Затерянные во времени. Портал - читать онлайн

Глава 1 Галстук-бабочка и игра в правду

Семиклассница Роуз Эшли стояла посередине, а вокруг нее ходили три девчонки из ее параллели. Крепко зажмурив глаза, она пыталась отгородиться от их глумливых ухмылок. Все три школьницы по очереди отпускали язвительные комментарии в адрес наряда Роуз, составленного, между прочим, с большой тщательностью.

– Только посмотрите на этот галстук-бабочку!

– А рубашка? Мой младший брат носит такую же.

– Ты что, пацан?

– Может, она из скаутов-волчат? У них на рубашках тоже карманы на кнопках. Скаутских значков не видно? – схохмила та, что упомянула младшего брата.

Роуз болезненно съежилась. Это из-за блога? Но ведь она больше месяца не публиковала новых постов. Откуда бы им знать про «Модный прикид»? Нет, конечно, про блог написали в филадельфийской газете, но кто станет читать ее в Индианаполисе? Ох, как же она могла забыть! Был еще ролик на YouTube – «Ревизия маминого шкафа, или Семьдесят пять старых шарфиков и что с ними делать». Он послужил источником множества творческих идей, в том числе с галстуками-бабочками.

Видео с шарфиками набрало больше просмотров, чем все остальные ее ролики, а следом в блоге даже образовался клуб «Бабочка месяца». На электронную почту сыпались горы писем: все хотели знать, как сделать галстук-бабочку своими руками. Роуз даже написала эссе: «Галстук-бабочка – не только для парней». Через месяц бабочками обзавелась вся женская часть ее средней школы. Только то было в пригороде Филадельфии, на Восточном побережье, а здесь Индиана – самое сердце страны. И эти три вредины почему-то выбрали Роуз своей мишенью.

Девочка с яркой неоново-синей прядью в волосах шагнула к ней. Кэрри. Низенькая и коренастая, она напоминала мопса с дурным нравом. Прищурившись, Кэрри набрала полную грудь воздуха.

– Придумала! Сыграем с ней в «правду», выясним, кто она такая и что представляет из себя на самом деле!

– Ага, будем считать, что у нас «круг правды». Сейчас все узнаем! – Кажется, эту зовут Брианной, припомнила Роуз, нервно потеребив бабочку на шее. Одна из любимых: бледно-голубая с узором в мелкий белый цветочек. Роуз смастерила ее из каких-то обрезков и завязала классическим способом «летучая мышь»[3].

– Бабочки, говоришь, не для мальчиков? Ясно, ясно, – произнесла Кэрри самым едким тоном, какой только можно представить. Значит, блог они все-таки видели! – Что еще ты выудила из мамочкиного шкафа?

Прежде чем Роуз успела открыть рот, вмешалась третья из подруг.

– Ладно, хватит про блог и дурацкие ролики на YouTube. – Лиза, местная красавица. На левой брови девочки был наклеен страз, который во время разговора подпрыгивал до линии роста волос. Кроме того, Роуз еще ни у кого не видела таких глубоких ямочек на щеках. Не забывая их демонстрировать, Лиза приблизилась к ней. – Не строй из себя Мию Райлз.

Мия Райлз! Роуз чуть не поперхнулась. Мия – тринадцатилетняя звезда YouTube, стопроцентное творение своей фанатичной мамаши, Моники Райлз. Вот уж кто не скупился на блестки! Судя по всему, для Лизы Мия – объект подражания. Моника Райлз совала дочку куда только можно, подписывая контракты во всех сферах, от социальных сетей до рекламы средств для волос и модной одежды. По мнению Роуз, выглядела Мия просто чудовищно, напоминая кукольного вида танцовщицу из группы поддержки.

– Ну что, Роуз, готова? – угрожающе спросила Кэрри.

Роуз ничего не ответила – голос словно куда-то подевался. Губы у нее задрожали, в глазах защипало от готовых пролиться слез.

– Вот я, к примеру, – продолжала Кэрри, – в детстве пописала в бассейн, и вода стала точно такого же цвета, – она показала на синюю прядь в своих волосах.

«Нашла, откуда черпать вдохновение», – подумала Роуз. Из мочи и хлорки. Обе подружки Кэрри захихикали, как ненормальные.

– А у меня знаешь, что было? – вступила любительница блесток Лиза.

– Н-нет, – пролепетала Роуз.

– Прыщ! Однажды, давным-давно… – Лиза как будто взялась рассказывать сказку о прыще, который слетел с физиономии тролля и случайно приземлился на личико принцессы.

– И у меня был, – брякнула Роуз. – И я тоже один раз написала в бассейн, общественный бассейн в Медоу-Ларк, а еще…

– Молчать! – рявкнула Брианна. Кто-то, возможно, счел бы ее красивой, если принять за эталон красоты тощих супермоделей, однако глаза у нее были чересчур маленькие, и это, по мнению Роуз, придавало Брианне сходство с грызуном. Она словно бы постоянно что-то вынюхивала – хлебные крошки или объедки, или, что вероятнее, обрывки сплетен. На какого именно грызуна была похожа Брианна? Над этим Роуз особо не задумывалась. Полевка, домовая мышь, крыса – неважно, сходство с существом из подземелья в любом случае налицо. Волосы Брианны, стянутые на макушке в тугой хвост, заостряли черты ее крохотного личика до необычайной степени. «Острые как лезвия» – промелькнуло у Роуз в мыслях. Кто-то вроде говорил, что Брианна – чемпионка школы по фигурному катанию.

Брианна подалась вперед. Ее взгляд сочился ядом.

– Говорить позволено только Кэрри. Кэрри задает вопросы! – отрезала она.

– Спасибо, что уточнила, Брианна, – отозвалась Кэрри. – Опрос веду я.

Скорее, допрос, пронеслось в голове у Роуз.

– Итак, где твоя мама? – спросила Кэрри.

– Умерла.

– А отец?

– Не знаю.

Кэрри вытянула шею, точно пыталась вынюхать все секреты Роуз, но даже в этой позе оставалась заметно ниже нее.

– Твои родители развелись? Он вас бросил? Сбежал с кем-то покрасивее твоей мамаши? Или тоже того?

Роуз задыхалась от ужаса. И это только второй день в школе! Они явно подошли к сбору информации основательно – даже нашли и изучили «Модный прикид», ее блог, и все видеоролики на YouTube. Такого начала учебного года Роуз не могла представить и в страшном сне. Хоть в «Книгу рекордов Гиннесса» записывай… Менять школы ей было не впервой. Они с мамой так часто перебирались с места на место, что Роуз, можно сказать, стала «профессиональной новенькой». В Филадельфии мама работала агентом по недвижимости. Вкладывала средства в их новое жилье: въезжала, приводила в порядок, а затем продавала, – и так каждый раз. Неуловимый серийный реставратор.

Постоянные переезды и смена окружения ничуть не беспокоили Роуз, ведь мама всегда повторяла: «Я продаю не дома, а постройки. Дом – это не четыре стены под крышей, дом – это мы с тобой».

Для второго дня в новой школе Роуз подобрала идеальный ансамбль. В первый день решила не рисковать, надела старую мамину блузку и легинсы. Пару месяцев назад она смастерила под эту блузку пояс из жгутов, которые сплела в летнем лагере. Одна шестиклассница даже выразила ей свое восхищение, несмотря на скромность одежды. Впрочем, и сегодняшний наряд Роуз едва ли можно было назвать кричащим. Галстуки-бабочки и мальчишечьи рубашки с воротничком сейчас в моде. По крайней мере, так она думала раньше и потому по дороге в школу чувствовала себя вполне уверенно.

Однако на уроке преподаватель перетасовал рабочие группы, и Роуз оказалась в связке с тремя самыми противными ученицами во всей школе. Злые девчонки есть в любой школе, но до сих пор Роуз удавалось их избегать. Эти же трое выглядели особенно агрессивными и, пожалуй, напоминали гарпий – мифических созданий с женской головой и туловищем, но птичьими крыльями и когтями. А Роуз была их добычей, свежей кровью. Да, все сходится, подумала она.

Жила-была на свете девочка по имени Роуз Эшли, жила себе не тужила, а пять недель назад, когда ее мама погибла в автокатастрофе, вмиг осиротела. Оказалась в новой школе, в чужом городе, в доме бабушки, которую едва знает, а сейчас еще и в окружении трех невероятно злобных девиц – то есть, гарпий.

И, кажется, хищницы собирались продолжить свою жестокую игру. Роуз торопливо собирала вещи в рюкзак, собираясь улизнуть, как вдруг одна из «гарпий» негодующе взвизгнула. Подняв глаза, Роуз увидела, что в середину их кружка влетел мальчик на электрической инвалидной коляске.

– Ох, прости, Брианна, не хотел тебя задеть. Я нечаянно.

– Вали отсюда, паралитик несчастный, – прошипела в ответ Брианна.

Роуз испытала настоящий шок. Разве можно так говорить? Мистер Росс, новый классный руководитель девочки, уже предупредил ее, что она будет сидеть позади мальчика по имени Майлз, который из-за церебрального паралича передвигается в инвалидной коляске.

– Ездить научись! – огрызнулась Кэрри. Она метнула в сторону Роуз пронзительный взгляд, после чего девчонки, стоявшие в кружке, брызнули в стороны, словно мухи, которых отогнали от разложенной на пикнике еды.

– Уф-ф… спасибо, – поблагодарила мальчика Роуз. – Ты Майлз, верно? – Теперь он тоже ее одноклассник.

Майлз носил очень стильные очки в квадратной оправе; из-за толстых линз его темно-карие глаза казались больше, лоб же закрывала растрепанная черная челка. А что, симпатичный. «Пригожий паренек», сказала бы мама Роуз, а будь он девочкой, назвала бы ее «хорошенькой». У мамы в речи часто проскальзывали старомодные выражения.

– Ага, – ответил Майлз. – Мальчик в коляске. Слава бежит впереди меня. – Он поерзал, и голова слегка дернулась. Левая рука Майлза была вывернута внутрь и выглядела неподвижной; расслабленная кисть правой лежала на пульте управления коляской.

– А ты – Роуз Эшли. Новенькая. – Его речь была вязкой, точно сироп, словно бы языку приходилось выталкивать фразы силой.

– Эм-м, да, я Роуз, и спасибо, что н-наехал на них. – После автокатастрофы, в которой погибла ее мама, слово давалось девочке с трудом. В день трагедии и во все последующие ей запрещали смотреть телевизор. Пока решалось, где Роуз будет жить, за ней приглядывала Кэролайн, мамина подруга с работы. Кэролайн отсоединила и спрятала телевизионный кабель, чтобы девочка не узнала подробностей несчастного случая из новостей; и все же до Роуз долетали обрывки телефонных разговоров, которые Кэролайн вела, полагая, что бедняжка спит: «Всё в огне… Мгновенная смерть… Ничего не осталось».

«Я осталась», – думала Роуз. В завещании мама указала, что в случае ее смерти Роуз должна переехать к бабушке, а кроме того, дочери должны достаться все деньги от продажи дома.

– Точно. Ты появился как раз вовремя.

– Рад был помочь, – сказал Майлз.

Роуз поглядела вслед троице, которая переместились в дальний конец школьного двора.

– Вон та, с конским хвостом – это Брианна?

– Да, но заводила у них Кэрри. Низенькая, с крашеной прядью. Та, что похожа на Стервеллу де Вилль[4], только прядь не белая, а синяя. Кэрри считает, это очень круто и «креативно», хотя… сама понимаешь. А вон та – Лиза. Хм, обожает стразы, блестки и прочую мишуру, вот, пожалуй, и все: внешность «блестящая», а вот умом не блещет. – Майлз постучал себя по голове. – Зато она отлично ездит на лошади. Берегись ее шпор. – Он рассмеялся, и его смех чем-то напомнил бульканье.

Прозвенел звонок. Майлз бойко отсалютовал Роуз и укатил на урок, оставив ее одну. Совсем одну. Будь мама жива, Роуз пошла бы домой и пожаловалась бы ей на противных девчонок, и мама сказала бы что-нибудь вроде: «О, в каждой школе есть злые дети», а потом поведала бы похожую историю из своих школьных лет. «Мам, ты не понимаешь», – вздохнула бы на это Роуз. Но мамы, которая постаралась бы ее понять, больше нет. Нет той, кому можно было пожаловаться, похныкать: «Ой, ма-ам, я тебя умоляю! С тех пор все изменилось». Мамы больше нет.

Покупатель на дом в Филадельфии нашелся быстро, и на другой день после оформления сделки Роуз, точно какой-нибудь багаж, погрузили в самолет на рейс до Индианаполиса, где находился особняк ее бабушки Розалинды. Кэролайн прилетела вместе с Роуз, чтобы «помочь девочке привыкнуть к новой жизни», однако привыкнуть особо не вышло – живой себя Роуз попросту не ощущала.

