Если бы Мельпомену довелось видеть настоящую цаплю, он знал бы, что выглядит если не в точности так же, то очень похоже. В очередной раз подняв ногу, он опустил конец длинной ходули в темную жижу, которая с хлюпаньем сомкнулась вокруг деревяшки.
С собой у него была фляга для сбора сока из тростника, который рос здесь повсюду, а также небольшой нож. С помощью ножа он рассекал стебель растения, после чего подносил к срезу горлышко фляги и дожидался, когда потечет сок. К рассвету Мельпомен рассчитывал насобирать достаточно, чтобы заполнить флягу хотя бы до половины. Однако дело продвигалось медленно – главным образом оттого, что водоросли в этой части болота были слишком густыми, поэтому время от времени ему приходилось останавливаться и высвобождать ходули из их цепкого плена. В один из таких моментов он поднял голову и увидел нечто странное.
До этого его глаза различали лишь поднимающиеся из воды стволы мешкодрев. Это были растения, похожие на огромные шары; питаясь болотным газом, они постепенно раздувались, пока не лопались с оглушительным треском, разбрасывая вокруг сотни спор. Одна половина такого дерева, состоящая из неукоренившихся отростков – жгутиков, находилась под водой. Иногда жгутики двигались, и на поверхности воды появлялась рябь, которую можно было принять за легкую поступь призраков.
Миражи на болотах были обычным делом. День и ночь от воды поднимался туман, в котором порой мерещились странные вещи. Мельпомен часто слышал доносящиеся со стороны топей голоса, хотя знал, что никому не удалось бы зайти так далеко. А однажды даже видел проплывающую мимо лодку и попытался заговорить с сидевшим в ней человеком. Однако стоило ему окликнуть того, как лодка и ее загадочный пассажир неожиданно исчезли.
Порой на болотах встречались отмели и даже целые островки, многие из которых исчезали так же внезапно, как появлялись. Наверняка это было как-то связано с тем, что время от времени земля рокотала и содрогалась. В такие дни ветер приносил запахи моря и шум волн, а вода в болоте становилась на ладонь или две выше либо, наоборот, отступала, оставляя грязь и копошащихся в ней рачков. Иногда на поверхности оказывались монеты и другие ценные вещи. Брать их казалось Мельпомену неправильным – все равно что воровать у мертвых.
Однажды он обнаружил целый скелет. Там, где кости не были покрыты грязью, они выглядели пожелтевшими и изъеденными влагой. Это был скелет рыбы – такой огромной, что в болоте не нашлось бы ей места. Особенно жуткое впечатление производила голова – туго обтянутая кожей клиновидная морда с двумя рядами зубов и без малейшего намека на глаза.
Ходули в очередной раз запустились в водорослях, и Мельпомен потратил несколько драгоценных минут, высвобождаясь из зеленого плена. Освободившись, он поднял голову, готовый идти дальше, но в этот момент увидел впереди нечто странное.
Он не удивился бы, окажись и теперешняя находка чьими-нибудь костями. Однако это было нечто совсем иное. То, что поначалу выглядело как фигура человека с раскинутыми в стороны руками, оказалось массой наплывающих друг на друга ломаных линий. Они пересекались под всевозможными углами, будто прутья небрежно сплетенной корзинки.
Держа наготове нож, Мельпомен двинулся вперед. Он преодолел половину пути, прежде чем топи стали действительно непроходимыми. Под водой скользили тела неведомых тварей, и он ощущал, как их слепые морды тычутся в концы ходулей. В какой-то момент ему показалось, будто в темной жиже ворочается и перекатывается нечто большое.
Мельпомен остановился и прислушался. Ни звука.
И в следующее мгновение некая тень ринулась к нему из тумана. Он едва успел уклониться от острых когтей, нацеленных в лицо. Взмахнул ножом, но промахнулся; в ответ откуда-то сверху раздался полный негодования и злобы крик…
Молох – так называли этих тварей. Почти все они были падальщиками, охотниками за мертвой плотью, но это вовсе не значило, что крайняя нужда не способна заставить самых отчаянных из них напасть на живого человека.
Мельпомен выставил нож перед собой, и только это спасло ему жизнь. Тварь рухнула, напоровшись на всю длину клинка. Зубы клацнули у самого лица Мельпомена, крылья захлопали по его спине, однако он держал крепко, обхватив извивающееся тело свободной рукой.
