Сегодня я уснул на семинаре. Просто не поймал момент, когда голова упала с подпирающей руки. Ткнулся лицом в открытые тетради и мгновенно провалился в глубочайший сон. Первый раз со мной такое. Потом ребята говорили, что замолк на полуслове и в нокаут. Самое смешное, что сидел рядом с доцентом кафедры. Ее семинар, репутация строжайшей и пунктуальнейшей церберши. Вся группа усаживается вокруг длинного стола, раздаются истории болезни и начинается вивисекция студенческих мозгов. Тетка растерялась от такого вопиющего «номера», потыкала меня локтем, дождалась пока я разлепил один глаз и тихо попросила: «Ну ты хоть не храпи так!» Я невменяемо и счастливо хрюкнул и опять выключился. Потом, конечно, было стыдно. Извинялся, краснел, что-то пытался сказать. Но «цербер» смотрела на меня все понимающими глазами и вздыхала:
– Скорая?
– Скорая, – повинно кивал я.
– Ну нельзя же так, ведь вы похоже вообще не спали. Которые сутки уже?
– Третьи, Людмила Петровна…
– А почему так?
– Дык сами видите, что творится.
– Ну да, понимаю. А рефератик по сегодняшней теме мне принесите все-таки. Тема важная, мне нужно знать, что вы материал усвоили.
– Разумеется, всенепременно, обязательно, на следующий семинар…
Фу-у-у, пронесло кажется. Сейчас две лекции, и снова на Станцию.
У женщины от стресса прыгнуло давление. Сосуды хрупкие и глубокие. Аккуратно зацепил тоненькую жилку на кисти и помаленьку ввожу «коктейль моей бабушки». Все нормально, если бы не четыре кошки, сидящие на столе напротив и внимательнейшим образом наблюдающие за моими действиями. Синхронно поворачивают свои остроухие головенки за моими руками и явно пытаются заглянуть мне в глаза. Где-то я читал, что животные не выдерживают прямого взгляда. Ну да, эти четыре звереныша мне конкретно объясняют, что бабушка не бездомная! И если обижу, буду иметь дело со всеми четырьмя!
– Медики-медики, кто освободился в центре, ответьте Медику-Центральному.
– Медик-22 на Димитрова.
– Пишем Медик-22. Гостиница «Центральная», номер 406. Ситуация 66К. Как поняли?
– Понял. 66К в «Центральной».
– Спасибо, 22-й. 17.45.
Прохожу с каменным лицом мимо напыщенного и с фальшивой улыбкой швейцара. Он меня конечно не помнит. Но я-то помню, как он нас с ребятами не пустил в гостиничный холл, когда мы удирали от внезапно разыгравшегося ливня. «Ладно, погоди, змеина, сейчас что-нибудь придумаю».
– Ах да, милейший! Будьте любезны, захватите в 406-й номер реанимационную укладку из машины. Водитель вам покажет, что именно. И поспешите, ситуация критическая!
Скрывая ехидную улыбку, вхожу в лифт. Оно мне там нафиг ничего не нужно, но холуй лампасный урок получит.
Стучусь в указанную дверь, здороваюсь и прохожу в номер. Напротив меня стоит герой наиболее значимых для меня в детстве фильмов. Как живой. «Замерзаю» на пару секунд. Видимо для него подобная реакция обывателей уже стала привычной. Улыбается и своим потрясающим бархатным голосом приглашает пройти дальше.
– Тебя как зовут, доктор? Дмитрий? Отлично, я – Николай. Слушай, тут такое дело… Мы в вашем городе на гастролях с театром. Через пару часов спектакль, а наш товарищ прихворнул. Как бы его вылечить быстренько? А?
– Конечно! Что случилось, где больной?
– Больной этот, мать его, в спальне почивают! Без малейшего сознания, … мать!
Захожу в соседнюю комнату. На здоровенной кровати, наискосок, лежит другой мой кинокумир. Пьяный в хлам. То есть не просто выпимши, а в состоянии анабиоза и окукливания. Встречаюсь взглядом с Николаем. Тот сокрушенно разводит руками. «Не уследили», мол…
– Хронические заболевания есть? Аллергия на медикаменты? Сердце здоровое?
