на чем свет стоит местных жителей.
Освободить друга он не успел. Но, Чайке повезло больше. Он, увернулся от копья и убил еще троих, раскроив массивной фалькатой их татуированные черепа, прежде чем сам подвергся такой же участи. Неизвестно откуда прилетела ловко пущенная веревка с шарами, и он, выронив фалькату, оказался на траве, совершенно обездвиженный. Упав примерно в нескольких метрах от Ларина, Федор потерял шлем, но успел заметить, как индейцы все же пустили в ход копья, убив нескольких карфагенян. Финала последнего сражения он не увидел, – кто-то приблизился к нему и хорошенько приложил по голове тяжелой дубиной. Свет померк в глазах Федора.
Первое что он почувствовал, очнувшись, кроме дикой боли в затылке, – это какие-то подергивания в плечах и запястьях. Голова его тоже постоянно раскачивалась. Едва к нему вернулась возможность хоть немного соображать, как он уразумел, что привязан за руки и ноги к длинному и тонкому бревну. Подвесив словно тушу кабана, добытую на охоте, его куда-то несли сквозь лес несколько воинов ягуара.
«Черт побери, – в бессильной ярости подумал Чайка, глядя на танцующий перед глазами мир, и понемногу сообразив, что его несут по той самой дороге, по которой они пытались сбежать, – могли бы и на повозку бросить».
Однако, ушибленная память все же напомнила ему, что местные аборигены вроде бы не знают колеса. «Какая жалость, – расстроился Федор еще больше, – даже в последний путь не могут отвезти, как следует. Все мучиться приходиться».
После пленения Федор был оставлен в панцире, но лишен оружия. В всяком случае его любимой фалькаты при нем больше не был, как и двух кинжалов. «Хорошо еще, что хоть оставили сандалии на ногах, – вспомнил Чайка про свое секретное оружие, узкое острое лезвие, спрятанное в подошве на такой случай, – может быть, боги дадут мне еще один шанс».
Он попытался осмотреться, насколько позволяло его положение, но из этого ничего хорошего не вышло. Удалось заметить лишь то, что впереди таким же образом несут еще кого-то из его спутников. Но, кого именно, разобрать не удалось. Есть ли кто-то еще сзади, он посмотреть не решился, – для этого пришлось бы подтянуться и поднять голову, а Чайка старался не привлекать внимания конвоиров-носильщиков, пытаясь до последнего делать вид, что он без сознания. Это ему удавалось легко, так как сил у него действительно не было. Минут через пять, все вновь поплыло перед глазами, и голова командира карфагенян безвольно повисла.
Новый проблеск сознания возник у него, когда Федора потащили куда-то вверх и положение тела резко изменилось. От сильных толчков Чайка вновь ненадолго пришел в себя и увидел, что его несут по широкой каменной лестнице, мимо большого скопления народа. Вскоре пестрые одежды и смуглые лица, которые почти сливались для Чайки в одном бешеном карнавальном танце, оставались позади. Теперь он смог увидеть обширные плоские каменные грани, тянувшиеся бесконечно вверх, справа и слева от лестницы. «Пирамида, – догадался Федор, – значит, все-таки нас принесут в жертву». Но даже эта новость не смогла его уберечь от новой потери сознания. «Пусть, – слабо подумал изможденный Федор, даже не пытаясь удержать ускользающее сознание, и вновь погружаясь во тьму небытия, – умру во сне прямо сейчас. И пусть эти жрецы от злости рвут себя на куски».
Но, он не умер так быстро, как захотел. Очнувшись в третий раз, Федор ощутил, что лежит на каменном постаменте, привязанный к нему за руки и ноги, почти не имея возможности ими пошевелить. Зато голова его лежала свободно, словно ему специально оставили возможность наблюдать за собственной казнью. И Федор не преминул этой возможностью воспользоваться, чуть приподняв голову и осмотревшись. Они находились, судя по всему, на плоской вершине высокой пирамиды. Вокруг было только небо, имевшее вечерний оттенок. Лишь позади Чайка мог заметь край каких-то более высоких построек, от которых валил черный дым. «Наверное, апартаменты жрецов, – подумал он, привычно анализируя ситуацию, и, словно позабыв о грядущей гибели, – они уже разожгли жертвенный костер и наточили свои поганые ножи».
