Небольшие волны раскачивали катер и с чмоканьем целовали его белое днище. Но Быков прислушивался к совсем другим звукам. За его спиной переодевалась Элен Керн, выполнявшая роль инструктора по дайвингу.
Ей было далеко за тридцать, и она находилась в самом расцвете женственности. Лицо Элен не блистало красотой, будучи слишком грубым, почти мужеподобным, из-за широких скул и небольших карих глаз, а вот фигура… Одним словом, слушая, как шуршит ее одежда, Быков думал не о предстоящем погружении, а черт знает о чем, сердился на себя, потел и нервничал.
– Можешь поворачиваться, – разрешила Элен.
Ее английский был не совсем привычен уху Быкова, поскольку она была родом то ли из Шотландии, то ли из Ирландии – он в этих тонкостях не разбирался. Элен уже успела облачиться в свободное голубое платье, надетое, похоже, на голое тело, потому что ее гидрокостюм лежал на полу, трусики сохли на спинке кресла перед штурвалом, а купальника Быков нигде не видел.
Черт бы его побрал! О чем это он думает, вместо того чтобы собраться перед погружением? А если бы Элен умела читать мысли? Что бы она подумала о своем подопечном? Что он сексуальный маньяк? Что он не способен совладать со своими животными инстинктами?
– Тебе идет голубой цвет, – сказал Быков как можно равнодушнее и встал, подняв за ремень цилиндры аквалангов.
Гидрокостюм облегал его плотно, как перчатка, но не стеснял движений. Это был десятый урок по дайвингу, так что Быков приучился не цепляться ластами за выступы на днище и уже не забывал регулировать клапан подачи кислорода.
Элен на комплимент никак не отреагировала. Приблизившись к Быкову и помогая ему прилаживать ремни, она сказала:
– Сегодня мы отплыли гораздо дальше, чем обычно. Пожалуй, следовало бы нырнуть вдвоем, но нельзя бросать лодку. Плавучий якорь держит не очень надежно. – Она кивнула на полузатонувший матерчатый парашют, почти незаметный под водой. – Может возникнуть необходимость срочно забраться в лодку, а ее отнесет слишком далеко. Так что я буду наблюдать и ждать сигнала.
Ягодицы Быкова непроизвольно сжались.
– Ты видела акул, когда плавала? – спросил он, не слишком убедительно изображая беспечность.
– Нет, – успокоила его Элен, а потом добавила: – Но это ничего не значит. Акулы всегда появляются неожиданно. К этому нужно быть готовым, вот и все. Тебе придется находиться рядом с ними постоянно. Привыкай.
– Угу, – буркнул Быков и несколько раз подпрыгнул, проверяя, как держится акваланг на спине.
Облизав губы, он обхватил ими мундштук и пожевал, прилаживая резину во рту. Она была соленой на вкус. Быков подумал, что такие же сейчас губы у Элен, только что выбравшейся из моря. «Да ты просто одержимый, – сказал он себе. – Готов кидаться на любую женщину, оказавшуюся рядом. Не стыдно?»
Стыдно ему было. Но влечение к Элен оказалось сильнее. Ее сильное загорелое тело притягивало его как магнит. Они остались наедине всего второй раз, и Быков не знал, выпадет ли ему еще когда-нибудь такая возможность.
– Засеки время, – распорядилась Элен. – У тебя сорок минут. Твоя задача обследовать территорию в радиусе трехсот футов и найти стрелу, которую я оставила в пещере.
Быков взглянул на нее:
– Стрелу?
– Йе, – подтвердила Элен, улыбаясь. – От этой китобойной пушки. – Она указала на подводное ружье. – Так что сегодня тебе придется плавать с детектором.
Быков понял, что речь идет о металлоискателе, который заметил еще на причале. С виду прибор был не слишком громоздким, но под водой эта штуковина будет мешать и затруднять движение. Быков вытащил изо рта загубник и раздраженно напомнил:
– Я фотограф. У меня руки будут заняты оборудованием.
– Bullshit, – рассудила Элен. – Вздор. Спускаясь под воду, все будут с детекторами. Так решили мы с профессором Заводюком. Фото на втором месте. Поиски на первом.
– Тут у вас диктаторский режим какой-то.
Элен неожиданно улыбнулась, озорно и заговорщически:
– Знаешь, в чем разница между демократией и автократией?
– Примерно, – проворчал Быков, разглядывая приборный щиток металлоискателя.
– При демократии людей сначала кормят, а потом трахают, – просветила его Элен. – При диктаторском режиме наоборот. В особо тяжелых случаях даже кормят не всегда.
– Рацион у вас так себе, между прочим.
– Но завтрак у тебя был, верно, Даймон? Тогда в воду!
Указательный палец Элен с коротко обстриженным ногтем указал на корму. Быков послушно перебрался туда, сел на борт, поправил нейлоновый пояс с зашитыми внутри свинцовыми пластинами, сполоснул маску, опустил на лицо и подвигал, прилаживая поплотнее. Из-за сдавленного носа голос прозвучал гнусаво, когда он предупредил:
– Если я найду стрелу, мне полагается приз.
Элен, не мигая, встретила его взгляд. Ее карие глаза смотрели спокойно, но внутри их зажглись золотистые искорки, которых там прежде не было.