– Ну так вот это его заболевание и есть… Чуть проворонили – он уже и готов. Запойный он. Ничего поделать не можем. Ох, подведет всех…
Ладно, есть у нас «волшебная микстура». В две «двадцатки» идет бешеный коктейль из витаминов, стабилизаторов, гепатопротекторов, детоксикантов и прочего. Все в вену струйно, потом капельницу с физраствором, мочегонное… Магнезия в вену медленно… Оп-па! Уже и глазки открылись… Уже и в туалет захотелось… «Здрассте-здрассте! Нет, выпить не хочу. Нет, автограф тоже не хочу. И контрамарки мне не пригодятся…»
На всякий случай делаю ему кардиограмму. Все нормально…
– Чаю ему дайте и побольше. Сладкого и с лимоном.
– Спасибо Дмитрий. Выручили! Может, все-таки придете на спектакль? Н-нда… Вижу, что не придете. Не осуждайте. У всех своя судьба. Всего доброго!
Какой мне смысл его осуждать. Жаль только своих детских фантазий…
У двери топчется швейцар, увешанный сумками с «реанимацией». Заворачиваю его обратно со словами «слава богу – не пригодились». Так и не понявший моего мелкого озорства, пытается вытянуть из меня подробности. Обломись, сплетник старый!
На удивление вызовов сегодня мало, и бригады подтягиваются на Станцию. Сидим, пьем чай, грызем сушки. Беседа течет лениво и в никуда.
На лестнице, ведущей с улицы, появляется незнакомый парень. Крутит головой, рассматривая «аквариум» с диспетчерами. Явно кого-то ищет. Так случилось, что я сидел с краю, и поэтому он обратился ко мне.
– Извините, а можно доктора попросить меня посмотреть?
– А что случилось? Какой именно доктор вам нужен?
– Я тут шел неподалеку. Шпана пристала. Подрались. Видно в драке пнули в спину здорово. Или ребро сломали, или еще че… Спина болит, и руку поднять больно.
Народ притих на мгновение, уловил ключевые слова и продолжил благостное жужжание. «Молодой» попал на пациента – ему и разгребать. Вздохнув, я полез в саквояж за фонендоскопом.
– Давай, снимай куртку. И пойдем в комнату отдыха, взгляну…
– Доктор помогите мне! Руку поднять не могу…
Парень поворачивается ко мне спиной. У меня падает челюсть. В спине, чуть ниже лопатки – наборная рукоятка ножа.
– …!!! Парень! Ты куртку не снимай! Ну ее! Я так посмотрю. И вообще ложись прямо здесь на диванчик. На живот!
Народ, услышав мои бодрые лозунги, удивился и примолк, не видя из-за моей спины «пейзажа». Тем более, что своими командами я сгонял с насиженного места трех человек! Развернувшись ко всем лицом, делаю страшные глаза и вслух осведомляюсь:
– А не позвать ли нам для консилиума доктора Петухова?! – Взрослые «шоки», как раз заехали на Станцию.
После чего помог молодому человеку аккуратно лечь на живот. Тут уже проняло всех. Бодрым галопом в комнату отдыха за Петуховым ускакал один из санитаров, свободные доктора скучковались вокруг диванчика. Обмениваясь многозначительными взглядами, и малозначимыми для постороннего человека репликами. Парень только успел заподозрить неладное, как прибывшая бригада «шоков» уже взяла его в оборот. Клинок тампонировал рану, потому вытаскивать его не стали. Как был, лицом вниз, перебросили пациента на «штурмовые» носилки и исчезли со Станции…
Некоторое время все молча пили чай, переваривая ситуевину. Комментариев не было.
– Доктора Мищенко, Сергеев, Федоров, Панкина подходим за вызовами!
Мне достался странный вызов в медприемник железнодорожного вокзала. Код нечасто встречался, потому я даже зашел к диспетчерам «03» уточнить, о чем идет речь. Вечер обещал быть нескучным…
Мерзко-зеленая краска на стенах и рыжий кафель служебных помещений железнодорожного вокзала свел бы любого эстета в могилу. Запахи культивировались десятилетиями. Полуслепые лампочки висели, наверное, со времен электрификации Сибири. В медпункте сидела молодая цыганка с ребенком на руках. По тому, что можно было увидеть, у ребенка была явно повышена температура и даже на расстоянии были слышны свистящие хрипы. Проблема была в том, что она наотрез отказывалась дать осмотреть ребенка. Тревогу забили бабки, которые продавали всякие съедобные мелочи на привокзальной площади. Одна из них увидела и услышала достаточно, чтобы позвать милиционера и объяснить ему ситуацию. Цыганка, не обращая внимания на ребенка, моталась среди толпы и выпрашивала милостыню. Там ее и прихватили, проводив в медпункт. Обиженная фельдшерица прилаживала на место полуоторваный воротник своего халата и сдвинутый шиньон. Цыганка без боя не сдавалась. Останавливал ее только пузатый сержант, перекрывший собой дверь.
