Дику Карру было четыре года, когда орды Азиатско-африканской Конфедерации, завладев Европой, напали на нашу страну с юга и с запада.
Дик Карр, конечно, не знал об этом и о последовавшей долгой и отчаянной обороне, и поэтому, когда он стал почти легендарной личностью, известной нам как Дикар, он не мог отчетливо помнить это ужасное прошлое. Но у Дикара были смутные сны-воспоминания о том, что он всегда был голоден, всегда боялся, и о том, что в небе всегда гремел гром, который становился все ближе и ближе.
Самое острое из его воспоминаний – сирена, воющая в небе, как огромный обезумевший дьявол, и он бежит по улице, держась за мамину руку, чтобы их не разделили другие бегущие женщины с детьми. Они прибегают в темную пещеру, которая когда-то была станцией метро, и там они ждут почти в полной темноте, а земля трясется, и гром грохочет.
На станции красивая маленькая девочка, с карими глазами, с каштановыми волосами. Когда Дик застенчиво спрашивает, как ее зовут, она соединяет два слова, делая из них одно имя «Мэрили». А из двух слов имени Дика она тоже делает одно – «Дикар».
Гром наконец прекращается, и Голос по радио сообщает, что Америка перестала существовать. Но есть, говорит Голос, последняя надежда:
За последние несколько часов в порядках врага на севере образовался просвет. Он уже закрывается, но местность такова, что небольшой решительный отряд сможет удерживать его еще какое-то время, чтобы немногие смогли уйти.
Никакая часть не может быть снята со своей нынешней позиции. У нас есть вооружение и боеприпасы, но нет людей, которые могли бы ими воспользоваться. Нет никого, кроме вас, женщины, которые слышал меня. Кроме вас, матери.
Знаю, как ужасно вам будет умирать, не зная, какая судьба ждет ваших детей, и я не просил бы вас делать этот выбор, если бы не одно.
Это сумерки наших дней, сумерки демократии, свободы, всего того, чем была Америка, чем мы жили и за что умираем. Если есть какая-то надежда на будущее, то только в ваших сыновьях и дочерях.
Если они погибнут, погибнет Америка. Если благодаря вашей жертве они выживут, тогда в будущем, которое мы не можем предвидеть, Америка снова будет жить и демократия и свобода снова поселятся на зеленых полях, которые сегодня лежат опустошенные.
Голос замолкает, и матери выходят со станции, они идут все быстрей и быстрей, у них на глазах слезы, но лица их светятся…
Позже той же ночью Дикар сидит в грузовике, который движется в темноте под страшный непрекращающийся гром. На сидении водителя два старика: Том и Хелен. Грузовик забит детьми, и Мэрили спит на руках Дикара.
Они едут долго и наконец подъезжают к горе. Вокруг этой горы камень весь выбран, и только узкий холм поднимается на большую высоту. Там поляна, на которую можно подняться только по узкой дороге, проходящей по этому холму. Здесь в двух длинных домах со множеством окон когда-то жили рабочие каменоломни.
Хелен учит девочек готовить и шить, а Том учит мальчиков делать луки и стрелы и охотиться с ними, ловить рыбу и разводить огонь. Старшие создают много правил для жизни на Горе, много Обязательного и Запретного, и, так как Дикар самый старший из детей, они делают его Боссом Группы. И хотя Группа этого не знает, Том разместил у основания узкого холма, ведущего на Гору, динамит.
Однажды к Горе подходит отряд азиафриканских солдат, и Том и Хелен спешат им навстречу. Когда стихает грохот страшного взрыва, Дикар видит внизу только нагромождение камней, там ничего не движется. Солдаты под камнями, и Старшие тоже под камнями.
Теперь невозможно подняться на Гору без помощи сверху, и азиафриканцы так никогда и не узнали о живущей на Горе Группе.
И теперь Мальчики стали высокими, сильными, они ходят по Горе обнаженными, если не считать небольшого искусно сплетенного из веток передника. Девочки одеты только в короткие, до бедер, плетенные из травы юбки, их зреющие груди прикрыты кольцами из листьев. Красивыми, со смехом в глазах, стали Девочки, но для Дикара самая красивая из них – Мэрили с каштановыми волосами. Он взял ее себе в подруги.
Они счастливо живут на Горе, и для всех них, кроме Дикара, Гора представляет весь мир. Но Дикар думает о Далекой Земле, которая, зеленая и привлекательная, лежит у основания Горы.
Наконец Дикар спускается в Далекую Землю, взяв с собой четырех Мальчиков, и они сражаются с небольшим отрядом азиафриканцев и убивают их. Мальчики приводят с собой на Гору мужчину и женщину из своего народа: Джондоусона и Мартудоусон. От них Дикар узнает, что народ Америки порабощен; он узнает, что американцы нуждаются в предводителе, который возглавил бы борьбу против захватчиков.
Джондоусон принес на Гору любопытное устройство, которое называется радио; с его помощью он может слушать Тайную Сеть, обширную организацию смелых людей, которые рискуют жизнью и даже большим, чтобы сохранить надежду в сердцах американцев. Однажды радио сообщает, что Норманфентон – он мог бы стать руководителем, в котором отчаянно нуждается Америка, – в руках захватчиков и очень скоро они ночью провезут его по дороге недалеко от Горы. Дикар решает спуститься туда, где провезут Норманфентона, и посмотреть, сможет ли Группа его освободить.
Внизу Дикара захватили звери-люди, мужчины и женщины, которые сбежали от азиафриканцев и жили в лесах вокруг Горы. Их постоянно преследовали, они голодали, одичали и стали свирепыми, как звери. Они едва не убили Дикара, но Мэрили, которая незаметно следовала за ним, спасла его и подружилась с людьми-зверьми.
На следующую ночь Дикар повел Группу вниз с Горы. С помощью зверей-людей они притаились на вершинах деревьев и обрушили дождь стрел на грузовики, в которых везли Норманфентона и охранявших его азиафриканских солдат. Спрыгнув с деревьев, Мальчики напали на солдат и освободили Норманфентона.
К рассвету Мальчики вернулись на Гору, приведя с собой Норманфентона и четверых зверей-людей: Нэта и Уолта, Руфь и Мардж; в лесу Далекой Земли они не оставили ни следа, который мог бы выдать тайну Горы.
И этим серым облачным рассветом Дикару показалось, что он слышит Голос из Давным-Давно:
…в будущем, которое мы не можем предвидеть, Америка снова будет жить и демократия и свобода снова поселятся на зеленых полях, которые сегодня лежат опустошенные.
– В будущем, которые мы не можем предвидеть, – повторил Норманфентон слова из воспоминаний Дикара, которые произнес Голос в ту ужасную давнюю ночь, – Америка снова будет жить.
Много дней Норманфентон болел; он лежал на койке в Доме Мальчиков, но теперь ему лучше. Они с Дикаром уходили далеко в лес, и Дикар рассказывал ему, как Группа поселилась на Горе, как с тех пор она жила и почему он повел ее вниз с Горы.
– Да позволит милосердный господь, – прошептал Норманфентон, – чтобы это завтра наконец пришло.
– Я… я не уверен, что на самом деле помню этот Голос, а не услышал его во сне. – Почти обнаженное тело Дикара загорело, его волосы и курчавая, шелковая борода кажутся золотыми на солнце, ищущие глаза голубые, как небо. – Но я уверен, что, если бы мы остались на Горе, в безопасности и счастливые, пока все это происходит внизу, мы поступили бы неправильно.
Он замолчал. Норманфентон его не слушал.
В глубоко запавших глазах Норманфентона было странное отсутствующее выражение. Его тонкие губы двигались, но Дикар не слышал слова, которые они произносили. Слова не предназначались Дикару. Они предназначались Тому, Кого ни он, ни Норманфентон не могли увидеть, но Чью близость Дикар чувствовал в солнечном тепле, в пении птиц, в запахе лесной почвы.
Они пришли в ровную часть леса, где не было ни одного куста. Темные деревья уходили от них в огромное тусклое пространство, заполненное необычной, почти пугающей тишиной. Стволы деревьев без ветвей и листьев поднимались к шуршащей крыше леса. Кое-где наверху мороз проредил листву, так что солнечные лучи проходили через нее и образовывали яркие пятна, красные, желтые и пурпурные. Один из таких лучей упал на Норманфентона.
Хотя телосложение у него неуклюжее, что-то в нем напоминало Дикару гигантский дуб на Поляне, та же жилистая сила, то же неуклонное терпение. Он по пояс обнажен, и плотно натянутая кожа покрыта шрамами от хлыстов азиафриканцев, и на костлявых запястьях хорошо видны рубцы от кандалов; но большая чернобородая голова гордо сидит на костлявых плечах, и страдания и печаль, оставившие глубокие морщины на лице, – страдания не его и печаль не за себя.
Дикару казалось, что когда-то очень давно он видел на стене такое же лицо, как у Норманфентона, с той же глубокой печалью. И в голове его звучали слова:
О, капитан! Мой капитан! Рейс трудный завершен…
[Строка из стихотворения Уолта Уитмена, написанного в 1865 году на смерть Авраама Линкольна. – Прим. пер.]
Алая птица пронеслась под лесной крышей. Белый кролик пробежал по усеянному опавшей листвой лесному полу. Слова ушли из головы Дикара, воспоминание об этом лице и о Давным-Давно миновало. Норманфентон шевельнулся, повернулся к нему.
– Да, – сказал он серьезно. – Если бы мы остались на Горе, счастливые и в безопасности, мы бы допустили очень серьезную ошибку.
– Тогда давайте начинать! Спустимся в Далекую Землю и начнем борьбу за возвращение Америки.
– Спокойней, парень, спокойней. – Мягкая улыбка появилась на губах Норманфентона. – У них армия, сынок. Эти черные – лучшие в мире солдаты, и они очень хорошо вооружены. Йи Хашамото, вице-король, Босс всего этого дела, так же умен и коварен, как жесток, и его желтые офицеры совсем не дураки.
– Но…
– Поэтому мы должны планировать тщательно, очень тщательно. – Плечи Норманфентона чуть поникли. – Я должен… Не возражаешь ли, Дикар, против того, чтобы оставить меня на какое-то время одного?
– Конечно, – ответил Дикар. – Конечно, Норманфентон. Все равно мне нужно проверить, как дела у Мальчиков, которые строят новые маленькие дома для тебя и для четверых зверей-людей.
И он бесшумно пошел, держа в руке лук с наложенной стрелой, если вдруг увидит оленя.
Земля начала понижаться, и стало много кустов, поэтому Дикар не мог далеко видеть. Сюда никогда не достигало солнце, поэтому было прохладно, сильней пахло лесом, резче запах ягод и листьев, которые давил Дикар ногами – неожиданно он остановился, не шевелил ни одной мышцей, наклонил голову вперед, ноздри его раздулись.
Впереди, в плотно сплетенных ветках кустов, двигалось какое-то крупное тело. Возможно, олень, но ветер от Дикара, и олень почуял бы его запах и убежал. Значит, человек? Но никто из Группы не шумит так, проходя по лесу.
Кто бы это ни был, он шел к нему. Пальцы левой руки Дикара напряглись на полукруглом корпусе лука. Правая рука оттянула древко стрелы.
Зашумели кусты прямо перед Дикаром. Тень упала на переплетение листьев. Листва разошлась.
– О! – Высокий женский голос. Девочка испуганными глазами смотрела на Дикара. – Это ты… – Не Девочка из Группы, а Мардж, пара Нэта. Видна только ее голова. – Ты хочешь выстрелить в меня из этой штуки?
– Тебе повезло, что я не выстрелил, – сердито сказал Дикар, опуская лук. – У тебя нет права здесь быть. Тебе сказали оставаться на Поляне. Уходить с нее только с кем-нибудь из Группы.
– Знаю. – Она пробралась через кусты и вышла на небольшое пространство, на котором стоял Дикар. – Но… но мне было ужасно одиноко. Я просто должна была…
Когда он впервые увидел Мардж, в пещере в Далекой Земле, где его захватили, она была в грязных тряпках, волосы спутаны и выпачканы, глаза тусклые, без всякой надежды. Сейчас она одета только в травяную юбочку и кольцо из листьев, закрывающее грудь, кожа у нее белая, движения не тяжелые, движется она с медленной грацией. Волосы длиной до плеч промыты и расчесаны, они стали живыми и блестящими, в рыжеватых волосах яркая искра: она воткнула в волосы алый цветок.
Лицо от голода бледное и худое, но с широкими скулами и полными губами. На нем грязные полосы.
– Ты плакала, – заметил Дикар. – В чем дело?
Мардж всхлипнула, и у нее задрожало горло.
– Дело? – Она глотнула. Потом яростно: – Это все Нэт. Мой милый муж. Он… он снова меня избил. Он меня пнул. Посмотри. – Она поставила левую ногу на покрытый мхом камень рядом с Дикаром, гневно развела плетеные нити юбки. – Посмотри на это.
Дикар наклонился, чтобы посмотреть, и ее теплая рука легла ему на грудь. Высоко на бедре был крупный синяк.
– Он пнул меня сюда. – Голос Мардж звучал низко и хрипло. – И почему? Только потому, что я сказала, какой ты удивительный.
Она наклонила голову, чтобы заглянуть Дикару в лицо; красные губы чуть раскрылись, а глаза как глубокие, с зелеными точками бассейны.
– Это не ложь, Дикар. Я действительно считаю тебя удивительным. – Она чуть покачнулась и прислонилась к нему, ее горячая кожа коснулась его тела. – Я бы все могла сделать для тебя, дорогой.
