Боренька Семенов рос мальчиком болезненным. И к тому же единственным ребенком в семье. Отсюда – явная и всепоглощающая любовь мамы, Екатерины Андреевны. И скрытая, но мощная – папы, Виктора Петровича Семенова.
Нет, ничего смертельного у мальчугана, к счастью, не обнаруживалось. Зато хроническое не проходило, поскольку реально было хроническим. Гланды, миндалины, несильная, но мигрень, слабый желудок, реагировавший на любую недиетическую пищу, и даже дискинезия желчных путей. Последнее приносило действительно тяжелые приступы, с болями, «Скорой» и капельницами.
Случалось это редко, не чаще раза в год, однако сама возможность мгновенного выплеска крепко прицепившейся напасти делала жизнь родителей окрашенной в тревожное ожидание.
Что же касается мальчика, то, несмотря на все напасти, он получился добрым, веселым и улыбчивым.
Никакими особыми талантами, техническими или гуманитарными, Борька не обладал. Тем не менее, за легкий нрав, незлобивость и нежадность был вполне любим друзьями. Правда, с подругами в старших классах как-то не складывалось: неопытные пока девочки искали героев. Борька же героем не был. Просто был своим, легким в общении, надежным в дружбе.
Отец, выбрав между Борькиными болячками момент подлиннее, попытался засунуть его к знакомому тренеру по боевым единоборствам. Не в общую группу, разумеется: в общей Борику какой-нибудь безголовый боец мог нанести повреждения. Речь шла скорее о группе здоровья, чем о воспитании бойца. Хотя на втором плане отец втайне мечтал о повышении маскулинности своего милого и улыбчивого ребенка.
С маскулинностью же как раз не складывалось.
Борька был достаточно ловок и гибок. Однако в принципе не мог понять, как можно взять и ударить человека. Ему же больно!
Тренер, Виталий Давыдович, стоял перед ним, пытаясь разозлить.
– Нюня, хлюпик! – заводил он пацана. – Ну, врежь мне! Ну, хоть в перчатку! – подставлял он тренировочную «лапу». – Ты мужик или нет?
– Мужик, – неуверенно отвечал Борька и хлопал своей перчаткой по «лапе» тренера.
– Сильней! – требовал тренер.
У мальчишки же сильней не получалось: он инстинктивно дозировал удар, чтоб не причинить человеку физическую боль.
Речь о спаррингах не шла вообще, особенно после того, как подговоренный тренером мальчик вышел подставиться под Борькины мягкие удары. Один из них попал спарринг-партнеру в нос. Мальчик, не слишком переживая – обычное дело, пошел к тренеру, тот уже намочил холодной водой вафельное полотенце.
А вот Борька разрыдался. Ни о каком продолжении поединка речи идти не могло. Он подозрительно осматривал партнера, пострадавшего по его вине, подозревая у того сотрясение мозга или что-нибудь похуже.
Короче, бойцом Борик так и не стал, хотя фильмы про Рэмбо смотрел с удовольствием. И даже в мечтах видел себя таким же: с рельефной мускулатурой и, желательно, с крупнокалиберным пулеметом в обнаженных накачанных руках.
А еще он мечтал спасти девчонку. От хулиганов, от бешеной собаки. Годилось и вытаскивание несчастной из-под колес быстро несущегося грузовика.
В принципе, он мечтал спасти любую привлекательную девушку. (Непривлекательную он бы тоже, наверное, спас, но мечтательные образы все были симпатичные.) Хотя, конечно, лучше всего было спасти Наденьку Вилейкину.
Наденька, будучи в элите класса, относилась к Борьке тепло и ровно. Но героем ее романа он уж точно не был.
При этом ярко выраженный пацифизм Борьки вовсе не сделал из него посмешище. И никакие жестокие дети над ним не измывались. Во-первых, не давал повода. А во-вторых, веселого, дружелюбного парня везде хорошо принимали. Даже в секции рукопашного боя, где до того памятного случая ни разу не видели победителя, плачущего от ужаса содеянного.
