Начнем с описания июньских праздников, так как с русальной недели до Ивана Купала происходили наиболее важные, красивые и загадочные обряды
В четверг на русальной неделе ходили к березкам в рощу, плели из веток венки и "косы", закликали русалок,угощались яичницей и горилкой,водили хороводы.К этим обрядам восходит украшение ветвями берез церквей В обрядах, связанных с русальной (гряной) неделей и Троицей отразились прославление, культ растительности, которая оживает и начинает расцветать в это время. Участницы завивания венков, хороводов как бы приобщаются к живительной силе деревьев и трав (заключают союз) и в то же время помогают ей. «Сила роста находится в верхушках и в концах веток, откуда идет рост. Можно рассматривать завивание в кольца и связывание как способ уловления и сохранения этой силы. Эту силу надо вынести из леса и передать ее земле и людям»; «пригибание верхушки к земле и переплетение ее с травой довольно явно представляет собой попытку передачи вегетативной силы от березки к земле». (Пропп. .) .
О связи русалок с ростом и буйным цветением растительности см., например: «Ночью при луне, которая для них ярче обычного светит, они качаются на ветвях, аукаются между собой и водят веселые хороводы с песнями, играми и плясками. Где они бегали и резвились, там трава растет гуще и зеленее, там и хлеб родится обильнее». (Максимов С. В. Нечистая, неведомая и крестная сила. СПб, 1903. С. 102.)
– Теперь прямо по реке и выйду.
И вдруг неожиданно Ярилка уснул.
Очнулся будто от шелеста… Чуткое ухо охотника уловило что-то. Выдра, что ли? Он хотел было приподняться, но не двинулся с места – сонная истома не проходила. Тяжелые, промокшие от вечерней росы ветви ивы склонились над ним. Сквозь их длинные листья чуть светилась река. Плеск повторился… Как месяц плещется в воде. Ветви ивы сомкнулись над ним.
– Лежишь и не видно, что там.
Он смутно различил, как сбоку белый туман выползал из зарослей. И закружилась тихая вода… Ветер играл ветками, раскачивал, сплетал их, словно темно-зеленые косы. Ярилка стал вглядываться в них, они тревожно зашелестели. И среди их движения в глубине почудилось, будто туман от месяца светится… Она испуганно гибкой рукой схватилась за длинную ветку над водой, раскачалась и исчезла… Только деревья вверху шумят. Закуталась, завернулась в волосы и исчезла. Ветви сразу сомкнулись. Чудного цвета вода, зеленые водоросли… Ярилка бросился к ней.
Но только упал с берега в прохладную воду.
Ярилка сидел на берегу, скучая. Уж лучше бы в омут затащила. Это все равно, что гоняться за лунным св
– Смотри, а ваши девочки принесли мне сорочку.
Он широко раскрыл глаза. Прямо перед ним стояла русалочка. И разговаривала, охорашивалась, как ни в чем не бывало, будто обычная девица, совсем по-человечески.
– Тебе нравится?
На ней была белая рубаха, почти незаметная под темными длинными волосами. Она кокетливо пританцовывала и напоминала обыкновенную девочку, щеголявшую обновкой.
– Где же ты была? А я весь лес исходил тебя ищучи.
– Ах, я примеряла сорочечку. – И вдруг она рассмеялась. – Да ты никак не замечаешь. Я сидела на иве и все наряжалась, наряжалась. Скоро праздник, нельзя же так, неприбранной.
Она тряхнула волосами. По лугу разлился тревожный, колдовской запах… И вдруг Ярилка увидел, что вся она в белых и желтых речных цветах. От ее движения длинный ворот рубахи раскрылся, и под ним мелькнуло светящееся тело, оплетенное водорослями и травами. Рубашка перехвачена как поясом каким-то стеблем. А сама она стала будто выше и величественней.
– Да ты как властительница вод.
Та вдруг снова рассмеялась:
– Пойдем купаться, не боишься, утащу в омут?
И бросилась в реку. Но пока он добежал, только увидел цветы и мелькание волос или водорослей над ними.
Но на другой день Ярилка снова ее встретил.
– Скажи, а ты не можешь стать обычной земной девушкой?
Она снова рассмеялась:
И подняла руку, провела ею по влажным листьям ивы, те в ответ зашелестели, забормотали.
– Мне хочется, чтобы ты пришла ко мне в дом. Твой смех мне снится. Чтобы каждый день знать, что ты не уйдешь, что ты рядом.
Она сидела около Ярилки на густой траве, завернувшись в волосы, и сквозь мокрую рубашку белели ее руки и плечи. Тут, к его досаде, она снова вскочила.
– Но сядь рядом.
– Хорошо, только больно уж ты тяжелый, и все вы.
И она, наконец, опустилась на траву.
– Ну скажи, пожалуйста, неужели же ты не чувствуешь, что жизнь вся струится, меняется, как река, и бежит, – ее серебристый голосок стал низким. – Что ж вы в самом деле не видите? Да смотри же ты!
И она с досадой выбежала на середину залитой лунным светом поляны, скинула рубашку, отбросила ее на траву, взметнула вверх руки и вся устремилась ввысь.
– Ты можешь вот так? Месяц, месяц ясный, не скрывайся за тучей! Я сейчас схвачусь за лунные нити.
Она подняла вверх ладони, и в самом деле стал литься на нее тревожный свет, охватив всё стройное тело и длинные до земли волосы.
– Смотри же ты, глупый! Земля моя, выпусти сестриц на волю. Не бойтесь. Всё в тебе дышит и меняется, всё хрупко, всё живет.
Ярилка смотрел на нее, не отрываясь, и вдруг услышал кругом непонятный шорох, ветер зашевелился в траве и деревьях.
– Ну же, месяц, – она топнула ножкой и вдруг закружилась. Метались ее волосы, мелькали бледные руки, закачались ветви деревьев, словно завораживая, а из них раздался смех, доносились колдовские звуки, маячили чьи-то прекрасные тела. Но Ярилка видел только ее. Он побежал к ней. Она протянула к нему ладони, он ощутил их прохладу. Она придвинулась близко-близко. И глаза, бесконечные, как омут… Потом вновь отдернула руки и побежала по траве, оставляя росистый след.