– Какой? – спросила она.
– Догадайся сама.
Прежде чем она успела как-то отреагировать, Быков опрокинулся спиной в воду и исчез в белом бурлящем облаке. Элен улыбнулась. Если бы Быков видел эту улыбку, он бы понял, что его нахальство не просто прощено, но и принято с одобрением.
Но он не видел – некоторое время совсем ничего. Лишь позже, когда окружившие его воздушные пузырьки растворились, вода очистилась и снова стала прозрачной. Медленно погружаясь, Быков думал, в каком направлении плыть дальше. Где находится та пещера, в которой спрятана стрела? Определить это было невозможно. Быков понятия не имел, откуда приплыла Элен. Она могла поднырнуть под катером, чтобы сбить его с толку. Да, кстати, она так, скорее всего, и поступила.
Усмехаясь, Быков задрал голову, чтобы определить местонахождение катера. Снизу он казался не больше бумажного кораблика. Плавающий рядом якорь походил на затонувший сачок.
Быков перевернулся лицом вниз и мерно заработал ластами. Металлоискатель на длинной ручке придавал ему сходство с Нептуном, вооруженным трезубцем.
Потоки яркого солнечного света, пронизывая синеву, отбрасывали отблески на песок и кораллы. Вода была настолько прозрачной, что можно было вообразить себя парящим в воздухе. Это порождало чувство нереальности происходящего и обманчивое ощущение безопасности. Вдруг Быков заметил крупное темное существо, неотрывно следующее за ним у самого дна. Сердце подпрыгнуло, готовое выскочить из груди, но в следующую секунду он сообразил, что видит собственную тень, скользящую по дну, и этого оказалось достаточно, чтобы эйфория прошла. Теперь, продвигаясь вперед, он постоянно осматривался, чтобы понять, нет ли рядом чего-то такого, что могло представлять потенциальную опасность.
Вот какие-то плоские круглые рыбы шныряют среди камней. А это, кажется, морской окунь. Он поднимает хвостом и мордой муть со дна, дожидаясь, когда к нему в пасть приплывут мелкие рачки или морские черви. А вот медлительная черепаха, пощипывающая клювом водоросли. Только пещеры не видно.
Опускаясь все ниже, Быков автоматически делал судорожные глотательные движения, чтобы по мере того, как давление становилось все сильнее и сильнее, не закладывало уши. Уже почти привычное ощущение, но не ставшее от этого приятнее.
Оказавшись почти возле самого дна, Быков сверился с глубиномером и проверил, сколько времени находится под водой. Совсем ничего. Главное – не суетиться, иначе придется возвращаться несолоно хлебавши. Хотя это выражение не слишком уместно, когда плаваешь в океане.
Детектор уловил наличие металла где-то рядом, оповестив об этом писком в наушнике, вставленном в одно ухо. Определив направление, Быков наткнулся на канистру. Следующей его находкой стало невесть как попавшее сюда колесо от автомобиля. Небольшой осьминог, захваченный появлением человека врасплох, сменил серый цвет на багровый и проворно втиснулся в отверстие диска, служившего ему убежищем. Закапывающиеся в песок раки-отшельники выдавали себя поднимающимися там и сям желтыми фонтанчиками.
Чтобы больше не попадать впросак и не тратить времени даром, Быков выключил металлоискатель. Он понадобится не раньше, чем будет найдена пещера, а пещера не может существовать в пустоте. Значит, где-то поблизости должны быть скалы или просто нагромождение камней. Паря над песчаной прогалиной, Быков повернулся вокруг своей оси, пытаясь обнаружить темные пятна в синей мгле, которая ограничивала поле видимости. Не найдя ничего похожего на скалу, он поплыл по широкой дуге, прижимая металлоискатель к боку, чтобы не мешал движению.
Ох уж эта Элен! Вечно старается подбросить задачку посложнее. Не дает расслабляться. Ответственная особа. Как и все участники экспедиции.
Странное дело, но среди них Быков чувствовал себя словно в компании старых друзей. Понравился ему и начальник экспедиции, хотя мистер Заводюк был человеком суровым, требовательным и дотошным в отношении любых мелочей, связанных с работой.
Звали его на английский манер Айвеном, хотя на самом деле он был Иваном. Толстый, коротконогий, энергичный, он не ходил, а перекатывался с места на место, ассоциируясь в мозгу Быкова с состарившимся Колобком. Аккуратно подстриженная седая щетина превращала его круглую голову в подобие гигантского одуванчика. Забываясь, он любил напевать, что вызывало в коллективе насмешки, поскольку голос у профессора Заводюка не отличался мелодичностью, а со слухом и вовсе были нелады. Разумеется, критиковать его в глаза никто не отваживался, поскольку все дорожили своим рабочим местом, да и вообще старика любили и не хотели огорчать понапрасну. Как сказать человеку, что его вокальные данные немногим превосходят те, какими природа наградила павлина, если он поет с душой и так самозабвенно, что не замечает улыбок окружающих?
Алиса деда не просто любила, а боготворила. Он заменил ей отца, который, как понял Быков, был очень богатым и очень жестким человеком. Было очевидно, что все ее опасные эскапады вызваны желанием доказать, что она не рохля и способна постоять за себя. Однажды, когда они решили угоститься пивом после трудного дня учебных тренировок, Алиса разоткровенничалась и поведала Быкову свою драматическую историю.