Солнце палило нещадно, нагревая его оголенную кожу. Панцирь с него уже сняли, оставив лишь исподнее на бедрах и сандалии. Однако, похоже, все оружие и доспехи бросили тут же, – он увидел чуть в стороне сваленные в кучу одежды, похожие на одежду и снаряжение финикийцев. К своему удивлению никаких солдат рядом он не заметил. Ни справа, ни слева. Только длинный ряд каменных столов, построенных здесь явно для препарирования людей. Ближние места, насколько он мог заметить, с обеих сторон были заняты его людьми. Справа лежал лучник, а слева Леха Ларин и Федор против воли поблагодарил своих будущих убийц, что позволили им в последний момент быть рядом, хоть какая-то радость.
Метрах в десяти, где виднелся человек в пестрых одеждах с украшенной яркими перьями головой, вдруг раздалось заунывное пение. Голос был высоким и тонким, как у оперного певца. Постепенно голос окреп и разнесся надо всей пирамидой. Его наверняка было слышно и внизу, на площади. «Ну вот, началось отпевание, – подумал Федор, закрывая глаза, – не люблю я такую музыку».
От звуков голоса поющего жреца, Леха очнулся и ошалелым взглядом стал смотреть по сторонам. Заметил Чайку.
– Эй, командир, – позвал он, извернувшись насколько было возможно, – Жив еще?
– Пока жив, – спокойно ответил Федор вполголоса, уже не боясь получить дубиной по голове за разговоры, – но, это ненадолго. Вон тот парень скоро допоет свою песню и начнет нас вскрывать, выпуская кишки на волю.
– Ну, так надо что-то делать, – озадачил его неожиданным предложением Леха, – не помирать же здесь, как жертвенным баранам, в самом деле.
– Мы на вершине пирамиды, брат, – проинформировал его Чайка, – даже если освободимся, отсюда далеко не убежишь. Спуститься не дадут, не говоря уже о том, что город вокруг.
– Кончай ныть, сержант, – оборвал его Леха, – думай, давай.
Федор умолк ненадолго, совершенно не зная, что противопоставить железной логике своего друга, не желавшего примиряться с очевидным. Но помирать вот так, в виде подопытных кроликов, действительно не хотелось. Меньше всего Федор хотел увидеть свое бьющееся сердце.
– У меня в сандалии лезвие есть, – вдруг сообщил он, как бы невзначай, Лехе.
– Так доставай, – заметил на это Леха, – режь ремни. У меня все равно нет ничего. Кинжалы все отобрали, не говоря уже о фалькате.
– Попробую, – осторожно заметил на это Чайка, пошевелив затекшими руками.
Левое запястье было прикручено чуть сильнее, чем правое и Федор, вспомнив свое умение диверсанта выпутываться из разных силков и капканов, стал шевелить рукой. Некоторое время, как он ни старался, ничего не выходило. Палачи свое дело знали, надежно обездвижив жертвы. «Потому, – подумал он, – и солдат не видно. Уверены, что никто не сбежит».
– Давай быстрее, – прошипел сбоку Леха, – Пока это чудо в перьях свою песню поет. Скоро допоет, и тогда поздно будет пить боржоми.
К счастью, жрец, которому помогало в этом заунывном песнопении еще несколько голосов, не особенно торопился закончить обряд. Скорее наоборот, оттягивал его начало, предвкушая радость ритуального кровопускания.
Спустя минуту бесплодных попыток, Федор, наконец, смог вытащить измученную ладонь из кожаной петли, плотно державшей ее у основания каменного стола. Против воли посмотрел по стонам, но за это его никто не наказал. Похоже, за приговоренными к жертвоприношению уже не следили так пристально, полагая, что они никуда не денутся. Но, друзьям роль жертв не очень пришлась по душе. Они оба уже твердо решили лучше умереть при последней попытке к бегству, чем на столе для кровопускания.