– Ты понимаешь, что у тебя ребенок болен?
– А тебе какое дело?!
– Я – врач. Здоровье ребенка – моя забота. Давай я его просто послушаю, на твоих руках?
– Нет!!!
– Почему?
– Не твое дело! Это мой ребенок и ты его не трогай! Полезешь – прокляну!..
– Оставить тебя здесь с больным ребенком я не могу. Поедем в больницу…
– Зачем? Не поеду никуда! Отпустите меня! Я ничего плохого не сделала!
– Иди! Но ребенка оставишь здесь!
– Нет!!!
– Тогда поехали! Сержант, могу я попросить сопроводить нас?
До детской больницы пятнадцать минут спокойной езды. Цыганка смотрит загнанным волком и готова сигануть в любую щель. Проезжая знакомым переулком, вдруг подскочил от идеи!
Скорая притормозила у глухого высокого забора с разукрашенными железными воротами. На стук во дворе глухо залаяли собаки.
– Михалыч дома?
В ответ пробухтели что-то невнятное…
– Позови!
Через пару минут впустили во двор. Я знал это место. Не один раз сюда заезжали «скорые». У хозяйки бронхиальная астма, с которой не всегда справлялись домашние самостоятельно. На крыльцо вышел невысокий широкоплечий бородатый мужик. Мы были знакомы по вызовам, хотя больше трех слов он никогда не проронил. По тому, как суетилась вокруг него разнообразная челядь, я знал, что он среди цыган далеко не последний человек.
– Михалыч, доброго тебе здоровья! Извини что беспокою. Тут такое дело…
Кратко пересказываю ему ситуацию и прошу совета. Нахмурившись еще больше и не вступая в дискуссию, он спускается с крыльца и подходит к машине. Происходит чудо. После короткой фразы, процеженной сквозь зубы, цыганка, молча, передала ребенка мне и, потупив глаза, шмыгнула в открытые ворота. Михалыч неожиданно протягивает мне руку и произносит целую речь…
– Куда везешь ребенка? Хорошо. Наши за ним присмотрят. Спасибо тебе.
Через полчасика дитем уже в полном объеме занимаются в больнице.
После полуночи потихоньку скапливаемся на Станции. Относительно спокойное дежурство. Может удастся и поспать. В комнате отдыха пока еще много не занятых коек. Вытягиваюсь во весь рост и мгновенно отрубаюсь…
Странные сны снятся в такие вот моменты на скорой… Снится, что вызовов нет и спать можно бесконечно долго. И мягче нет расплющенной больничной подушки и провисшей сетки, и нет силы, которая выдернула бы тебя из бесконечной глубины. Вот только на собственное имя реагируешь мгновенно и автоматически…
– Дима, у тебя вызов!
Сбрасываешь ноги и пару секунд еще сидишь, «запуская реактор». За те несколько шагов, что отделяют комнаты отдыха от «аквариума», успеваешь погримасничать, зевнуть и одернуть на себе халат.
Старший врач стоит, облокотившись на перила лестницы, ведущей в гараж. Приветствует взмахом сигареты. Без слов, поднятыми бровями и характерной мимикой спрашивает «чем порадовали» диспетчера. «Молодой «живот» на Ботсаду». Благословляет той же сигареткой.
Подъехав к нужному дому обнаруживаем, ставший модным в последнее время около таких дворов здоровенный, сваренный из швеллера, закрытый на амбарный замок, шлагбаум. Таким образом, жители оберегают себя от чужих машин и связанных с ними грязи и шума. Все понятно, но нам-то что делать?! Объехать невозможно, деревья. До нужного подъезда, метров сто. Ладно, прогуляюсь. Подавляя в себе растущее раздражение и какую-то тревогу, собираюсь и топаю.
Чуяло сердце не напрасно. Молодая женщина. Спортсменка, комсомолка, не красавица. Живот подвздут, брюшина «семафорит», кишечник совсем тихий и при перкуссии четкий уровень жидкости…Лицо осунулось, заострилось, субфебрилитет…
– Когда живот заболел?
– Два дня уже…
– А чего ждали?
– Думала пройдет. У меня месячные болезненные, задержка была… Думала вот они и начались… А потом хуже и хуже…
«Мдя… похоже на «внепапочную» беременность. Разрыв яичника или трубы. Откуда-то ж в пузо накровило…»
– В больницу надо. Вы одна живете?
