(@helena_whriter_love)
«Я хочу поблагодарить тебя, дорогая, за смелость…
Никогда не думала, что ты сможешь так безжалостно отрывать от себя недостойное, но любимое. Я была удивлена, когда ты порвала с Ним. Вот уж не ожидала. А ты и не соплячка вроде, хотя внешность говорит об обратном: размазня да и только! Хвалю.
Ещё ты ввела меня в ступор, когда в автобусе заехала сумкой по лысой башке орущему мужику: поделом, надо уступать беременным. И ничего, что потом сидела полдня в участке – за благородный поступок можно и потерпеть.
Вспомнила, трухлявая, как ты таксиста высадила из машины… Презабавный случай. Да, ты споришь, что не высадила, а торопилась. Ну я-то знаю… Он пописать вышел, а ты за руль – и вперёд. Да, торопилась. И имела право. Писать надо заранее, а не когда пассажир торопится. Все ты правильно сделала, не гунди.
Ладно, сворачиваюсь. Ты и так все знаешь. Просто Леночка со своими экспериментами замучала: «Напиши себе письмо, напиши!» Кудахталка, а не внучка.
В общем, спасибо тебе, старушенция, за интересную жизнь.
Самой себе. Я»
15 декабря 1880
– Лизавета Петровна, где будете нынче справлять Сочельник?
– Мы званы к Порфирьевым. Мишенька очень любит общество Льва Ивановича. Всё ж таки профессор, умный человек.
– Ох да! А скольким людям помог он! Меня вот только все удивляет: как же он этих вшивеньких крестьян не боится! Принесут заразу какую..
– Господь с вами! Марья Кирилловна, как можно! Что ж их не лечить? Они такие же люди, как и мы… Эх вы… Мне пора, передавайте моё почтение Петру Ивановичу.
– Не обижайтесь, ну сглупила… До свидания!
Афанасьева Елизавета Петровна после разговора с соседкой вернулась домой, где её ждал внук.
– Бабушка, завтра мы поедем к Маше ёлку наряжать. Лев Иванович пригласил нас.
– Я смотрю, с Марией Львовной вы теперь неразлучны, – хитро улыбнулась бабушка Миши.
– Будет, бабушка! – Миша раскраснелся и поспешил уйти. – Пойду к себе, мне ещё подготовиться нужно к завтрашней лекции: Говоров обещал устроить экзамен нашему курсу.
– Иди, иди. Е забудь, что ужин долго не ждёт!
15 декабря, 2019
– Нет, Мариш. Я дома буду. Нет настроения: придумали какую-то дурацкую суету. Ну новый год, снова, каждые 365 дней. Подумаешь, невидаль…
– Ань, да брось! Ну уволилась и ладно.
– Так не в этом дело-то!
– А в чем?
– Я запуталась… Я за 3 года сменила 4 профессии. И мне нигде не нравится, нигде, понимаешь? Хорошо, что от бабули квартира осталась – моя подушка безопасности.
– Ну так и не работай.
– Я не могу так. Ничегонеделание – это не про меня. Ты же знаешь.
– Ну а как насчёт мечты в детстве? Кем хотела стать?
– Я не помню… А это идея. Знаешь, я, пока буду ёлку наряжать, подумаю. Но в гости меня не зови. Я буду дома.
– Хорошо, хорошо. Но 1 января я все равно приду. Имей в виду!!!
16.12.1890
– Машенька, Михаил, Елизавета Петровна! После ужина идём наряжать ёлку. Особую.
– Лев Иванович, дорогой, какой вы затейник!
– Вам понравится моя идея.
После ужина профессор медицины Лев Иванович повёл гостей в нарядную залу, где ждала их высокая пушистая елка.
– Прежде чем наряжать ёлку, дорогие мои, я хочу подарить вам вот эти ёлочные шары. Их вы заберёте с собой и будете хранить и передавать из поколения в поколение, потому что мы напишем записки и выложим их внутрь. Но есть условие: рассказывать никому нельзя про них. Увидит записку тот, кому это нужно. Согласны?
– Ну, Лев Иванович, ну затейник! – Елизавета Петровна засмеялась и развела руками. – Конечно, мы согласны!
– Тогда приступаем.
Все сели за стол, окунули перья в чернила и стали писать послания тем, кто когда-нибудь, возможно, увидит и прочтёт.
Что было написано в них – никто не знал, кроме тех, кто писал.