Поскольку его правая нога была привязана к камню специальной петлей, совсем близко от руки, так что его грудь слегка выгибалась вперед, Федор уже без труда дотянулся до подошвы. «Спокойно, – скомандовал он своим пальцам, нервно обшаривавшим каблук сандалии, – не урони лезвие. Это твоя последняя надежда».
Усилием воли он заставил руку не дрожать и вскоре нащупал едва заметную головку короткой рукоятки. Зацепив ее пальцами, он медленно извлек наружу узкое и обоюдоострое лезвие, длинной сантиметров десять.
– Есть, – прохрипел Федор, от радости потеряв голос.
– Давай, режь свои ремни, – прошипел в ответ Леха, – а потом мои.
Чайка не успел приступить к осуществлению задуманного, как песнопения неожиданно смолкли. В наступившей тишине, кто-то из жрецов вдруг громко выкрикнул одно слово, и откуда-то снизу накатилась волна людских голосов. «Да там немало народа собралось, – поймал себя на мысли Чайка, – посмотреть на наше кровопускание. Черт бы их побрал, вместе с их богами».
Когда хор людских голосов на площади затих. Жрец развернулся и медленно двинулся к своим жертвам, многие из которых уже очнулись, в ужасе вращая глазами по сторонам с надеждой на чудо. Даже со своего места Федор разглядел головной убор из перьев, проплывший к тому месту, где, видимо, начинался ряд каменных столов. Остальные жрецы последовали за ним. Там главный жрец, лица которого он не мог разглядеть, остановился и Чайка глазом не успел моргнуть, как в воздухе сверкнуло что-то золотистое. Раздался душераздирающий крик, и над головой жреца взметнулась его рука, сжимавшая окровавленное сердце. Алые струи текли по этой руке, только что вскрывшей грудь одного из карфагенян. Жрец развернулся и продемонстрировал еще трепыхавшееся сердце толпе внизу, которая взорвалась от восторга. Новая волна истошных воплей, напоминавших крики радости, захлестнула пирамиду.
– Началось, – пробормотал побледневший Федор.
– Торопись! – едва не крикнул Леха, безуспешно пытавшийся высвободиться самостоятельно, – торопись, сержант!
Чайка стиснул зубы и, стараясь не отвлекаться на новую волну криков радости, означавшую конец кого-то из его людей, принялся перерезать петлю на ноге. К счастью «диверсионный» нож, сделанный по его спецзаказу оружейниками, не подвел. Твердая кожа с треском лопнула, освободив ступню. Чайка едва не вскрикнул от радости, – правая сторона его тела была на свободе, оставалось самое трудное, – освободить остальное. Для этого пришлось бы подняться с жертвенного стола, что неминуемо привлекло бы внимание жрецов и еще неизвестно кого, кто мог находиться поблизости. И все-таки другого выхода не было. Нужно рискнуть. Главный жрец ягуара, почуяв опьяняющий запах крови, работал методично и уже двое соплеменников Федора под радостные крики толпы отправились на встречу с богами. Сколько их еще осталось кроме него самого и Лехи Ларина, он не знал, но если уж бежать, то нужно было попытаться освободить всех, кого только возможно.
И Федор решился. Резким движением он перекинул тело через край каменного стола и рухнул в углубление между своим постаментом и столом, на котором извивался Ларин. За секунду полета он успел осознать, что группа жрецов находилась от него шагах в двадцати слева. Солдат поблизости Чайка не заметил, лишь внизу, в сотне метров на лестнице, стояла какая-то цепочка вооруженных копьями людей. Большего он не увидел, сразу принявшись за ремень на своей руке. Обрезал. Руки свободны. Короткий взгляд в сторону, – кто-то метнулся к нему, – теперь надо быстро освободить ногу. Перепиливая твердый ремень, боковым зрением Чайка видел, как к нему в обход каменных столов движутся два рослых человека в перьях и масках. Однако копий у них в руках он не заметил, а потому решил сначала допились ремень. Несколько секунд у него еще оставалось в запасе.