– Да. Я сейчас соберусь…
– Лежите и показывайте, что взять и куда сложить. Вставать вам нельзя. Категорически…
Молодец дамочка, видно, что страдает, но собрана и относительно спокойна. Следуя конкретным инструкциям, быстро собираю в сумку какие-то тряпочки, тапочки, книжку… Во время сборов заглядываю в отгороженный книжными полками уголок. Вся стена увешана вымпелами, медалями, фотографиями, стоит пара кубков. Вот и понятна ее терпеливость – привыкла к боли.
Иду за носилками и тут до меня доходит, что мало того, что нам с водителем придется тащить не маленькую, в общем-то, женщину достаточно далеко, предварительно поизвивавшись на лестничных клетках, но и обойти с носилками этот долбанный шлагбаум не получится.
Минимумом ненормативных слов излагаю ситуацию водителю. Получаю ответ в стиле «И я такого же мнения, коллега…» Понятно, что монтировкой замочек у шлагбаума не сковырнуть. Три часа ночи. Ключи не найдешь. Остается воспитательно-наступательная мера «дискотека». Врубается на машине вся иллюминация, сирена-«квакалка» и «ревун». Через считанные секунды загораются окна практически во всех квартирах близлежащих домов. Дуванив еще разик на клавишу «ревуна», дожидаюсь момента, когда, через угасающий вой становятся слышны матерные вопли разбуженного гегемона, и деревянным голосом на максимальной громкости объявляю:
– Срочно открыть проезд для «скорой»!!! Немедленно!!!
Из-подъездов выходят несколько человек и идут к машине. Вижу, как мой водитель быстро прячет в рукав монтировку. «Если чего – вызывай по рации ментов» – выскакиваю навстречу. Не давая вставить и полслова, начинаю грузить:
– Так! Четверо со мной – понесете больную. А вы, как хотите, но открывайте шлагбаум.
Вручаю невольным помощникам носилки и, не слушая ничего и никого, рысью несусь обратно в квартиру. С некоторой задержкой, «санитары» бегут за мной. Водитель подбодряет процесс еще одним рявканьем сирены. Увидев больную и поняв, что все серьезно, мужики без лишних слов подхватили носилки и со всем старанием вынесли из-подъезда. Машина уже стояла внизу, готовая принять на борт пациента. Шлагбаум был открыт и, судя по хмурым взглядам, которые мужички бросали на кого-то в тени подъезда, закрыт будет теперь не скоро…
На Станции легкая суета. В углу диспетчера отпаивают валерьянкой молодую докторшу. Та, глотая слезы и сопли, в который раз пытается рассказать, как на нее кинулись в расчете на спирт и наркоту какие-то упыри. Судьба ее занесла в городской «Шанхай». Туда даже милиция заезжает усиленными патрулями, а тут Мальвину послали. Накрахмаленный халатик, кудряшки и голубые глаза в пол-лица. Водитель отбил… Старший орет на виноватых. Невиноватые попрятались, чтобы рикошетом не прилетело.
Пошел за чаем, пообщались с приятелем-однокурсником. Тот обычно ездит на Заельцовской подстанции, но сегодня перебросили сюда. Поболтали об институтских новостях. Увидел знакомую докторшу, вспомнил, что обещала на прошлом дежурстве пару ампул «пеногасителя» – лекарства, которое при остром отеке легких подавляет пенообразование и позволяет человеку дышать.
Худенькая женщина стояла в темном углу коридора с сигаретой и чашкой и как-то странно тряслась. Увлеченная своим занятием, она не заметила, как я подошел и по-настоящему перепугалась. В руках у нее были зажаты несколько ампул, содержимое которых она сосредоточенно вытряхивала в чашку с чаем. Огромные глаза за очками наполнены усталостью и тревогой. Молча протягивает мне пустые ампулы на ладони. Кофеин, «иначе не выдержу… давление падает… а на больничный нельзя…» Что ей сказать?! Прочитать мораль о кофеиновой зависимости или лекцию об износе миокарда? А кормить ее двоих детей и бабушку лектор будет? Ибо папенька растворился в астрале, узнав, что у второго ребенка порок сердца…
Вот и пашет она наперегонки со смертью по две смены.
Слава Богу, конец дежурства. Погода отличная. Прогуляться до института – милое дело! Тем более, что нужно успеть на семинар, который начнется только в половине одиннадцатого. Все здорово! Немного удалось поспать. Перекусил припасенным бутербродом. Легкая небритость и воспаленные глаза компенсированы пижонскими светлыми штанами и белыми летними туфлями. Настроение замечательное.