– Нэт не должен был пинать тебя, – серьезно сказал Дикар. – Я должен сказать ему, что это Запрет, оставленный Старшими…
Он резко повернулся, услышав неожиданный треск кустов за собой.
Это был Нэт, его широкая грудь поросла черными волосами, глаза красные.
– Я тебя верно разгадал, проклятая шлюха, – проворчал он. – Тебя и твоего сладкогласого друга. Улизнула…
– Нет! – выпалил Дикар, услышав испуганный возглас Мардж; она упала, когда он повернулся. – Я не понимаю, о чем ты говоришь, но мне не нравится, как ты это говоришь. – Жилы на его шее напряглись. – Мардж не улизнула. Она пришла сюда, чтобы побыть одной в лесу…
– Одной! – Нэт коротко рассмеялся, но в его смехе не было веселья. – Одной с тобой, хочешь ты сказать.
– Это глупо. – Дикару очень хотелось ударить по этому насмешливому лицу в черной щетине. – Она не знала, где я, а даже если бы знала, зачем ей искать меня? – Он не может ударить Нэта здесь. Любые драки должны проходить на Поляне, перед всей Группой и в соответствии с правилами. – Мы встретились случайно.
– Ты лжец! – решительно сказал Нэт.
Это оскорбление, боевое слово, и если бы любой Мальчик из Группы сказал бы это Дикару, тот вызвал бы его на бой перед всей группой. Но Нэт чужак на Горе. Может, он не знает, что произнес боевое слово.
– Мы с Мардж встретились случайно, – стал терпеливо объяснять Дикар. – И она показала мне синяк от твоего пинка. Мы так не делаем на Горе, Нэт. Мы не бьем Девочек.
Не знаю, какие правила в Далекой Земле, но здесь на Горе ты будешь подчиняться нашим Правилам. Ты больше не будешь пинать Мардж. Не будешь бить ее. Я говорю тебе это не как Дикар, а как Босс…
– Босс! – рявкнул Нэт. – Ты не мой Босс, и больше того…
– Я Босс всех, кто живет на Горе. – Было трудно говорить тихо и спокойно, но Дикар заставлял себя. – Пока ты живешь на Горе, я Босс твой и Мардж…
– И ты можешь брать ее, когда захочешь, да? – проворчал Нэт. – Если ты считаешь, что можешь отнять ее у меня, тебе стоит передумать, мистер. – Он сжал кулаки, и мышцы на его руках вздулись. – Ты трус, лживый похититель жен, и, если бы не стрелы у тебя в руках, я бы…
– Попробуй! – Дикар отбросил лук и стрелы. – Попробуй, говорю я тебе. – В гневе он забыл о том, что он Босс, забыл о Правилах. – Подойди и попробуй, – сказал он хрипло, поднимая кулаки, чтобы встретить нападение Нэта.
– Я их нашла, Дикар! – послышался звонкий голос. – Нашла лечебные листья для синяков Мардж.
Между ними встала стройная гибкая Девочка, со светло-коричневым телом, с развевающимися каштановыми волосами до голеней, с серыми спокойными глазами.
– Вот посмотри. – Она протянула охапку темно-зеленых листьев. – В это время года их трудно найти, и мне пришлось долго искать, когда ты попросил. – Мэрили повернулась к Нэту. – Вымочи их в горячей воде, Нэт, потом приложи к больному месту, и все быстро пройдет.
Смуглый человек-зверь смотрел на нее.
– Да. Да, знаю. Это лещина. – Он взял у Мэрили листья, сказав: – Спасибо. – Потом обратился к Дикару: – Эй, парень, почему ты не сказал мне, что здесь твоя жена?
– Но я не…
– Тебе нужно торопиться, – прервала Дикара Мэрили. – Чем быстрей приложите к больным местам, тем лучше. Иди, Мардж. Иди с Нэтом, и он о тебе позаботиться.
Мардж выглядела очень странно, когда Нэт помогал ей встать. Она казалась рассерженной. Но Дикар тут же забыл о ней, когда за этими двумя сомкнулись кусты и с ним осталась только Мэрили.
Он обнял Мэрили и привлек к себе.
– Откуда ты знала, что нужно принести лечебные листья? – спросил он.
Его сердце колотилось от ее близости.
– Я была на вершине этого дерева, загорала, когда ты встретился с Мардж. – Мэрили чуть вздрогнула. – О, Дикар, я так боюсь за тебя!
Он рассмеялся.
– Глупышка. Нечего бояться Нэта. Я с ним справлюсь…
– Не Нэта. Я боюсь за тебя не из-за Нэта, Дикар.
Дикар наморщил лоб.
– Не из-за Нэта? Но из-за кого тогда, Мэрили?
– Из-за Мардж, – прошептала Мэрили.
– Мардж? Почему я должен бояться Мардж? Она всего лишь Девочка.
Вместо ответа Мэрили поцеловала его, а потом рассмеялась, и, сколько бы Дикар ни приставал к ней, она смеялась лишь сильней.
– Заходи, – сказал на следующее утро медленно, усталым голосом Норманфентон. – Заходи, Дикар. Ты долго заставляешь нас ждать.
Дикар остановился в дверях маленького дома, который Мальчики построили для Джона и Мартыдоусон. Он ждал, когда зрение после яркости снаружи привыкнет и он сможет видеть внутри. Пока что он видел только четыре неопределенные фигуры и с одной стороны несколько желтых огоньков. Это лампы радио, которые Джондоусон принес из Далекой Земли. Дикар знал, что над полкой с лампами и другими частями радио в черной стене круглое отверстие, и из него звук, похожий на крик птицы с коричневым оперением, которая живет в лесу на Горе.
– Простите, – сказал он, входя. – Мне пришлось задержаться, чтобы решить, кто из Мальчиков сегодня пойдет на охоту, а кто останется на поляне, чтобы установить стойки. На них Девочки будут сушить шкуры.
Теперь он видел Джондоусона, сидевшего возле радио на стуле, сколоченном из расколотых стволов, и остальных, окружавших его.
– Потом меня остановила Бессальтон, Босс Девочек, и заговорила о том, что на зиму нужно заготовить больше ягод и плодов, чем обычно… Ну, были еще дела, о которых нужно было позаботиться.
– Похоже, ты очень занят как Босс. – Джондоусон улыбнулся. Он не ниже Норманфентона, но волосы его совершенно седые, и на лице нет бороды. – Как будет жить Группа, если с тобой что-нибудь случится?
– О, Группа справится, – ответил Дикар. – Кто-то другой будет выбран Боссом, только и всего. И скорее всего он будет лучшим Боссом, чем я.
– Ты очень скромен, старина, – сказал Уолт. С тех пор как Дикар видел его в пещере зверей-людей, он изменился почти так же сильно, как Мардж. По-прежнему невысокий, худой и бледный, сейчас он чист. Как и Джондоусон, он сбрил путаную бороду, и стало видно, что он ненамного старше Дикара. Он и его жена Руфь совсем другие, чем Нэт и Мардж, и Дикару они нравятся гораздо больше. – Бери стул и присоединяйся к нашему военному совету.
На столе был расстелен большой кусок серовато-белой бересты, края которого были прижаты камешками. На нем Уолт обгоревшей палкой начертил картину горы и окружающей Далекой Земли. Конечно, это не картина: невозможно понять, что означают все эти многочисленные линии и необычные знаки, пока тебе не скажут. Уолт называл это картой.
– Конечно, я знаю, что такое Совет, – сказал Дикар, садясь между Норманфентоном и Нэтом, – но что такое война?
– Драка, – ответил Норманфентон. – Драка с убийствами, но не между одним человеком с другим, а между целыми государствами. Все разумные люди ненавидят войну, Дикар, но иногда им приходится принимать в ней участие, чтобы помешать другим людям сделать плохое с ними и с их близкими или чтобы освободиться от этого плохого.
Дикар кивнул.
– Это и будет у нас с азиафриканцами. Война.
– Верно, – сказал Уолт. Свист радио прервался, начался снова. Джондоусон пригнулся слушая. – Вернее дождя. – Лицо Уолта было напряжено, но сквозь него словно пробивался свет. – Мы планируем войну с ними, вместо того чтобы покорно подползать к ним и сгибаться под их хлыстами.
– Мы договорились об одном, Дикар, – объяснил Норманфентон, – пока ждали тебя. Во всех лесах этого штата, – он показал на волнистые линии на карте, обозначающие густые леса, окружающие Гору, – прячутся люди.
– Как прятались Нэт и Уолт, – кивнул Дикар, – когда мы с Мэрили нашли их.
– Точно. Если найти им предводителя, они образуют зародыш армии, которая могла бы совершить что-нибудь большее, чем набеги, вроде того, что совершили вы с Группой, когда освобождали меня.
– Отлично! – воскликнул Дикар. – Я сегодня же ночью отправлюсь вниз и…
– Как же! – сказал Нэт. – Да они сожрут тебя, не успеешь и рта раскрыть. Это моя работа. После наступления темноты я…
Его прервало сдавленное восклицание Джондоусона.
Все повернулись к нему. Свист по радио прекратился. Джондоусон с напряженным лицом смотрел на круглое отверстие, из которого доносился этот звук.
От неожиданно наступившей тишины у Дикара перехватило дух.
– Что ты слышал, Джон? – тихо спросил Норманфентон. – Скажи нам.
Серые губы Джодоусона шевельнулись, но не слышно было ни звука. Потом снова шевельнулись, и голос его прозвучал монотонно и пугающе.
– Это был Национальный главный, – сказал он. – Глава Тайной Сети. Он говорил со всеми… – Его морщинистые руки сжали полку радио. – Он повторял прокламацию, выпущенную вчера вице-королем.
– Йи Хашамото часто выпускает прокламации, – сказал Уолт.
– Не такие, как эта. – Дикару казалось, что Джондоусон не хочет говорить, он все свои силы направил на то, чтобы сказать все-таки. – Начинается она с предупреждения, что Верховный Совет Азиатско-Африканской Конфедерации недоволен положением в провинции Северная Америка. Спорадические мятежи, постоянный саботаж на железных дорогах и шоссе, на заводах, шахтах и на месторождениях где добывается нефть, снизили производство настолько, что терпеть это далее невозможно.
– И поэтому он еще больше увеличивает количество рабочих часов, – вставил Уолт. – И, вероятно, отменяет все выходные. Я слышал такие разговоры…
– Нет. – Джондоусон покачал головой. – Нет, Уолт. Хашамото требует, чтобы каждый американец дал клятву верности Конфедерации. Мы все должны поклясться в безусловном повиновении распоряжениям Конфедерации и отказаться от всех актов сопротивления.
– Ну, он требует этого, – проворчал Нэт. – И что с того? Он годами пытается добиться этого.
– Нам дается неделя на то, чтобы решить, давать ли клятву, – продолжал Джондоусон, как будто не слышал Нэта. – Если мы единодушно дадим такую клятву, всем участникам предыдущих мятежей будет объявлена амнистия. Далее американцам будет позволено установить систему самоуправления, номинально автономную, но подчиненную Конфедерации и выполняющую все ее указания.
– Полная и трусливая капитуляция, – воскликнул Норманфентон, – навсегда обрекает Америку на положение вассального государства, порабощенной колонии. Наш народ никогда с этим не согласится.
– Если мы это не сделаем, – казалось, Джондоусону хотелось быстрей закончить, – во всеобщем голосовании за неделю или если произойдет хотя бы один мятеж или акт саботажа, начнется новая политика обращения с нами.
Во-первых. Все те, кто содержится сегодня в концентрационных лагерях и тюрьмах, будут немедленно казнены. Во-вторых. Ни одному американцу не будет позволено жить в отдельном доме. Семьи будут разделены. Мужчин отправят в одни бараки, женщин с младенцами – в другие, детей в возрасте от двух до двенадцати лет – в третьи…
– Милостивый боже на небе! – простонал Уолт.
– Любая община, где будут сопротивляться этому и другим приказам азиафриканцев, – с огромными усилиями продолжал Джондоусон, – даже если это сопротивление окажет один человек, будет подвергнута безжалостной бомбардировке, пока не будут разрушены все дома и не погибнут все жители. Но это еще не все.
– Не все! Разве этого недостаточно?
– Недостаточно, Норман? – Губы седовласого мужчины искривились. – Что бы они с нами ни делали, мы отказываемся принимать статус рабов, а они продолжат эксплуатацию нашей страны ради своих миллионов.
– Да. – В глазах Норманфентона появилось выражение ужаса. – Но как? – резко спросил он. – Как они собираются это сделать, Джон?
Но Дикар видел, что Норманфентон уже догадался об ответе.
– Как? – сказал Джондоусон. – Корабль за кораблем они будут привозить свои орды, чтобы завладеть Америкой. Район за районом будут они заселять наши города и сельскую местность чернолицыми и желтолицыми массами. Район за районом они будут очищать Америку от американцев, вытеснять наших мужчин, женщин и детей в голодные пустыни и на затопленные равнины Азии, в зараженными паразитами джунгли Африки, на сотрясаемые постоянными землетрясениями острова Тихого океана.
– Вот какой выбор предлагают они людям Америки, – прошептал Норманфентон. – Вечное рабство или изгнание…
– Они будут сражаться, – хрипло вмешался Нэт. – Черт возьми, американцы – не скот, как у них люди. Они никогда не сдадутся. Они будут сражаться, пока все не погибнут.
– Скоро узнаем, – тяжело сказал Джондоусон, – будут они сражаться или нет. Хашамото дал им месяц для ответа, но…
Радио неожиданно снова засвистело.