– Молодец командир, – крикнул Леха, когда тот освободился и принялся резать ремень у него на руке.
– Все, дальше сам, – объявил он, когда правая рука Ларина была свободна, а жрецы, сжимавшие ритуальные кинжалы, находились уже всего в пяти метрах за спиной, – а я пока поговорю с этими ребятами.
Сунув лезвие в руку Лехе, который, не мешкая, принялся довершать дело, командир карфагенян отскочил в сторону, где уже давно заприметил сваленные в кучу доспехи своей разбитой армии. Среди них даже поблескивало что-то, похожее на клинки, которыми он решил завладеть вновь. Видимо, жрецы решили все это тоже принести в жертву или просто не стали пока тратить время на изучение трофеев, предпочитая заняться телами пленников. Но, метнувшись туда, Федор понял, что путь ему уже перекрыт, – один из рослых жрецов бросился наперерез, вытянув вперед свой изогнутый золотой кинжал.
Остановившись, Чайка встретился глазами с этим жрецом. На нем была маска ягуара с оскаленной пастью, сквозь которую виднелась лишь верхняя часть лица, скрывая рот под звериным оскалом окровавленных клыков. В стальном он был голым, если не считать широкого золотого пояса, прикрывавшего гениталии, украшенного вычурным орнаментом из красных линий и изображениями очень похожими на черепа. На щиколотках он имел поножи, выполненные в таком же стиле. Второй жрец, перемещавшийся вдоль другого конца шеренги жертвенных столов, которых здесь был не один десяток, как успел разглядеть Федор, был одет так же, но находился дальше.
– Ну, иди сюда, – пробормотал Федор, разминая затекшие конечности, – попробуй завершить свой ритуал.
Жрец не стал дожидаться приглашения и выбросил руку со своим смертоносным кинжалом вперед. Чайка пригнулся, и нож просвистел над его ухом. Не давая противнику нанести новый удар, он ответил коротким тычком кулака под ребра, остановившим движение тела в воздухе, а затем пнул его ногой в грудь. Жрец отлетел назад, распластавшись на камнях и выронив нож. Чайка метнулся к нему, но жрец вновь завладел клинком и, когда Федор навис над ним, попытался лежа вспороть ему живот. Чайка чудом успел избежать этого, – золотое лезвие прошло в миллиметре от его живота, слегка расцарапав кожу. Федор в ярости нанес удар ногой по голове жреца, отчего маска слетела с его головы, обнажив узкое смуглое лицо с длинными, до плеч, черными волосами. А, когда, выронив нож, жрец откатился в сторону, Федор добавил еще несколько раз подкованным башмаком по ребрам и даже засадил ему в пах. Поверженный жрец согнулся, заскулив от боли и затих.
– Напрасно вы мне сандалии оставили, – приговаривал Федор, пиная распластанное тело, – ох, напрасно.
Увлекшись, он потерял пару секунд. Тем временем подлетел второй и попытался лишить Федора скальпа, взмахнув ножом у самой макушки.
– Ну, все, – решил Чайка, – пора кончать это представление, а то скоро сюда весь город сбежится.
После первой схватки, он уже постепенно пришел в форму. И со вторым противником разделался гораздо быстрее. Отбив блоком руку с ножом, Федор, не раздумывая, ударил нападавшего в пах и, затем, снизу вверх коленом, которое встретилось с маской ягуара, превратив ее в кашу вместе с лицом. Наступив на размотавшийся золотой пояс, Чайка случайно сдернул набедренную повязку со жреца, который рухнул навзничь, обнажив свои гениталии. Не отвлекаясь, Федор подхватил его изогнутый нож для жертвоприношений, опустился рядом на колено и с размаха всадил клинок жрецу в сердце, на прощанье даже посмотрев в глаза, которые уже трудно было отыскать на окровавленном лице. Испустив короткий вздох, жрец затих.