Оказывается, Джеймс Линдси долгое время третировал покойную жену, обвиняя ее в слабохарактерности и неумении постоять за себя. Не смягчился этот джентльмен и тогда, когда ей поставили смертельный диагноз. Алиса до сих пор корила себя за неспособность обуздать или хотя бы пристыдить отца. Дело в том, что до смерти матери она была папиной любимицей. Он обожал девочку, но видел в ней скорее мальчика, потому что всегда хотел иметь сына, а не дочь. Отсюда и воспитание было соответствующим: верховая езда, спортивные игры, охота… Ощущение адреналина стало для Алисы такой же потребностью, как дурманящие препараты – для наркоманов. Плюс незаживающая душевная рана, которая заставляла девушку бросаться навстречу все новым и новым опасностям. Втайне профессор Заводюк поговорил с остальными участниками экспедиции и попросил их присматривать за внучкой, не позволяя ей рисковать жизнью. Горячее всех обещал заботиться об Алисе Быков, помнивший обстоятельства их знакомства, – о которых он, разумеется, предпочел умолчать.
Учить ее было легко и приятно, потому что она очень хотела овладеть искусством фотографии и хватала все на лету. Быков не только помог Алисе с приобретением недорогой качественной аппаратуры, но и подарил ей кое-что из собственных запасов, начиная с испытанной камеры «Практика» и заканчивая набором светофильтров.
Просматривая пробные снимки, Быков не уставал читать ей маленькие лекции, излагая в них квинтэссенцию собственного опыта, приобретенного с таким трудом.
– Твои первые десять тысяч фотографий – самые худшие, – со знанием дела говорил он. – Снимай, снимай и еще раз снимай. Не расставайся с фотоаппаратом нигде и никогда. Вы должны сродниться с ним, стать одним целым. Тогда фотоаппарат будет продолжением твоих глаз, а главное – души. Хорошее фото – это не глубина резкости, а глубина чувств. Разгляди и почувствуй сердцем то, что хочешь запечатлеть. Каждый твой снимок хранит мгновение жизни, которое в точности не повторится никогда, сколько бы ни просуществовал мир. Ты не просто отображаешь реальность, ты ее создаешь. И не стремись к красивости, никогда не стремись. Ищи красоту. Настоящую, подлинную красоту. Именно она отличает профессиональную фотографию от любительских снимков, которые может нащелкать каждый. Важно не то, что ты видишь, а как видишь. Тебе не нужна навороченная аппаратура, чтобы делать классные фото, – с жаром утверждал он, вдохновляясь внимательным взглядом Алисы. – Даже самая простенькая «цифра» способна создать шедевр, лишь бы момент был выбран правильно. А то кто-то покупает супердорогой «Кэнон», а сам заваливает горизонт или понятия не имеет, где у него центр фокуса. Или не учитывает угол света и его отражения. Одними пятнами теней можно загубить редкостный снимок, со мной такое поначалу случалось. Ошибки уходят только с практикой. Как я уже говорил, снимай, снимай и еще раз снимай. Не ограничивайся одним кадром. Делай десятки, потом выберешь лучшие. Держи палец на затворе постоянно, как охотник. Экспериментируй с ракурсами. Пробуй снимать прямо с земли или, наоборот, заберись куда-нибудь повыше.
Иногда, слушая наставления, Алиса позволяла себе довольно рискованные шутки или устраивалась так близко от Быкова, что он начинал испытывать волнение, мешающее проводить занятия. Но он не позволял себе ничего лишнего. Алиса ему нравилась, не могла не нравиться, и все же она была слишком молода. Быков окончательно понял это, увидев Элен, особенно когда она появилась в одном из своих самых эффектных купальников – белоснежном бикини с тесемочками, за которые так и подмывало дернуть. Один раз такая сцена даже приснилась Быкову и он проснулся в холодном поту, поскольку во сне напроказничал при всем честном народе.
Кстати говоря, на Элен засматривался не только Быков, но и остальные члены экспедиции, которые поголовно являлись представителями мужского пола – возможно, не самыми лучшими, но зато и не худшими.
Во-первых, это был археолог Стюарт Стаут, загорелый, плечистый, маскулинный сорокалетний тип, норовивший при каждом удобном и неудобном случае выставить напоказ свою широкую волосатую грудь с выпуклыми тарелками мышц. Этот оказывал знаки не только Элен и Алисе, но вообще всему прекрасному полу, попадавшему в поле его зрения. Он курил трубку, любил пропустить вечером стаканчик скотча и знал множество историй. Когда поблизости не наблюдалось женщин, Стаут Быкову нравился. В присутствии же оных археолог его раздражал, причем порой так сильно, что хотелось вывести его из себя и выставить в смешном свете.
Иначе у Быкова сложились отношения с антропологом Леоне. Итальянец по происхождению, он был живым доказательством того, сколь ошибочными могут быть стереотипы. Не проявляя ни малейшей сексуальной озабоченности, Леоне относился к Элен и Алисе с одинаково ровной доброжелательностью. Это был высокий, улыбчивый, вежливый парень, готовый прийти на помощь любому, кто в этом нуждался. Быков был бы счастлив иметь такого брата. По сути, его взаимоотношения с Леоне были отношениями старшего с младшим.
