Я возвращалась домой от Натэллы и у метро столкнулась с матерью Стаськиной одноклассницы.
– Леокадия Петровна, здравствуйте, вот хорошо, что я вас встретила. Знаете, мне надо с вами поговорить!
– Добрый вечер, Елена Владимировна, – вежливо ответила я, не испытывая ни малейшего желания с нею говорить. Но никуда не денешься, она живет в нашем доме и идти придется вместе. Эта дама лет сорока была активнейшим членом родительского комитета, который в выпускном классе развил весьма бурную деятельность.
– Леокадия Петровна, я просто обязана вас предупредить… – довольно зловеще начала она.
У меня заныло сердце. Неужели Стаська опять что-то натворила?
– Слушаю вас, Елена Владимировна.
– Вы знаете, что Станислава торгует в школе поношенными вещами?
– Что? – оторопела я.
– Да-да, именно так! Она распродает вещи, присланные из Америки. Согласитесь, занятие не самое благопристойное.
– Соглашусь, хотя, с другой стороны, в этом возрасте могло бы быть и хуже!
– Ну конечно, зарабатывать проституцией хуже. Но вы, разумеется, не в курсе дела?
– Нет, я ничего не знала. Но этому будет положен конец. Дура она еще…
– Судя по вашему тону, вы к ней слишком снисходительны. А она девочка с тяжелым характером, впрочем, понятно, без матери растет. Только вы уж не говорите ей, что это я вам сказала, а то моей Ляльке достанется… Она у меня тихая, скромная и не умеет за себя постоять. А Станислава бывает очень агрессивной и несдержанной. Вы уж простите, я понимаю, вам и так трудно… Но я должна была вас предупредить, просигнализировать, так сказать…
– Спасибо за предупреждение.
И как это я не заметила? Давно шмона не устраивала, все времени не было. У нас поменялась сетка вещания, и у меня стало меньше возможностей для обысков. Но завтра я не работаю и все выясню.