«До чего я дожил?»
Этот вопрос терзал рыжего священника-следователя Церкви Света крайне редко и относился к ряду вопросов, ответа не имеющих. Что произошло раньше: курица или яйцо? Кто убил Цезаря? Кто такой этот самый Цезарь? До чего я докатился? Как жить дальше? Подобные штуки приходили в рыжую голову на той редкой стадии опьянения, когда становится грустно за прошлое, страшно за будущее и хочется поплакать о настоящем.
Посетителей в питейном заведении было немного. Пара завсегдатаев в зале, бармен по ту и спут по эту сторону барной стойки. Исаак поманил бармена.
– А что, дружище, плесни-ка еще по рюмке. Могешь?
Бармен повел плечом и выставил на стойку три рюмки.
Сперва Исаак подсадил на алкоголь спута. Антрацит сопротивлялся как мог, но обещание массы новой информации подействовало на синекожего инопланетянина. После третьей рюмки спут раздухарился, после пятой приобрел странно лиловый оттенок, чем немало напугал собутыльников. После шестой сообщил, что без алкоголя больше никогда не сможет медитировать, и завис.
Третьим стал сам бармен. Этот был явно не прочь выпить за счет клиента, и долго уговаривать его не пришлось. Хотя дежурную фразу: «Я на работе» – он произнести успел… пока протирал пыльную бутылку. Сейчас жидкости в бутылке осталось меньше половины.
Бармен поднял пузатый сосуд темного стекла и бережно принялся разливать мутноватую жидкость по рюмкам.
– Могу, – прокомментировал он свои действия. – Если клиент платит, почему не смочь.
– Не знаю, – пожал плечами Исаак. – Обычно людей смущает то, что я в рясе.
– Не на Паладосе, – покачал головой бармен и закупорил бутылку. Пробка с недовольным скрипом втиснулась в узкое темное горлышко. – Здесь у нас на чин не смотрят. Есть деньги – живи, как хочешь. Нет денег – живи, как получится.
– На Земле иначе, – вздохнул Исаак. – Если священник, то будь добр соответствовать. Если полицейский… если… да кто угодно. Кругом камеры наблюдения, каждое движение записывается. Попробуй не посоответствуй статусу, и всё: проблемы обеспечены.
Бармен поднял рюмку и покосился на спута. Исаак перехватил взгляд и пихнул Антрацита в бок. Тот сидел с закрытыми глазами, растопырив все шесть конечностей, и молчал, чего за спутами отродясь не наблюдалось. На беспардонный тычок спут только блаженно улыбнулся, но глаз не открыл.
Исаак махнул рукой, поднял рюмку и, чокнувшись с барменом, выпил.
– Не знаю, – продолжил тот, ловко убирая рюмки. – Я Землю только на картинках видел в журнале. У нас ее не любят, но это вслух только. А так все спят и видят, как бы туда слинять. На периферии вот мечтают сюда, в столицу, перебраться, здесь мечтают с планеты свалить. Лучше, конечно, на Землю. А на Земле куда мечтают?
– Кто как, – задумчиво протянул Исаак. – Я вот неделю назад никуда не хотел. Сейчас, может, мечтаю здесь остаться. А как протрезвею, может, снова на Землю захочу.
– Там хорошо, где нас нет, – философски заметил бармен. – Еще по одной?
Исаак кивнул.
– Только спуту не наливай. С него хватит.
Бармен налил в две рюмки, поднял свою.
– За то, чтобы оставаться самим собой.
Собравшийся было выпить Исаак поперхнулся и отставил рюмку.
– За это пить не буду.
– Почему?
– Потому что я не хочу быть тем, кто я есть. Я не хочу быть священником. Мне не нравится.
«Зачем я это говорю?» – пронеслось в голове, но тут же и вылетело.
– Зачем тогда становился священником?
– Священником-следователем, – поправил Исаак и заглотнул содержимое рюмки. – Ты уверен, что это коньяк?
Вместо ответа бармен просто протянул бутылку:
– Читай.
– Это же не по-нашему!
– Тут написано, что это настояно на буке. Значит, коньяк.
– Сам ты бук! Коньяк настаивается не на буке, а в дубе. Точнее, в дубовых бочках. Кажется.
– За это стоит выпить, – тонко намекнул бармен. – Так чего ж ты стал священником, если тебе не нравится?
Чего он стал священником? Исаак горько вздохнул, положил руки на стойку и водрузил сверху голову. Взгляд у священника-следователя стал пустым и печальным.
– А меня кто-нибудь спрашивал? Мои добрейшие родители, которых я никогда в глаза не видел, оставили меня на ступеньках часовни. Я вырос в Церкви, среди священников. Кем я мог стать?
Бармен посмотрел на клиента-собутыльника с новым интересом. Но не нашел что ответить и пожал плечами. Исаак опечалился еще больше.
– Они сделали из меня священника-следователя. Обеты, запреты, правила. То не делай, сюда не ходи. А я хочу радоваться жизни. Развлекаться. Что в этом плохого? Все развлекаются. Ты видел утконоса? Вот шутка так шутка. А павлин? Разве это не издевательство – обрядить курицу в яркие перья, но оставить ей куриные мозги? А мне говорят, что я священник и не могу пить или перекинуться в карты. Потому что я должен являть собой пример праведности. А я разве не являю? Я же не убиваю, не краду, Призраков, как и учили, ненавижу всем сердцем. Даже отца с матерью почитаю, хоть они меня и бросили. Я не желаю жены ближнего своего. Да и зачем, когда вокруг столько незамужних дамочек? Но к ним клеиться почему-то тоже нельзя. Хотя в священной литературе об этом ни слова. И почему я должен это терпеть? Я и так праведник. А если мне не дадут выпить, стану святым. Давай по последней, и я пойду.
– Куда?
– К вашему начальству. Где у вас тут местное правительство?
– А тебе зачем? – глаза бармена загорелись любопытством, словно масла в огонь плеснули.
– Надо, – уклончиво отозвался Исаак. – Я ж к вам по делу прилетел, а не пить тут с тобой.