А вот с историком Николасом Ватерманом не сложилось. Он был высокомерным и самодовольным, имел обыкновение брезгливо выпячивать нижнюю губу и смотреть поверх головы собеседника. Хотя в разговоры Ватерман, к счастью, вступал редко. Он вообще старался сохранять дистанцию, как будто втайне считал остальных недостойными себя. Это не могло не раздражать, особенно в моменты, когда историк начинал заискивать перед профессором Заводюком, демонстрируя двуличие собственной натуры.
Мужчин, как, вероятно, сосчитал внимательный читатель, было пятеро, тогда как женщин – всего две. И на их хрупкие плечи должны были лечь многочисленные бытовые вопросы – от приготовления пищи до поддержания чистоты на судне. До этих пор у Алисы и Элен было относительно немного обязанностей. Первая осваивала искусство фотографии, вторая обучала Быкова дайвингу. Стаут, Леоне и Ватерман уже неоднократно участвовали в подводных изысканиях, так что в дополнительных тренировках не нуждались и проводили время в обществе профессора Заводюка – споря, уточняя детали, планы и графики.
Быкова, как человека далекого от науки, на подобные заседания не приглашали. Он присутствовал на ученом совете только один раз и два часа терпеливо слушал версии того, каким образом остров мог уйти под воду, при этом сохранив очертания канала. Оказалось, что такое происходит, когда горное плато достаточно медленно проваливается в тектонический разлом. Но это вовсе не означало, что на дне сохранились очевидные доказательства существования Атлантиды. Все зависело от того, насколько давно произошла катастрофа. Три тысячелетия назад? Пять? За «лишнюю» тысячу лет морская вода способна уничтожить любые следы: камни сглаживаются, металлы разрушаются и растворяются, дно затягивается многометровой толщей ила.
После того совещания Быков разочаровался настолько, что уже начал подумывать, не напрасно ли потратился на приобретение аппаратуры для подводных съемок. Но бросить все и уехать не позволяла гордость. Кроме того, Быкову было жаль оставлять новых друзей – как насмешливо уточнял его мозг, подруг.
Он остался. И не пожалел об этом хотя бы по той причине, что освоил азы дайвинга и даже начал приобретать кое-какие профессиональные навыки.
Автоматизм движений, выработавшийся в ходе многочасовых тренировок, позволял не сосредоточивать все внимание на плавании, а размышлять на ходу, как Быков обычно делал во время пеших прогулок. Но длилось это недолго.
Какие-то экстрасенсорные датчики, встроенные в организм за миллионы лет эволюции, внезапно включились, передавая мозгу один и тот же синхронный сигнал: опасность, опасность, опасность! Ощущение тревоги было пока бессознательным, но Быков уже искал глазами источник опасности, который действовал ему на нервы.
Его тело напряглось, дыхание участилось. Обзор, ограниченный рамками маски, не позволял обнаружить искомый предмет сразу. Быков переложил металлоискатель в левую руку, правой нащупал рукоятку прикрепленного к поясу ножа. Прекратив продвижение вперед, он медленно повернулся вокруг своей оси.
Его взгляд наткнулся на длинный, блестящий и явно живой объект, как бы облетающий его по кругу. Это походило именно на полет, а не на плавание, потому что рыбина (Быков уже определил, что видит перед собой рыбу) не делала видимых движений, а словно парила, увлекаемая течением или силой своего желания.
Барракуда! Кошмарное подобие речной щуки, достигающее двух метров в длину. Разумный и при этом абсолютно злобный и кровожадный снаряд, нацеленный на жертву. В данном случае – на Быкова.
Он знал, насколько опасной может быть эта встреча. Нижняя челюсть хищной рыбины выступает вперед, чтобы было проще отхватывать куски живой плоти. Она способна откидываться под углом в девяносто градусов, как у ядовитой змеи, и усеяна длинными, острыми, неровно торчащими зубами. Корпус барракуды словно отлит из серебристо-голубой стали, а хвост настолько сильный, что позволяет своей обладательнице развивать молниеносную скорость рывком, с места. От этого океанского спринтера бегством не спастись.
Быков немного повисел в прозрачной синеве и осторожно двинулся дальше. Барракуда, чуть заметно шевельнув хвостовым плавником, поплыла почти параллельным курсом, постепенно сближаясь с заинтересовавшим ее существом. Вскоре стали заметны широкие полосы на ее боку, а потом и устремленный на Быкова глаз – золотой с черным, как у тигра, предельно внимательный и бесстрастный. Длинная пасть приоткрылась в равнодушной вежливой улыбке: «Ничего личного, это просто закон выживания». Быков подумал, что если хищница решится напасть, то будет рвать его острыми зубами и отплывать подальше, дожидаясь, пока он ослабеет от болевого шока и потери крови. Но он будет еще живым, когда эта тварь атакует в последний раз, и успеет увидеть ее распахнутую пасть перед самым лицом.