– Это тебе за моих ребят, – сплюнул Федор, вставая с кинжалом в руке.
Оказавшись на ногах, он невольно взглянул на гениталии поверженного противника и только тут понял, что его так удивило: отсутствие некоторых совершенно необходимых мужчине частей. Убитый жрец был кастратом[2].
– Вот те раз, – озадачился Чайка, от неожиданности позабыв о том, где находился, – так вот почему они так звонко пели.
В этот момент чья-то тень мелькнула с боку и Федор, увернувшись от направленного ему в грудь ножа, с разворота всадил трофейный клинок под ребра второму жрецу. Когда тот опустился на колени, а затем упал в лужу собственной крови, что успела натечь из обширной раны, Чайка, наконец, смог осмотреться.
Ларин уже освободился сам и продолжал одного за другим освобождать от пут карфагенян, прикованных к жертвенным столам. Кроме них здесь были и другие пленники из местных, но Леха занимался пока только своими. Группа жрецов, взбешенная неожиданной свободой своих жертв, однако больше не решалась нападать самостоятельно, – слишком дорого это обошлось их первым посланникам. Казнив троих финикийцев, остальные попятились в сторону лестницы, по которой наверх уже бежала их охрана, – рослые и смуглые солдаты с копьями. Федору даже показалось, что те были слишком высокими для индейцев, настоящие великаны.
Сам Чайка находился на верхней части огромной ступенчатой пирамиды из красного камня, обращенной фасадом к широкой площади, запруженной народом. Вокруг нее виднелось несколько пирамид поменьше и расходившиеся лучами улицы, застроенные домами. Позади пирамиды Федор разглядел вытянутое озеро и даже речку, что впадала в него совсем близко. Берег порос лесом, хотя и был разрезан повсюду дорогами. Здесь же, на верхней площадке, позади жертвенных столов, было выстроено еще два небольших квадратных здания со входами, но без окон. Они походили на обиталища священных жрецов или места для хранения подношений. Между двумя подозрительными строениями, из которых, впрочем, никто не выходил, виднелся узкий проход на дальнюю сторону пирамиды. Вдоль него стояло несколько полыхающих котлов с какой-то черной маслянистой жидкостью, посылавшей в небо черный дым.
«Судя по скоплению народа, мы действительно удостоились чести быть принесенными в жертву местным богам, – подумал Федор, метнувшись к собранным в кучу доспехам в надежде отыскать там что-нибудь повнушительнее короткого ножа для жертвоприношений, – да еще, наверняка на каком-нибудь празднике плодородия, чтобы окропить всходы нашей кровью. Вот уж хрен вам, не дождетесь!».
Порывшись в куче доспехов, он с радостным изумлением обнаружил там свой панцирь и даже свою фалькату.
– Леха! – крикнул Федор своему другу, быстро накидывая панцирь на себя и застегивая на ходу на пару ремешков, – давай сюда! И остальные тоже ко мне!
– Сейчас, – ответил Ларин, продолжая вспарывать путы, – еще троих освобожу.
– Тут наши доспехи и оружие, – крикнул ему Федор, с приятным чувством ощутив в ладони тяжесть фалькаты, – есть чем встретить этих мощных ребят, что бегут к нам по лестнице.
– Отлично! – заявил Леха, в запале освободив еще несколько незнакомых индейцев, повалившихся ему в ноги от радости, – значит, умрем с клинками в руках.
С удивлением смерив их взглядом, Леха предоставил индейцев собственной судьбе и поскакал через жертвенные камни к своему командиру.
– Я тут, – вскоре выдохнул полуголый Ларин, оказавшись рядом вместе с несколькими спасенными финикийцами, – Что делать будем?
– Разбирайте оружие, что осталось, – приказал Федор, взглядом пересчитывая своих воинов, которых было теперь всего девять человек вместе с ним, – быстрее, скоро здесь будут солдаты.