В первый вечер по прилете она была слишком разбита, напугана и растеряна – вообще всего как-то «слишком», – так что даже не нашла в себе сил сесть за стол. Кухарка Розалинды распорядилась подать ужин в комнату Роуз, однако та лишь вяло поковыряла еду вилкой.

Назавтра, услышав сигнал к ужину, девочка спустилась в столовую, где, к своему удивлению, обнаружила, что есть ей придется в одиночестве: Кэролайн уже улетела.

– А где бабушка? – спросила Роуз у Бетти, помощницы Розалинды.

– Миссис Э предпочитает ужинать в оранжерее, – последовал ответ.

В последующие двенадцать дней, оставшиеся до начала учебы, так все и шло: Роуз ела одна, бабушка относилась к ней с полнейшим безразличием, о маме не говорилось ни слова. Если Розалинда и скорбела по дочери, то внешне это никак не проявлялось. Розмари она упомянула лишь однажды, когда как-то вечером Роуз вышла из ванной и налетела прямо на старушку и сопровождавшую ее Бетти.

– Бетти, – обратилась к помощнице Розалинда, – я на верхнем этаже или на нижнем? И кто эта юная особа? Она очень похожа на мою дочь.

– Это Роуз, дочь Розмари, ваша внучка, – ответила Бетти, бросив на Роуз виноватый взгляд, и жестом указала на снимок в рамке на столе – фото с пляжа во Флориде. Роуз на этой фотографии было не больше пяти-шести лет. Одетая в купальник с изображением Русалочки из одноименного мультика, она прижималась к маме. Та тоже была в купальнике, причем весьма целомудренном, который сама Розмари называла «мамским». – Только на этой фотографии она еще маленькая, миссис Э, а сейчас уже почти взрослая.

– Ах, да, – кивнула Розалинда. Надежда, едва успевшая вспыхнуть в глазах Роуз, уже в следующую секунду погасла. – Кажется, когда-то у меня была не то дочка, не то внучка. Видимо, я забыла. – Старушка хихикнула, как будто речь шла о телевизионном пульте: «ох, батюшки, совсем забыла, куда я его сунула».

«Забытая» – самое подходящее слово, подумалось Роуз. К ее отцу оно тоже относилось. Еще ребенком она быстро научилась о нем не расспрашивать.

Стоило ей задать вопрос об отце, как мамины глаза не то чтобы наполнялись слезами, но как-то странно затуманивались, и в воздухе ощутимо веяло печалью. Мама будто бы растворялась в некой туманной дали, недосягаемой для дочери.

Вернувшись к бабушке после второго учебного дня, Роуз тоже чувствовала себя «забытой», оставленной не на своем месте. Дом Розалинды, отделанный штукатуркой, стоял на углу двух улиц, обрамленных деревьями. Как же сильно тут все отличалось от района, где раньше жили Роуз и ее мама! Они обосновались в пригороде Филадельфии, на Лесной улице. Мама шутила, что название – это попытка выдать желаемое за действительное, поскольку вдоль Лесной улицы не росло ни одного деревца. Все постройки были не старше десяти лет и по большей части представляли собой одноэтажные кирпичные коробки в фермерском стиле с гаражами на треть участка, четкими квадратами газонов и сурово подстриженными кустами, застывшими по стойке «смирно». Однако Роуз нравилась Лесная улица. Там был ее дом.

Бабушкин дом располагался на пересечении Норт-Меридиан-стрит и Сорок Шестой улицы. Как и соседние здания, это был массивный особняк, не более и не менее величественный, чем остальные, и все же в нем одном ощущалось что-то потустороннее, мистическое, словно он принадлежал другой эпохе, другой вселенной. Плющ, увивавший стены, на фоне бледно-желтой штукатурки казался дырчатым зеленым покрывалом. В мыслях Роуз сравнивала дом с картой мира, где плющ был поверхностью океана, а пятна штукатурки образовывали континенты. Да, пожалуй, это похоже на одну из древних карт с изображением неведомых морей, в которых обитают монстры, и подписью: «Здесь обитают драконы», только подпись иная: «Здесь обитает бабушка». Бабушка Розалинда.

Интересно, о каком обустройстве в новом доме могла идти речь, если для того, чтобы попасть внутрь, Роуз приходилось звонить, как гостю? Освоиться это явно не помогало. Когда они жили на Лесной улице, у Роуз имелся собственный ключ. Все здесь не то и не так!

Преодолев три ступени крыльца, Роуз позвонила в дверь. В то же мгновение на широкую верхнюю ступеньку прыгнула кошка. Шубка у нее была коричневато-рыжая, цвета опадающих листьев.

– Откуда ты взялась, киска? – шепотом спросила Роуз. Она заметила, что у животного недостает одной лапы. Кошка склонила голову набок и смерила девочку недоумевающим взглядом, точно безмолвно задавала ей тот же вопрос. В ясных зеленых глазах сверкнули золотые щелочки. В этот прохладный сентябрьский день зверек казался живым олицетворением осени. «Сентябрь, вот как надо тебя назвать», – подумала Роуз. Громко щелкнул дверной замок, и кошка моментально исчезла. На пороге показалась Бетти.

– А, Роуз, здравствуй. – Она недоуменно моргала, будто Роуз была незнакомкой, пришедшей собирать пожертвования или подписи в защиту ареала обитания редкого вида жаб. А может, Бетти на миг приняла ее за нежданную гостью, каковой Роуз безусловно и являлась меньше двух недель назад.

– Ой, Бетти, знаете, тут только что была такая милая кошечка!

– А, трехногая. Да, шныряет поблизости. Лично я считаю, что кошек подкармливать не следует, иначе потом от них неприятностей не оберешься. – Поджав губы, Бетти неодобрительно покачала головой.

А вот Роуз считала, что кошек нужно и подкармливать, и тискать. Ну, какие от них могут быть неприятности? Тихие, ласковые, пушистые и, как правило, покладистые создания. До чего приятно, когда котик прыгает тебе на колени! Роуз часто размышляла о том, каким образом кошкам удается успокаивать людей без единого слова, как хорошо они умеют слушать и понимать. Когда Роуз была еще совсем маленькой, мама купила ей котенка, и девочка придумала питомице довольно глупое имя – Лунный Свет. Впрочем, четырехлетнему ребенку простительно. Они с мамой звали кошку просто Луной. Но три года назад Луна умерла. Как выяснилось, она болела кошачьей эпилепсией. Приступы становились все сильнее и чаще, пока однажды кошка, шатаясь, не пришла на кухню, где затряслась с ног до головы и рухнула замертво. Роуз в этот момент не было дома, однако девочка в подробностях выпытала у мамы, как все произошло. Потом они вдвоем сидели на диване, мама обнимала Роуз за плечи, и обе долго плакали.

Мама устроила кошке пышные похороны. На поминки позвала друзей Роуз, подала домашний лимонад и кексы. На столе стояли фотографии Луны и букетик цветов. Похоронили питомицу на заднем дворе, над могилкой установили надгробный камень, на котором, по маминой просьбе, была выбита надпись: «Здесь лежит наш дорогой друг, кошка Лунный Свет. Яркий лучик, светивший нам от начала до конца. Покойся с миром». По случаю похорон Роуз облачилась в настоящий траурный наряд, разумеется, черный. Она смастерила его из маминой сорочки и карнавального костюма ведьмы, который надевала на прошедший Хэллоуин. Сплошь драпировки, и в дополнение – черная соломенная шляпка (добытая в комиссионке), к которой Роуз прикрепила черную вуаль. Шляпку она носила три дня, пока не надоело. Мама тогда сфотографировала дочь у могилки Луны и еще вроде бы сказала, что Роуз похожа на миниатюрную Джеки Кеннеди на похоронах мужа[5].

Всего три года спустя свет в жизни Роуз потух совсем, и теперь она тут, в доме номер 4605 по Норт-Меридиан стрит, Индианаполис, штат Индиана.

Маму не хоронили – хоронить оказалось нечего. Провели только панихиду. Роуз даже не помнила, во что была одета в тот день, сама ходила полуживая. Ей все время казалось, будто священник говорит о какой-то незнакомой женщине, а не ее маме.

– Бабушка сейчас в оранжерее, – сообщила Бетти. – Почему бы тебе не поздороваться с ней? Или хочешь сперва подняться к себе и освежить внешний вид?

Освежить внешний вид? Разве кто-нибудь сейчас так говорит, кроме стариков? Роуз кивнула – не столько соглашаясь, сколько хватаясь за повод улизнуть, – и шагнула в полумрак просторного вестибюля. Из высоких окон на натертые деревянные полы то тут, то там падали полоски янтарного света. Наверх вела внушительная лестница с прелестными изогнутыми перилами, которые так и манили по ним скатиться. Но и тут детские надежды разбивались в прах: к перилам крепилось кресло-лифт, из-за которого съехать вниз становилось невозможно. С его помощью бабушка поднималась на верхние этажи дома, где находилась ее спальня, а также многочисленные гостевые комнаты, кабинет и небольшая библиотека, заполненная, в основном, книгами о растениях и садоводстве.

– Видишь ли, дорогая, в оранжерее твоя бабушка чувствует себя лучше всего. Стоит ей повозиться с растениями, и ум ее проясняется, – поведала Бетти, закрывая за Роуз парадную дверь.

– Не называй это «возней», Бетти! – В арочном проеме под лестницей, опираясь на ходунки, появилась бабушка. – Возня к садоводству отношения не имеет.

Розалинда куталась в несколько слоев шалей. На груди болтались очки для чтения, привязанные на шнурке; жидкие седые волосы выглядели так, словно их сперва взбивали щипцами для салата, а потом закрепили при помощи китайских палочек. Ее глаза были водянисто-голубыми, почти выцветшими; фигура – не худой и не толстой, а какой-то бесформенной. Однако больше всего Роуз поразили бабушкины ноги в старомодных, наглухо зашнурованных черных туфлях: отекшие щиколотки нависали над верхним краем обуви, словно подошедшее дрожжевое тесто в тесной кадке.

– Идем, голубушка, – промолвила Розалинда. – Бетти велит Кук подать нам что-нибудь из еды.

Роуз еще раньше обратила внимание, что кухарку, постоянно проживающую в доме, называют исключительно Кук, но пока не разобралась, фамилия это или нет[6].

В предыдущие двенадцать дней Розалинда Эшли никак не реагировала ни на приезд внучки, ни на гибель дочери, а теперь, значит, «идем, голубушка»? Роуз отрицательно покачала головой.

– Мне нужно делать уроки.

«Зачем я ей понадобилась?» – недоумевала она. Почти две недели бабушка практически игнорировала присутствие внучки, а про дочь говорила так, словно та куда-то уехала, а не умерла. Горюет ли Розалинда вообще? По ней явно не скажешь. Неужели возраст и старческое слабоумие дают право не испытывать никаких чувств?

Розалинда уже развернула ходунки в направлении оранжереи.

– Идем, идем, мы всего на минутку.

Однако минуткой дело не обошлось, ибо это был первый раз в жизни Роуз, когда время, по выражению бабушки, начало идти вкривь и вкось. Именно там, в оранжерее, оно как-то странно искривлялось.

Глава 2 Память земли

– Это тюдоровская оранжерея, – сообщила Розалинда, особо подчеркнув слово «тюдоровская», как будто Роуз оно должно было о чем-то говорить.

Она перенесла ходунки через порог и вместе с Роуз вошла в остекленное помещение, наполненное ароматами. Теплый влажный воздух благоухал. Запахи разворачивались, точно нить клубка: поначалу девочка ощутила густой аромат роз, но, шагая следом за бабушкой, начала различать терпкий экзотический дух, перебивавший розовую сладость.

Высокие прозрачные потолки создавали у Роуз впечатление, будто она находится внутри хрустального замка. Оранжерею накрывали три соединяюыщихся друг с другом крыши – своя над каждой из трех зон. Огромные купола на стыке крыш напоминали полусферы; их стеклянные панели были окрашены в различные цвета. Календарь на специальной подставке показывал, какие растения, в зависимости от сезона, следует при помощи системы тросов поднимать под самый потолок, к солнечному свету. Туда, в «верхнее царство», вели узенькие винтовые лестницы.

– Потрясающе, – шепотом вымолвила Роуз. – Что это? – Она указала на купола, под которыми от дуновения призрачного ветерка покачивались грозди звездчатых белоснежных цветов.

– Жасмин, тропическое растение.

Розалинда уселась в свое рабочее кресло, высоту которого можно было регулировать в соответствии с высотой стола. Сами же столы, расположенные в центре оранжереи, в длину тянулись футов на тридцать[7] и были заставлены бесчисленными поддонами с сеянцами и рассадой. Когда они подрастут, объяснила Розалинда, перекочуют на другое место; так начался пока что самый долгий разговор между нею и Роуз.

– Э-э… – Роуз мялась, не зная, как правильно обращаться к бабушке. Ба? Бабуля? Лучшая подруга Роуз в Филадельфии звала свою бабушку Наной; Кук и Бетти называли Розалинду «миссис Э». Нет, на последнем варианте останавливаться точно не стоит. Просто бабушка – наверное, так будет лучше всего.