Задние ноги падальщика были короткими, сильными и заканчивались пальцами с острыми когтями, способными одинаково легко раздирать плоть и дробить кости. Сейчас они замелькали в опасной близости от груди Мельпомена. Один зацепился за ткань и разодрал ее, другой оставил на коже кровоточащую рану. Похожий на жгут розовый язык метнулся и ударил человека по лицу – раз, другой. Он почувствовал, как обожгло лоб, и понял, что молох целил в глаза. Из пасти падальщика дохнуло гнилью. Затем язык твари внезапно захлестнул Мельпомену шею, лишая возможности дышать.
Ему и раньше приходилось охотиться на молохов и даже пробовать их мясо, которое было жестким и на вкус напоминало болотную воду. Однако это было давно, до того как в лодках приплыли люди, которые предложили его отцу и другим мужчинам в деревне стать сборщиками сока. Одну флягу они обменивали на недельный запас еды, выпивку, табак, теплую одежду, иногда добавляя к этому пару точильных камней или связку свечей. Но главное – им с отцом больше не приходилось охотиться и делать запасы. Мельпомен не задумывался, что происходит с собранным соком после того, как загруженные флягами лодки растворяются в тумане, но в конце каждой недели терпеливо дожидался очереди, чтобы выменять полную флягу на ту, которую еще предстояло наполнить.
Одним движением Мельпомен вырвал нож из покрытого шершавой кожей тела и отсек твари язык. Молох забился в агонии, его крылья поднялись и опустились. Раз, другой – с каждым разом все медленней.
Мельпомен ударил еще дважды – под левое крыло и туда, где, как он считал, находилось сердце.
Постепенно движения твари замедлились, и Мельпомен разжал хватку. Истекая черным ихором, молох рухнул в воду. Мгновением позже его тело поглотила трясина.
Некоторое время Мельпомен наблюдал, как на поверхности воды всплывают и лопаются пузыри, а когда вновь посмотрел перед собой, увидел то, что не замечал вначале.
Когда он смотрел на это впервые, оно выглядело иначе. Теперь, подняв голову, Мельпомен обнаружил, что фигура изменила очертания. Линии пребывали в постоянном движении: сталкивались и расходились в стороны, искривлялись, растягивались или, наоборот, сжимались.
Бесформенный. Именно это слово пришло Мельпомену на ум.
Бесформенный, но не как вода или болотная грязь. Первую можно перелить в кувшин, а из второй этот кувшин изготовить. У этого же нечто вообще не было формы, и одновременно с этим оно могло принимать любой облик. Как если бы кувшин был способен вылепить себя самостоятельно, а затем, будучи наполненным, сам стать водою.
Движение ускорялось. Фантомы возникали и распадались. В какой-то момент фигур было сразу две – новая начала формироваться еще до того, как предыдущая успела исчезнуть.
Фляга с соком была забыта, как и нападение молоха, как и предшествующие этому события – вплоть до момента, когда он впервые открыл глаза, лежа на циновке под звездным небом, а рядом кто-то пел колыбельную.
Повинуясь внезапному порыву, Мельпомен шагнул в сплетение линий. Они пересекли его тело, пройдя насквозь. Словно были нематериальными, как кольца дыма или луч света… Мгновение он не ощущал ничего, кроме жжения в тех местах, где линии коснулись тела. На его коже проступили красные рубцы. Мельпомен успел подумать, что их рисунок здорово похож на следы от рыбацкой сети.
А затем его тело просто распалось. Рассыпалось, будто было сложено из детских кубиков.
Голова рухнула в воду и без единого звука погрузилась в пучину. Правая рука сползла вниз, словно плохо приклеенная деталь, левая упала вместе с частью туловища, которое оказалось рассеченным на несколько фрагментов. Одна из ходулей завалилась под тяжестью ноги, другая устояла. На ней все еще балансировала привязанная полосой грубой ткани ступня…
Вода вокруг стала багровой, затем красной, розовой, а спустя некоторое время вернула свой первоначальный цвет. Ни на секунду не прекращая вращения, линии вновь собрались в подобие человеческой фигуры. На протяжении одного или двух ударов сердца фантом висел под поверхностью воды, а затем растворился без следа.