Виталий Давыдович честно сказал Борькиному отцу, что толку из парня не выйдет. Посоветовал тому ходить на бальные танцы, а еще лучше – на йогу. Пусть борется с собственным дыханием, а не со спарринг-партнерами. Виктор Петрович и так это понимал.
Тем не менее, пацаны из секции, даже после того, как Борька ушел, продолжали с ним тепло общаться. Кстати, это стало одной из причин, по которой даже самые хулиганистые сверстники опасались задевать Борьку физически. Когда же его задевали морально, он широко улыбался, нередко сам подшучивая над собой. Ну и какой смысл пытаться уязвить человека, если он не уязвляется?
После школы Борьку отправили в МВТУ имени Баумана. «Могила, Вырытая Трудами Ученых». Он не сопротивлялся. Технику никогда не любил, но хорошие мозги легко справлялись с науками. Кроме того, так просили родители.
Тут надо пару слов сказать о родителях. Главой семьи номинально был папа. А может, и не только номинально: здоровенный, брутальный, легко управлявшийся с тысячей подчиненных в одном из московских, не сильно секретных НИИ.
Мама была крепка внутренне. Нет, она и внешне была очень даже привлекательна: рост метр семьдесят, всегда стройная и аккуратно причесанная, с большими карими проницательными глазами. Она никогда не кричала и не выходила из себя, хотя управляла целым продовольственным трестом. В эпоху тотального дефицита жратвы это значило немало.
Если папа был больше ученый, чем директор, то мама была только директором. Причем с рождения.
Единственный, кто легко мог ей прекословить без каких-либо последствий для себя, – это, конечно, Борька. Но прекословил нечасто, понимая, что мама пожизненно на его стороне. А ее голова и опыт – мальчишка уже умел их оценить – многого стоили.
Имея такой социальный анамнез, семья Семеновых могла бы направить своего единственного ребенка практически в любой советский вуз. МВТУ выбрали по опять же простым соображениям: близко от дома, надежная профессия (СССР уже начинал раскачиваться, а инженер – он и в Африке инженер).
Ну и, наконец, чтобы пропихнуть сынулю в другие вузы, требовалось что-то предпринимать. Здесь же папе достаточно было снять трубку – он сам окончил Бауманку, и его однокурсники были там не последними людьми. Хотя маме, наверное, тоже хватило бы одного звонка – ей подчинялись продбазы Бауманского района, а вкусно кушать хотят практически все граждане, независимо от пола, национальности и положения в обществе.
Развал империи Борька пережил в институте. Да еще как пережил!
В это трудно поверить, но тихий Борька в одночасье стал звездой.
Никто не мог понять, как это произошло.
Да, все знали, что парень мыслит остро и неординарно. Что может классно пошутить, в том числе над собой. Но чтоб стать звездой – этого не ожидал никто.
Он сильно вырос, хотя мускулов так и не накачал. Сутулый, рано, на третьем курсе, начавший лысеть. С длинными, чуть не до колен, руками. По-прежнему непьющий и некурящий.
Звездить он начал вовсе не в учебе, там все было ровно, но ничего выдающегося. К славе его принес КВН. В Бауманке движение было развито. Первокурсник зашел по объявлению, написанному от руки и приклеенному скотчем на доску. Зашел – и остался до диплома.
Чем он брал, что происходило внутри, когда сутулый длиннорукий Борька выходил на сцену? Кто ж даст ответ, это же искусство.
Зал ржал, зал падал от смеха, зал угорал. Самое забавное, что если нужно было создать драматический образ, то Борька и это проделывал блестяще.
Мама его увлечение не воспринимала, пока однажды не оказалась на выездном концерте с кавээновскими номерами.
Она сидела, на время потеряв свой неприступный шарм, не по-дворянски раскрыв рот.
Сын полностью контролировал зал.