– Бабушка, почему ты сказала, что оранжерея тюдоровская?

– Потому что так оно и есть. Этот архитектурный стиль относится к эпохе Тюдоров. Причем имей в виду, проект нестандартный, дизайн придумала я лично. Это потом они у меня все передрали и превратили в набор «сделай сам». Но второй такой оранжереи ни у кого нет и быть не может. Невозможно впихнуть целый век в один набор.

– Век? – переспросила Роуз.

– Шестнадцатый, – едва слышно пробормотала Розалинда.

– Что?

– Неважно, – отрезала бабушка. – Я хочу, чтобы ты пересадила часть всходов кукушкина цвета сюда, – кривым, узловатым пальцем с распухшими, как шишки, суставами она указала на лоток. – Но прежде принеси мне вон те формы для выпечки и налей в них воды из того кувшина – я должна замочить на ночь семена, чтобы лучше прорастали. А потом приступай к прореживанию.

– Прореживанию?

– Да, выдергивай те ростки, что поменьше. Более крепким необходимо место. Выживают сильнейшие – естественный отбор, знаешь ли.

Но если Роуз станет избавляться от хилых ростков, считать ли это выживанием сильнейших или уничтожением слабейших? Она снова посмотрела на бабушку. Розалинде было уже за восемьдесят и выглядела она хрупкой, однако в оранжерее с ней явно произошло какое-то превращение – старушка стала гораздо живее, взор, обычно такой рассеянный, заметно прояснился. Роуз впервые заметила в лице бабушки сходство с мамой.

– Кукушкин цвет, забавное название, – пробормотала девочка и принялась прореживать рассаду. Как ни странно, это занятие успокаивало. Казалось, будто она дает стебелькам возможность дышать свободнее.

– Ничего забавного, – возразила Розалинда. – Из листьев получается отменный чай, а сами цветки очень нежные и красивые. Если повезет, к Рождеству расцветут. А остальные цветоводы пускай выращивают эти жуткие пуансеттии.

– Тебе не нравятся пуансеттии?

– Терпеть их не могу, – буркнула Розалинда. – Возмутительно неприличные растения. Просто бесстыдницы!

С трудом сдержав смешок, Роуз украдкой покосилась на бабушку: глаза у той сурово сверкали. Девочка продолжила свою работу и через несколько минут управилась с заданием. Все мысли о подготовке к грядущей словарной игре улетучились. Словарные диктанты ушли в прошлое, теперь на уроках проводились игры, где нужно было перетасовать буквы в слове, чтобы получилось новое: например, «апельсин» – «спаниель».

– Проредить что-нибудь еще, бабушка?

Розалинда подняла взгляд. На ее губах промелькнула улыбка, она не то фыркнула, не то хмыкнула.

– Возьми-ка соседний поддон с сеянцами бархатника.

Закончив с бархатником, Роуз перешла к следующему столу с растениями с чудными названиями вроде «анютиных глазок», «катананхе» и «кровохлебки». Девочка словно брела сквозь строки стихотворения или сумрак древних легенд. Вокруг нее клубились волшебные истории. Кук подала чай и миниатюрные кексы.

День плавно перешел в вечер, и Кук пришла снова, на этот раз с двумя подносами еды, хотя ни Роуз, ни миссис Эшли особо не проголодались. Девочка научилась выкапывать ростки, которые, по бабушкиному выражению, перешли в ранг «растеньиц», и пересаживать их в горшки покрупнее. Работа это была тонкая.

– Следи, чтобы на корнях всегда оставалось немного старой почвы, – инструктировала Розалинда.

– Зачем, бабушка?

– Память. Память земли – в ней все дело. Ничто не приходит в наш мир абсолютно чистым, да такого и быть не должно. «Чистый лист», «чистый как стеклышко», «незапятнанный» – глупости все это. – Розалинда подняла руку с проростком папоротника. – Видишь этот папоротник?

– Да, бабушка.

– Папоротники – одни из старейших растений на планете, старше самого времени. А теперь представь, что я полностью очистила корни. Что будет? Я лишу этот побег всей его истории, начиная от пра-пра-прабабушкиных и пра-пра-прадедушкиных спор.

– Спор?

– Споры – это малюсенькие клеточки, зачатки растения. У папоротника их можно найти на обратной стороне листьев. Эти крохи отвечают за размножение, причем без всякой романтики – они обоеполые. И хранят в себе историю! Поэтому споры следует помещать в смесь торфа, вермикулита и той почвы, в которой произрастали их предки. Говорят, когда ты умираешь, ничего забрать с собой не можешь, однако, разлагаясь, растения – особенно древние виды – уносят с собой в почву память о былом, о себе. Вот почему старая почва – добрая почва. Нужно, чтобы она непременно оставалась на корешках, иначе молодой побег зачахнет. – Розалинда умолкла, а потом резко вздохнула. – Умрет от одиночества.

Роуз закрыла глаза. Внутри всколыхнулась волна боли. Розалинда протянула к ней руку и коснулась ладони. Сквозь стеклянную крышу светила луна. Девочке показалось, что снаружи мяукнула кошка.

– Кстати, дорогая, эта лестница ведет под самый верх центрального купола. Я слишком стара, чтобы подняться, хотя в полнолуние там очень красиво. Когда поток лучей проникает внутрь через цветные стекла, наверху как будто расцветает целый сад света. Сходи-ка, посмотри. И заодно поздоровайся с ландышами, завтра их пора опускать. Мы не хотим, чтобы бедняжки получили лунный удар. Сама знаешь, луна еще и не такое может.

– Как это – лунный удар?

– Сперва растение как будто слегка оглушено, а потом…

Но Роуз уже взбиралась по винтовой лестнице. На нее падали разноцветные пятна света. В воздухе вихрились густые ароматы. Сперва преобладали запахи розы и корицы, затем пряный дух смешался со сладостью, похожей на благоухание лилий.

– Что потом, бабушка? – спросила Роуз, оглянувшись через плечо.

– Сбивается с сезонного ритма. Может внезапно расцвести слишком рано или, наоборот, запоздать, – донеслось снизу. – В общем, у него все идет вкривь и вкось. После лунного удара такое случается.

Бутоны ландышей были прелестны: белые колокольчики размером с ноготок младенца висели на длинных зеленых стеблях и тихонько покачивались на слабом ветру. Благодаря цветным стеклам, они купались в целом водопаде света всевозможных оттенков. Роуз, стоявшей на верхней ступеньке лестницы, казалось, будто попала в самое сердце радуги.

На нее снизошел покой. Все ужасные образы и слова, запечатлевшиеся в душе в тот страшный день, когда погибла мама, стерлись. Роуз ощутила, что свободна, что впервые за долгое время снова может дышать. Какая разница, что думают те гадкие девчонки о ее стиле в одежде. Ради них она меняться не станет. А возможно даже снова станет писать в блоге. В сознании сами собой всплыли бабушкины слова о спорах папоротника и старой почве: «Нужно, чтобы она непременно оставалась на корешках, иначе молодой побег зачахнет». Роуз многого лишилась, но себя потерять не вправе. Она будет носить свою любимую юбку, сшитую из широкого маминого свитера, который та не носила. В свитере имелись большие глубокие карманы; Роуз их вывернула, так что по бокам получились оборки. А еще она наденет один из своих галстуков-бабочек, объемный и мягкий – Роуз смастерила его из скатерти, найденной в винтажном магазинчике, где торговали кружевом.

Мысли о будущем наряде подняли девочке настроение. Поскорее бы доставили ее швейную машинку и прочие принадлежности! Кэролайн обещала отправить посылку первым делом по возвращении в Филадельфию.

Когда Роуз спустилась, Розалинды в оранжерее не было, Бетти уже отвела ее наверх и уложила в постель. На миг девочке показалось, будто перед ней мелькнуло яркое золотистое пятно. Может, это Сентябрь? В стакане еще осталось молоко, можно вылить его в одну из маленьких форм для выпечки, в которых замачивают семена. Роуз проворно наполнила формочку и выставила ее за заднюю дверь. Кошку она не видела, но чувствовала, что зверек за ней наблюдает.

Девочка покинула оранжерею, прошла через коридор, соединявшийся с вестибюлем, и увидела Бетти, которая усаживала бабушку в кресло лестничного лифта. Наклонившись к Бетти, Розалинда шепотом спросила:

– Что это за девочка?

– Это Роуз, ваша внучка.

– Ах, да, – сказала Розалинда, однако узнавания в ее глазах больше не стало.

Опечаленная, Роуз вздохнула. Уже не в первый раз бабушка смотрела на нее, как на чужую. Непрошеную гостью. Взгляд Розалинды вновь сделался мутным. Лестничный лифт с жужжанием двинулся вверх. Перед самым поворотом бабушка вскинула кисть и слабо помахала Роуз – «сделала ручкой», как маленький ребенок.

– Пока-пока, – прошелестела она.

Глава 3 При дворе злых королев

На следующий день, войдя в столовую, Роуз с порога увидела Кэрри, Лизу и Брианну, кучковавшихся за одним столиком. Троица уставилась на нее, словно стая стервятников на падаль, а потом Кэрри что-то сказала, и, переглянувшись, все трое дружно захихикали. Лиза и Брианна вновь устремили на Роуз неприязненные взгляды, затем последовал новый, еще более громкий взрыв смеха. Роуз отвернулась. Заметив Майлза, который делил столик с двумя другими ребятами, она решила подсесть к нему.

– Привет, Майлз.

– Привет, Роуз. Садись с нами, – пригласил он. Роуз опустила на стол свой поднос. – Знакомься, это мои друзья, Ананд и Джо, они из класса мистера Битти. Джо – чемпион школы по фигурному катанию.

– Среди юниоров, – уточнил Джо.

– Круто, – оценила Роуз.

– А я – чемпион среди юниоров по игре в блошки, – заявил Ананд.

– Правда?

– НЕТ! – в один голос воскликнули мальчики.

– Ананд у нас берет медали не мускулами, а головой, и Майлз тоже. Блестящие математики, просто скромничают, – сообщил Джо.

– В смысле, берет медали? Вы что, участвуете в каких-то соревнованиях?

– Да, от сборной школы. Мы в одной команде, – подтвердил Ананд.

– А я… я не вхожу ни в одну команду. – Голос Роуз чуточку дрогнул. Она едва удержалась, чтобы не сказать: «Я – сирота». Но это прозвучало бы так жалко…

– Какие у тебя увлечения? – полюбопытствовал Майлз.

– Хм… шитье. Придумываю фасоны, создаю наряды.

– Я знал! – Джо радостно «дал пять» Ананду. – Та рубашка, в которой ты пришла в первый день! Готов поспорить, ты купила ее в «Шокмане», в мужском отделе. А твой галстук-бабочка – вообще улет!

– «Шокман – это…?

– Универмаг в центре города.

– А, нет. Рубашку я привезла из Филадельфии. Купила в «Гилфорде», но, да, в отделе для мальчиков. Там всегда выбор лучше. – Роуз пошила три разных варианта этой рубашки и специально заказала кнопки.

– Стало быть, ты не в свите, – констатировал Ананд.

– Что еще за свита?

Ананд кивнул в сторону Кэрри, Брианны и Лизы.

– Свита при дворе Злых Королев, – засмеялся Майлз. Если в прошлый раз его смех походил на бульканье, то сейчас больше напоминал приступ икоты. – Так мы их зовем.

– Или еще «Трио Апокалипсиса», – прибавил Ананд.

– Это для случаев, когда они переходят границу обычных издевательств и включают режим особой жестокости, – пояснил Джо.

– Режим особой жестокости?

– Ага. Все трое на редкость изобретательны, – кивнул Джо. – Как-то раз кто-то похитил батарейки из коляски Майлза. Только они на такое способны!

– Отвратительно, – поморщилась Роуз, стараясь не оглядываться на девочек. «Похитительницы человеческих душ, вот они кто», – подумала она.

– Отвратительно? Это еще мягко сказано. – Ананд повернулся к Роуз. – Значит, паспорт ты еще не получила?

– Что? Какой паспорт?

– Видишь двух девчонок, что сейчас подсели к Королевам?

– Да.

– Судя по всему, они только что обзавелись паспортами.

– Не понимаю.

– Вот как это работает, Роуз, – сказал Майлз. Девочка уже начала привыкать к его манере речи. – После того, как ты исполнишь достаточно поручений Злых Королев – всяких там гадких шуточек, мелких пакостей и прочего, – ты получаешь «паспорт». Такой виртуальный пропуск в их тесный мерзкий мирок.

– И кто захочет попасть в этот мерзкий мирок?

– Две-три претендентки есть всегда, – промолвил Джо. – Некоторые считают, что это круто, когда ученицы постарше, пусть даже злюки и задиры, принимают тебя в свой круг или хотя бы просто замечают.