– Тише! – прошипел Джондоусон. Он внимательно слушал.
Остальные тоже слушали, хотя понимали услышанное не больше Дикара. В окна слышался шорох листьев. Девочки пели, работая на поляне. Мальчики принесли убитого стрелами оленя и довольно переговаривались. В окна ярко били пробивающиеся сквозь листву лучи солнца. Но в доме только тень и бледные лица и бесконечный тонкий писк радио.
Джонжоусон начал громко передавать, что сообщало ему радио.
– Мои друзья по Тайной Сети, говорит Национальный первый, многие годы мы живем под постоянной, непрерывной угрозой смерти. Годами мы переносим трудности и страдания, на которые готовы идти люди только из любви к богу и к своей стране, которую они любят так же, как бога. Каждое утро в течение многих лет мы слушали список погибших.
Из-за их смерти, мои друзья, и потому, что мы жили со смертью, дух свободы не умер в Америке. Благодаря нашей работе азиафриканцам удалось победить лишь тела наших людей, но не их дух. Все эти годы сохранялось у наших угнетенных соотечественников стремление жить и бороться за свободу.
И поэтому, мои друзья из Тайной Сети, услышав этот ультиматум азиафриканцев, мы поняли, что прежде всего нам нужно решить, как на него отвечать. И если больше нет надежды на освобождение, наш долг – призвать соотечественников избрать меньшее из зол, с которыми мы сталкиваемся.
Как ни ужасно вечно жить в рабстве, но все же не лучше ли жить на земле, где мы родились, чем быть изгнанными с нее? Такой вопрос я недавно задал вам, и вы все ответили на него. И вот результат.
Свист прекратился. Кто-то шумно вздохнул. Сердце Дикара колотилось о ребра, его ладони стали влажными от холодного пота.
Свист начался снова – и снова прекратился. Джонстоун ничего не сказал.
– Выкладывай! – хрипло прорычал Нэт.
Голос в комнате словно не принадлежал Джондоусону.
– Триста пятьдесят семь голосов. Все, за исключением двух, за то, чтобы сдаться.
Джондоусон сделал жест, словно отталкивал что-то от себя.
Уолт рассмеялся.
– Они поступят, как говорит Тайная Сеть.
От его смеха Дикару стало холодно.
– Это конец, джентльмены, – сказал Уолт. – Конец нашего военного совета.
– Что ж, – сказал Нэт, пожимая плечами. – Думаю, нам очень повезло, что мы здесь на Горе. Детишки прожили здесь в безопасности много лет. У нас тоже может получиться.
Норманфентон не шевелился и ничего не говорил. Он больше не напоминал Дикару большой дуб на Поляне. Скорее походил на то дерево, что растет на вершине Горы, с которого молнии сорвали все ветки и листья, и оно стоит серое, лишившееся жизни.
Комок в горле, мешавший Дикару говорить, исчез.
– Послушай, – сказал он. – Послушай, Джондоусон. Разве нам не сказали, что нужно сдаваться, потому что нет никакой надежды, не на что надеяться?
Джондоусон молча кивнул.
– Но… Может, он ошибается. Должно быть, ошибается. Эти люди, которые знают так много такого, о чем они даже не подозревает, – они должны быть правы. О, неважно.
Говори, Дикар. – Норманфентон как-то странно смотрел на него. – Говори, что ты думаешь.
– Я… я просто думаю… Если есть надежда… Если бы мы могли им дать хоть какой-то повод для надежды…
– Если бы мы могли дать им повод для надежды, – прошептал Норманфентон. Неожиданно он вскочил, глаза его блестели, лицо светилось. – Ты прав. Ты чертовски прав, Дикар!
Он провернулся к Джондоусону, показал длинными руками на радио, и голос его снова звучал четко и громко. – Передавай, Джон. Передавай по всей Сети, по всей Америке. Сообщи всем, что создается армия для борьбы с азиафриканцами, армия со знаменами.
Скажи им – скажи, что первый удар будет нанесен завтра. Завтра ночью. Скажи им, что, если они будут слушать завтра, они услышат, как шагает армия, армия свободы…
Джондоусон схватил круглую черную ручки маленького оранжево-красного стержня передатчика. Он начал быстро поднимать и опускать стержень. Полетели голубые искры, но они не казались ярче света на лице Джондоусона.
– Армия со знаменами, – негромко сказал Уолт.
– Но, Дикар! – воскликнула Мэрили. – Что ты можешь сделать за одну ночь такое большое, чтобы, услышав об этом, люди Далекой Земли снова обрели надежду?
Весь день Дикар провел с остальными в доме Джондоусона за разговорами и планированием, и у него не было возможности рассказать ей об этом.
– Это должно быть что-то очень большое, – продолжала она, – больше, чем освобождение от азиафриканцев Норманфентона. Такое, что может сделать только армия. А нас мало, и у нас нет армии.
Дикар попросил Бессальтон освободить Мэрили от уборки и мытья посуды, и они пришли в свой маленький дом в лесу за местом для еды.
– Да, мы не армия, – ответил Дикар, прижимая к себе Мэрили. Они лежали на постели из сосновых веток, и он смотрел, как предвечерняя серость вползает в открытую дверь. – Но мы планируем такое, что было бы трудно даже для армии.
– Что? – Голова Мэрили повернулась на его руке, на которой она лежала, ее теплое дыхание коснулось щеки Дикара, и запах ее дыхания был слаще и приятней запаха высыхающих сосновых иголок. – Что вы планируете?
– Я люблю тебя, Мэрили, – сонно сказал Дикар. – С каждым днем я люблю тебя все больше.
– Дикар! – Она сильно толкнула его в бок и заставила сесть. Глаза ее гневно сверкали, рот дрожал от гнева со смехом. – Если ты не перестанешь меня дразнить, я… я…
– Что ты? – спросил Дикар, улыбаясь. – Что ты сделаешь, Мэрили?
– Я перестану тебя любить.
– Нет. – Он улыбнулся и положил свои большие руки на ее. – Этого ты не сможешь сделать. Ты не перестанешь любить меня, а я тебя, пока ручьи стекают с Горы, а деревья тянутся к солнцу. Именно потому что они таковы, ручьи стекают вниз, а деревья тянутся вверх, и потому, что мы таковы, мы любим друг друга, Мэрили.
Ее глаза заполнились слезами, стали большими и испуганными.
– Почему ты так говоришь? – воскликнула она. – Дикар! Почему ты так на меня смотришь? Будто уходишь, никогда не вернешься и боишься забыть, как я выгляжу.
– Глупышка! – ответил он, но продолжал все так же смотреть на нее. – Я ночью ухожу туда, куда ты не сможешь со мной пойти, но утром вернусь.
– Ты уходишь, – прошептала Мэрили. – Ты спускаешься в Далекую Землю, Дикар.
– Да, – тихо ответил он. – Сегодня ночью я спущусь в Далекую Землю, и ты не должна идти за мной, как в тот раз, когда я встретился с людьми-зверями. Понимаешь? Ты должна обещать мне, что не пойдешь за мной. Я должен думать только о том, что мне предстоит сделать, и не беспокоиться о том, что ты идешь за мной. Обещай мне это прямо сейчас.
– Если ты расскажешь мне, зачем идешь вниз. Это связано с твоими планами на завтра?
– Да. Послушай, Мэрили. Помнишь, как мы играем в снежки зимой, одна сторона строит крепость из снега, а другая пытается ее захватить?
– Конечно, помню.
– Есть место недалеко отсюда на реке. Нам о нем рассказал Джондоусон. Оно называется Веспойнт. Азиафриканцы превратили его в крепость почти в половину Горы. Здесь живут солдаты, которые правят этой частью Далекой Земли.
Там много оружия, маленькие ружья и огромные, с дерево; они издают гром, который я помню из времени Давным-Давно, до того как мы пришли на Гору. Это очень сильная крепость, Мэрили, такая сильная, что только армия может ее захватить, но на следующую ночь мы попробуем это сделать.
– Мы попробуем… – Мэрили ахнула. – Но, Дикар! Даже в нашей игре меньше Мальчиков и Девочек защищает крепость, потому что крепость делает их гораздо сильней. В этом Веспойнте сотни и сотни азиафриканцев, а ведь нас так мало. Только Группа.
– Не только Группа, милая. Нэт ушел в лес у Горы, чтобы получить помощь от зверей-людей, которые там прячутся. Мы точно можем рассчитывать на их помощь.
– Но все равно нас слишком мало, и у нас только стрелы и ножи.
– У нас есть и другое оружие. Восемь длинных штук, которые Джондоусон называет ружьями, и девять маленьких – их он называет револьверами. Мы принесли их из его дома в Далекой Земле. Мне сказали, что среди людей-зверей много старых солдат, которые знают, как ими пользоваться.
– Восемь ружей и девять револьверов. Это безумие, Дикар! Это невозможно сделать.
Пальцы Дикара сильней сжали руку Мэрили, лицо его застыло.
– Это безумие, и это невозможно сделать, но это должно быть сделано. Наш единственный шанс – использовать какую-нибудь хитрость, как при освобождении Норманфентона. Для этого нужно все знать о Веспойнте, а это я могу сделать лучше всех. Поэтому я сегодня ночью опускаюсь в Далекую Землю.
– Но если азиафрикацы поймают тебя…
– Не поймают, – жестко сказал Дикар. – Послушай, милая. – Он встал и поднял Мэрили. – Мы весь день спорили об этом, мы пятеро. Если бы об этом знали больше людей, мы бы спорили дольше и ни к чему не пришли. Поэтому мы не созываем Совет Группы, а держим все в тайне от остальных до последней минуты, и поэтому я прошу тебя обещать мне не идти за мной в Далекую Землю.
– Обещаю, Дикар, – сказала Мэрили.
Она обхватила его рукам и, крепко прижала к себе, и ее обжигающие губы прижались к его губам.
Потом она отвернулась от него и сняла с того места, где он висел, его острый охотничий нож.
– Мэрили! – воскликнул он. – Не нужно!
Но тут увидел, что она сняла со стены его лук и колчан со стрелами и протянула ему.
– Как я могу тебя удержать? – сказала она низким глубоким голосом. – Иди быстро и осторожно и безопасно возвращайся ко мне.
И когда Дикар углубился в темнеющий лес, на его сердце была огромная радость оттого, что Мэрили – его пара.
Гора возвышалась справа от него, обширная шуршащая чернота. Слева, оттуда, где при свете костра на Огненном Камне Группа играла в разные игры, доносились смех Девочек и счастливые выкрики Мальчиков.
Через несколько мгновений Дикар уловил запах свежесрезанного дерева. В колеблющемся свете костра он увидел, что находится возле маленького дома, построенного для Нэта и Мардж. Может, Мардж не отпустила Нэта. Дикар решил проверить и повернул к их дому. Дверь завешена оленьей шкурой.
Дикар негромко позвал:
– Есть кто внутри?
Он услышал, как что-то внутри двинулось, потом шепот из-за шкуры:
– Кто это?
– Дикар. Нэт ушел?
– Конечно. – Шкуру отвернули, и в тусклом свете костра показалась белая фигура Мардж. – Заходи.
– Нет, – сказал Дикар. – Мне нужно…
– Боишься? – Она схватила его за руку. – Ты так хитро услал его, а теперь боишься? – У нее был голодный взгляд, голос звучал хрипло. – Не бойся меня.
Ее влажные губы полураскрыты.
От прикосновения ее руки по коже Дикара побежали мурашки. Он высвободил руку.
– Пожалуйста, Мардж. У меня важное дело. Нет времени.
– Нет времени! – Она отдернула руку. – Проклятый щенок. – Из ее неожиданно побелевших губ вырвалось слово, которого Дикар не понял. – Значит, я для тебя недостаточно хороша?
– Послушай, Мардж, – удивленно сказал Дикар. – Ты для меня ничем не отличаешься от других Девочек. Я…
– Будь ты проклят! – крикнула она и сильно ударила его по щеке. Хотела ударить еще, но Дикар перехватил ее руку и вывернул так, чтобы не подпускать ее к себе.
– Не понимаю, что заставляет тебя так себя вести, – сказал он, – и у меня нет времени разбираться. У меня очень важное дело, и я…
– Важное! – выдохнула она, и голод в ее глазах превратился в ненависть. – Иди и делай его, но ко мне не ползи, когда вернешься. Убирайся, слышишь!
Она вырвалась и опустила шкуру на двери.
Дикар смотрел на шкуру, потирая щеку. Неожиданно все это показалось ему очень смешным, и он рассмеялся. Потом повернулся и поспешно пошел туда, где договорился встретиться с Норманфентоном и Джондоусоном у дома последнего.
Их лица, едва видные в звездном свете, были напряжены и встревожены.
– Мы все обсудили, Дикар, – сказал Норманфентон. – И думаем, правильно ли отпустить тебя вниз одного. Ты понимаешь, что сделают с тобой азиафриканцы, если поймают?
– Понимаю, что ничего приятного в этом не будет, – спокойно ответил Дикар. – Не хочу больше говорить о том, пойду я или нет. Ты сказал, что научишь меня находить путь по звездам, и только это я сейчас хочу слышать.
– Хорошо, сынок, – сказал Норманфентон. – Если ты принял решение… Ты помнишь, мы показали тебе на карте, что Вест Пойнт будет к северу от того места, где ты окажешься, когда спустишься.
– Помню.
– Посмотри на небо, туда, куда я показываю.
Дикар посмотрел, и Норманфентон стал объяснять, какие рисунки создают на небе звезды, как найти звезду, которая называется Полярной, и как по ней определять направление.