16.12.2019
Порфирьева Анна Константиновна, 25 лет. Праправнучка знаменитого врача. Закончила медицинский, но работать не стала. Поняла, что не её. Работала продавцом, флористом, менеджером, риелтором. Но не нравилось ничего. Зато прекрасно разбиралась в тканях, стилистике и моде. Всё подруги шли за советом: у Ани был совершенный вкус.
В этот вечер она достала из машины ёлочные игрушки, привезенные ею с дачи: мама отдала после долгих уговоров. Все равно лежали ненужные, а Аня их обожала с детства.
И началось волшебство: игрушка за игрушкой появлялись на искусственной пушистой ёлке. Остался последний шар. Он был каким-то необычным: мутно-белом стекле красовались снегири на веточках, гроздья рябины свисали с веток и много узорчатых снежинок. Аня подняла на свет шар и увидела тень: внутри что-то лежало. Потрясла. Любопытство взяло верх: она раздвинула края металлической крышечки с серебряной петелькой и достала шпилькой какую-то бумажку, жёлтую и шершавую. Перед тем как развернуть её, она долго смотрела в окно. И вдруг вспомнила, что очень любила шить платья куклам, что рисовала одежду в тетрадях на скучных уроках. Закрыла глаза. Улыбнулась воспоминаниям. Вспомнила, что в руках бумажка, от которой стало тепло и спокойно. Развернула. Красивым почерком было написано: «Мой друг! Помни: в жизни есть только две вещи ради которых ты и существуешь. Это ЖИЗНЬ и ЛЮБОВЬ. Они не живут врозь, они всегда вместе. Люби все, что ты делаешь, ибо ты и есть жизнь. Мечтай – это ещё одна ценность, которая есть только у нас, у людей. Пробуй и ищи себя – именно таким способом мы становимся лучше. Трудись, ибо труд делает человека не только нужным, но и счастливым. Лев Иванович Порфирьев.
16 декабря 1890
Аня подняла мечтательный взгляд, подошла к окну, где кружились в зимнем танце снежинки. Все стало понятно: не бежать от себя. Не ругать себя. Аня поняла, что на верном пути: да, она ищет себя, и это непросто. И она продолжит. И будет любить все, чем занимается.
– Спасибо, дедушка!
23.00, 31 декабря
– Смотри, какой снег за окном.
– Угу.
– А вон там, в окне напротив, гирлянда такая красивая. Посмотри!
– Угу.
– Что ты разугукался, как сова придурковатая. Ещё глаза давай выпучи!
– Да достал ты уже, Мурз.
– Я развеселить тебя ведь хочу, а ты…
– Иди домой, там твоя семья. Скоро двенадцать.
– Пойдём к нам, а?
– Нет. Я домой, спать. Под одеяло.
– Но как… Это же Новый год! Надо в кругу друзей и семьи.
– Семьи, дааа… Я хочу семью, но нет же никого, понимаешь?
– Я твой друг. Теперь.
– Друг, да. Но я хочу дома. Домовой все ж таки.
23.50
Домовой зашёл домой, тихо закрыл дверь. Он жил в красивой новостройке. Заселился почти весь дом, кроме пары-тройки квартир. Он пришёл сюда из дома, что был снесен. Ждал, когда мэр всех домовых устроит его в новое жилище. Дом дали, а вот хозяев – нет. А домовым плохо, очень плохо, если не о ком заботится.
Он лёг в свою кровать. Было грустно, было тихо вокруг. Всё замерло в ожидании волшебных ноликов на часах.
00.00
Вдруг в замочной скважине раздался скрежет: кто-то желал войти. Наш герой сел и замер: в квартиру вошли двое. Это была пара: молодой мужчина в колпаке гнома и с ним хрупкая симпатичная девушка. Её глаза были завязаны шерстяым клетчатым шарфом.
– А вот и сюрприз, Наташ, – он развязал шарф и снял его с неё.
– Где мы?
– Это наш дом, дорогая.
Наташа закрыла глаза. Домовой подошёл к ней поближе – его ведь никто не видел. Он почувствовал, как её сердце билось все чаще и чаще. Она открыла глаза: в её синих глазах был восторг и счастье. Она повернулась к мужу, сделала шаг навстречу, обняла его, шепча слова любви и благодарности: они так давно мечтали о своём уголочке.
Домовой стоял у окна, смотрел то на праздничный салют, то на свою новую семью. Его переполняло счастье и покой: теперь он нужен, теперь он точно дома.