– Некоторые прямо-таки готовы драться за место под крылышком этой троицы! Видишь тех шестиклассниц, которые пытаются втиснуться за стол Королев? – спросил Ананд, кивая на двух девочек.

– Прямо как реморы, – засмеялся Майлз.

– Кто? – не поняла Роуз.

– Рыбы-прилипалы, – объяснил Майлз. – Они прикрепляются к акулам. Я готовил доклад о разных паразитах в живой природе, от фикусов-душителей до рыб-прилипал. Так вот, как правило, отношения между хозяином и паразитом взаимовыгодные, но, например, фикусы буквально душат дерево, на котором обосновались. Вон та блондинка с розовой прядью явно хочет стать новой Кэрри.

– А девочка с бантом? – спросила Роуз.

– Сибби Хуанг, – ответил Джо. – Почитает Брианну как своего бога фигурного катания. Занимается в одном клубе со мной и уже добилась неплохих результатов. Для такого возраста – просто отличных.

– Нам стоит, эм, расстраиваться по поводу фикусов-душителей, или спишем это на суровость мира природы? – поинтересовался Ананд, как и остальные, не сводивший глаз с шестиклассниц из «свиты».

– Какая Королевам польза от прилипал? – поинтересовалась Роуз.

– Ну, в основном прилипалы выполняют роль «подай-принеси», как послушные собачонки, – сказал Джо, – а иногда берут на себя вину за проделки хозяек.

– Что за проделки? И что такое «режим особой жестокости»?

– Злые Королевы вовсю пользуются эсэмэсками – распространяют сплетни, лживые слухи. Следи, чтобы твой мобильник не попал к ним в руки. И гадости они делают не только ученикам. В прошлом году от них сильно досталось миссис Эльфенбах.

– Учительница математики? Она такая милая!

– Ага. Кэрри, которая считает себя математическим гением, взбесилась из-за оценки за контрольную, – продолжал Джо, – и заявила, что во время проверки работ миссис Эльфенбах была пьяна. После того как Кэрри пустила слух, что учительница математики – алкоголичка, Злые Королевы и все их приспешницы начали обзывать ее миссис Алкобах.

Роуз была ошеломлена.

– Ужас.

– Именно, – согласился Майлз. – Вот такие гадости и доставляют им настоящее веселье. Типичный пример козней «Трио Апокалипсиса». Гораздо хуже обычного хулиганства.

– Итак, мораль этой истории, – сказал Ананад, – будь начеку.

И Роуз действительно старалась не терять бдительности – до того момента, пока два дня спустя не оказалась одна в школьном коридоре. В тот день Кельвин, водитель бабушки, должен был забрать ее после занятий и отвезти к ортодонту, но предупредил, что немного задержится.

Часы показывали две минуты четвертого, и школа практически опустела, поскольку уроки закончились без пятнадцати три. Роуз открыла шкафчик, чтобы забрать нужные учебники, как вдруг услышала сзади шаги и сдавленный смех, а потом чья-то рука – одна, а может, несколько? – сильно толкнула ее в спину. Девочка ударилась головой о металл. Лязг, полная темнота, тошнотворный щелчок. «Я в ловушке! Заперта в собственном шкафчике», – с ужасом догадалась Роуз.

– Приятной ночи в школе! – пропел чей-то голос.

– Может, потом опишешь впечатления в «Модном прикиде»! – пропищал другой незнакомый голосок. Раздалось девчачье хихиканье.

– Поняла? – сказала кому-то Лиза. – Вот что нужно сделать, чтобы получить паспорт.

– Выпустите меня отсюда! Выпустите! – кричала Роуз, барабаня кулаками по дверце. Звон металла эхом разлетался по коридору.

Девочку охватила паника. «Спокойно, Роуз, спокойно, – убеждала себя она, – не волнуйся. Кто-нибудь обязательно придет – уборщица или кто-то еще. Дыши глубже. Кельвин говорил, что задержится. Когда он увидит, что меня нет, пойдет искать». Она вдруг сообразила, что может воспользоваться мобильником. Кому же позвонить? Бабушке? Нет, конечно же, звонить надо в администрацию школы, номер можно найти в интернете. Роуз полезла в карман за телефоном.

Пусто! Она вывернула карман. Звякнула монетка, с сухим треском по железному полу рассыпалось несколько драже «Скиттлз». Считаные минуты назад телефон был на месте. В памяти всплыли слова Джо: «Следи, чтобы твой мобильник не попал к ним в руки». Королевы его стащили! И что теперь? Тишина в пустом коридоре казалась зловещей. С улицы донесся звук отъезжающих школьных автобусов. И еще эта темнота, кромешная темнота! Роуз снова стало страшно.

И вот наконец послышался голос.

– Роуз, Роуз, это я, Майлз. – Что-то заскреблось в дверцу, и шкафчик открылся. Перед ним сидел Майлз в своей инвалидной коляске. – Циркуль – лучшая отмычка! – сообщил он.

– Майлз, ты?! – изумленно воскликнула Роуз, вновь обретая свободу. Майлз откатился немного назад.

– Да, а почему тебя это так удивляет? Хотя, в общем-то, понятно. Но, знаешь ли, здоровая рука у меня работает очень ловко. – Он поднял руку, в которой сжимал обычный циркуль. – Повезло, что на этой неделе по геометрии мы как раз проходим окружности. – Майлз кинул циркуль в сумку, перевешенную через подлокотник коляски.

– Сколько я тут просидела? – поинтересовалась Роуз, бросив взгляд на часы. 3:08. – Майлз, эти часы правильно идут?

Мальчик сверился с наручными часами.

– Да, сейчас три ноль восемь.

– Всего пять минут! А мне они показались вечностью.

– Я видел, как уходили Злые Королевы и какая-то шестиклассница. Они хихикали и радовались, что заперли кого-то в шкафчике. Я сразу понял, что речь о тебе.

– Но как? – удивилась Роуз.

Майлз посмотрел на нее и чуть склонил голову набок.

– Правда не знаешь?

– Не уверена… Может, это из-за моего блога?

– Не «может», а точно, Роуз. Они просто-напросто тебе завидуют.

– Но я не выкладывала новых постов с того времени… как погибла моя мама.

– Есть интернет, YouTube. Набери в «Гугле» «Роуз Эшли» и вот она ты. – Майлз остановил коляску и посмотрел на Роуз. – Не позволяй им запугать тебя. Продолжай вести блог. В конце концов им надоест цепляться к тебе. Юбка, которую ты сшила из платков и галстуков, – супер. Я даже показал эту фотографию маме. Ей очень понравилось. А до чего здоровская идея с бабочкой месяца! У Джо, кстати, появилась отличная мысль.

– Какая?

– Сделаешь каждому из нас по галстуку-бабочке? Девочкам тоже, конечно.

– Да никто из девочек не станет их носить.

– Не все девочки в школе Линкольна – Злые Королевы, есть и другие: Сьюзан, Зора, Лидия. Все они заходили на твою страничку.

– Тогда ладно, но придется подождать, пока приедет моя швейная машинка. Ее вот-вот должны доставить.

Майлз возобновил движение, и они вышли на улицу. Роуз брела, обдумывая предложение. Неожиданно коляска вырвалась вперед.

– Эй, погоди! Разве у этой штуки нет режима пониженной скорости?

– Ой, извини. Я думал, ты ходишь быстро.

– Только не сегодня.

– Роуз, ты в порядке?

– Да… Насколько можно быть в порядке после того, как тебя заперли в шкафчике. Я просто размышляю над тем, что ты сказал.

– Смотри, какой-то мужчина машет тебе рукой.

– А, это Кельвин, бабушкин водитель. Я на сегодня записана к ортодонту.

– Ладно, тогда до завтра. Надеюсь, эти злыдни получат по заслугам. Они обошлись с тобой подло.

Роуз развернулась.

– Не рассказывай об этом учителям, Майлз, только хуже будет. Для меня, во всяком случае. Я… сама справлюсь.

– Не сомневаюсь. И все-таки Ананду и Джо я должен сказать. Мы будем за тобой приглядывать.

– Я не голодна, – сообщила Роуз, когда Бетти открыла парадную дверь. – Зубы болят. Доктор сильнее сжал скобки. Вещи еще не приехали? Кэролайн сказала, что отправила их через два дня после моего отъезда.

– Посылки пока нет, но я уверена, что она вот-вот будет. Я знаю эту службу доставки, надежная фирма.

Роуз изрядно расстроилась, но промолчала. В тех ящиках – все, что осталось от ее прежней жизни: швейная машинка, ярды превосходной ткани, книги, альбом для рисования и целых три папки с эскизами ее собственных дизайнерских нарядов, и уже созданных, и тех, которые только еще предстояло отшить. Но будущее без мамы пока даже представить было трудно. Снова вести блог? К этому она пока не готова.

– Не будешь ужинать? И даже не перекусишь? – мягко спросила Бетти.

– Нет, ничего не хочу.

– Кук могла бы налить тебе супа. Кроме того, она испекла бисквит, очень нежный. Твоя бабушка расстроится. Ей понравилось проводить с тобой время в оранжерее.

Однако Роуз уже не слушала. Взлетев по лестнице к себе в комнату, она швырнула учебники на стол, рухнула на кровать и забарабанила кулаками по подушке. «Почему, ну почему ты умерла, мамочка? Как ты могла!» – всхлипывала девочка.

Под щекой образовалось мокрое пятно, как будто она выплакала в подушку целый океан. Последнее, что помнила Роуз, – это скрип бабушкиных ходунков за дверью и голос Розалинды: «Не трогай ее, Бетти, не трогай».

Проснулась она от стука дождевых капель по подоконнику. Снаружи было темно; по оконному стеклу сплошной завесой струилась вода. На улице шумела стихия, а в доме царила тишина. Ощутив нестерпимый голод, Роуз решила спуститься на кухню и раздобыть какой-нибудь еды. Проходя мимо бабушкиной спальни, она различила негромкое похрапывание Розалинды. Зажечь свет на кухне Роуз не рискнула, но постепенно глаза привыкли к темноте.

На блюде под стеклянным колпаком стоял бисквит. Он был уже начат и прямо-таки манил попробовать кусочек. Рядом с блюдом лежал нож. Роуз осторожно сняла стеклянную крышку и отрезала ломтик. Девочка уже собралась вонзить в него зубы, как вдруг ее взгляд упал на кухонное окно, выходившее на оранжерею. Прозрачные купола будто бы светились. Как такое возможно в столь темную, безлунную и дождливую ночь? – недоумевала Роуз. Оставив бисквит на столе, она поспешила через буфетную в коридор, который вел к задней двери в оранжерею. Кук всегда заходила через эту дверь, подавая ужин им с Розалиндой.

Роуз вошла в оранжерею, и ее тут же окутал густой аромат жасмина, чьи ветви спускались из-под потолка почти до самой земли. Бархатник, сеянцы которого она прореживала, пышно расцвел, и гроздья его бутонов свешивались вниз, точно рубиновые ожерелья. Тогда лишь недавно проклюнувшиеся листочки теперь разрослись, окрепли и стояли, тихонько покачиваясь на едва заметном ветру. Роуз казалось, будто вокруг нее как по волшебству выросли душистые джунгли. Здесь уже не было выстроенных ровными рядками подносов с рассадой, ожидающей заботливых рук бабушки.

Роуз снова посмотрела вверх, на купола, но купола тоже растаяли. Над головой простиралось синее небо без единого облачка, а под ногами лежала лесная тропинка. Откуда-то сверху раздалось мяуканье. Сентябрь? Роуз замерла и прислушалась. Неожиданно в тишине кто-то хихикнул.

– Розалинда? – тихонько позвала Роуз. Она нерешительно двинулась по тропинке и вскоре услышала шаги. Да ведь она уже давно за пределами оранжереи! Стеклянные стены исчезли, крыша словно растворилась в ясном утреннем небе, а впереди на дорожке стояла незнакомая девочка. Одета она была в сапфирово-синее платье в пол, отделанное узорной тесьмой. Облегающий лиф украшала богатая вышивка. Из-под подола выглядывали остроносые алые туфельки. Какая прелесть, восхитилась Роуз. Чего бы только она ни отдала за такие туфли! Рыжие волосы незнакомки были заплетены в косы и уложены на макушке замысловатой короной, хотя несколько прядей выбились из прически и напоминали язычки пламени. Девочки растерянно смотрели друг на друга.

– Стража! Стража!

Что вообще происходит? – озадаченно подумала Роуз, увидев, как из-за поворота выбежал мужчина в балетном трико и приталенной куртке с латунными пуговицами и золотыми эполетами. Это какая-то шекспировская пьеса? Спрашивать Роуз не стала, а просто бросилась наутек.