Дикар слушал внимательно, так внимательно, что даже не обратил внимания, как кто-то зашумел в кустах.
Норманфентон кончил, и Дикар попрощался с ним и Джондоусоном, остался один и пошел к краю Обрыва, к тому месте, с которого должен будет спускаться в Далекую Землю.
Здесь было очень темно, но по наклону поверхности он знал, как дойти до места, где ручей срывается с края Обрыва и падает на камни вниз, скрывая под собой плетеную веревку, по которой должен спускаться Дикар.
Золотые точки звезд стали видны сквозь редеющую листву, и наконец Дикар вышел из леса. Ручей был у его ног. Он видел толстую черную плетеную веревку, привязанную к дереву; она исчезала в воде там, где ручей падал вниз.
Наклонившись, чтобы взяться за веревку, Дикар почувствовал, как начала зудеть кожа на шее. Он застыл и напрягся. В ветре запах, которого не должно быть, запах человека. Мышцы на его нижней челюсти напряглись. Должно быть, кто-то из новичков на Горе недавно был на краю Обрыва. Вернувшись завтра, он должен узнать, кто это был, и наказать его.
Думая об этом, Дикар опустил ноги с края Обрыва, ухватился за веревку и быстро скользнул в воду, остановившись только, когда снова смог дышать, потом начал опускаться, ритмично перебирая руками и ногами.
Веревка раскачивалась от его тяжести. Она поворачивалась так, что Дикар видел то светлую грубую поверхность утеса, то пенную воду, которая падала вниз, чтобы удариться об огромные камни внизу. Дикар хотел посмотреть на эти камни, но знал, что нельзя это делать. Они страшно далеко внизу, и между ними и им только тонкая сплетенная из лиан веревка. Даже от одной мысли об этой ужасной пустоте внизу горло пересыхало от ужаса.
Он медленно опускался, веревка раскачивалась все сильней, и теперь в конце каждого поворота Дикар мог посмотреть вверх и увидеть край обрыва и звездное небо над ним.
Что-то закрыло звезды в том месте, где пенные воды ручья переливаются через край. Дикар ушел за скрывающую струю воды, вышел из-за нее. Вверху вниз смотрела женщина, что-то сверкало в ее руке. Уходя за струю, Дикар уносил воспоминание о ней. У нее короткие волосы. Это Мардж!
Он снова смог увидеть ее. Она наклонилась вниз. А то, что она держит в руке, это нож. И она сквозь воду тянется ножом к веревке.
– Нет! – закричал Дикар. – Нет!
Она продолжала тянуться.
До него донесся ее тонкий визгливый голос.
– Ты смеялся надо мной? Смейся сейчас, почему не смеешься?
Дикар, уходя за воду, не мог ее видеть, но чувствовал дрожь веревки; эта дрожь говорила ему, что веревку режут.
Он посмотрел вниз. Камни все еще страшно далеко внизу.
Дикару с опозданием пришло в голову, что это Мардж шумела в кустах, когда он разговаривал с Норманфетоном, что она услышала достаточно, чтобы понять, что он собирается спуститься вниз, и, пока они говорили о звездах, спряталась в лесу и стала ждать. Он слышал ее, даже уловил запах, но не обратил внимания, потому что даже подумать не мог, что кто-то на Горе может желать ему зла.
Он не может спастись. Даже если бы он мог раскачаться и добраться до стены Обрыва до того, как веревка будет перерезана, на стене нет никаких опор.
– Мардж! – закричал он. – Подожди, Мардж! – Он вышел из-под воды с криком: – Не режь, Мардж!
И увидел, что она не режет, она распрямилась и повернулась в сторону леса.
Он увидел другую Девочку, схватившую руку Мардж с ножом. Девочку, окутанную длинными волосами. Мэрили!
Дикар начал подниматься, поспешность рвала мышцы, он с трудом дышал. А когда выбрался из-под водяной завесы, глядя вверх, увидел двух Девочек, сцепившихся на краю Обрыва, тела их напрягались, ноги скользили под водой. Он снова ушел под воду и на этот раз вынырнул недостаточно далеко, чтобы увидеть, что происходит вверху.
Он не знал, что там происходит. Не знал, что с Мэрили. Он мог только подниматься, лихорадочно, тяжело дыша.
Сквозь шум падающей воды долетел крик. Что-то упало в темном потоке. Пролетело мимо Дикара и, вращаясь, полетело вниз; кричащая Девочка ударилась о пенную воду, покрывающую камни внизу.
Она пролетела слишком быстро, чтобы Дикар мог рассмотреть, кто это: Мардж – или Мэрили.
На какое-то головокружительное, тошнотворное мгновение силы покинули руки и ноги Дикара. Он едва не разжал руки, которыми держался за веревку. Потом силы вернулись, и он стал снова подниматься по дрожащей веревке, оперся на залитую водой скалу, распрямился.
Полуслепой, он лишь смутно различал лежащую перед ним фигуру, но видел поднятую руку, блеск звезд на лезвие ножа. Рукой вытер ослепляющую воду с глаз.
– Мэрили! – Это имя в громком взрыве благодарности вырвалось у него из груди. Он прижимал к себе ее дрожащее тело, всхлипывал от облегчения в ее ароматные волосы.
– Я не нарушила свое обещание, – услышал он ее тихий голос. – Не нарушила, Дикар. Я обещала не идти за тобой внизу, в Далекой Земле, но ты ничего не говорил о Горе. Я хотела по крайней мере знать, что ты благополучно спустился, поэтому пошла за тобой сюда, держась подальше от тебя, чтобы ты меня не заметил, что я это делаю. Если бы я этого не сделала…
Она замолчала. Дикар крепче сжал ее дрожащее тело и поцеловал в холодные губы…
– Нет. – Она руками уперлась в его грудь и оттолкнула его. – Не целуй меня. – Ее глаза были бледными овалами на лице, большими и широко раскрытыми. – Как ты можешь целовать меня, Дикар? Ведь я только что убила Девочку.
– Послушай, – сказал Дикар. – Старшие учили нас, что убивать нехорошо, но сами Старшие убили азиафриканских солдат, чтобы спасти Группу, И это не было нехорошо. Ты поступила правильно, потому что должна была спасти меня. Тебе нужно было убить Мардж, чтобы спасти меня, – повторил он, – и это не было нехорошо.
– Бедная Мардж, – прошептала Мэрили. – Бедная, бедная Мардж.
Она смотрела на край Обрыва, через который упала Мардж.
– Откуда ты вчера знала, что она может быть опасна для меня? – спросил Дикар. – Откуда знала, что она попытается убить меня?
Мэрили снова посмотрела на него.
– Я не думала, что она попытается убить тебя, но знала, что она захочет причинить тебе вред, потому что ты таков, как есть, и она такова, какая была.
– Какая она была? Я не понимаю.
– Мардж была больна, Дикар. Больна не телом, а разумом. Руфь рассказала мне, что у Нэта и Мардж было двое маленьких детей, мальчик и девочка. Однажды Мардж вечером вернулась домой с того, что они называют церковным собранием, и обнаружила, что азиафриканцы забрали Нэта, потому что он что-то делал для Тайной Сети; он ей об этом не рассказывал. Азиафриканцы сожгли их дом, и в том, что осталось от дома, Мардж нашла своих детей мертвыми.
Нэт сбежал от азиафриканцев и послал за Мардж, чтобы она пришла туда, где он прятался в лесу. Она пришла к нему, но винила его в том, что случилось с детьми, и возненавидела его, сказала Руфь. Чтобы отомстить ему, она начала спать со всеми мужчинами, которых встречала, а если они отказывались, она ненавидела и их и делала все, что могла, чтобы повредить им.
Нэту ужасно плохо приходилось с Мардж, Дикар, но он терпел, потому что она была его жена и он любил ее.
– Любил ее, Мэрили? Он очень необычно выражал любовь, избивая ее.
– Нэт груб и не очень умен. Он думал, что так сможет излечить ее… Я… я не знаю, как сказать Нэту, Дикар.
– Ты не должна ему говорить, – быстро сказал Дикар. – Он не должен знать, как она умерла, и никто в Группе не должен знать, иначе это всегда будет между ним и Группой. Пусть все думают, что она бродила по лесу и упала с края Обрыва. Разве ты не понимаешь, Мэрили, что так лучше для Нэта? И для всех?
– Да, – прошептала она. – Да, Дикар. Понимаю.
Дикар очень не хотел покидать Мэрили, когда у нее выражение такой боли на лице, но с каждый моментом расставание будет еще тяжелей. Он наклонился и нащупал место, где Мардж резала веревку. Нож Мардж только оцарапал ее, и он снова начал спускаться в черную темноту Далекой Земли.
Внизу в Далекой Земле лес очень похож на лес на Горе, те же звуки и запахи, но в этом лесу ощущался страх и еще что-то такое, что напомнило Дикару о его частом сне; в этом сне он бежал от чего-то слепого и безголосого, преследовавшего его.
Чтобы следить за звездами и определять по ним направление, Дикар передвигался не по земле, а по вершинам деревьев, бежал по ветвям, на длинных руках перелетал с одного дерева на другое. Вся Группа могла перемещаться таким образом быстро, как по земле, и даже быстрей.
Очень долго Дикар шел в ночи. Он не мог идти прямо: пришлось огибать горы, бóльшие, чем Гора, с которой он спустился, и переходить вброд или переплывать широкие ручьи, но его всегда вела Полярная звезда.
Однажды он ощутил очень сильный запах зверей-людей и сделал большой крюк, чтобы обойти его. Раз высоко на дереве он рукой попал в гнездо, и над его головой отчаянно забили крылья, так что он не успел схватиться за ветку и упал; он едва смог ухватиться за более низкую ветку, иначе упал бы с высоты в пять раз больше своего роста на жесткую землю.
И неожиданно он оказался на краю леса.
Он был на склоне горы, на полпути к ее вершине. Прямо под деревом на котором он лежал, проходила широкая дорога, слегка блестевшая в свете звезд, а прямо за дорогой обрыв.
Дикар посмотрел вниз с обрыва и ахнул. Там внизу была вода! Не ручей, как на Горе, но вода шире самой Горы, черная, как небо, и бесконечная.
«Когда придешь к Реке, – говорил ему Норманфентон, – ты будешь очень близко от Вест Пойнта».
Это была Река.
«Иди на север вдоль Реки», – сказал Норманфентон. Дикар пошел по краю леса, чуть в стороне от дороги. Теперь он шел медленней, больше старался не издавать ни звука, потому что сейчас он вблизи Веспойнта и азиафриканцы будут стараться, чтобы никто не подошел незамеченным.
Очень скоро он подошел к концу леса, и ему пришлось спускаться. Склон круто уходил к дороге, и кусты здесь не очень высокие. Потом кустов совсем не стало, и крутая поверхность сплошь из плоских камней, которые скользили друг по другу, когда Дикар ступал по ним.
Он ухватился за последний куст и держался за него, осматриваясь в поисках более легкого спуска. Внизу дорога, на ней он будет виден издалека. Крутой склон над Дикаром покрыт небольшими, легко скользящими камнями. Впереди выступ горы, который огибает дорога.
Из-за этого выступа доносился звук, какой-то гудящий гром, быстро приближающийся. Дикар совсем недавно слышал этот звук, ожидая на дереве спасения Норманфентона. Это не гром. Это грузовик.
Теперь он очень громкий, сразу за выступом горы. Потом на дороге неожиданно появился свет. Дикар потянул за куст, чтобы отойти подальше. Но куст не выдержал, вниз покатились камни, и Дикар начал скользить на дорогу под ужасный грохот камней.
Свет ударил в него и ослепил. Дикар не мог найти опору под ногами. Что-то заскрежетало прямо над ним, послышались крики. Дикар перестал скользить и перевернулся.
– Стой, или я стреляю! – послышался высокий тонкий голос. Дикар, мигая, смотрел в свет, исходящий из двух больших круглых предметов. Свет перекрыла фигура человека, приближающегося к нему. На фоне света человек казался черным, и Дикар видел, что он ниже всех Мальчиков Группы и что в руке он держит маленькое ружье, которое называется револьвер.
Дикар стоял неподвижно, потому что знал, что может сделать с ним револьвер.
Человек остановился перед Дикаром. От него исходил странный пугающий запах. Голос у него был тонкий и высокий, как у Девочки, и тоже очень пугающий.
– Что ты здесь делаешь? – спросил этот человек. – Как ты прошел через пикеты?
Дикар был слишком испуган, чтобы отвечать.
– Неразговорчив? – Голос неожиданно стал напряженным, как будто человек что-то заметил в Дикаре. – Вот как! Ты почти голый… и вооружен только луком, стрелами и ножом. Значит, рассказ капитана Сенши о нападении на конвой был правдив. Жаль, что его уже казнили. Но полковнику Вангсингу будет интересно, очень интересно. – Человек усмехнулся и крикнул: – Бомо! Гулла!
Другие его слова Дикар не понял.
Из-за света подбежали еще два человека, очень большие, с другим запахом, более сильным и еще более пугающим. Один из них отобрал у Дикара лук и колчан и вытащил из-за веревки передника нож. Второй сзади схватил Дикара за руки. Дикар почувствовал, как что-то холодное охватило его запястья. Человек отпустил их. Дикар попытался развести руки, но не смог. Холодная штука врезалась в них и удерживала.
– Да, – сказал первый азиафриканец. – Командиру будет интересно узнать, что у дороги бродит банда голых дикарей. Он захочет узнать, где они прячутся…
Теперь Дикар был рад, что не заговорил. Может, он обманет азиафриканцев, и они поверят, что он вообще не говорит. Так он сможет не рассказать им о Горе.