Кишки Быкова свернулись в узел, кожа покрылась мурашками страха, ягодицы сжались, мошонка ушла внутрь. Как быть? Попробовать всплыть? Но до лодки далеко, а вид удирающей жертвы может спровоцировать барракуду. Спугнуть ее, неожиданно пойдя на сближение? Нет, нельзя. Нож Быкова по сравнению с частоколом вражеских зубов – все равно что зубочистка против мясорубки, и победитель известен заранее.
И все же Быков сделал попытку отогнать незваную гостью. Он внезапно заработал ластами и устремился вперед, поблескивая выставленным вперед ножом, готовым нанести удар. Барракуда подождала, пока он приблизится на расстояние примерно двух метров, пару раз шевельнула хвостом и перенеслась на безопасное – для обеих сторон – расстояние.
Быков, решив возобновить поиски пещеры, изменил курс и поплыл дальше. Гигантская рыбина тоже сдвинулась с места. На этот раз она выбрала наблюдательную позицию сверху, метров на десять выше человека. Теперь соседство сделалось еще более опасным и неприятным. Оставалось лишь гадать, какой лакомый кусок выберет барракуда, если нагуляет аппетит: плечо, ногу, ягодицу?
Быков был вынужден завалиться на бок и дальше плыть так, чтобы не выпускать преследователя из виду. Многочисленные приключения, пережитые на суше, в море и даже под землей, научили его одному: нельзя пасовать перед противником. Природа такого не прощает. Нельзя паниковать, нельзя бояться и тем более показывать страх. Испуг воспринимается животными как сигнал к нападению. Лучший способ защититься от агрессии – выбрать невозмутимый стиль поведения и следовать ему, даже если инстинкт самосохранения призывает отпрянуть, закричать, броситься наутек. Хаотичные движения и смятение свидетельствуют об уязвимости – так это воспринимается в животном мире. Сильное, здоровое, уверенное в себе существо не сбивается с ритма при движении: не извивается, не дрожит, не дергается.
Заставляя себя помнить об этом, Быков плыл дальше, лишь изредка проверяя, не сократилось ли расстояние между ним и барракудой. Проклятая рыба двигалась над ним как привязанная, но пока ничего не предпринимала.
Ландшафт морского дна слегка изменился. Ровные голые поверхности с разбросанными по ним шарами морских губок начали сменяться обширными морскими лугами. В потоках плавного подводного течения трава колыхалась подобно длинному меху гигантского живого существа. Всякий раз, оказываясь над песчаной прогалиной, Быков видел под собой не только собственную тень, но и темный силуэт барракуды, напоминающий летящее в замедленном изображении копье.
Впереди появилось серебристое облако маленьких рыбешек, словно повисших в темно-синей воде. Когда человек и барракуда приблизились, косяк поспешно «расступился», образуя тоннель. Рыбки словно знали, что ни Быков, ни его спутница не представляют для них опасности: они были слишком мелкой добычей для этих двоих. Как только Быков и барракуда проплыли, косяк принял прежнюю форму. Десятки, а может, и сотни тысяч рыбешек размером с палец продолжили жить прежней жизнью.
«Вот чего не умеем мы, люди, – думал Быков, не переставая работать ластами. – Принимать жизнь такой, какая она есть. Все в природе смертно, но никто, кроме человека, не задумывается о предстоящем конце, тем более о том, что будет после. Это проклятие человеческого рода или бесценный дар? Понять невозможно. Хотя, наверное, это и к лучшему».
Неожиданно Быков очутился внутри некого амфитеатра, образованного кораллами и скалами. Неровная подкова охватывала окружность диаметром примерно в десять метров. Сторона, обращенная к берегу, была открыта. Подняв голову, Быков увидел высоко над собой барракуду, а еще выше – смутные очертания днища катера. Похоже, Элен его перехитрила. Пещера находилась где-то совсем рядом. Выходит, Быков напрасно тратил время, силы и запасы дыхательной смеси в баллонах! Он посмотрел на часы, оставалось чуть больше двадцати минут.
Собственное дыхание и легкое бурление пузырьков при выдохе были единственными звуками, доступными человеческому уху на тридцатиметровой глубине. Прислушиваясь к ним, Быков поплыл вдоль стены, окруженной голубоватым туманом, который становился все более густым и тусклым. Лишь изредка в этой дымке вспыхивали серебристые бока далеких рыб, похожих на подвешенные зеркальца.
Это так походило на сон и так сильно отличалось от привычного мира, что Быков испытал внезапный приступ клаустрофобии. Он был здесь совершенно один, ничем не защищенный, словно помещенный в закрытый аквариум. Вне всякого сомнения, сейчас за ним наблюдала не только барракуда, но и тысячи других подводных созданий, притаившихся среди водорослей и камней. И каждое его движение отдавалось в толще воды. Море было живым. Его мягкое, но настойчивое давление ощущалось каждым сантиметром тела, каждой клеточкой, каждым нервным окончанием.
Торопясь справиться с заданием и выбраться отсюда, Быков заработал ластами быстрее. Обследовав амфитеатр по внутреннему периметру, он ничего не обнаружил и поднялся выше, чтобы перемахнуть через гребень. Стайка круглых желто-голубых рыб порхала над огненными кораллами, такими красивыми, что их хотелось потрогать, но Быков уже знал, какой жгучей болью это может отозваться.