Он управлял эмоциями сотен зрителей, заставляя их то ржать, как безумных, то задумываться о вечном – такие миниатюры тоже имелись в репертуаре.
Екатерина Андреевна даже подумала о смене Борькиного вуза – ее влияние в Москве еще не иссякло. Театральный, конечно, – никак не гарантия куска хлеба на будущее. Но и талант был очевиден. Единственный, кстати, в любимом сынуле.
Борька выслушал маму – и отказался.
– Не хочу быть артистом, – сказал он.
– А кем же хочешь? – спросила та.
Борька на полминуты задумался.
– Я хочу путешествовать, – наконец сказал он. – С тобой, с папой. С моей женой и ребенком. По всему миру.
– Но… это же не профессия, – мягко остановила его Екатерина Андреевна.
Как и все мамы мира, она боялась за будущее свое-го ребенка. Пока в силе родители – ничего страшного. Однако рано или поздно ребенок неминуемо останется один.
– Не профессия, – согласился Борька. И продолжил: – А еще уезжать в путешествия и возвращаться из них я хочу в свой дом. Большой, на холме, с видом на океан. И чтоб, выйдя из дома, я мог срывать с лозы теплую гроздь винограда и держать ее на ладони.
– Зачем? – не поняла мама.
– Для удовольствия, – не очень понятно объяснил он.
– А как… – осторожно начала Екатерина Андреевна.
Но сын уже догадался.
– Как заработаю? – переспросил он.
– Мы вряд ли сможем купить тебе виллу, – довела мысль до конца мама. Виллы в советское время имели только классовые враги из зарубежных фильмов.
– Ты не поняла, мамуль, – мягко успокоил ее Борька. – Это я вам куплю виллу. С виноградом, винным погребом и видом на океан. Нам всем.
– Тогда ладно, – не без юмора согласилась Екатерина Андреевна.
Она все равно не понимала, как ее сынуля был намерен претворять в жизнь свои фантастические замыслы.
А у того уже зрели мысли.
Могучий внешне Союз Советских Социалистических Республик в одночасье приказал долго жить. Народ, хоть и возжаждал свободы, тосковал по империи. Главным виновником в общественном сознании был назначен коварный Запад и прочие стандартные враги, которых скучно перечислять. Отчасти, видимо, это было правдой – вряд ли Америка не радовалась, когда двуполярный мир вдруг, в историческом плане одномоментно, стал однополярным. Но только отчасти. Потому что прочный, не гнилой изнутри, дуб от ветра не падает.
Примерно то же самое происходит с нашими лифтами и подъездами. Вряд ли в них писают агенты американского госдепартамента…
Так вот, мысли у мальчика зрели не детские.
Каждый день он слышал – из радио, из телика, из чужих уст – новенькое, но очень прижившееся слово ваучер. Именно в эти бумажки молодые руководители страны вложили все накопленное добро великой державы. Теоретически ваучеры стоили миллионы. Практически – в широких пределах: от нуля до червонца и выше, в зависимости от многих причин: географической удаленности владельца, наличия мозгов, свободного времени и алкогольной зависимости.
Борька нюхом чуял, что здесь можно заработать на виллу.
Даже попробовал этим заняться на практике. Несколько раз нашел людей, которые были счастливы отдать ему свои ваучеры за бесценок.
Отдельно отметим, что Борька ни разу никого впрямую не обманул. Просто умел чутко выслушать сетования собеседника, утешить, перевести разговор на ваучер и купить его за смешные деньги. Безо всякого насилия, физического или интеллектуального – смешные деньги продавцы называли сами. Поскольку ни на грамм не верили в ценность доставшегося на халяву кусочка бумаги.
Ваучеров у Борьки собралась уже целая стопка. И он отчетливо понимал: дальше – тупик. Чтобы превратить бумажки в реальное состояние, нужны не десятки, а тысячи ваучеров. И еще открытый вход с ними на аукционы, где за копейки распродавалось государственное имущество. Ни того, ни другого у Борьки не было. Даже родительских денег и влияния не хватило бы на реализацию его смелых замыслов, что уж говорить про нищего студента? Впрочем, главное в жизни бизнесмена – не деньги. А идея и целеустремленность.