– Бомо…
Первый азиафриканец снова произносил звуки, похожие на слова, но таких слов Дикар никогда раньше не слышал.
Двое взяли его за руки и повели туда, откуда исходил свет. Теперь свет не бил ему в глаза, и он разглядел, что низкорослый человек, должно быть, босс, желтолицый, с плоским лицом, с узкими раскосыми глазами; он в зеленой одежде.
Бомо и Гулла тоже в зеленой одежде, но они черные. Лица у них блестят, губы толстые и пурпурные, глаза маленькие, красные и свирепые.
Грузовик, к которому они привели Дикара, гораздо меньше тех, в которых были солдаты, перевозившие Норманфентона. Борта у него очень высокие и выкрашены в зеленый цвет, и из середины торчит такое большое ружье, какого Дикар еще никогда не видел. Впереди у этого ружья сидел третий черный. Желтый азиафриканец вошел в грузовик и сел рядом с этим третьим. Двое других черных открыли дверцу в боку грузовика за ружьем и втолкнули Дикара. Потом последовали за ним и сели по обе стороны от него. Их босс что-то сказал, грузовик ужасно зашумел и неожиданно ожил и двинулся.
Дикар хотел крикнуть, но издал только хриплый звук. Он был испуган. Он испугался больше, чем когда увидел, что Мардж перерезает веревку, или когда к нему подходил азиафриканец с револьвером в руке.
Один из азиафриканцев что-то произнес, другой рассмеялся. Они не боятся грузовика, сказал себе Дикар. Они знают, что он им не повредит. Если он не повредит им, то не повредит и ему. Он все еще был охвачен холодом, кожа все еще влажная, потная от ужаса, но он уже не был испуган, чтобы не заметить, что грузовик поворачивает назад на дороге и его огни освещают выступ скалы, из-за которой он появился.
Грузовик обогнул выступ – рот Дикара широко раскрылся, и что-то не похожее на страх застряло в его горле.
Далеко впереди на фоне звездного неба возвышался холм, а из холма вырастал дом, огромный, с прямыми линиями, угрюмый, но сильный и по-своему прекрасный.
Глядя на него широко раскрытыми глазами, Дикар сообразил, что построили его американцы. Я тоже могу научиться строить так, подумал он, и Мальчики Группы тоже. Потом он вспомнил, что, хоть дом построили американцы, сейчас им владеют азиафриканцы. Он вспомнил, что это крепость, которая называется Веспойнт. Ее прекрасная сила направлена против Америки.
Грузовик быстрей испуганного оленя двигался к крепости. Дорога повернула, снова повернула, и огни грузовика осветили какие-то большие неясные полукруглые предметы. И Дикар увидел, что из этих предметов торчат ружья, такие же, как на грузовике.
Большой серый дом навис над грузовиком. Грузовик остановился. Из тени появились черные азиафриканцы с ружьями. Показался также желтолицый азиафриканец без ружья. Он заговорил с желтолицым из грузовика.
Офицеры, подумал Дикар: он неожиданно вспомнил, как Норманфентон называл боссов этих солдат. Желтолицые – офицеры азиафриканцев.
Офицеры говорили словами, которых Дикар не понимал. Солдаты, с маленькими глазами и свирепыми лицами смотрели на него так, словно никогда таких не видели. Новый офицер ушел в дом. Первый вышел из грузовика и стоял возле него, улыбаясь, как будто сделал что-то очень хитрое.
Снова вышел второй офицер и что-то сказал первому. Бомо и Гулла вывели Дикара из грузовика. Они вчетвером вошли в дом, офицер впереди, двое черных по сторонам от Дикара. Огромная дверь закрылась, и Дикару показалось, что она отрезала его от известного ему мира. Уничтожила все надежды.
Вместо обширного высокого пространства, которое ожидал увидеть Дикар, он оказался между серыми каменными стенами, уходящими вперед; между стенами расстояние не больше, чем между двумя рядами коек в Доме Мальчиков. Крыша над его головой не выше, чем крыша их с Мэрили маленького дома. На этой крыше ряды светящихся сосудов, похожих на лампы радио Джондоусона. Лампы отбрасывают тени на стены, в которых множество деревянных дверей.
Здесь было так душно, что Дикар подавился. Запах азиафриканцев такой сильный, что Дикару стало плохо. Их шаги производили глухой звук: бам-бам-бам. Звук уходил вдаль и возвращался; звук очень страшный, потому что он из далекого Времени Страха, звук марширующих ног.
Они все шли, шли и наконец пришли к концу этого длинного узкого пространства. Впереди было что-то вроде холма; в доме Джондоусона в Далекой Земле Дикар узнал, что такой холм называется лестницей. Они спустились по лестнице. Внизу было помещение с каменными стенами, и в нем множество азиафриканцев. Кто-то крикнул, и азиафриканцы вскочили и стояли прямо и неподвижно, кроме того, что крикнул. Этот подошел к офицеру, поднял ладонь ко лбу и опустил.
Офицер с минуту поговорил с ним и ушел вместе с Боно и Гуллой. Азиафриканец повел Дикара через помещение и через железную дверь. За дверью было темно. И из темноты доносились запахи влажного камня, мертвых животных и давно не мывшихся, грязных людей.
Азиафриканец подтолкнул Дикара вперед. Их ноги издавали мягкие звуки на влажном, холодном, грязном полу. Вокруг было множество других звуков, хныканье и стоны, кто-то всхлипнул. Глаза Дикара привыкли к темноте. На крыше этого места была очень маленькая лампа, и в ее тусклом свете Дикар увидел, что идет между двумя длинными рядами железных прутьев.
И за этими прутьями живые люди. Это они издавали жуткие звуки. У них фигуры людей, но лица, волосатые, искаженные, существ из кошмаров.
Бам-бам марширующих ног приближался к Дикару и азиафриканцам. К ним подходил другой азиафриканец. У него на поясе револьвер, и рядом с ним свисало несколько маленьких металлических предметов в связке. В руке он держал короткую толстую дубинку. Когда он подошел, Дикар заметил, что у него коричневое лицо, не черное, как у других азиафриканцев.
– Уоштон, – сказал азиафриканец, приведший Дикара, – этот парень – особый заключенный для полковника Вансинга. Если с ним что-то случится, с нас снимут шкуру. Понятно?
– Да, сержант, – ответил Уоштон; он посмотрел на Дикар, и его глаза сверкнули белизной в тусклом освещении. – Я понял. Хочешь сам поместить его в камеру?
– Так будет лучше.
– Номер одиннадцать пустой. Там внизу.
Уоштон пошел назад, туда, откуда пришел. Дикар и другой азиафриканец пошли за ним. Они снова остановились. Коричневый азиафриканец снял с кучки на поясе один маленький металлический предмет и вставил в отверстие в пластинке, прикрепленной к железному пруту.
– Оставить его в наручниках?
– Нет. Я их сниму.
Дикар почувствовал, что железные руки на его запястьях разжимаются. Уоштон толкнул железные прутья перед собой, и они открылись, как дверь. Дикара толкнули в спину, он прошел в отверстие, и прутья закрылись за ним.
Он стоял, растирая запястья и тяжело дыша. Вокруг отовсюду слышались звуки, словно кто-то скулит. Дикар слышал, как уходят азиафриканцы. Дверь, через которую его сюда привели, с грохотом захлопнулась. Дикар повернулся, схватился за прутья и потянул.
Прутья не подались. Дикар потянул сильней, они все равно не подались. Он затряс их, они издали гулкий звон, но он все равно что пытался потрясти толстый ствол дерева на Горе.
Он повернулся, побежал вдоль прутьев – и ударился о железную стену. Он побежал в другую сторону и через четыре шага ударился в такую же стену. Его словно начали душить. Он снова повернулся и побежал прямо от решетки, но едва успел двинуться, как его остановила третья стена, на этот раз из влажного скользкого камня.
Дикар вернулся к прутьям. Схватил их своими большим руками и начал гнуть и трясти.
– Выпустите меня! – закричал он. – Выпустите меня отсюда!
Отозвался вопль, высокий, бессловесный, вопль какого-то безмозглого зверя. В глубине зазвенели другие прутья.
– Выпустите меня! – кричал Дикар, и послышались другие крики, зазвенели другие прутья, и крик Дикара стал лишь частью резкого безумного вопящего хора.
– Заткнитесь! – крикнул кто-то у двери. Крики прекратились, наступила неожиданная тишина, а потом тупой удар, словно о дерево или кость. Резкий крик, и снова все тихо. Дикар слышал звуки бегущих ног и ударов.
Показался Уоштон. Он бежал по коридору от камеры Дикара вдоль прутьев. Бил дубинкой между прутьев, и Дикар видел, как опускались голова и принадлежащее ей тело. Теперь звенели только прутья камеры Дикара и звучал только его голос.
Уоштон повернулся и оказался рядом. Руки Дикара с быстротой нападающей змеи просунулись сквозь прутья, схватили руку с дубинкой и вторую руку и сжали с такой силой, что зеленая ткань вдавилась в плоть.
Коричневое лицо азиафриканца исказилось от боли.
– Выпусти меня, – выдохнул Дикар. – Выпусти меня отсюда, или я разорву тебя на куски.
Глаза Уоштона словно грозили выскочить из глазниц. Он прошептал:
– Отпусти меня. Они откроют дверь. Если они увидят это, поставят другого человека, и я ничего не смогу для тебя сделать. Выпусти меня быстрей.
Удивление помогло Дикару прийти в себя. Если он убьет Уоштона, это не освободит его: ведь выход караулят все эти азиафриканцы. Уоштон высвободился, поднял с земли дубинку и повернулся к двери, которая начала открываться.
– Неприятности, Уоштон? – послышался голос. – Нужна помощь?
– Нет, сэр, – ответил Уоштон. – Эта новая птичка хотела устроить тут дурдом, но сейчас все под контролем.
– Пусть этот заключенный молчит, слышишь меня, или я скажу большому капитану, и с тебя спустят кожу.
– Не беспокойтесь, сержант, сейчас все будут тихими. – Дверь с грохотом закрылась. – Фу, – выдохнул Уоштон, снова поворачиваясь к Дикару. – Чуть не явился весь наряд. – Он осторожно огляделся и подошел ближе к прутьям. – Но ты дал мне возможность уложить спать остальных, так что можно не волноваться, что они увидят, как я тебя вывожу.
– Выведешь… – ахнул Дикар. – Кто ты такой?
– При крещении мне дали имя Бенджамин Франклин Джордж Вашингтон Смит, – прошептал азиафриканец. – Но Тайной Сети я известен как Икс-восемнадцатый.
– Но… ты ведь азиафриканский солдат!
– Конечно. Конечно, солдат. Это самое забавное. Понимаешь, когда азиафриканцы впервые пришли, они думали, что цветные присоединятся к ним и выступят против белых. Они сообщили, что ждут нас. Они ошибались.
Они узнали, что мы сначала американцы, а уже потом цветные. Но кое-кто из нас подумал, что лучше сражаться с ними изнутри, поэтому мы пришли к ним.
– Не если они узнают, что это обман?
– Те, о ком узнают, – сказал Уоштон, – умирают долго, но это нас не останавливает. Саботаж – это почти всегда цветные. Но я долго здесь, и поэтому решили, что я должен все узнать об этом месте: где размещены пулеметы и большие пушки, где расставлены часовые и все такое. Месяц назад меня перевели в охрану тюрьмы, но…
– Подожди! – возбужденно прервал его Дикар. – Ты говоришь, что все знаешь об этой крепости?
– Конечно, но какая от этого польза? Никому это не принесет пользу, никто ничего не сможет сделать после этой последней прокламации. Америки больше нет…
– Она есть! – хриплым голосом прервал его Дикар. – Америка по-прежнему есть, Уоштон, и сейчас создается армия, чтобы сражаться за нее. Армия с знаменами!
– Слава Господу! – Уоштон поднял руки над головой ладонями вверх. – Армия с…
– Тише, – прошептал Дикар. – Тише и слушай меня. – Он ухватился руками за прутья и быстро заговорил. – Армия попытается завтра ночью захватить эту крепость. Ей нужно все знать о крепости, и ты сможешь это рассказать. Тебе нужно выйти и рассказать им.
– Конечно. Конечно, я расскажу. Выведу тебя и…
– Нет! Ты не должен тратить время, пытаясь меня вывести. Слушай. Я расскажу, как их найти…
– Ты покажешь мне, как найти, – прервал его Уоштон. – Так будет быстрей и надежней.
Он вставлял маленькую железную штуку в пластинку на прутьях.
– Господь простил меня за то, что я сомневался в Нем, – говорил он, – когда меня поставили сюда. Они подумали, что никто не будет таким безумным, чтобы вывести кого-нибудь отсюда. Я должен был знать, что Он не зря послал меня сюда. Он послал меня в тюрьму, чтобы я сделал важное дело.
Дверь из прутьев раскрылась, и Дикар собрался выходить.
– Подожди, – прошептал Уоштон, останавливая его. – Это здесь, в этой камере. – Он оставил кучку металлических предметов свисать из отверстия. – Оставайся здесь и слушай, – прошептал он, – и, если услышишь, что кто-нибудь открывает дверь из караульного помещения, зови меня.
Он прошел в камеру, а Дикар на шаг вышел из нее. Он дрожал, проходя через дверь в решетке, и едва мог дышать. Прислушиваясь, он различал только гул голосов за дверью, а из камеры доносились звуки шагов Уоштона и скрежет камня.