Тяжело дыша, она ломилась сквозь заросли кустарника, усыпанного крупными махровыми цветами, ныряла в просветы высокой живой изгороди, продиралась сквозь сплетенные ветки. Вскоре Роуз почувствовала знакомый влажный запах оранжереи, и тропинка сменилась строгими проходами, вдоль которых тянулись столы с рассадой. Длинные вьющиеся плети жасмина аккуратно подтянулись наверх, возвратившись в воздушный чертог куполов. Роуз вновь услышала знакомую дробь дождевых капель по стеклу. За окном было все так же темно. Девочка взбежала по лестнице, плотно закрыла за собой дверь комнаты и подперла ручку стулом, чтобы понадежнее отгородиться от всего, с чем она только что столкнулась.

Это был сон, сон и только, убеждала себя Роуз. Такого не могло произойти в действительности, просто не могло. Она как будто пришла в себя после горячечного бреда. Как теперь уснуть?

Рисование всегда ее успокаивало, поэтому Роуз села за стол, взяла карандаш и начала зарисовывать на бумаге платье и туфли незнакомки, какими их запомнила. Туфельки, конечно, просто невероятные! Их украшали круглые пряжки, инкрустированные драгоценными камнями, и к каждой пряжке крепился ярко-красный кусочек материи, распростертый, точно крыло летучей мыши. Крылатые туфли – вот это да!

А потом Роуз подошла к компьютеру и решила сделать новую запись в блоге – первую почти за два месяца.

Когда утром Роуз спустилась к столу, Кук встретила ее ласковой улыбкой.

– Что, не понравился мой бисквит? – озорно подмигнула кухарка. – Разок куснула и оставила на столе.

– Ох, простите. – Девочка опустила глаза и заметила на руках царапины, как будто от шипов или колючек. Получается, это был не сон?

Глава 4 «Не сказать, что я тебя ненавижу…»

Мобильный телефон ей вернули в понедельник. Его якобы нашли на школьном дворе, что в принципе звучало вполне правдоподобно. Все выходные Роуз ждала гадких эсэмэсок от Злых Королев, но пока ничего такого не приходило. Она успокоилась и даже начала думать, что в тот день телефон мог вывалиться у нее из кармана, когда она вместе с Майлзом, Джо и Анандом ходила собирать листья, которые они потом рассматривали под микроскопом на уроке естествознания.

Жизнь текла ровно, однако, как Роуз ни старалась забыть о странном происшествии в оранжерее, воспоминания возвращались вновь и вновь. Девочка в сапфирово-синем платье и чудесных алых туфельках, стражник в балетных лосинах, купола, превратившиеся в ясное утреннее небо, рассвет посреди ночи… Чем больше Роуз об этом размышляла, тем более фантастическим казалось все произошедшее. Все, кроме кошачьего мяуканья. Перед тем как увидеть незнакомку в синем, она явственно расслышала «мяу». И даже когда царапины от колючек на руках зажили, голос зверька эхом отдавался в голове.

Роуз опять стала помогать бабушке в оранжерее. Она хотела убедить себя, что вьющийся жасмин не мог за ночь по волшебству вырасти до самой земли. И действительно – цветы висели на высоте добрых двадцати футов[9] от пола, а бутоны-колоски бархатника были плотно закрыты, выставляя наружу лишь едва пробивающиеся бордовые полоски лепестков.

– О, они расцветут только через месяц, если не позже, – сказала бабушка, заметив, что Роуз пристально их разглядывает.

Девочка обернулась. Вид у Розалинды был на удивление бодрым, особенно в сравнении с вечерами, когда она смотрела на внучку отсутствующим взглядом. Ох, как часто Роуз чувствовала себя в этом доме чужачкой или, в лучшем случае, нежеланной гостьей, выставить которую за дверь не позволяют приличия. По большому счету, бабушку она не винила, понимая, что та балансирует на грани старческого слабоумия. Однако здесь, в оранжерее, ум Розалинды всегда прояснялся, словно, соединяясь с почвой, с этой старой землей – «доброй землей», как она ее называла – старушка вновь обретала себя.

Роуз продолжала помогать бабушке, а по вечерам, когда Розалинда отправлялась спать, девочка непременно выставляла за дверь оранжереи мисочку молока с накрошенным в него бисквитом. Кошку она видела редко, хотя все время казалось, что раскосые зеленые глаза за ней наблюдают. Придя к выводу, что зверек все-таки кошка, а не кот, Роуз решила переименовать ее в Сентябрину. Время от времени она слышала мяуканье и тогда невольно вспоминала девочку в алых остроносых туфельках. Какие же они прелестные!

Прелестной Роуз считала и кошку, к которой искренне привязалась, жалея лишь, что животное держится чересчур робко. Впрочем, решила Роуз, Сентябрину нельзя назвать неблагодарной, она просто пуглива – поест и сразу убегает. Кошки – странные существа. Чтобы привыкнуть к человеку, им нужно время. Никогда не торопи кошку, сказала себе Роуз. Возможно, когда-нибудь она напишет книгу: «Советы котовладельцам». Конечно, «владельцами» они являются только на словах. Кошки сами себе хозяева.

В оранжерее всегда находилось чем заняться. Во-первых, работа с семенами: часть из них требовалось замочить на ночь, чтобы они лучше взошли, а почву в поддонах необходимо было удобрить. Разросшиеся растения следовало пересадить в горшки побольше, и перед Роуз стояла задача приготовить для горшков новый грунт – смесь торфа и гранул, которые назывались вермикулитом. Для этого Роуз пользовалась формулами, аккуратно прописанными в бабушкином блокноте.

К школьным домашним заданиям Розалинда относилась прохладно – говорила, что Роуз усвоит гораздо больше, трудясь в оранжерее бок о бок с ней. Однажды вечером, когда девочка принесла с собой ноутбук, чтобы поискать в интернете информацию о каком-то растении, бабушка пришла в полный восторг. «Сколько тут всего ценного!» – восхитилась она, когда Роуз нашла способ избавиться от жучков, наносивших серьезный ущерб бабушкиным посевам рубиново-красной мини-моркови, а пять минут спустя обнаружила на просторах сети особый сорт костяной муки для «оживления» зачахших трициртисов. После этого Розалинда настояла, чтобы внучка каждый день приходила в оранжерею с ноутбуком. Ужинали они там же.

Дни постепенно становились короче, и ранние сумерки превращали стеклянный замок в заоблачный мир, усыпанный звездами, пространство, лишенное времени, всесезонье, где вечно цветут цветы. Однако ни в один из таких вечеров прозрачные купола не сменялись открытым небом, а проходы между столами – лесной тропой. Конечно, то был сон, всего лишь сон. Роуз почти убедила себя в этом.

В тот вечер бабушка только-только ушла спать. Роуз же, по обыкновению, задержалась и поднялась по винтовой лестнице под купол. Недавно Розалинда взялась размножать зимние фиалки, и сегодня Роуз собственноручно высадила черенки, которые теперь нужно было поднять к свету. Для блочного подъемника поддон оказался широк, поэтому Роуз сама понесла его наверх. Шагая по лестнице, она услышала сигнал входящего сообщения. Скорее всего, это Джо, решила Роуз: в последнее время парнишка часто слал ей эсэмэски с вопросами по урокам. В карман она не полезла – сперва нужно было благополучно донести поддон.

Роуз поднялась под самый большой из куполов, где обитали орхидеи, которые спускали вниз лишь на короткие промежутки времени, в основном, для украшения дома по праздникам. Кроме орхидей, на верхних уровнях оранжереи находились бесчисленные лилии, гибискусы и бромелии. В теплом влажном воздухе цвели все они буйно. Роуз как будто очутилась в тропическом дождевом лесу. Разместив поддон с фиалками, девочка наконец взялась за телефон. На дисплее светился зеленый «пузырик» текстового сообщения: «Не сказать, что я тебя ненавижу, но, если бы ты загорелась, а у меня была вода, я бы всю ее выпила». Номер, с которого прислали эсэмэс, был ей незнаком, однако Роуз без труда догадалась, что послание от кого-то из Злых Королев. Что ж, подобного стоило ожидать. Неужели она вправду рассчитывала, что они никак не напомнят о себе после того, как завладели ее телефоном? Эх, и почему она не сменила сим-карту?

Телефон снова тренькнул – пришло еще одно сообщение. Роуз изумленно охнула, к горлу подкатил приступ тошноты. Ей прислали скриншот газетной статьи с фотографией автомобиля, объятого пламенем – ада, в котором погибла ее мама. Перед глазами все поплыло, девочку охватило необъяснимое чувство беспомощности. Она вцепилась в перила с такой силой, что побелели костяшки пальцев, и зажмурилась. «Только не падать! Не падать! Ты разобьешься насмерть, если упадешь!»

Внезапно в воздухе сильно запахло жасмином, густой аромат наполнил легкие Роуз. Она открыла глаза и увидела вокруг себя вьющиеся плети белых цветов, которые тянулись до самого пола. Пошатываясь, она начала спускаться по винтовой лестнице. Это происходит опять! Роуз больше не тошнило, страх тоже рассеялся. К тому моменту, когда она сошла с последней ступеньки, бетонный пол оранжереи превратился в зеленый травяной ковер, и ее ноги коснулось что-то мягкое. «Сентябрина!» – ахнула девочка. На сей раз кошка не убегала, а стояла, оглядываясь на Роуз, как будто говорила: «Иди за мной».

Роуз начала пробираться сквозь заросли, а перед ней мелькало золотистое пятнышко, похожее на солнечный зайчик в зеленой листве или опавший осенний лист. Вскоре кустарник уступил место просторной лужайке, и Роуз очутилась на широкой дороге, которая уходила за поворот, делая плавный изгиб. Сентябрина скрылась, шмыгнув в траву.

Сзади раздался голос:

– Давай-ка, помогай. В одиночку я не справлюсь. Во дворец нужно отнести два ведра, и мне очень даже пригодится помощь.

Едва дыша, Роуз медленно повернулась. Перед ней стояла маленькая девчушка, которая одной рукой опиралась на костыль, а в другой держала деревянное ведро. У нее были светлые волосы; веснушки, рассыпавшиеся по щекам и носу, и невероятно-синие глаза: синие-синие, как море или небо, как самый синий на свете цветок. Почему она опирается на костыль? Длинная юбка скрывала ноги девчушки, но правая ступня, кажется, была вывернута внутрь. Роуз прикинула, что девочка, должно быть, ее ровесница. И вообще, что происходит?

– Ты кто?

Девочка ответила не сразу. Прищурившись, она разглядывала Роуз, как будто бы силилась вспомнить, кто перед ней.

– Фрэнни, – наконец медленно произнесла она. – Я работаю в молочне. Там, – она указала на низкое строение с соломенной крышей, – у двери стоит второе ведро с молоком. Ты здорово мне поможешь, если принесешь его. – Фрэнни кивнула на свой костыль. – Из-за этой штуки у меня свободна только одна рука.

– Да-да, конечно, – сказала Роуз, но не двинулась с места, продолжая таращиться на девочку. Фрэнни.

– Божьи коленки, чего ж ты ждешь?

– Я… – замялась Роуз. – А ты не хочешь узнать, как меня зовут?

– Ну да, хочу, – довольно равнодушно промолвила Фрэнни.

– Я Роуз, Роуз Эшли.

– А, одна из Эшли.

– Ты знаешь мою бабушку, Розалинду?

– Никого я не знаю. В Хэтфилде все Эшли с давних пор на службе у королевской семьи. Так повелось еще до ее рождения, так что понятно, почему ты здесь. У них страшно не хватает работников, тебя возьмут не глядя. Ей очень недостает прислуги.

– Да кому ей-то? О ком ты говоришь?

– Вот это да! Ты часом не тронутая? Я толкую о ее королевском высочестве. О принцессе!

– Принцессе?

– О Елизавете, дочери Генриха VIII и покойной Анны Болейн, чтоб ее, – с отвращением проговорила Фрэнни. – Ну, Роуз Эшли, тебе не камушками ли по голове попало?

Камушками! Чутье подсказывало Роуз, что Фрэнни имеет в виду не закаменевшие конфетки «Скиттлз», которые завалялись у нее в кармане. Она потянулась рукой к карману, но его не было. Куртка и джинсы тоже исчезли! На ней была широкая длинная юбка из грубой коричневой ткани, вместо футболки – заправленная в юбку свободная блузка с объемными рукавами, присборенными на запястьях. До чего аккуратно пошито! – восхитилась Роуз. Явно ручная работа, на машинке такое не сделаешь, даже на «Тысячелетнем соколе».

– Давай, давай, Роуз, ступай за ведром. Я уж постараюсь все тебе тут показать. Хоть по должности я и ниже судомоек, но слыхала, что нынче нужна горничная прислуживать наверху, в покоях ее высочества. Ты как раз сгодишься.

– Я? Почему я?

– Принцесса вроде как говорила, будто второго дня видела кого-то подходящего.

Значит, это был не сон, поняла Роуз. Девочка в синем платье и остроносых красных туфельках – ее высочество принцесса Елизавета, и они видели друг друга! Но ведь принцесса и все ее окружение жили почти пятьсот лет назад! Так не бывает! Разве можно перескочить во времени почти на пять веков?