По краям амфитеатра скалы и кораллы образовывали зазубренную, но, в общем-то, ровную линию. Проплыв над ней, Быков пошел на снижение и повернул влево. Большая пучеглазая рыба напугала его, выскочив навстречу. Судя по размерам рта, она не была хищницей и здорово перетрусила, столкнувшись с человеком. Рыба была в длину не меньше метра, с темной спиной и фиолетовыми пятнами на корпусе. Разминувшись с Быковым, она устремилась вверх, где была встречена барракудой.
Это походило на бросок коршуна, схватившего добычу. Судорожно дергаясь, барракуда все глубже вгрызалась в беззащитную плоть. Обеих рыб окутало шевелящееся облако крови, кажущейся снизу не красной, а зеленоватой, напоминающей дым.
Барракуда неспешно отплыла в сторону, по-собачьи торопливо заглатывая отхваченный кусок. На спине ее жертвы появилась вмятина, сочащаяся зеленой кровью. Раненая рыба, заваливаясь на бок, попыталась удрать, но не тут-то было. Хищница легко нагнала жертву, напав на этот раз снизу. Она вырвала очередной кусок и остановилась, чтобы проглотить его, а рыба начала медленно опускаться на дно, двигаясь кругами, как подбитый самолет в замедленной съемке. Из ран ее, пульсируя, вытекала кровь и растворялась в воде.
Быков поспешил отдалиться, чтобы не быть принятым барракудой за соперника. Плывя вдоль скалистой стены, он увидел у ее основания поросший кораллами выступ. Трёхметровый козырек привлек его внимание. Не кроется ли там заветная пещера?
Опустившись почти к самому дну, Быков завис над песчаным дном, пристально вглядываясь в пространство под выступом. Да, там находилось что-то очень похожее на пещеру. Внутри было устрашающе темно, но отступать нельзя. Если там побывала Элен, разве мог не сделать этого Быков? Ни в коем случае! Это означало бы расписаться в согласии с превосходством женщин над мужчинами.
Быков снял с пояса фонарик и пустил луч света в темноту. Луч растворился в ней подобно кусочку сахара, брошенному в черный кофе. Быков сунул металлоискатель под мышку и, придерживаясь за ноздреватую поверхность скалы, медленно проплыл вдоль пещеры, напоминающей приоткрытую пасть, готовую проглотить храбреца, подобравшегося слишком близко.
Прежде чем забраться внутрь, Быков включил металлоискатель, сунул его как можно глубже под карниз и провел рукояткой из стороны в сторону. Прибор дважды пискнул и замолк. Если он отреагировал на стрелу, то она была слишком мала, чтобы посылать устойчивый сигнал на большое расстояние. Это означало, что в пещеру придется забираться, несмотря на риск зацепиться баллонами или быть съеденным какой-нибудь тварью, караулящей во мраке.
Быков посмотрел по сторонам, словно пытаясь найти причину, по которой можно было бы отказаться от намерения. Барракуда исчезла. Других рыб тоже не было видно. Вода была мутноватой от планктона и других микроскопических существ, обитающих возле скал. Очертания амфитеатра казались нечеткими, словно погруженными в туман.
Быков снова посмотрел на часы. Он провел возле пещеры всего полторы минуты. Под водой время текло непривычно медленно. Чувства здесь обострялись, а впечатлений было столько, словно ты переносился в иной мир – сказочный и вместе с тем невероятно реальный. На суше даже часы протекали совершенно незаметно, не оставляя отпечатков в сознании. Здесь же, на глубине, каждая мелочь воспринималась как очень важное событие и за час ты успевал прожить целую жизнь.
В первые секунды после появления Быкова рыбы и морские животные попрятались в свои убежища, напуганные вторжением незнакомого существа, но уже начали крутиться рядом, словно принимая человека в свою компанию. Почему-то это обстоятельство придало Быкову смелости. Он помедлил, прислушиваясь к биению пульса в висках, решил, что дышит слишком быстро, и выровнял дыхание. Затем, держа металлоискатель перед собой, вплыл в подводную пещеру.
Как только он сделал это, наушник запищал, меняя громкость и тональность звука по мере того, как Быков продвигался вперед.
Горловина пещеры была узкой и поднималась вверх под довольно крутым углом. Как ни старался Быков действовать осторожнее, он несколько раз задел аквалангом потолок и ободрал ладонь о зазубрины ракушек на камнях. К счастью, коридорчик закончился, вытолкнув пришельца в довольно просторную пещеру. Здесь свет фонарика словно распылился, образовав вокруг Быкова кокон мягкой серебристой мглы. За пределами рассеянного света царил абсолютный мрак, настолько плотный, что давление его ощущалось чуть ли не физически.
Цепляясь металлоискателем за камни, Быков неуклюже развернулся. Самый четкий сигнал поступал слева. Индикатор на рукоятке показывал наличие там сплава железа массой около фунта. Очень похоже на то, что искал Быков.
Он направил в угол луч фонаря и едва не подавился резиновым загубником. Свет отразился в десятках красных глаз, мерцающих, как угольки. Глаза эти перемещались, торопясь убраться из круга света. Принадлежали они осьминогам, которыми буквально кишела пещера.
