Вероника так и осталась загадкой до сих пор. Она не была похожа ни на одну из женщин, которых Никита знал прежде. Порывистая, резкая, зачастую эксцентричная, Вероника не переставала его удивлять. Но с ней было интересно как в постели, где она проявляла себя незаурядной умелицей, так и в общении. Она могла пошутить, рассказать что-нибудь занятное, а когда нужно, так и помолчать. Вероника умела чувствовать его так, как до нее не удавалось ни одной девушке, и по первому же требованию, в любое время суток могла примчаться к нему домой с противоположного конца города.
Причем нельзя было сказать, что она была легкодоступной. Никите пришлось целых три месяца обивать ее порог, прежде чем удалось наконец уложить барышню в постель.
Никита с некоторым предубеждением относился к тем женщинам, которые отдавались уже после первого часа знакомства. О любви здесь говорить не приходилось, лишь обыкновенный животный интерес, который немедленно хотелось утолить. Однако после таких случайных встреч у Никиты иной раз завязывались самые бурные романы с такими женщинами, с чередой встреч и расставаний, со слезами радости и взаимными упреками. Но как бы ни складывались их отношения, он никогда не мог простить дамочке своей слишком легкой победы. Женщину следовало завоевывать. Пусть поупирается хотя бы для вида.
Долгих ухаживаний Зиновьев тоже не переносил. Потому что после затяжных взаимных маневров обязательно возникал некий критический момент, когда отношения начинали пробуксовывать, а придать им дополнительный импульс было способно только соприкосновение двух обнаженных тел. Что бы там ни говорили, но при тесном контакте возникает сильнейший электрический заряд, который ведет к еще более плотному соитию. А если объект обожаем, то от физической близости запросто сносит башню. Все происходящее постоянно воспринимается как в тумане.
Никита частенько вспоминал свою первую любовницу, девушку из параллельной группы – Ларису, которой он сумел добиться сразу после того, как привел ее в родительскую квартиру. Странность заключалась в том, что их сексуальный экскурс проходил несколько часов кряду, но сам Никита из происходящего практически ничего не помнил, разве только несвязанные фрагменты: кафельную стену кухни, паркет в зале, перепачканный пододеяльник и, что самое интересное, металлические прутья ограды на балконе. Он так и не сумел припомнить, какого дьявола потащился на балкон в голом виде. Но на следующий день соседи провожали его лукавыми и одновременно понимающими улыбками.
С самого начала их отношений Вероника не держала жесткую круговую оборону, была в меру доступна и даже позволяла иной раз запустить руку под узкие трусики, но когда дело подходило к главному, неизменно оставалась твердыней. За три месяца ухаживаний, к собственному изумлению, Никита сумел проявить себя как тонкий ловелас и ни разу не пришел на свидание без букета. Правильнее было сказать, что он стремился завоевать Веронику, старался ей понравиться, показать себя с самой лучшей стороны. И впоследствии Вика признала, что это ему удалось в полной мере.
От процесса ухаживания он испытывал удовольствие не меньше, чем сама Вероника, а потому, когда их отношения все-таки дошли до постели, эта близость вызвала такой физический и духовный восторг, от которого невольно перехватывало дыхание. Может, именно поэтому они и остались интересны друг другу даже после трех лет разлуки. Их воссоединение произошло так же естественно, словно они не разлучались совсем.
В первую встречу после их долгой разлуки Никиту мучила мысль, что совсем недавно Вика принадлежала другому мужчине, и в голове его возникали сцены одна безобразнее другой. Но после их близости, после того, как она была нежна с ним, отчуждение как-то рассосалось, и Вероника будто вросла в него, сделавшись одной из составных частей его существа.
Возможно, что в скором времени они окончательно соединились бы, стали бы одним целым, но помешал разговор об алмазах, который она завела в их последнюю встречу. Откуда ей было знать о контейнере с алмазами? Может, стоило принять ее предложение и, объяснившись с Бармалеем, разбежаться в разные стороны? А там – как бог рассудит!
Сама по себе Вероника неопасна, следовало остерегаться тех людей, которые сообщили ей об алмазах. Это во-первых. А во-вторых, у него действительно пропал фотоальбом, о котором она обмолвилась. Сам Зиновьев называл его донжуанским списком, в нем хранились фотографии женщин, с которыми он когда-то был близок. Некоторые из этих снимков были настолько откровенны, что даже фотографии в стиле «ню» выглядели по сравнению с ними картинками из «Мурзилки». Причем для того, чтобы сфотографировать дамочек, Никите не приходилось даже проявлять особой инициативы, сплошь и рядом она исходила от них, и ему приходилось только нажимать на кнопку фотоаппарата. Наиболее стеснительные натуры при этом закрывали лица руками, оставляя для обозрения все остальное.