Пока бойцы разбирали мечи и кинжалы, – ни копий, ни луков, к сожалению, здесь не оказалось, – Федор с Лариным, уже натянувшим чей-то панцирь и раздобывшим фалькату, отошли на пару шагов в сторону. Ничуть не скрываясь, все равно некуда, они смотрели как на помощь обескураженным жрецам, по ступенькам поднимались солдаты. Они, хоть и бежали, но, надо сказать, не слишком торопились, понимая, что беглецам с вершины пирамиды все равно никуда не деться.
– Хочешь дать бой? – предположил Леха, рассматривая с высоты странный город и площадь у подножия этого грандиозного сооружения. Люди внизу, жаждавшие крови, замерли от неожиданности, когда посвященные ягуару жертвы вдруг начали защищаться.
– Дать бой мы всегда успеем, – как-то странно заметил Федор, поглядывая наверх, туда, где горели котлы, испускавшие в небо черный дым, – пойдем-ка посмотрим, что там за этими каменными избушками.
– Думаешь, там есть черный ход? – усмехнулся Ларин.
– Чем ягуар не шутит, – криво усмехнулся Федор, впервые за этот день.
– Ну, пойдем, – согласился Леха, покрепче сжав фалькату, – все равно они уже скоро будут здесь. А оттуда можно будет опрокинуть на них это кипящее масло или смолу. Вон как жаром обдает даже здесь. Может, хоть половину из них спалить успеем, пока нас порубят в мелкий винегрет.
Друзья поднялась вверх, преодолев несколько широких ступенек, и оказались в проходе между двумя ритуальными сооружениями. Жар от котлов, стоявших на треногах, и задымленность здесь ощущалась еще сильнее. Осторожно заглянув сначала в одно строение, стены которого были изготовлены из идеально отполированных каменных блоков высотой в человеческий рост и имели в дальнем конце три узкие вертикальные прорези непонятного назначения, вместо окон, друзья не обнаружили там почти ничего. Если не считать нескольких каменных скамеек и странного круглого изображения высеченного на полу, метров десять в диаметре, испещренного какими-то картинками. Вечерний свет из прорезей в стене падал именно на этот каменный круг.
– Пусто, – констатировал Ларин, – оружия нет, золота тоже. Даже окон, можно сказать, нет. И чем они тут занимаются?
У Федора возникли свои догадки, но он не стал ими делиться. Некогда. Сначала надо придумать, как сбежать отсюда. Вернувшись в проход, они не успели зайти в соседнее здание, а лишь заглянули, – воины ягуара уже были почти у самой площадки. На ее границе оставшиеся солдаты Карфагена готовились дать последний бой. Еще раз, после неожиданно отложенной казни.
– Идем туда, – махнул рукой Федор и потянул друга сквозь проход, обозначенный жаровнями.
Пройдя между двумя странными сооружениями на вершине огромной пирамиды, вскоре они оказались у ее задней стены, обращенной к озеру. К своему удивлению прямо с верхней площадки отсюда вниз действительно вела узкая лестница, на которой могли разойтись лишь два человека. Сейчас здесь никого не было. Ни жрецов, ни охраны. А между основанием пирамиды и озером тянулся заросший лесом участок, разделявший огромный город на две части. Лестница перетекала с грани на грань пирамиды и неожиданно оканчивалась почти на середине. Отсюда было не видно, что именно там находилось, словно лестница просто обрывалась в никуда. Но, Федор решил, что там есть какой-то незаметный с этой точки вход внутрь.
– Идем вниз, – заявил он.
– Ну, дойдем до середины стены, – кивнул Леха, – а дальше что? Летать я не умею. Там еще метров пятнадцать, а у нас ни веревок, ни крючьев, да и времени нет.
– Есть другие идеи? – уточнил Федор, нахмурившись.
– Нету, – провел по волосам Ларин.