Поведя фонариком вдоль стены, Быков увидел, что здесь их сотни: самые маленькие были не больше морской звезды, а наиболее крупные – размером с баскетбольный мяч, снабженный щупальцами. Те осьминоги, на которых падал луч, спешили сменить окраску – от темно-красной или бурой до бледной, фосфоресцирующей, словно стремящейся слиться с голубоватым освещением.
Пещера просто-таки кишела этими тварями. Даже на потолке висели осьминоги, представляющие собой жутковатую пародию на подводных летучих мышей. Одни, раскорячившись, мягко планировали вниз, другие, сложив щупальца, перелетали от стены к стене подобно красноглазым ракетам, направляемым расчетливо выпускаемыми струями. Но агрессии никто не проявлял, поэтому, преодолев отвращение и инстинктивный страх, Быков занялся поисками.
Стрела нашлась довольно быстро, если это слово применимо к течению времени в темной подводной пещере, полной осьминогов, шевелящиеся щупальца которых отбрасывали причудливые тени. Быков не представлял себе, как Элен смогла заставить себя забраться сюда. Пришлось признать, что женщины вовсе не такие трусихи, какими их принято изображать. Во всяком случае, не все.
Быков с усилием вытащил стрелу из щели, в которую воткнула ее Элен, и, уговаривая себя не суетиться, развернулся к выходу. Занырнув в грот, он опять зацепился баллоном, на этот раз так сильно, что чуть не сорвал вентиль. Стрела, заткнутая за пояс наконечником вниз, периодически колола ногу. Металлоискатель сделался таким тяжелым, что хотелось бросить его к чертовой матери. Быков чувствовал себя усталым и опустошенным, будто не просто плавал под водой, а занимался тяжелой работой.
Взгляд, брошенный на часы, подсказал, что он почти исчерпал лимит времени, а следовательно, и кислорода. Вот, оказывается, чем вызвана общая вялость и замедленность движений. Пора было выбираться на свежий воздух.
Быков взглянул вверх, борясь с желанием поскорее всплыть на поверхность. Энергично работая ластами, он поплыл вперед, одновременно поднимаясь все выше и выше, чтобы вынырнуть возле катера. Вот уже и смутные очертания днища появились. Оно было маленьким, вокруг простиралась сияющая гладь.
Быков хотел ускорить движение ног, но вдруг мельком увидел, как огромная тень заслонила лучи золотистого солнечного света. Тормозя, он раскинул руки-ноги в стороны и задрал голову в маске. Там, метрах в десяти от него, неспешно проплывала парочка гигантских рыбин с уродливыми толстыми головами.
Молотоголовые акулы!
Их серые туловища были гладкими и напоминали торпеды, запущенные природой примерно тридцать миллионов лет назад и с тех пор практически не изменившиеся. Это означало, что у здоровой молот-рыбы не имелось естественных врагов, способных ее уничтожить. А еще это значило, что молотоголовые акулы столь совершенны, что им незачем эволюционировать.
Как зачарованный, Быков следил за продвижением пары, привлеченной, надо полагать, присутствием необычного предмета в зоне их обитания. Описав широкий круг, акулы начали новый заход. Солнечные блики играли у них на боках, создавая волшебную игру света и тени. Акулы были так близко, что на их головах-кувалдах можно было разглядеть глаза и небольшую аккуратную пасть, полную зубов.
Страха не было, но Быков уже ощущал небольшое удушье и тяжесть в висках. Пора было всплывать, но акулы шли уже по третьему кругу и явно не спешили удаляться от заинтересовавшего их объекта. Глядя вверх, Быков увидел, как над расплывчатыми очертаниями катера появился человеческий силуэт. Несомненно, это была Элен, встревоженная долгим отсутствием своего подопечного. А что, если она нырнет и наткнется на одну из молотоголовых? Обычно эти рыбы не нападают на людей, но неизвестно, как они поведут себя, если воспримут внезапное появление Элен как проявление агрессии.
Не мешкая ни секунды, Быков заработал ногами, поднимаясь к катеру. Он не торопился и не делал резких движений, давая акулам возможность убедиться в своем миролюбии. Заметив его, они разделились и окружили всплывающего человека с двух сторон. Это был очень неприятный момент. Быков чувствовал себя мышонком, пробегающим между двумя котами. В глазах, устремленных на него, не было ни ненависти, ни охотничьего азарта, ни тем более страха, но это вовсе не означало, что акулам не придет мысль отхватить Быкову ногу или сразу две, пока он будет карабкаться на борт катера.
Пытаясь сохранять хладнокровие, он не рвался наверх, а поднимался со скоростью пузырьков воздуха из баллона. Тем не менее на поверхность его вытолкнуло подобно поплавку, долго удерживавшемуся под водой, а потом отпущенному.
До него донесся встревоженный голос Элен, но разобрать слова мешала морская вода, выливающаяся из ушей. Ничего не говоря, Быков забросил в катер металлоискатель с фонариком, а сам схватился за борт и начал подтягиваться. Ему мерещилось, что сейчас он ощутит резкую боль в нижней части туловища, но страхи оказались напрасными. Рухнув на дно, Быков выплюнул мундштук шланга и с наслаждением вдохнул свежий воздух полной грудью.
– Почему так долго? – спросила Элен, тормоша его за плечо.