– Ну, беги, принеси молоко, – весело промолвила Фрэнни, словно приглашала подружку поиграть. Ошеломленная Роуз побрела к молочне. Ведро стояло именно там, куда указала Фрэнни. Взяв его, Роуз зашагала обратно.

– Вот спасибо, прямо гора с плеч. Сама видишь, моя нога… А, тебе же не видно, но тут достаточно на ступню посмотреть. – Фрэнни снова улыбнулась, и на ее щеках проступили ямочки.

– А что у тебя с ногой?

– В младенчестве еще переболела. Я с костылем не всегда хожу, но в последнее время нога на погоду сильно ноет, да вдобавок вчера я упала.

– Чем же ты переболела?

– Детским параличом, так повитуха говорила. Это когда мышцы усыхают. Многие детки от этой напасти и вовсе умирают, а я только вывернутой ногой отделалась, так что мне грех жаловаться.

Жизнерадостность Фрэнни произвела на Роуз большое впечатление. Новая знакомая ей очень понравилась, однако девочка по-прежнему не имела понятия, что произошло. Как она сюда попала, откуда взялась эта Фрэнни? Мгновение назад Роуз смотрела на этот ужас – газетное фото чудовищной автокатастрофы, в которой погибла мама, – и вот она здесь, в Хэтфилде, если верить Фрэнни. И где же Сентябрина?

– Знаешь, что, Фрэнни, я могу нести оба ведра, мне не трудно.

– Ой, как здорово! Тогда по пути заглянем в курятник, я наберу яиц для кухарки. Вот и еще одной ходкой меньше!

– Рада помочь, – улыбнулась Роуз. Помолчав, она спросила: – Ты кошку тут не видела?

– Ага, видала вчера. Не поверишь, но, кажись, принцесса Елизавета ту кошку тоже видала. Даже стражника послала ее изловить.

– Правда? А кошка случайно не рыжая была?

– Точно, рыжая, как кленовый лист. И спасибо тебе за помощь.

– Не за что.

Фрэнни остановилась и посерьезнела.

– Есть за что, Роуз. Тебя, верно, во дворец возьмут, это куда выше молочни. Представить не могу, чтобы кто-нибудь из дворцовых слуг, а их, почитай, пять десятков, взялся нести ведро с молоком, не то что в курятник зайти. Ты ведь зайдешь со мной в курятник?

– Конечно, почему нет?

– Даже не знаю, почему. Чудная ты, Роуз.

«Ты тоже», – хотела ответить Роуз, но сдержалась. Девочки продолжили путь.

Роуз крутила головой по сторонам. Пологие склоны холмов, могучие старые деревья, тянувшиеся вдоль зеленых просторов – точно так же могла выглядеть богатая усадьба в современной Америке или загородный гольф-клуб, где мама часто играла по приглашению подруги, там состоявшей. Однако это был не загородный клуб, и вокруг не виднелось никаких полей для гольфа. Роуз понимала, что находится в другой эпохе, что на пути ей не встретятся тренировочные лужайки с лунками и что она не попала на историческую реконструкцию, где люди из двадцать первого века одеваются в старинные наряды, чтобы продемонстрировать уклад прежних времен. Здесь все по-настоящему!

Роуз покосилась на свою спутницу. Рваные чулки, деревянные башмаки – в таких хорошо шагать по грязи. Честно говоря, выглядели они так, будто на них налипли какашки. Не собачьи, нет; это явно коровий навоз – в нем видны соломинки. Юбка у Фрэнни давно не стирана, вся в пятнах. Ну и, разумеется, ее речь – не только акцент, но и необычные выражения вроде «Божьих коленок». Смешнее ругательства не придумаешь. Роуз представила себе Господа на троне из кучевых облаков: развевающиеся небесные одеяния немного задрались, обнажив тощие, поросшие волосами ноги со старческими шишковатыми коленями. Может даже, Бог тихонько кряхтит себе под нос: «Ох, батюшки, что-то артрит опять разыгрался!»

По левую сторону от широкой дороги, вдоль которой шли девочки, простиралась огромная лужайка. Воздух полнился восхитительным запахом свежескошенной травы. В тени дуба Роуз заметила сгорбленную девичью фигурку. Лица она разглядеть не могла: малышка закрыла его ладонями, плечи ее сотрясались. Роуз посмотрела на Фрэнни.

– Та девочка под деревом, видишь? Она плачет. Знаешь ее?

– Это она, бедняжка, – вздохнула Фрэнни.

– Она? Ты имеешь в виду…

– Да, она самая. Ее королевское высочество принцесса Елизавета.

– Ну, конечно! – прошептала Роуз. Внезапно ей стало ясно: все самое важное может измениться в одно мгновение. Мамина жизнь оборвалась в одну секунду, и в ту же самую секунду навсегда изменилась ее собственная, так чего удивляться? И хотя все вокруг казалось нереальным, Роуз продолжала исследовать окружающую обстановку, пытаясь найти «опорные признаки» действительности происходящего, такие как пятна на юбке Фрэнни или куски навоза, прилипшие к ее башмакам. Тем не менее, она была удивлена. А теперь еще ей говорят, что плачущая под деревом девочка – принцесса. Не попросишь ведь посмотреть на ее голубую кровь. В жилах королевских особ течет именно голубая кровь, верно? С другой стороны, как ей доказать Фрэнни или даже этой принцессе, что она действительно пришла из будущего? Поверят ли они в то, что она, Роуз Эшли, переместилась из бабушкиной оранжереи в Индианаполисе двадцать первого столетия сюда, в Англию, по всей видимости, шестнадцатого века?

– Знаешь, Роуз, если тебя возьмут, считай, тебе повезло с работой. Ты ей понравишься.

Роуз слушала вполуха: она заметила Сентябрину, которая выглядывала из-за необъятного ствола дуба. Раскосые зеленые глаза зверька внимательно следили за принцессой.

– А… да, надеюсь. Но почему принцесса плачет?

– Она в изгнании.

– В изгнании?

– Да, отец запретил ей показываться при дворе.

– Родной отец?

– Ну, он же король. Имеет право.

– Но она же его дочь!

– А он – Генрих VIII, всевластный государь, волен делать все что заблагорассудится. Не забывай, ее матери он отрубил голову.

Роуз ахнула. Конечно, об этом она знала, но только из книг, телепередач и фильмов. А теперь она прямо тут! Провалилась сквозь разлом во времени? Покачнувшись, она опустила ведро на землю.

– Роуз, с тобой все хорошо? – встревожилась Фрэнни.

– Да… Просто немного непривычно.

– Понимаю, – кивнула Фрэнни. – Первый день на работе и все такое. Я в свой первый день на молочне тоже боялась.

– Ты знаешь, – перебила Роуз, – за что король изгнал принцессу? Она сделала что-то плохое?

– Нет, нет, что ты. Просто всякий раз, когда король берет себе новую жену, он отправляет своих дочерей – Елизавету и ее сводную сестру, принцессу Марию, – подальше от дворца. Вроде как начинает все с чистого листа – ну, понимаешь, старается ради очередной невесты.

– И сколько раз он уже был женат?

Фрэнни задумчиво постучала пальцем по подбородку.

– Дай-ка сосчитаю. Сперва была испанская инфанта, Екатерина Арагонская, мать принцессы Марии, потом Анна Болейн, мать Елизаветы. Потом Джейн Сеймур, за ней Анна Клевская… Ой, чуть не забыла Екатерину Говард! Ей он тоже отрубил голову. Сколько всего получается?

– Пять.

– И теперешняя королева, тоже Екатерина, уже третья по счету. Екатерина Парр.

Роуз растерянно заморгала.

– Как много Екатерин!

– И не говори.

– А имена у них всех пишутся одинаково? Я про Екатерин.

Фрэнни покраснела.

– Я… я не знаю. Я еще не все буквы выучила и выводить научилась. Все времени нет.

– Ох, извини, я не хотела… – смутилась Роуз.

– Да ничего, не извиняйся. Но ты-то грамоте обучена?

– Ты имеешь в виду, умею ли я писать?

– Ага, – кивнула Фрэнни. На ее лице вновь расцвела прелестная улыбка, на щеках проступили ямочки. Глаза девочки заблестели как синие звезды в белую ночь.

– Конечно, как же я сразу не догадалась! Ты, должно быть, приходишься родней Джону Эшли. Он ухаживает за наставницей принцессы Елизаветы, Кэт Чампернаун, – ну, во всяком случае, так говорят. Все Эшли очень умные.

В это мгновение Роуз поняла, что ей придется не только прислуживать принцессе, но и играть определенную роль.

– Да, да, Фрэнни. Я его дальняя родственница, очень дальняя. Мы даже незнакомы. – Само собой, она понятия не имела, о каких Эшли идет речь. Фамилия довольно распространенная. К примеру, в Пенсильвании неподалеку от них жили еще двое Эшли, и почтальон постоянно путал приходившие письма. Однако те люди были просто однофамильцами. Возможно ли, что эти Эшли – действительно ее дальние родственники?

– Ясное дело, незнакомы, ты-то, верно, из деревушки Ист-Дитч, что рядом с Летти-Грин.

– Вот-вот, а они из Вест-Дитча, – подхватила Роуз.

– Точно, из Вест-Дитча под Тайттененгером, – закивала Фрэнни.

«Для первого дня я неплохо справляюсь», – подумала Роуз.

– Послушай-ка, Роуз, – вдруг сказала Фрэнни, – а ты не научишь меня грамоте? Буквы-то я почти все знаю, только складывать их не умею и на бумаге выводить.

– Пожалуй, я смогу с тобой позаниматься. Если, конечно, будет свободное время.

– Ты – душка! – Фрэнни схватила ее за руку. – Из тебя выйдет хорошая служанка для принцессы. Она все грустит, но ты ее развеселишь, вот как меня. Будешь моей подругой? – Девочка расплылась в улыбке. – В прислуги ко мне ты уж точно не пойдешь, – хихикнула она. – Но я в прислуге и не нуждаюсь, как и ты. А вот подруга – это хорошо. – Фрэнни шагнула ближе. – Чудно́, а? Я словно видела тебя раньше. Кого-то ты мне напоминаешь!

– Не знаю, кого, но подружиться мы вполне можем. – Помолчав, Роуз добавила: – Фрэнни, а как твоя фамилия?

Ее спутница внезапно побледнела и промямлила что-то неразборчивое.

– Как-как?

– Кори, – сказала она, а затем повторила более уверенно: – Фрэнни Кори.

– Сегодня такой замечательный летний денек, правда, Фрэнни? – Роуз обвела взором окрестности, наслаждаясь теплой погодой и ясным небом.

– Да, летом хорошо, – согласилась Фрэнни. – По-моему, июль – лучший месяц в году.

– А какое сегодня число?

– Точно не знаю. Но до Михайлова дня еще два месяца, не меньше.

Михайлов день? Это когда? – пронеслось в голове у Роуз. Попробовать узнать, какой сейчас год, или не стоит?

Глава 5 «Ты – моя!»

Добравшись до дворца, Фрэнни и Роуз проследовали к хозяйственному двору, куда нужно было доставить молоко и яйца.

– Ступай за мной. Мы пройдем через вход для дворцовой прислуги. Вообще-то мне сюда нельзя, но сейчас большая нехватка народу, поэтому всем не до нас.

Фрэнни подошла к двери, взялась за дверной молоток и громко постучала. Изнутри послышался шорох, потом лязгнул засов. Пухлая румяная женщина в чепце с оборками отворила дверь.

– Только не говори, что с утра не набрала яиц!

– Что вы, миссис Белсон, яиц сегодня вдоволь.

– А это еще кто? – миссис Белсон смерила Роуз взглядом.

– Роуз Эшли, – ответила Фрэнни почти с гордостью.

– Так она из Эшли будет? – В глазах женщины засветилась радость.

– Из них, – кивнула Фрэнни. – И ровнехонько в нужное время, а, миссис Белсон?

– Не то слово! Уж как нам рук недостает, особенно в покоях принцессы. Не обижайся, Фрэнни, но, сама знаешь, нам не велено допускать судомоек и замарашек-птичниц до работы наверху.

– Знаю, миссис Белсон, знаю.

– Это был бы форменный непорядок.

Миссис Белсон кивнула Роуз, и та кивнула ей в ответ.

– Имей в виду, милая, эта работа ненадолго. Ну, а покамест выбирать не приходится: на безрыбье и рак рыба. Король принцессу-то с глаз долой прогнал, а почитай всю ее свиту новой королеве оставил. Разве ж так можно? Так, жди здесь. Я пойду приведу миссис Добкинс. А ты, Фрэнни, беги, не то она прогневается, коли тебя тут увидит.

– Сию минуту, мэм.

Кухарка скрылась за дверью, и девочки остались вдвоем.

– Фрэнни, я… Я не совсем поняла, что это сейчас было, – призналась Роуз.

– А то, что ты появилась как раз в нужную минуту, и миссис Белсон решила, что ты годишься прислуживать наверху, в покоях принцессы. Ты получила хорошую работу, пусть и на время.