– Все в порядке. – Уоштон втянул Дикара обратно в камеру и закрыл дверь из прутьев. – Все готово. – Он просунул руку сквозь прутья, достал металлические предметы и снова повесил их себе на пояс. – Может, это задержит их на несколько минут, которые так нужны нам. – Он схватил Дикара за локоть и потянул в глубину камеры. – Идем. Нам нужно торопиться.
В каменном полу камеры оказалось большое квадратное отверстие, и плоский камень, прикрывавший его, стоял прислоненный к стене.
– Вниз туда, – прошептал Уоштон. – Прыгай вниз. Быстрей! Ради бога поторопись!
Дикар прыгнул.
Ноги его нашли опору, прежде чем голова оказалась ниже пола камеры. Уоштон прыгнул и встал рядом с ним. Вдвоем они втянули плоский камень обратно, пригнувшись под ним. Камень встал на место, и стало так темно, словно кто-то большими пальцами зажал Дикару глаза.
– Дальше надо ползти. Я пойду первым, но ты держись сразу за мной.
Дикар почувствовал, что Уоштон двинулся вперед. Дикар наклонился, нащупал туннель и пополз за Уоштоном.
Через несколько секунд узкий туннель в земле резко повернул. Когда Дикар миновал поворот, он обнаружил, что стены туннеля не из земли, а из камня; они закруглены, как в желобе, влажные и скользкие, как в камере, и вонь здесь удушающая.
– Это старая канализация, – услышал он шепот Уоштона. – Больше не используется. Мальчиком я помогал строить новый сток, он здесь недалеко, и я знал о старом. Он ведет в Реку. Боже! Я так и не спросил… Плавать умеешь?
– Да, – ответил Дикар, вспоминая бассейн в лесу. Он задыхался, его тошнило, кружилась голова, и он едва полз. Канализационная труба шла наклонно, наклон становился все круче, и Дикару приходилось держаться за стены, чтобы не налететь на Уоштона. Он все полз и полз, и лишь звуки дыхания Уоштона снизу говорили ему, что он не один.
Немного погодя впереди послышался новый звук – журчание воды. Этот звук приближался, наклон становился менее крутым, хотя желоб еще продолжал опускаться. Прямо впереди плескалась вода.
– Остановись! – сказал спереди Уоштон. – Мне нужно снять обувь и часть одежды. Иначе я не смогу плыть. – Немного погодя Уоштон сказал: – Хорошо. Двигайся.
И они снова поползли.
– Держи голову высоко, парень, – услышал Дикар. – Как можно выше.
Дикар чуть поднял голову и ударился о потолок слива. Его руки, потом колени погрузились в холодную воду. Он услышал, как впереди плещет Уоштон. Вода была такой холодной, что сводило тело. Она поднялась до рук, до бедер, плескалась о живот.
Неожиданно Дикар во что-то уткнулся. Это был Уоштон. Уоштон неподвижно стоял прямо перед ним.
– В чем дело? – спросил Дикар.
– Прилив. – Уоштон говорил задыхаясь. – Река заполняет весь сток. – Он стучал зубами. – Придется нырять, и я не знаю, как далеко. Не знаю, смогу ли так долго удерживать дыхание.
– Мы так далеко прошли не для того чтобы застрять, – сказал Дикар. – Я пойду вперед и посмотрю, как это далеко, а потом вернусь за тобой.
– Ну… хорошо. Иди вперед.
Было очень тесно, но Дикар сумел протиснуться мимо дрожащего холодного Уоштона. Он пополз дальше, и вода накрыла его с головой. Он немного попятился, наполнил легкие душным грязным воздухом и снова двинулся вперед, полз как можно быстрей под черной ледяной водой. Холод пробирал до мозга костей. Легкие разрывались от необходимости вдохнуть.
Впереди в воде блеснул свет, слабый, туманный. Дикар оттолкнулся и пополз быстрей. Туманный свет перечеркивали черные линии. Голова ударилась обо что-то, руки ухватились за прутья. Железные прутья.
Конец стока закрывали железные прутья. Они отрезали Дикара от Реки и от возвращения на Гору. Они закрыли его здесь, чтобы он задохнулся, как кролик в затопленной норе.
Это поистине конец.
Разум Дикар разбухал; казалось, он вот-вот разорвет его череп. Грудь с болью вздымалась, пальцы ухватились за прутья, неровное железо резало тело, и эта боль смешивалась с сильной болью во всем теле.
Ноги Дикара нашли опору на камне на дне стока. Его мышцы превратились в тросы, разрывающие кости. Железо подавалось – медленно, очень медленно, но в открытых глазах Дикара была чернота. Тьма поднималась в нем, и железо отнимало у него силу.
Время заканчивалось.
Вода в ушах усиливала скрежет. Кровь, как гигантский молот, била в голове. У него больше нет сил сражаться с этими прутьями. Нет сил сдерживать дыхание…
Что-то прижалось к нему сбоку. Что-то коснулось его рук. Он погружался в черный водоворот. Он падал вперед в черное забвение, разжимал руки, терялся в отчаянии и поражении…
Воздух вырвался из его измученных легких, и неожиданно, словно чудом, они вобрали воздух.
Холодный, чистый и живительный, воздух резал грудь Дикара, изгонял черноту из сознания. Дикар видел золотой блеск на черной воде и что-то большое черное впереди над собой.
– Ты в порядке, парень? – сквозь плеск услышал Дикар шепот. – Ты в порядке?
Шепот исходил от лица в воде, очень близко от него, коричневого и встревоженного лица.
– Уоштон, – произнес он, разрезая воду. – Ты не стал ждать моего возвращения. Ты пришел и разбил железо.
– Вздор! – шепотом ответил коричневый человек сквозь плеск воды. – Когда ты не вернулся, я ведь должен был пойти за тобой, верно? Но не я сломал замок на решетке. Я никогда не мог бы это сделать. Ты сломал его, когда я подошел, только ты тянул на себя, вместо того чтобы толкать… Но мы вырвались, это главное, и нам лучше убираться, пока нас не заметил какой-нибудь часовой. Куда, парень?
Дикар посмотрел на гигантскую черноту, круто встающую от берега Реки и поднимающуюся в усеянное звездами небо, которое он уже не надеялся увидеть. Узнал рисунок звезд, который показывал Норманфентон, нашел Полярную звезду.
– Сюда, – сказал он и поплыл.
Холодная вода гладила бока Дикара, и ему хотелось закричать от радости: он снова свободен. Рядом с ним плыл Уоштон – тенью в Реке, и Уоштон – его друг. Быть с Уоштоном хорошо, как с кем-нибудь из Группы.
– Как тебя зовут? – спросил Уоштон, плывя рядом с ним. – Ты еще не сказал мне свое имя.
– Дикар.
– Дикар, а дальше?
– Только Дикар. Долго ли нам еще плыть, Уоштон?
– Остановись на минуту. – Уоштон поднял голову, отгребая воду, посмотрел на темный берег, мимо которого они плыли, оглянулся – туда, откуда приплыли. – Мы проплыли дальше, чем я думал. Должно быть, течение унесло. Думаю, мы миновали последнюю линию часовых крепости. Дальше можем наткнуться на какой-нибудь патруль с Хайленд Миллз. Это место не хуже других.
Он снова поплыл, но повернул к берегу, и Дикар последовал за ним.
Они вышли на наклонный берег, стряхнули воду и начали подниматься. Скалы крутые, но много опор для рук и ног, и они без труда поднялись до дороги, проходящей над обрывом. Когда они перебегали дорогу, она была пуста, и они углубились в кусты по другую сторону ее.
Уоштон оглянулся.
– Ну и ну! – воскликнул он. – Посмотри, какие следы наши мокрые ноги оставили на бетоне. Если пройдет какая-нибудь машина, сразу станет ясно, куда мы пошли.
– Не волнуйся из-за этого, – ответил Дикар, пробираясь через кусты. – Мы скоро будем в лесу. – Он ужасно шумит, даже больше зверей-людей. – Поднимемся на деревья и пойдем по ним. Никто не сможет нас выследить.
– Ха! – хмыкнул Уоштон. – Подниматься на деревья? Ты говоришь глупости. Может, я и похож на обезьяну, но карабкаться на деревья, как она, не могу. Мне трудно и по земле идти: камни и палки режут ноги.
– Не можешь… Что ж, придется идти по земле. – Это плохо. Если черные следопыты так хороши, как считает Вангсинг, они проследят их до Горы. – Надеюсь, на дороге никого не будет, пока не высохнут наши следы.
Они дошли до края леса и погрузились в его тень. Дикар остановился.
– Пожалуй, вернусь и сотру следы, которые мы оставили от дороги, чтобы их не подобрал какой-нибудь следопыт. Жди здесь.
– Хорошо, – прошептал Уоштон. – Но не уходи надолго. Я… боюсь темноты. Говорят, в этих лесах есть привидения.
– Буду торопиться, – шепотом ответил Дикар и исчез. Он отчетливо видел следы их прохождения: согнутую ветку, утоптанную траву, сдвинутый камень. Он пошел назад по следам по краю дороги, пальцами распрямляя траву, помещая на место камни, как мог, поправляя кусты.
Он повернулся, услышав неожиданный треск в кустах, которые только что оставил. Этот дурак Уоштон…
– Кто здесь? – донесся с края леса возглас. – Руки вверх, или я стреляю.
Стреляю. У Уоштона нет оружия. Дикар наклонился, так что его закрывали кусты.
– Не стреляй, солдат, – услышал он голос Уоштона. – Я свой. Я рядовой Вашингтон, Первый отряд тюремной стражи.
– Пройди вперед, свой, – послышался другой голос, – и назови пароль.
Дикар продвигался вперед, его движения производили лишь тень звука.
– Я не знаю пароль, – сказал Уоштон. – Я просто решил погулять, может, найду себе красотку. Я один.
Дикар знал, что последние слова предназначались ему. Уоштон сообщал ему, что солдат его не видел, что у него есть шанс ускользнуть, пока он сам разговаривает с солдатом. Теперь Дикар видел их, две неопределенные фигуры, более черные, чем черный лес. Одинокий луч света отразился от нацеленного ружья азиафриканца.
Азиафриканец был по-прежнему враждебен, его подозрения не рассеялись. Дикар продолжал двигаться, отклоняясь в сторону, так, чтобы оказаться за спиной у человека с ружьем. Когда он добрался до ближайшего дерева и забрался на него, черный солдат сказал:
– Отведу тебя к капитану. Иди вперед.
Ветка, на которой лежал Дикар, покачнулась под его тяжестью, зашелестела листва. Вытянув губы, он крикнул, как потревоженная во сне птица.
– Послушай, – взмолился Уоштон, – ты ведь меня не выдашь?
Дикар с ветки прыгнул прямо на плечи азиафриканца. Ногами он выбил ружье из его рук. Бедрами сжал горло изумленного солдата, и они оба упали на землю. Уоштон схватил ружье и ударил прикладом солдата по груди.
Послышался треск костей. Дикар почувствовал, как обмякло под ним тело. Он откатился. Ружье поднималось снова и снова. Голова на земле была чудовищно изуродована.
Дикар вскочил, крикнул: «Уходим!» и они побежали по лесу от неподвижного тела в кустах.
– Боже! – произнес Уоштон. – Я думал, все кончено.
Дорога по лесу была тяжелой и казалась бесконечной. Она была бы тяжелой, даже если бы они могли идти прямо, но Дикар настоял на том, чтобы они долго шли прямо по руслам ручьев, хотя это уводило их в сторону от курса, требовал, чтобы они шли по участкам голого камня, которые он находил в темноте. Несколько раз, когда им встречались упавшие стволы или низкие деревья, Дикар заставлял забираться на них и, сколько можно, идти по ним.
– Мы все равно оставляем следы, по которым они могут пройти за нами, – объяснил Дикар, – с того места, где найдут мертвого солдата, но так мы их задерживаем и затрудняем поиски. Им придется ждать дня, чтобы начать, и, может, они до ночи не найдут Гору. Это все, о чем мы можем просить.
– Это все, на что мы можем надеяться, – сказал Норманфентон, когда они наконец добрались до дома и Дикар рассказал все военному совету, снова собравшемуся в маленьком доме Джондоусона. – Но это означает, что тайна Горы больше не тайна; удалось ли то, что мы делали ночью, или нет, но для вашей Группы больше нет безопасности на Горе. Это означает конец вашей жизни на Горе.
– Это означает, что мы должны победить, – сказала Мэрили, глаза ее блестели. Когда Дикар поднялся на рассвете, он нашел ее на краю Обрыва; она всю ночь ждала его, принесла горячую еду, и они разговаривали, пока Дикар и Уоштон ели.
Дикар рассказывал, а она прикладывала лечебные листья к его ранам и украдкой ласкала нежными гордыми руками.
– И это значит, что больше никаких споров об участии Девочек: вы ведь не можете оставить нас здесь, чтобы нашли азиафриканцы. Мы пойдем с вами.
– Тут уж ничего не сделаешь, – согласился Джондоусон. – Но, конечно, вы не будете участвовать в боях и…
– Мы будем участвовать в боях! – горячо сказала Мэрили. – Нас слишком мало, даже если считать зверей-людей. Нэт получил их обещание помогать нам. Все Девочки умеют так же неслышно пробираться по лесу, как Мальчики, все владеют луком и ножом не хуже любого мальчика.
Мы работали с Мальчиками, играли с ними, и наше право умереть с ними, Дикар. – Она повернулась к нему. – Только попробуй сказать, что мы не имеем на это права!