Вместо ответа он вытащил из-за пояса стрелу и протянул ей.
– Ты нарушил главное правило, – сердито сказала она. – Нельзя оставаться под водой, когда кислород на исходе. Можно потерять сознание, и тогда…
Элен не договорила. На голове ее, подобно забралу шлема, сверкала поднятая маска. Она не тратила время на переодевание, а намеревалась нырять в трусах и белой футболке на голое тело. Ремни акваланга скрещивались под грудью, приподнимая ее так, что трудно было оторвать взгляд, и все же усилием воли Быков заставил себя сделать это.
Чтобы избежать нотаций, он принялся рассказывать подробности своего сорокаминутного путешествия, которое здесь, на поверхности, под слепящим солнцем, казалось далеким и нереальным, как тающий после пробуждения сон.
Пока он говорил, Элен избавилась от своих баллонов, а потом помогла снять акваланг ему. Стаскивая маску, Быков старался делать это как можно осторожнее, но все равно зацепился за спутанные волосы и даже вырвал одну кудрявую прядь. Элен тут же посоветовала ему носить такую же облегающую шапочку, какой пользовалась сама, но Быков лишь отмахнулся и спросил, опасны ли акулы-молоты, с которыми он столкнулся.
– Нет, – ответила она. – Я их тоже видела.
– Почему же мне не сказала?
– Хотела посмотреть, как ты отреагируешь. – Элен усмехнулась. – Между прочим, они спаривались.
– Угу, – буркнул Быков. – И ты решила, что я захочу принять участие в их брачных играх?
Она расхохоталась:
– Вот это было бы зрелище!
Он тоже фыркнул, избегая смотреть на ее футболку, намоченную лямками акваланга.
– Они слиплись вот так, – Элен свела ладони вместе, – а потом, кружась, опустились на дно. Знаешь, судя по тому, как обе дергались, они тоже испытывают оргазм.
Быков посмотрел на солнце, которое было таким палящим, что он, еще не успев высохнуть, уже почувствовал жару. Пока он думал, как бы половчее перевести разговор со спаривающихся акул на какую-нибудь нейтральную тему, его избавил от этой необходимости огромный тунец, выпрыгнувший из воды. Зависнув на мгновение в воздухе, он словно превратился в застывшее изображение на фоне ярко-синего неба. Потом закон притяжения заработал снова и тунец, взмахнув хвостом, с шумом обрушился в воду. Он моментально пропал из виду, и лишь расходящиеся по воде круги были доказательством только что продемонстрированного акробатического номера.
– Играет? – восхитился Быков.
– Спасается от смерти, – ответила Элен. – За ним гонятся акулы. Или кто-то еще. Океан полон опасностей. Ты не передумал?
– Я не трус.
– Дело не только в опасностях.
– А в чем еще?
Прежде чем ответить, она перешла к штурвалу и, усевшись в водительское кресло, повернулась лицом к Быкову.
– Это будет очень непростая работа, – начала она. – Но хуже всего то, что результат окажется плачевным. Потратим много сил, времени и денег, а Атлантиды не найдем. И станем не мировыми знаменитостями, а всеобщим посмешищем.
– Ты мечтаешь о славе? – Быков устало опустился на пол, прислонился спиной к борту и вытянул ноги.
– А ты думал, что я романтичная натура? Впереди мало романтики, зато очень много тяжелой работы. Археологические поиски – это не загородная прогулка. Особенно подводные. Ничего более утомительного и нудного я не знаю.
– Погоди, погоди… Тогда почему ты здесь?
Элен пожала плечами.
– Деньги, – просто сказала она. – И надежда на удачу. Если вдруг найдем что-то стоящее, до конца жизни можно будет не работать.
– Не любишь работать? – поддел ее Быков.
– Это моя двенадцатая экспедиция, – пояснила Элен. – На суше можно хотя бы словом с друзьями перекинуться, а под водой ты вынужден молчать как рыба. И голову давит, и стекло на лице, и губы изнутри мундштуком до мозолей натерты. И так от трех до пяти часов в день. Когда начнутся настоящие раскопки, будем вязнуть в иле, как в болоте. Насос постоянно засоряется, его прочищать нужно. И каждый день одно и то же, одно и то же! – Она сердито тряхнула волосами. – Запись координат, регистрация, фотографирование… А награда за все старания – черепки и кости, которые нужно еще на поверхность доставить. И будешь там миску из осколков складывать. Главный археологический пазл.
Элен помолчала, глядя на Быкова, чтобы проверить, какое впечатление произвели на него ее слова. Увидев, что он проникся услышанным, она улыбнулась:
– Но, с другой стороны, все может быть не так плохо, если…
– Если что? – спросил Быков тихо.
Она смотрела ему в глаза, и он не отводил взгляда.
– Если рядом есть кто-то, – сказала Элен. – Кто-то близкий.
Он встал, вопросительно глядя на нее. Она едва заметно кивнула, а когда Быков приблизился, предупредила:
– Об этом никто не должен знать. Это будет наш секрет.
– Конечно, – согласился Быков.
Увлекая Элен на пол катера, он вспомнил одну очень похожую сцену из бондиады и не смог удержаться от легкой улыбки человека, довольного собой и жизнью.