– Окей, – кивнула Роуз и поймала недоуменный взгляд Фрэнни, причем уже не первый. До нее вдруг дошло, что ее речь звучит очень по-американски и словечко «окей» Фрэнни совершенно неизвестно. – То есть, да, ты права, я оказалась здесь в подходящее время. Спасибо, Фрэнни. Пожелай мне удачи.

– Да ты и так справишься! Все, мне нужно бежать, пока миссис Добкинс не пришла. А ты будь здесь.

– Хорошо. И спасибо тебе еще раз.

Роуз не стала оборачиваться, но успела почувствовать на себе взгляд Фрэнни. «Пытается понять, кого же она привела в дом, – догадалась она. – Впрочем, это взаимно».

«Кто же она такая?» – бормотала себе под нос Фрэнни. Было в этой Роуз Эшли что-то знакомое. Пышные медно-рыжие кудряшки, смуглая кожа, глаза – темно-карие, но с янтарными искорками. Странная девица, это уж точно. Она как будто бы и вовсе не слыхала про принцессу Елизавету и короля Генриха, только глазами хлопала, когда Фрэнни про них говорила. И все же она страсть какая умная. И буквы знает, и письмом владеет, и, самое главное, пообещала ее, Фрэнни, грамоте научить. В ушах до сих пор звенели слова Роуз: «Подружиться мы вполне можем». А Фрэнни ой как нужна подруга!

Ее младшая сестра Эллен умерла два года назад, когда грянула эпидемия оспы. К счастью, Фрэнни болезнь пощадила. Она слышала, как в ночь смерти Эллен мать шептала отцу: «Нет, Альфред, только не Фрэнни. Молния не бьет в одно место дважды». «Тогда уж трижды, – отозвался отец, – если считать ногу Фрэнни». «Но она все еще жива, Альфред», – возразила мать.

Внезапно Фрэнни поняла, почему лицо Роуз показалось ей знакомым. Медальон! Она нашла его два или три года назад и не сразу поняла, что это медальон, приняв поначалу за обычную подвеску на цепочке. Фрэнни подобрала украшение на обочине главной дороги, ведущей ко дворцу. Стояло раннее утро, когда земля еще словно погружена в сон, а каждая капелька росы на цветах и стеблях травы превращается в призму и расщепляет лучи света на дюжину разноцветных струек. В дорожной пыли что-то блестело, как если бы серый пух одуванчика сделался ярко-золотым. Девочка наклонилась, чтобы получше разглядеть необычный предмет, и увидела тонкую золотую цепочку, зацепившуюся за побег папоротника позади зарослей одуванчика. На цепочке висел прелестный кулон в виде розы. Украшение явно было дорогим, но, поскольку Фрэнни нашла его на дороге, обвинить ее в краже никто бы не посмел. Тем не менее, она сочла за лучшее припрятать находку. В такой семье, как у нее (мать – прачка в Хэтфилде, отец – мелкий фермер, владелец клочка земли, десятую часть урожая с которого положено отдавать во дворец), нет и лишнего пенни на дорогие безделицы вроде подвесок.

Вот так и вышло, что целых два года Фрэнни держала свое сокровище вдали от чужих глаз. Лишь пару месяцев назад она выяснила, что кулон – с секретом. Золотые лепестки в центре цветка были бледнее, чем по краям, и под одним из них располагался крошечный штырек с пружинкой: если нажать на нее определенным образом, то роза раскрывалась, превращаясь в медальон. На обеих его половинках были портреты, подобных которым Фрэнни в жизни не видела. Не нарисованные красками, не выгравированные тушью, но до того живые, будто волшебные! С глянцевой поверхности на нее смотрело личико девочки лет четырех. Одета она была престранно, впрочем, как и ее мать. На родственные связи между женщиной и девочкой на портрете указывало их явное сходство. И та, и другая были наполовину – даже более чем наполовину – раздеты, при этом полуголая девчушка сильно напоминала Роуз. Не совсем, конечно. Наверняка сказать было трудно, ведь личико ребенка в медальоне отличала характерная для малышей пухлость, а волосы выглядели более светлыми. Тем не менее, сходство не подлежало сомнению. Роза в розе[10]!

На втором портрете был изображен симпатичный мужчина с аккуратно подстриженной бородкой и в плоском бархатном берете, какие часто носили мастеровые, художники и прочие люди искусства.

В глазах и улыбках всех троих обитателей кулона было что-то необычное, словно у каждого имелся свой секрет. Но как такое возможно?

Фрэнни ощутила нестерпимое желание немедленно побежать домой. Ей до смерти хотелось открыть медальон сию же секунду. Если она не ошибается и девочка на портрете внутри розы – действительно Роуз, значит, медальон принадлежит юной Эшли, и, оставив его у себя, Фрэнни станет воровкой.

Дверь снова открылась.

– Вот удача-то! Миссис Белсон сказала, ты тоже из Эшли? Эшли берем не глядя. И как вовремя! – восклицала женщина – тощая, как огородное пугало, и с прилизанными волосами, стянутыми на затылке в пучок размером с мячик для пинг-понга. – За мной, милочка.

Женщина проворно двинулась вверх по крутой каменной лестнице.

– Тебе следует усвоить, что принцессе ты не компаньонка. Твоя основная обязанность – поддерживать чистоту в ее покоях. Кроме того, будешь регулярно осматривать ее платья – нет ли на них пятен или дырочек, которые ты легко можешь заштопать сама. Мы не беспокоим старшую портниху по таким мелочам, как пришивание пуговиц или мелкая починка одежды. За это отвечаете вы с Сарой, камеристкой ее высочества. Ты также обязана стирать белье принцессы – нижние юбки, панталоны и прочее, но то всего раз в несколько месяцев, когда она их меняет.

– Фу-у, – непроизвольно вырвалось у Роуз.

– Это еще что за звук? – Миссис Добкинс рывком развернулась на ступеньках.

– О, не обращайте внимания, мне просто захотелось чихнуть.

Удовлетворившись ответом Роуз, миссис Добкинс продолжила инструктаж.

– Ну, вот мы и пришли. – Она постучала в массивную дубовую дверь.

– Входите! – раздался юный голос.

Дверь со скрипом отворилась.

– Миледи, я привела вашу новую горничную, Роуз.

На принцессе было все то же синее платье. Рыжие волосы, прежде заплетенные в косы, теперь свободно струились по плечам. Роуз присела в реверансе – она не раз видела, как это делают в фильмах, – а когда выпрямилась, встретилась взглядом с принцессой. В глазах Елизаветы мелькнуло нечто большее, нежели краткий проблеск узнавания, однако сегодня стражу она звать не стала.

Комната, в которой они находились, была богато убрана: на стенах – гобелены, мебель обита дорогими тканями, а материя платья принцессы просто поражала роскошью! От линии талии шла треугольная вставка, узкая сверху и расширяющаяся книзу, благодаря которой юбка приобретала пышность. По краям вставку украшали крохотные рубиновые бусинки. «Супер!» – восхитилась Роуз, взяв фасон на заметку.

Она непременно зарисует его, когда вернется, то есть, если вернется. Эта мысль заставила Роуз вздрогнуть, и все же девочка невольно продолжала любоваться платьем. Подумать только, вся эта красота создана полностью вручную! Скорее бы уже приехала ее швейная машинка. Как же долго идут посылки из Филадельфии в Индианаполис. Роуз решила, что сразу по возвращении в свою эпоху обязательно «загуглит» информацию о нарядах Елизаветинских времен.

За арочным проемом виднелась еще одна комната. Больше или меньше этой – Роуз разглядеть не могла.

– Значит, ты – новая горничная? – произнесла принцесса, затем резко обернулась на миссис Добкинс. – Миссис Добкинс, вы можете идти.

– Да, миледи. – Миссис Добкинс сделала реверанс и, пятясь, вышла.

Принцесса вздохнула, а потом вдруг уронила лицо в ладони и разрыдалась.

– Ох, мисс, я могу вам чем-то помочь? – бросилась к ней Роуз.

– Ты призрак? – Елизавета отняла руки от лица.

– Призрак? Что вы, конечно, нет!

– Раньше у меня была другая служанка, но она упала в колодец и утонула. – Принцесса ненадолго умолкла, затем добавила: – По-моему, я уже видела девочку, похожую на тебя. Несколько дней назад, на дорожке в парке. Я крикнула стражу, потому что сперва мне показалось, будто это призрак той утопленницы. Но сейчас я вижу, что ты ничуточки не похожа на Бекки.

– Нет-нет, не похожа. Я пришла, чтобы служить вам, а не пугать вас. Я вовсе не привидение.

В эту самую минуту Роуз внезапно осознала, что как раз она-то очутилась в мире духов. Она – настоящая, а все остальные – призраки давно ушедших веков.

– О, да, служить мне! – Юная королевская особа выпрямилась и расправила плечи. Несмотря на красный распухший нос и заплаканное лицо, вид у нее сделался весьма суровый. – Прежде всего, обратись ко мне как полагается! Насколько мне известно, я все еще принцесса, пусть и в изгнании. В первый раз все обязаны говорить «ваше королевское высочество», позже можно обойтись сокращенной формой.

– Можно узнать, какой, ваше королевское высочество?

– Миледи.

– Благодарю, миледи. – Роуз сделала реверанс. Несмотря на то, что приседала она перед девочкой как минимум двумя годами младше ее самой, интуиция подсказывала, что так нужно. Не рассердится ли принцесса, если Роуз скажет еще кое-что? – Я сочувствую… вашему положению, – отважилась произнести она.

Елизавета посмотрела на нее в упор.

– Положение? Так ты это называешь? – Черты принцессы смягчились.

– Простите, я не хотела вас обидеть.

– Не извиняйся. Ты – единственная во всем дворце, кто посочувствовал моей беде. Мой отец по натуре вспыльчив. Он то и дело отсылает меня и мою сводную сестру, принцессу Марию, подальше от дворца. Мария не воспринимает это так остро, как я. Тебе ведь наверняка известно, что у меня нет матери…

«О, нет, неужели она собирается описывать казнь? Только не это!» – мысленно завопила Роуз.

– Как тебя зовут?

– Роуз Эшли, миледи.

– А-а. Кажется, Кэт, моя наставница, тебя упоминала. Ее сейчас нет, она жутко разболелась. Сломала ногу, а потом еще подхватила пневмонию. Кэт помолвлена с Джоном Эшли. По всей вероятности, это другая ветвь Эшли. Ты, конечно, более низкого происхождения и ему не близкая родня.

– Да, миледи, я из другой ветви. – «Из ветви, живущей в двадцать первом веке?»

– Ты чем-то взволнована? Вижу, руки теребишь.

– Я?

– Ты, ты, Роуз, кто же еще?

– Вы правы, миледи. Я переживаю из-за трудностей, которые выпали на вашу долю.

– Что ж, бывает и хуже, – с горечью заметила принцесса и стряхнула с подола мелкую соринку.

«Намекает, что отец и ей может отрубить голову?» – задалась вопросом Роуз.

Принцесса шмыгнула носом.

– Но всегда есть надежда на лучшее.

– Да, миледи. Надежда есть всегда.

– Ты мне просто поддакиваешь?

– Нет, миледи, я никогда не поддакиваю. Я… не бросаюсь словами попусту.

Принцесса слегка наклонила голову и искоса посмотрела на Роуз.

– В самом деле? Интересно.

Тщательно подбирая выражения, Роуз начала:

– О ваших несчастьях мне известно мало, но я вижу перед собой одаренную молодую принцессу и…

Прежде чем она успела закончить фразу, на лице Елизаветы расцвела улыбка. Принцесса подбежала к Роуз и схватила ее за руки.

– Ты права, ты совершенно права! И знаешь, что? Полагаю, королева – Екатерина Парр, моя новая мачеха, – считает так же. Месяц назад я написала ей письмо, и она сразу же мне ответила, не прошло и месяца. Ну, может быть, двух.

Роуз озадаченно заморгала. Два месяца – это быстро? С другой стороны, посылка с ее швейными принадлежностями едет из Филадельфии в Индианаполис уже почти шесть недель.

Елизавета оживленно продолжала:

– Она сказала, что я слишком умна, чтобы прозябать в сумраке изгнания, и советовала набраться терпения. Еще она обещала замолвить за меня словечко перед королем, но терпение мое уже на исходе. Понимаешь, Роуз?

– Думаю, да.

– Как по-твоему, я нравлюсь Екатерине?

– Я в этом не сомневаюсь.

– Просто мой отец порой бывает не в духе. А твой?

– Я… не знаю своего отца.

– Ой, прости, это весьма прискорбно. А твоя мать? Часто злится?

– Моя мама умерла.

– Бог мой! – ужаснулась Елизавета. – Выходит, ты круглая сирота. Я тоже сирота, но только наполовину. Ты – первая круглая сирота, с кем я знакома. Надо же!

В дверь постучали.

– Войдите!

Миссис Добкинс вошла в комнату и присела в реверансе.