Подобную раскованность Никита воспринимал как желание девушек раскрыть свои нереализованные возможности. Проявить себя в качестве фотомоделей. Потерянный альбом, конечно, было жаль. Кроме творческого начала, воспоминаний, в него были вложены чувства.
Так что, по большому счету, было о чем жалеть. Тем более странным было то, что об исчезновении альбома узнала Вероника. Никита показывал ей этот альбом. Она сдержанно перелистывала его страницы и, посмотрев последнюю фотографию, поинтересовалась с некоторым вызовом:
– А меня ты тоже будешь фотографировать?
Слегка смутившись, Зиновьев пообещал этого не делать. Но однажды, когда она осталась у него ночевать, в нем неожиданно проснулся фотохудожник, и он сделал три снимка. Причем на одной из фотографий запечатлел и себя, обнажившись по пояс. Никакой пошлости, все в пределах приличия. Ноги Вероники он закрыл легким покрывалом, а для большей художественности слегка приоткрыл грудь. Проявив пленку и отпечатав фотографии, Никита признал, что эти снимки были вершиной его мастерства, и после некоторого колебания поместил их в альбом.
Однажды, не удержавшись, он показал ей эти фотографии. Вероника посмотрела снимки и сухо потребовала:
– Я хочу, чтобы ты их уничтожил.
– Обещаю, – кивнул Зиновьев, совершив над собой определенное насилие.
Но разорвать или сжечь фотографии он так и не смог, не хватило сил. И вот теперь они пропали.
Никита остановил машину, но выходить не спешил. Следовало получше осмотреться, пренебрегать безопасностью никак было нельзя. На первый взгляд вокруг не замечалось ничего настораживающего. Теплый вечер выгнал половину жильцов дома на улицу, да и место располагало к приятному времяпрепровождению. Двор утопал в зелени, привычно галдели под деревьями дети, у подъездов на лавочках сидели старухи, а сторонники активного образа жизни, заложив руки за спину, фланировали вдоль подъездов.
Вроде бы все в порядке. Никита уже было взялся за ручку, чтобы распахнуть дверцу машины, как в оконце предстало лицо старика с непричесанными, неопрятными патлами, торчащими в разные стороны. Еще один российский типаж. Сейчас начнет просить рубль за охрану тачки, и попробуй не дай! Возьмет да ковырнет втихаря гвоздем по боковине, и товарному виду конец!
И, только всмотревшись, он узнал в этом старике родного деда. Старик уже в который раз удивил Никиту – надо же, какой мастер перевоплощений, блин!
Никита распахнул дверцу. Дед, подобрав полы старенького плаща, устроился в кабине и, неприязненно поморщившись, объявил:
– У тебя здесь бензином пахнет.
Выглядел дед непривычно. Из-под серой клетчатой кепки во все стороны торчали волосы соломенного цвета.
– Есть немного, – обескураженно признался Никита. – Надо бы карбюратор посмотреть, да как-то все некогда.
– Ты уж посмотри, – захлопнул дверцу старик, – а то ведь так и задохнуться можно.
– Почему ты не объявишься?
Старик невесело хмыкнул:
– А ты думаешь, что мне жить надоело? Не угадал, поживу еще, но пока в одиночестве.
– И где же ты остановился?
– Есть одна хата, – неопределенно протянул старик.
Взгляд у деда был цепкий, от его внимания не пряталась даже малейшая деталь. Он не доверял даже старухам, сидящим около подъездов.
– Так что ты скажешь?
По просьбе деда встречу со скупщиком алмазов Арсеном Зиновьев перенес. Получив такое известие, Арсен постарался держаться спокойно, но в его тоне невольно прорывалось раздражение.
– Пробил я твоих армян, – наконец сообщил старик. – Для них ты подарок. Подобных камней у них никогда не было. Судя по тому, что я о них узнал, могу сказать, что с ними можно иметь дело.
У Никиты где-то под ложечкой радостно заныло.
– Назначить встречу?
– Да. Можно продать и более крупную партию алмазов. Для встречи выбери пустырь около парка. Это место просматривается со всех сторон. Если что, затаиться будет сложно, а если кто-то будет подходить, так я тебя предупрежу.
Внук согласно кивнул:
– Понял.
– Мне надо идти.
– Как тебя найти?
– Это лишнее. Подойдешь к нашему тайнику. Там узнаешь, когда именно встретимся.
– Хорошо.
Дед вышел из машины и, не оборачиваясь, пошел по тротуару.