Ее глаза сверкнули.
– Это ваше право, – серьезно ответил Дикар. – Не могу этого отрицать. Девочки Группы будут учитываться в наших планах, как и Мальчики. Но я только что кое о чем подумал.
Начиная искать меня и Уоштона, азиафриканцы могут догадаться, что наше убежище на Горе, и послать самолеты. Я хочу, чтобы ты немедленно передала Группе: все должны весь день вести себя так, словно услышали сигнал «Берегись самолета».
Никого не должно быть на Поляне, и на ней не должно лежать ничего, что говорило бы о присутствии людей на Горе. Сегодня не разжигать костров. Не рубить деревья. Иди быстрей и проследи, чтобы эти правила исполнялись.
Мэрили торопливо ушла выполнять его приказ, и Дикару показалось, что вместе с ней из дома ушел свет.
– Вероятно, это последний приказ, который я отдал как Босс Группы, – вздохнул он, глядя ей вслед. – Потому что, Норманфентон, когда мы сегодня уйдем с Горы, Боссом нас всех будешь ты.
Жилистая рука рослого печального человека мягко легла на плечо Дикара.
– Да позволит Господь, – сказал он серьезно, – чтобы, когда я закончу выполнять задачу, возложенную Им на меня, я ты так же заслужил Его слова: «Хорошая работа, мой верный слуга», как заслужил сегодня ты, выполнив свою.
В комнате на мгновение наступила тишина. Костлявая серая рука сильно сжала плечо Дикара и разжалась, и Норманфентон повернулся к Уолту, который кончил чертить карту и стоял в ожидании.
– Ну? – спросил Норманфентон.
Руки Уолта сжали край стола, но ответил Нэт, голос его звучал хрипло, как крик вороны.
– Ничего хорошего. С их расположением, с часовыми и пулеметными гнездами, нам не взять это место.
– Верно, – согласился Уолт. – Если этот человек говорит правду, армия, обладающая современным вооружением, могла бы взять крепость после долгой осады, но наша попытка будет чистым самоубийством.
– Для нас самое разумное, – сказал Джондоусон, его серое лицо стало безжизненным, – бежать с Горы и попытаться отыскать другое убежище. Нам нужно чудо…
– Тогда сотворим чудо, – оборвал его Норманфентон, – если нам это необходимо. Джентльмены! – Он встал, высокий и долговязый, с поникшими плечами, и говорил он спокойно. – Мы собрались не для того, чтобы обсуждать, можно ли взять Вест Пойт или это невозможно, а для того, чтобы сделать это.
Глубоко в его угрюмых глазах горел огонь, и Дикару показалось, что медленно и постепенно такой же огонь загорался в глазах других.
Дикар знал, что только дикая кошка способна в темном лесу увидеть, что он не часть дерева, к коре которого он прижимался спиной. Он знал, что азиафриканец, идущий по широкой сторожевой тропе, огибающей весь Веспойнт, не может его увидеть. Но Дикар боялся.
Он боялся, что азиафриканец уловит запах, который он сам ощущает так остро, запах зверей-людей, в глубине леса ожидающих времени, чтобы выполнить свою роль в плане, принятом военным советом.
Для Дикара запах так силен, что, хотя Норманфентон, Джондоусон и Уоштон снова и снова говорили ему, что азиафриканцы не могут его услышать, он не мог в это поверить. Он не мог поверить, что солдаты не слышали зверей-людей, шумно шедших за Группой от Горы. Не мог избавиться от страха, что азиафриканцы предупреждены, что они подготовили западню для американцев.
Иначе не может быть.
Неожиданно Дикар застыл. Крикнула сова – тихо и далеко. Крик повторился чуть ближе, потом снова и еще ближе. Голоса ночи летели к нему в темноте; теперь его очередь, и Дикар крикнул совой.
Азиафриканец остановился и повернул голову в сторону звука. Кожа на плечах Дикара натянулась; он поднял лук, наложив стрелу на тетиву. Крики совы звучали дальше в темном лесу.
Азиафриканец пожал плечами и снова пошел. Дикар, обретя способность дышать, считал крики, пока они не кончились. Все Мальчики Группы на месте. Дикар мрачно улыбнулся в своем укрытии.
Теперь черный был в десяти шагах от Дикара; в звездном свете представлял отличную цель. Дикар, сведя губы, отправил в ночную тишину резкий, далеко разносящийся свист древесной жабы. И закончился этот свист щелчком тетивы.
Из зеленой груди азиафриканца торчала стрела, ноги солдата подогнулись. Он упал, и самыми громкими звуками, сопровождавшими его смерть, были удар тело о землю и звон ствола ружья о камень.
В тихом лесу последовали другие щелчки и другие глухие удары. Двадцать один раз ударила крылатая смерть. Пробел длиной в двадцать один раз по сто шагов образовался во внешней линии охраны Вест Пойнта, но единственными звуками были только эти, еле слышные.
Это было началом.
Подходя к неподвижному телу на тропе, Дикар думал, как странно, что так много людей могут так тихо умереть; но еще более странно, что Группа, которую Старшие учили убивать только ради пищи, могла убить так много людей. Но эти смерти вызваны гораздо более важным поводом, чем голод.
Дикар снял с неподвижного тела патронный пояс, подобрал с земли ружье. Тяжело дыша, он вернулся к дереву, давшему ему убежище, и постучал рукой по стволу – такие звуки производят кролики в своих ночных танцах. И повернулся, почувствовав чье-то присутствие, которые не выдавал ни один звук.
– Дикар, – прошептала неясная фигура рядом с ним. – О, Дикар, я так боялась, что он увидит тебя, когда ты крикнешь совой.
– Но он не увидел, Мэрили. – Он протянул к ней руки, но на это не было времени. – Ты должна торопиться. – Он сунул ей в руки ружье и пояс с патронами. – Ты знаешь, что должны делать Девочки. Отнеси это Норманфентону для зверей-людей; они умеют с этим обращаться. Передай, что они могут продвигаться вперед до этой тропы. Быстрей, Мэрили.
Ее губы обожгли его, и она исчезла, но тут же рядом оказались другие фигуры, и меньшая из них прошептала:
– Я попал своему в шею, Дикар, и он упал, пытаясь выдернуть стрелу. Он…
– Тише, Биллтомас, – прошептал Дикар. – Это прошло и стало прошлым, а нам пора двигаться дальше. У тебя нож в руке?
– Да, Дикар.
– А у тебя, Карлбергер? Нож в руке, лук на плече, чтобы ты мог двигаться быстро и бесшумно?
– Да, Дикар.
Он видел только, что они стройны и не очень высоки, но знал, что это безбородая молодежь. Как дела у старших Мальчиков Группы Джонстоуна, Хэнфилда, Патоши и еще троих? Собрали ли они свои группы младших?
Дикар издал чррр – крик рассерженного скунса и услышал шесть таких же криков. Он получил ответ.
– Не разговаривайте, – прошептал Дикар. – Даже не дышите, если сможете. То, что мы сейчас сделали, это лишь ягодки по сравнению с тем, что впереди.
– Пошли! – возбужденно воскликнул маленький Биллтомас. – Чего мы ждем?
Дикар снова свистнул древесной жабой, и они перешли тропу часовых. Три тени, издающие не больше звуков, чем тень листвы вокруг, они шли по лесу. Лес кончился, теперь вокруг только кусты, видные в предательском свете звезд. Но враг должен быть совсем близко, чтобы понять, что подлеском идут люди.
Кусты кончились, и теперь склон покрыт только длинной сухой травой. Все мастерство Мальчиков не может остановить шорох этой травы, по которой они проходят. У Дикара пересохло в горле. Его лоб обвязан металлической лентой. Вчера во время долгого пути через лес Уоштон рассказал ему, что способен сделать пулемет.
Он легко коснулся Биллтомаса, ползущего рядом. Биллтомас остановился и лежал неподвижно. Шорох, который создавал Карлбергер, тоже прекратился. Дикар медленно поднял голову, так что его глаза оказались выше травы.
Запах азиафриканцев, остановивший его, исходил из каменного пулеметного гнезда, расположенного на склоне. Он видел стволы, торчащие из прорезей в круглой стене. Видел также светлый желтый квадрат – дверь.
Уоштон сказал ему, что если кто-нибудь из солдат в одном из этих дотов почувствует опасность, на дверь опустят железный занавес, холм ослепительно ярко осветят, и пулеметы разразятся дождем пуль. Дикар и его путники умрут, но что еще хуже, тревога будет передана в крепость. Сотни солдат проснутся и неожиданное нападение на Вест Пойнт будет сорвано.
– Ваш единственный шанс, – объяснил Уоштон, – проникнуть внутрь дота и убить всех солдат в нем, прежде чем они поймут, что происходит.
У Мальчиков было два преимущества. Азиафриканцы надеялись на линию часовых перед собой, но из-за того, что только что произошло, никакого предупреждения они не получат. И Мальчики ползли в траве, издавая не больше шума, чем ветер над их головами.
Они шумели даже меньше, чем ветер, когда снова двинулись по сигналу – прикосновению Дикара. Снова опустив голову, Дикар не мог видеть дот, но различал сквозь траву желтый свет.
Пугающий запах захватчиков был в ноздрях, но звуки, приходящие с запахом, не голоса, а только такие, какие издают люди во сне.
Свет стал ярче. Дикар поднял голову. Он увидел саму дверь. Встал, вошел в дверь, увидел спящих и скорее почувствовал, чем увидел, что Мальчики вошли вместе с ним. Один их азиафриканцев зашевелился. Он поднял голову, и его маленькие свирепые глаза посмотрели прямо в глаза Дикара.
Рот солдата раскрылся для крика. Нож Дикара перерезал черное горло. Еще один зашевелился, начал вставать и осел: нож Дикара был глубоко в его груди.
Дикар высвободил оружие и повернулся, чтобы встретить нового врага. Но на койках и на полу дота лежали лишь окровавленные трупы. Два других Мальчика, обнаженная кожа которых в красном, с ножей капает кровь, смотрели на Дикара.
– Мы… мы сделали это. – Дикар запнулся, сам себе не веря. – Мы это сделали. – Ему было плохо: он все еще ощущал, как нож вонзается в плоть. – Мы их одолели…
Рот Биллтомаса искривился, Мальчик начал смеяться. С ужасом в глазах, с искаженным лицом, он смеялся; смех его был высоким, тонким и таким громким, что его должны были услышать в большом здании посреди Вест Пойнта.
– Перестань! – рявкнул Дикар. Открытой ладонью он ударил по этому пугающему, безумному смеху и прекратил его. Глаза Биллтомаса не выглядели теперь так ужасно, но Карлбергер смотрел на свой окровавленный нож, и кадык на его горле дрожал.
– Возьмите себя в руки, – сказал Дикар. – Нам нужно…
Его остановил резкий громкий треск снаружи. Ужас охватил Дикара. Это был тот самый звук, который в его сне-воспоминании производила темная фигура, которая спускалась с неба на длинный ряд грузовиков, увозивших детей, и улетала, оставив за собой обломки и неподвижные трупы. Он повернулся, бросился к двери дота, высунул голову и увидел, что холм в том месте, где слева он начинает поворачивать, залит ярким белым светом.
Траву било дождем, но это был не дождь. С земли поднялась фигура, черная на фоне света, обнаженный Мальчик с натянутым пуком. Фигура безжизненно упала.
– Патоши, – произнес голос, и Дикар понял, что это его собственный голос. – Его взводу не так повезло, как нашему.
Грохот прекратился, но свет продолжал заливать холм, и внутри дота раздался необычный, звонкий, настойчивый шум, какого Дикар никогда раньше не слышал.
Он повернулся. Карлбергер смотрел на маленький красный ящик на внутренней стене.
– Он идет оттуда, Дикар, – сказал младший, показывая на ящик. – Смотри! Он живой!
На верху ящика между двумя рядами огоньков трепетало что-то маленькое, и именно оно издавало резкий звук. Дикар бросился к нему, ударил ножом. Ящичек раскололся, внутри него был сверток оранжевых проводов. Звук прекратился.
– Больше он нам не будет мешать, – сказал Дикар. – Он мертв.
Стук дождя снаружи неожиданно прекратился. Биллтомас высунул голову из двери, втянул ее, и лицо его было таким же серо-белым, как камень за ней.
Голос его был полон ужаса.
– Они… они идут, – сказал он. – Азиафриканцы.
Каким-то образом Дикар снова оказался у двери и выглянул. В белом свете, там, где умер Патоши, бежали три азиафриканских солдата с ружьями в руках; с их поясов свисали какие-то мешки, которые казались очень тяжелыми.
Один из азиафриканцев крикнул, поднес ружье к плечу. Ружье изрыгнуло пламя. Мимо уха Дикара прожужжала пчела. Он втянул голову, поискал железный занавес, о котором ему говорил Уоштон, нашел его и потянул. Занавес со звоном опустился.
– Это их остановит, – выдохнул Дикар. – Через него они не могут стрелять, через стены тоже.
– Смогут стрелять через эти отверстия, когда подойдут близко, – сказал Карлбергер, показывая дрожащей рукой на щель, из которой торчали стволы пулеметов. – Когда подойдут близко, они смогут стрелять в них и убьют нас всех.
Дикар подошел к прорези, обращенной к азиафриканцам, заглянул в нее, нагнувшись, и увидел их. Они продолжали приближаться, но пригибаясь, и шли медленно. Они боятся, неожиданно понял он, боятся пулеметов.