– Тогда вперед, там разберемся, – решил Федор, и напомнил, – ты же рисковый парень, Леха. А летать и они не умеют. Так что, как-нибудь выберемся. Потом в лес и к озеру.
Вынувшись назад на центральную площадку, Чайка приказал своим солдатам отступать.
– Все сюда! – замахал фалькатой Леха, повторив приказ командира.
Бойцы Карфагена еще не успели развернуться, как появившийся на площадке первый широкоплечий рослый воин ягуара, просто гигант, метнул в него свое копье. Только врожденное чутье спасло Ларина от верной смерти. Он едва успел уклониться, как острый каменный наконечник вспорол наплечник на его панцире и, ударившись в треногу жаровни, со звоном отскочил от нее.
– Ах, ты, сволочь, – взревел Леха, бросаясь вперед, – ну ты у меня сейчас получишь напоследок.
Но, Чайка осадил его, увидев как на краю площадки, один за другим появляются эти исполины в плоских шлемах, с копьями и щитами.
– Стоять! Все к жаровням! Надо их опрокинуть!
– Ладно, – нехотя подчинился Леха, – устроим дымовую завесу. Пусть народ позабавиться. Не зря же собрались.
Подбежавшие солдаты Карфагена окружили две крайние жаровни и, поднатужившись, опрокинули эти массивные конструкции, наполненные до краев горючей жидкостью. Запах у нее был какой-то странный, не слишком похожий на смолу.
Когда обе жаровни с грохотом опрокинулись, то смолянистая жидкость, полыхая, растеклась по каменным ступенькам. Огонь и черный дым, еще сильнее окутал вершину пирамиды, отрезав беглецов от преследователей.
– Еще две! – приказал Федор, решив усилить дымовую завесу.
И вскоре две новые жаровни разлили свое огненное содержимое по площадке, заполнив узкий проход между ритуальными строениями огнем и дымом.
– Теперь не достанут! – радостно заявил один из бывших лучников, обернувшись к Федору, после того, как новые жаровни изрыгнули на воинов ягуара свое содержимое. Неожиданно он резко подался вперед и, упав на Чайку, безвольно повис на руках командира. Когда Федор перевел взгляд с его остекленевших глаз на спину, то увидел древко длинного копья, торчавшее из нее.
– Все назад! – приказал Федор, опустив мертвеца на горячие камни, – в бой не вступать. Идем за мной. Там лестница.
Когда небольшой отряд преодолел проход и оказался на узкой лестнице, Чайка, обернувшись назад после двадцати метров спуска, вдруг заметил несколько незнакомых полуобнаженных фигур, скакавших по ступенькам вслед за его солдатами. Все они были безоружными и явно убегали вместе с финикийцами от неминуемой смерти.
– А это еще кто? – воззрился с недоумением Федор на неожиданное усиление.
– Местные, – спокойно пояснил Леха, тоже обернувшись назад, – я там второпях еще несколько индейцев освободил, которых хотели казнить вместе с нами. А куда им деваться? Вот и увязались.
– Ладно, – сплюнул Федор, возобновляя бег по ступенькам, – пусть бегут, если хотят. Может еще пригодятся.
Когда они оказались на небольшой площадке у подножия лестницы, до земли оставалось не меньше двадцати метров. Сверху уже показались и скоро должны были настигнуть рослые воины, каким-то чудом прошедшие сквозь огонь. Там где остановился Федор, бежавший первым, слева обнаружилась очень узкая дверца. Путь дальше вел только внутрь. Впереди до земли тянулась лишь голая стена под крутым наклоном. Спускаться по ней было все равно, что прыгать.
– Ну что, ныряем? – прищурившись, спросил Федор у своего друга, тяжело дышавшего рядом.
– Как бы снова не попасть в капкан, – пробормотал Леха, вытирая пот со лба.
Несмотря на то, что день уже клонился к вечеру, солнце пекло еще сильно.
– Тогда можешь оставаться здесь или прыгать вниз, – рассудил Федор, пропадая в тоннеле, – а я этих великанов дожидаться не буду. Рискнем.