Солнечный свет, лившийся из окон, расчертил пол светлыми полосами. Роуз пришла во дворец незадолго до восхода, когда вокруг царила тишина, какая бывает лишь в ранние предрассветные часы. Теперь же воздух полнился птичьим пением – Роуз слышала его даже через стекло.

Миссис Добкинс почтительно кивнула принцессе.

– Миледи, мне только что сообщили, что к завтраку прибудет принцесса Мария. С позволения вашего высочества, я хотела бы отправить Роуз прибраться в гостевых покоях.

Лицо принцессы Елизаветы окаменело, изящные черты заострились. И без того темные глаза почернели, превратившись в два агата, их взгляд затвердел.

– Пускай проверит, все ли там в порядке, но прислуживать принцессе Марии я категорически запрещаю. Это ясно? – Елизавета сурово посмотрела на миссис Добкинс, затем повернулась к Роуз. – Роуз, ты поняла? И вообще, лучше держись от меня на расстоянии, пока принцесса Мария здесь. У нее есть привычка присваивать то, что принадлежит мне. – Принцесса сделала паузу. – А ты принадлежишь мне. Ты – моя!

Роуз присела в реверансе и покинула комнату. Слова Елизаветы продолжали звенеть у нее в ушах. «Ты – моя!» Как это понимать?

Сколько раз мама просила Роуз навести порядок в комнате, прежде чем отправляться на прогулку или усаживаться перед телевизором? «Роуз, у тебя тут полный бардак! Приберись сейчас же. Это просто недопустимо. Я нашла на твоем столе недоеденный «Сникерс», так он уже закаменеть успел! Хочешь, чтобы в доме завелись мыши?»

Но если убираться в своей комнате было скучно, то в этой – ни капельки. Хотя недоеденные шоколадки тут не валялись, следы мышей Роуз все же обнаружила. Ей еще никогда не доводилось видеть таких богатых тканей. А золоченая мебель, а отделка! Туалетный столик с зеркалом в раме, усыпанной жемчугом…

Мусора почти не было, так что на уборку комнаты, предназначенной для принцессы Марии, много времени Роуз не потребовалось. Она взбила подушки, вымела золу из камина. Потом встала на скамеечку и прошлась метелочкой по тяжелым шторам. Роуз уже доводилось это делать – однажды она помогала маме убирать в доме, который та, будучи агентом по недвижимости, собиралась выставить на продажу. В Хэтфилде явно никому не приходило в голову чистить шторы от пыли: после них заново пришлось подметать пол. Роуз не считала себя самой большой чистюлей в мире, и все же отношение жителей дворца – между прочим, королевских особ – к гигиене оставляло желать лучшего. Менять нижнее белье раз в несколько месяцев – это нечто!

Роуз принялась вытирать стекла витражного окна.

– Эй! – окликнул ее знакомый голос.

– Фрэнни!

Раздался стук костыля по каменному полу.

– Держи. – Фрэнни протянула Роуз пучок тонких прутиков.

– Это что, букет?

– Не букет, глупенькая! – Синие глаза Фрэнни весело сверкнули; в полумраке комнаты словно бы заблестели два кусочка летнего неба. – Веточки восковницы и можжевельника для зубов принцессы Марии.

– Для зубов? И что она будет делать с этими веточками?

– Как что? Чистить зубы, конечно.

Еще одна гигиеническая причуда. Определенно, здесь и слыхом не слыхивали о нормальной зубной щетке и пасте из тюбика. Впрочем, прутики ничем не хуже пластмассовой зубной щетки с нейлоновой щетиной. По крайней мере, пользоваться пучком веток для чистки зубов – гораздо разумнее, нежели менять белье лишь раз в несколько месяцев.

– Знаешь, Роуз, нам здорово повезло.

– Почему?

– Сюда едет принцесса Мария. Они с Елизаветой ненавидят друг друга.

– Зачем же она тогда приезжает?

– Обе те еще шпионки. Я уж не говорю о том, что принцесса Мария злорадствует по поводу изгнания Елизаветы. Когда сестра во дворце, Елизавета прячет от нее всех своих фрейлин и служанок и даже драгоценности на ключ запирает.

– Да, принцесса Елизавета упомянула, что сводная сестра любит присваивать ее вещи.

– В прошлый раз Мария увела у нее любимого лакея. Зато у нас с тобой куча свободного времени. Я со своей работой уже управилась.

– Чем займемся?

– Айда купаться!

– Купаться?

– В речке Ли. Там и рыбы наловить можно. Сегодня первый по-настоящему жаркий денек, а я не мылась с… Уж и не помню с каких пор! По-моему, с Рождества.

«Кошмар!» – ужаснулась Роуз.

– То есть, ты плаваешь, несмотря на больную ногу?

– Да я плаваю лучше, чем хожу! Немногие у нас умеют, а я вот могу. В воде я как рыбка.

– А что насчет купальника?

– Купальника? Ты вообще о чем?

– Об одежде для купания.

– Ну, я купаюсь в исподнем и иногда в сорочке. К чему тратить время на стирку, если одежка на тебе сама выстирается? На реке есть местечко с водоворотами, они отлично вымывают всю грязь.

Как в стиральной машинке, догадалась Роуз. А «исподнее», видимо, означает чулки и панталоны.

– А потом ляжем на травке и мигом обсохнем. Такое удовольствие! А то столько месяцев уже на меня и капли воды не падало. Зима больно холодная выдалась, даже колодец замерз. Да и дров хватало, только чтобы воду для похлебки вскипятить, куда уж там мыться!

За окном послышался протяжный звук рога.

– Принцесса! – воскликнула Фрэнни, хватая Роуз за руку. – Принцесса Мария едет! Идем, я знаю одно местечко, откуда все видно как на ладони.

Несмотря на хромоту, Фрэнни на удивление проворно взбиралась по винтовой лестнице, ведущей в центральную башню. Окошко в этой башне выходило как раз на открытую галерею, куда в эту минуту подъехала карета принцессы Марии.

– Слуги в людской побились об заклад, – шепотом сообщила Фрэнни.

– Об заклад? Ты имеешь в виду, заключили пари?

– Ага.

– Насчет чего?

– Насчет того, сколько времени пройдет, прежде чем Елизавета поклонится сестре.

– Почему именно она должна кланяться Марии, а не наоборот?

– Потому что Мария старше.

Елизавета неподвижно стояла на крыльце с каменным лицом. Из кареты вышла женщина.

– Старше? – ахнула Роуз. – Фрэнни, да она старуха!

– Ага, у них разница почти в семнадцать лет. Марии уже к тридцати.

– А выглядит на все пятьдесят. Сколько тогда принцессе Елизавете?

– Десять или одиннадцать, где-то так.

Внезапно принцесса Мария посмотрела вверх.

– Господи, она нас видит?

– Нет, нет, у нее зрение никудышнее. Гляди, как щурится. А Елизавета знай себе стоит! – Фрэнни что-то забормотала, как будто что-то считала, однако на счет это не походило. Казалось, прошла вечность, прежде чем Елизавета, наконец, присела в поклоне. – Целый «Патерностер» и еще половинка, – заключила Фрэнни.

– «Патерностер»?

– «Отче наш».

– Ты имеешь в виду молитву?

– Да. Я прочла ее целиком, потом начала читать во второй раз и на Елизаветином поклоне дошла до слов «долги наши». Ну, сама знаешь: «Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши…»

Читая молитву, Фрэнни ритмично покачивала головой из стороны в сторону. Роуз сообразила, что таким образом девочка засекает время. Вот это да! Ну, а как еще, если нет ни наручных часов, ни секундомера? Что ж, вполне логично.

– Видела? Елизавета не опускает голову, как полагается, а так и ест Марию глазами. Ух, страсти какие! Хоть бы папаша пенни-другой выиграл. Правда, матушка рассердится, если узнает, что он ставки делал.

А, так вот как они в Хэтфилде развлекаются, подумалось Роуз.

– Айда купаться!

Глава 6 Мужчина в гофрированном воротнике

Пройдя водовороты, девочки отдыхали, лежа на спинах на спокойной речной глади. Легкий бриз разносил запах лета. В воздухе слабо веяло ароматом свежескошенной травы, однако жужжания газонокосилки слышно не было. Наверное, здесь траву убирают косами, предположила Роуз, или ее объедают овцы. Сейчас девочка испытывала полное умиротворение. Она посмотрела на Фрэнни, чье дерзкое личико было устремлено к солнцу. Новая подруга не соврала: плавала она отлично.

– Фрэнни, можно спросить?

– Спрашивай, конечно.

– Если, как ты говоришь, принцессы ненавидят друг друга, чем же они занимаются целый день? – полюбопытствовала Роуз, глядя в безупречно-синее небо.

– Молятся. Принцесса Мария очень набожна и много времени проводит в часовне.

– Елизавета молится вместе с ней?

– Только если нельзя отвертеться. А в основном сестры стараются вытянуть друг из дружки побольше секретов. У них это вроде любимой игры, как кошки-мышки.

– Но Мария не первая в очереди на престол?

– Нет, нет, Генриху наследует принц Эдуард, сводный брат обеих принцесс. Правда, уж больно он хилый.

«Иными словами, – мысленно продолжила Роуз, – принц может умереть раньше, чем освободится трон». Стоп, так ведь и случится: Эдуард умрет, и королевой станет Мария. Только сейчас до Роуз в полной мере дошло, в какой невероятной ситуации она оказалась. Ей известно, что произойдет в будущем! Девочка где-то читала, что юный Эдуард скончается, пробыв королем всего несколько лет, после чего в Англию придет эпоха жестокого правления Марии Кровавой или Марии Католички – королевы, чье имя связано с ярой религиозностью и казнями протестантов. Фрэнни всего этого не знает, а Роуз – знает!

Тут Фрэнни перевернулась на живот и заработала руками и ногами, так как течение вынесло девочек на глубину.

– Роуз! – В ее голосе послышалась нотка тревоги.

– Ты в порядке? – забеспокоилась Роуз.

– Да, да, просто хочу тебя спросить… Хм, нет, не спросить. Я должна показать тебе кое-что… важное.

– Что именно? – Неужели Фрэнни разгадала ее секрет? Узнала, что Роуз – из будущего, из времени, которое наступит через пять столетий?

Девочки вплавь добрались до берега. Сентябрина резвилась в траве, гоняясь за мухами.

– О, эта кошка была с тобой, когда я впервые тебя увидела. Твоя?

– Ну, типа того. – Роуз поразилась: надо же, Сентябрина вместе с ней отправилась в другую эпоху. Кошка-путешественница во времени!

– Типа того?

– Она бродяжка, прибилась ко мне и ходит следом.

– Симпатичная. Рыженькая, точно осенний лист.

– Точно. Я зову ее Сентябриной.

Фрэнни подалась вперед так, что они с Роуз почти соприкоснулись носами.

– Роуз Эшли, я должна кое-что у тебя узнать. Это очень важно. – Фрэнни наморщила лоб и вдруг стала как будто старше своих лет. На четвереньках она начала карабкаться вверх по песчаному склону к тому месту, где оставила одежду. Роуз даже показалось, что в ее движениях сквозило некое отчаяние. Схватив наконец свою юбку, Фрэнни порылась в глубоком кармане.

– Вот! – воскликнула она, вытащив цепочку с кулоном.

– Украшение? А… как оно связано со мной?

– Точно не узнаешь?

– Нет, это не мое.

– Смотри сюда. – Фрэнни нажала на кулоне маленькую, почти незаметную пружинку, и цветок розы открылся. На обеих сторонах медальона было по картинке. По фотографии.

– Это же я! – ахнула Роуз. – Мы с мамой на пляже, мне тут шесть лет.

– Почему вы так чудно одеты?

– Ох, Фрэнни, трудно объяснить.

Фрэнни поглядела на Роуз с сочувствием.

– Понимаю, – едва слышно шепнула она. – А кто этот мужчина?

– Понятия не имею. – Мужчина был с аккуратной бородкой, пышным гофрированным воротником и в смешном берете.

– Он не из королевского рода, иначе носил бы горностаевую мантию. Только особам королевской крови разрешается носить горностая. Закон сословий, понимаешь ли.

– Чего?

– Правила такие, как кому одеваться в зависимости от сословия и титула.

– Ужас! Это противоречит Конституции!

– Какой-какой «туции»? – переспросила Фрэнни.

– Неважно. Это просто несправедливо. – Роуз тоже хотела носить красивое платье – такое же, как у принцессы Елизаветы.

– Ладно, Роуз, бог с ним. Лучше посмотри на этого джентльмена. По-моему, он очень на тебя похож. Часом тебе не родич?

– У меня нет семьи, – прошептала Роуз, вспомнив налет грусти в мамином взгляде.

Она погрузила руки в шелковистую прибрежную траву и в ту же секунду ощутила, как некая сила влечет ее обратно, на века вперед, туда, откуда она явилась. Каждая клеточка тела девочки восстала против этого перемещения. Нет!