Пройдя три-четыре шага от перекрестка, буквально подпрыгиваю от жуткого удара и визга раздираемого железа где-то за спиной! Не знаю из-за чего, но на перекрестке «сошлись» три легковых и одна грузовая машины. Уже по силе удара и видимой деформации кузовов понятно, что жертвы будут. Начинают работать рефлексы и автоматизмы. Не обращая ни на кого внимания, быстро обегаю все машины. В ближайших ко мне жигулях трое, в «Волге» один, в других жигулях еще двое, в грузовике только шофер. Больше всех пострадала троица в жигулях. Водитель лежит лицом на руле, вся левая сторона головы в крови. Пассажирка рядом с ним изумленно разглядывает собственные руки в крови и раздавленных куриных яйцах (видимо везла на коленях упаковку), еще не зная, что сейчас нахлынет боль от раздавленных ног. Я вижу перламутрово-розовые осколки, прорвавшие ткань юбки в районе колен. Мужчина на заднем сидении без сознания, очень нехорошо дышит и дрожит всем телом. Из «Волги» водитель уже выбрался из-за руля, баюкает руку и с ужасом осматривается. Пробегая мимо, силой усаживаю его на газон. В другом жигуленке похоже отделались парой ушибов и ссадин. Водила грузовика вяло машет рукой на вопрос «Где болит?», на голове рассечение почти во весь лоб, начинает медленно заливать лицо кровью. Приказываю ему сидеть на месте и снова спрыгиваю к смятому автомобилю. Вокруг уже набежало народу, но никто не делает ни единого шага к машинам. Стоят и смотрят, ахают. Некоторые крестятся. Ору, чтобы вызывали скорые и обязательно говорили «69Р». Кто-то выскочил из толпы и побежал к телефону. Чую запах бензина. Доходит, что еще не все сделал, как надо. Сдергиваю крышку с горловины бензобака и пытаюсь открыть капот. Не получается, клинит. Хрипя от напряжения, пытаюсь вырвать его силой. Встретившись глазами с каким-то мужиком в толпе, кричу… Что кричу – не помню, но рядом оказываются несколько человек. Все вместе срываем капот. Сбрасываю клеммы с аккумулятора и буквально жестами толкаю помощников сделать тоже самое со всеми машинами. Открываю дверь со стороны водителя и понимаю, что человек агонирует. В голове вмятина с мой кулак, видно размозженное вещество мозга. На голову обрушивается утробный крик его пассажирки. Который тут же прерывается благодатной потерей сознания. Шок. Максимально быстро ощупываю голову и шею. Вроде все цело. Задираю юбку. Кровищи море, но жутких алых фонтанчиков не вижу. С помощью добровольцев аккуратно вынимаем ее из машины. Один резиновый жгут у меня был в дипломате, второй навертели из какого-то ремня. Перетянули оба бедра. Слышу визг тормозов и периферическим зрением вижу мелькание знакомых халатов. По правилам медицины катастроф, оказавшийся первым на месте врач берет на себя обязанности сортировки и управления потоками раненых. Буквально несколькими словами перебросившись с ребятами из следующей смены, растаскиваем по машинам всех пострадавших. С воем сирен они разлетаются во все стороны.
Постепенно доходит, что все – ты уже не нужен. Вокруг толпятся люди в штатском, милиция. Медленно отхожу в сторону, подбираю дипломат. Ловлю на себе взгляд какой-то женщины и выражение ужаса на ее лице. Медленно рассматриваю свои руки, по локоть покрытые черной коркой засохшей крови, пижонские светлые штаны, превращенные в нечто неописуемое, и понимаю, что так просто по городу идти нельзя. Забредаю в «Детский мир», как раз напротив перекрестка, и прошу у продавщиц возможности умыться. Вдруг становлюсь каким-то неловким и криворуким. Мыло несколько раз выскальзывает на пол. Не могу сообразить, как и чем соскоблить грязь с обуви. Девчонки охают и ахают, и пытаются задавать вопросы. Практически их не слышу, на голову как будто аквариум надели. Наконец, худо-бедно привожу себя в порядок и выползаю на улицу…
С момента аварии прошло не больше часа… или сутки… или вообще это все случилось в прошлой жизни?
Домой-домой-домой… Спать-спать-спать… Крепко-крепко…
Не подскакивая от прикосновения к плечу или далекой сирены «скорой»…