Но Дикар знал и то, что они могут не боятся. Здесь никто не умеет стрелять из пулеметов.
Лук в руках у Дикара, стрела наложена. Дикар наклонился на каменной скамье, на которой стояли ножки пулемета, прицелился в прорезь и выстрелил. Стрела уткнулась в землю далеко от азиафриканцев, но это сказало ему то, что он хотел узнать. Настолько далеко он сможет стрелять из лука.
Есть место еще только для одного человека с луком.
– Стойте у других прорезей, – спокойно приказал он. – На случай, если они попробуют обойти. Не тратьте стрелы, стреляйте, только когда они подойдут на тридцать шагов.
Азиафриканцы медленно приближались. Дикар ждал, кровь стучала у него в висках, но пальцы спокойно держали туго натянутый лук. Черные дошли до места, куда упала первая стрела Дикара, и миновали это место.
Щелкнул лук Дикара.
Азиафриканец упал вперед в траву и перестал быть виден. Дикар знал, что не промахнулся. Он послал в то же место третью стрелу, поискал других азиафриканцев.
Они все исчезли.
Дыхание со свистом вырывалось сквозь зубы Дикара. Он не мог убить всех троих одной стрелой. Но где остальные? Трава там качалась против ветра. Конечно. Они спрятались в траве. И сейчас ползут к доту, как недавно ползли Мальчики с Горы.
Дикар выпустил еще одну стрелу. Она упала за тем местом, где качалась трава. Черные подошли уже слишком близко, чтобы он мог в них попасть. Теперь не видно даже, где они ползут. Они так близко, что край полки отрезал видимость. Если наклонить пулемет, он мог бы стрелять в то место, но от стрел нападающие защищены.
– Они должны встать, чтобы стрелять сюда, – высказал свою мысль вслух Дикар. – Они будут так близко, что попасть легко. Следите внимательно и держите луки наготове.
Они ждали.
Железный занавес на двери отрезал звуки снаружи, а сквозь прорези как будто ничего не слышно. Дикар слышал только тяжелое дыхание других мальчиков и стук собственного сердца. Ждать оказалось трудно, трудней, чем сражаться.
Что-то круглое, черное, маленькое, как мячик, пролетело мимо его прорези; в дот ворвался гигантский оглушительный звук. Яркое пламя у прорези ослепило Дикара. В ноздрях новый удушающий запах. Дым затянул прорезь и рассеялся – а потом еще один черный шар, еще один громовой звук, еще одна вспышка пламени.
Азиафриканцы не собирались вставать и стрелять. Черные шары – это бомбы, о которых рассказывал Уоштон. Черные безопасно лежат в траве и бросают бомбы в прорези. Рано или поздно бомба попадет в прорезь, и в доте никого не останется в живых.
Что ж, подумал Дикар. Мы по крайней мере попробовали. Старались изо всех сил.
– Дикар! – крикнул Карлбергер от прорези в которую наблюдал. – Там еще азиафриканцы, их сотни! Они выходят из леса. Остальную часть Группы, наверно, уничтожили, они и испугаться не успели. Смотри, Дикар, иди сюда и посмотри! Азиафрикацы бегут вниз по холму. Они стреляют из ружей…
– Стреляйте в них! – закричал Биллтомас. – Стреляйте как можно быстрей! Убьем их как можно больше, прежде чем они убьют нас!
– Верно! – закричал Карлбергер, дико рассмеявшись. – Будем сражаться с ними. Сражаться, пока они нас не убьют! Стреляйте быстрей!
Дикар закричал, повернулся и прыгнул через дот. Он взмахнул рукой, ударил Карлбергера по плечу и бросил его на пол.
– Нет! – кричал он. – Не стреляйте! Не стреляйте, глупые дети! – Билломас смотрел на него, как на сумасшедшего. – Это не азиафриканцы. Это наши друзья. Они стреляют в азиафриканцев из тех ружей, что мы послали им с Девочками.
– Друзья, – повторил Карлбергер, глядя на Дикара с того места, куда он упал на мертвого черного. – Я… откуда ты знаешь, Дикар? Я их видел, а ты нет.
– Ты сказал, что они стреляли на ходу. – Дикар тянул железный занавес на двери, пытаясь понять, как его поднять. – Азиафриканцы не стали бы тратить пули на этот каменный дом. – Железо начало отходить в сторону, и в отверстие послышался пулеметный огонь, но стрельбы из ружей не было. – Поэтому я понял, что это американцы стреляют в тех, кто пытается нас убить.
Желтый свет осветил кого-то лежащего поперек в траве, ружье прижато к плечу, но молчит. Дикар выхватил нож – и пошел посмотреть, кто это.
Джондоусон повернул к нему голову. На его небритой щеке красная полоса, но серо-карие глаза сверкают.
– Дикар, мой мальчик! – воскликнул он. – Ты в порядке!
– Да. – Свет упал на другого человека в траве за Джондоусоном, в тряпках цвета грязи, с массой грязно-соломенных волос на голове. – Но я видел, как умер Патоши, – хрипло сказал Дикар. За зверем-человеком он видел в траве другие темные фигуры, свет блестел на железе их ружей. – И думаю, Стивленд и Хэлросс тоже погибли.
Все ружья были нацелены на дот, из которого прекратилась смертоносная стрельба.
– Почему вы не стреляете в солдат, которые их убили? – спросил Дикар.
– Потому что мы за пределами дальности выстрелов, а если подойдем ближе, нас всех сметут. – Джондоусон подполз ближе. – Плохо, что один дот уцелел. Он нас остановил. Остальные пять были взяты так же легко, как ваш.
– Ты уверен? – спросил Дикар.
– Конечно, уверен. Мы достигли тропы часовых, когда услышали, что началась стрельба. Уоштон пошел на разведку, вернулся бегом и сказал, что сопротивляется только одно гнездо. Те из нас, у кого были ружья, быстро подошли и убрали азиафриканцев, бросавших в вас бомбы.
– Это вы хорошо сделали, – сказал Дикар. Потом: – Мы взяли шесть из семи дотов, которые, как видно на карте Уоштона, охраняют большой дом азиафриканцев; эти доты расположены дугой от реки до леса. Это значит, что у нас шесть раз по восемь больше ружей и шесть раз по три пулеметов, с достаточным количеством пуль для всех. Почему вы остановились? Почему не действуем по плану?
– Главная причина в том, что дот прямо перед нами посредине линии, и мы не можем пройти и оставить его за собой. Первое правило ведения войны…
– Тогда мы должны захватить его, – прервал его Дикар. – И быстро.
Он опустился на землю и пополз.
Джондоусон схватил его за руку.
– Куда ты пошел? – спросил он. – Что собираешься делать?
– Я собираюсь убрать солдат, которые убили Патоши. Слушай, – прошептал Дикар; губы его побелели, он напряженно думал, видя, что огненная буря прижала его друзей к земле. – Видишь звезду, которая начинает заходить за толстую ветку дерева. Следи за ней, и, когда она снова покажется под веткой, пусть твои люди начинают стрелять по доту и побегут к нему, чтобы азиафриканцы возобновили стрельбу по вам.
Подойдите как можно ближе к предельной дальности их выстрелов и делайте вид, что собираетесь идти дальше, но не ходите. Понятно?
– Да, но что ты…
– Увидишь.
Дикар высвободился и быстро пополз вокруг своего дота. И добрался до того, что искал, до тела азиафриканского солдата.
Тяжелый мешок, который Дикар снял с пояса мертвого азиафриканца, был заполнен черными шарами. Трава с острыми краями, по которой полз Дикар, огибая холм и держась за пределами пространства, освещенного белым, резала тело, а ее шорох казался ужасно громким.
Он обогнул выпуклость холма и увидел белый дот, из которого летели пули, убившие Патоши. Дикар снова начал подниматься на холм, держась за пределами этого смертоносного света.
Ррррррчт, рррррчт – затрещал пулемет. К нему присоединился другой. Пулеметы по ту сторону светлого конуса, по эту сторону ничего.
Дикар вскочил, побежал прямо к доту, доставая из мешка железный мяч. Зубами отыскал чеку, о которой говорил Уоштон. Добежал до дота и заглянул в бойницу в этой стороны. Увидел пятерых азиафриканцев, собравшихся у пулеметов. Вытащив чеку зубами, он бросил бомбу в бойницу, вытащил вторую чеку и бросил еще одну бомбу. И упал на землю.
Дикар услышал тупой звук. Не очень громкий. Недостаточно громкий. Бомбы не взорвались.
Чего-то не стало. Ужасного белого света. Вокруг Дикара сомкнулась ночь. Американцы продолжали стрелять, но пулеметы замолчали. Странно. Дикар оттолкнулся руками от земли, ухватился за камень и снова заглянул в бойницу.
Глаза жгло от дыма. Сквозь слезы он увидел только черноту внутри дота. Изнутри не доносилось ни звука. И пахло кровью и горелой плотью.
На его плечо легла рука.
– Ты сделал это, – сказал Джондоусон. – Ты сделал это, парень. Ты их уничтожил, полностью.
Когда Дикар повернулся, рядом с ним был еще один человек – Норманфентон. Из леса выбегали люди в лохмотьях и бежали по склону холма. Они радостно кричали. Даже в тусклом звездном свете Дикар видел, как сияют их волосатые лица.
– Уолт! – услышал он резкий голос Норманфентона. – Джон! Не разрешайте им собираться вместе. Разделите их поровну по всем дотам. Распределите ружья и боеприпасы, которые там найдете, и пусть расчеты начнут снимать пулеметы, чтобы мы могли взять их с собой.
Джондоусон и Уолт убежали.
– Мы нашли много старых солдат, – сказал Дикару Норманфентон, – чтобы составить расчеты на все восемнадцать захваченных пулкеметов. И тут нет ни одного человека, который не знал бы, как обращаться с ружьем. У нас теперь есть армия, двести отчаянных бойцов, и благодаря тебе и твоей Группе они все вооружены.
– Двести человек, – Это сказал Уоштон. – Конечно, генерал. У тебя двести человек, и они дерутся, как дикие кошки. – Казалось, он появился словно ниоткуда. – Но там в казармах почти две тысячи. Они проснулись и знают, что что-то случилось. Слушайте.
Норманфентон застыл. Издалека донеслись звонкие медные звуки.
– Горн, – сказал руководитель. – Призыв к оружию! Поднимают гарнизон. Действие неожиданности кончилось. Сейчас, чтобы победить, придется сражаться.
– И лучше закончить до рассвета, – добавил Уоштон. – Потому что, как только рассветет, над головой будут летать самолеты и бросать бомбы. Нам всем будет конец. Они нас разнесут.
– Вы. – Норманфентон повернулся к нескольким появившимся вблизи фигурам. – Бегите к дотам и передайте всем приказ подготовиться к наступлению. Быстрей!
Посыльные убежали, и руководитель снова повернулся к Дикару.
– Должно быть, их разбудила стрельба. Я начну атаку до того, как они поймут, с какого направления ждать нападения. Они не могут знать…
– Они знают, – прервал его Уоштон. – Эти парни позвонили… Боже мой!
Он смотрел вверх; в воздухе появился новый звук, высокий вой уииии, от которого у Дикара застыла кровь, хотя он и не знал, что это. Вой перешел в крик.
Потом грохот.
На полпути по склону холма поднялся фонтан огня. Ветер, почти ощутимо твердый, бросил Дикара на дот. Потом исчез.
– Они стреляют по нам, – сказал Норманфентон. Он поднес руки ко рту. – Всем укрыться! Все в доты!
В ночи раздалось новое уииии, в воздух поднялся новый фонтан огня – на этот раз ближе. Норманфентон схватил Дикара за руку, и они побежали. Уоштон за ними. Они бежали вдоль линии дотов и на бегу выкрикивали приказ. Все вокруг тоже побежали.
Воздух заполнился ужасными звуками разрывов. Весь склон был в огне, когда они ворвались в последнее каменное гнездо и уткнулись в людей, от которых исходил звериный запах.
– Здесь мы в безопасности, – сказал, отдуваясь, Норманфентон. – Бетон защитит нас. – Теперь звуки разрывов снаружи напоминали раскаты грома. – Но нам никогда не провести своих людей живыми сквозь этот огонь. Он удержит нас здесь до рассвета, а потом бомбардировка с самолетов с нами покончит.
Уоштон опустил железный занавес. Лицо его стало не коричневым, а зеленым.
– Боже мой, – сказал он. – Я рассказал вам о больших пушках, которые накрывают Реку, но забыл сказать о противовоздушных орудиях на крыше главного дома. Это они сейчас стреляют по нам, зенитки с крыши самого большого дома.
– Самого большого! – Дикар схватил его за руку. – Уоштон. Это дом, из которого мы сбежали?
– Конечно. Конечно, это он. Но…
– И сейчас мы возле Реки! – Дикар повернулся к руководителю. – Норманфентон.! Я остановлю огонь зениток. – Он возвысил голос. – Ко мне, Мальчики! К мне, Мальчики с Горы! У нас есть работа.
Над дотом грохотал гром. Норманфентон что-то сказал Дикару, но тот смотрел только на обнаженных Мальчиков: Бенгрина, Джонстоуна, Фредальтона и Дэнхолла.
– Мы здесь, Дикар, – сказал рыжебородый веснушчатый Джонстоун. – Чего ты хочешь от нас?
– Я хочу отвести вас в место, откуда вы можете никогда не вернуться, – ответил Дикар. – Я хочу отвести вас в место, где этот бой может быть выигран или проигран. Мы можем погибнуть, мы все, без надежды на жизнь. Пойдете со мной?