Через «шесть рукопожатий» Борька вышел на Елену Леонидовну Кочергину, бизнесвумен нового поколения, красавицу с кротким видом и львиным сердцем.
Свой бизнес она определила сразу, расположившись на стыке финансового и юридического консалтинга. Ни без того, ни без другого крупный бизнес невозможен. А поскольку деньги не любят звона, многие предпочитали все делать с Кочергиной, в одном месте и в одних руках.
Нужно отметить и личные качества Елены Леонидовны. Очевидная компетентность. Бешеная работоспособность. Несомненная акулья хватка. Но в сочетании с деловой порядочностью.
Кочергина сразу стала незаменимой для очень крупных фигур. Понятно, что гигантский пирог бывшей империи делился не среди случайных людей. Но и таких неслучайных было много, с непременными остроконкурентными, пусть и нерыночными, отношениями.
Те, кто нанимал Кочергину, твердо знали: их просьбы будут выполнены задорого (иногда очень задорого), но всегда в срок и юридически безупречно.
В чем же заключалась ее работа? Как раз в том, чем в микроскопических масштабах начинал заниматься Борька Семенов.
На деньги клиента (и с использованием его административно-финансового ресурса, о чем Борька мог только мечтать) эмиссары Кочергиной приезжали в город N на фабрику Х. Там, пользуясь всеми возможными методами, скупали ваучеры (а позже акции) у работников искомого предприятия. Получив требуемый перевес в голосах, проводили собрание и, пользуясь жаргоном того времени, «оттопыривали» объект. После чего оформляли захват документально, в рамках существующего законодательства.
Да-да, как правило, все делалось в рамках закона, потому и ценили солидные клиенты суперкомпетентную Кочергину. Когда же, в редких случаях, даже такие удобные законы приходилось переступать, такое тоже было допустимо. Главное, чтобы преступившим потом ничего за это не было. Как правило, юридическая безопасность преступивших просто стоила денег. Тем дороже, чем выше была степень проступка и стоимость «оттопыренного» объекта.
Впрочем, Кочергина, убедившись в талантах Борьки и сделав личным эмиссаром по особо важным делам, на уголовщину его никогда не подписывала. Задача у Семенова была совсем другая и всегда одна и та же: встреча с людьми, имевшими в своем распоряжении акции или ваучеры.
Далее все напоминало сеанс массового гипноза. Или сценку из Киплинга, где удав делает обезьянкам предложение, от которого те не в силах отказаться.
Елена Леонидовна однажды побывала на таком представлении и ощутила жуткое желание подарить Борьке собственный ваучер. Настолько Семенов был искренен, непоколебим и упорен в своем желании сделать добро собравшимся.
Да, несомненно, это был талант.
Борька также общался с серьезными людьми, которым надо было по-дружески объяснить, что акции лучше все-таки продать его клиентам. Здесь речь уже не шла о копейках. Владельцам крупных пакетов платили крупные деньги. Хотя, конечно, несравнимые с будущими дивидендами покупателей.
Во время одного такого общения и завязалась основа нашей истории.
Кочергина по поручению клиента готовила захват крупного речного порта. Задача могла усложниться до чрезвычайности – местный менеджмент уже аккумулировал добрую треть акций, ранее скупленных по дешевке у собственных рабочих и служащих. Однако и в этом небольшом волжском городе (так и назовем его – Волжск) Борька чувствовал себя так же уверенно, как и на остальных просторах гигантской Родины.
Прежде чем заклинать рабочий класс расстаться с оставшимися у них заветными акциями, он переговорил с ключевой фигурой, Петром Сергеевичем Незвановым, на тот момент – заместителем главного инженера порта. Над Незвановым были еще начальники, а во главе порта стоял красный директор, который, по советской привычке, надеялся с работы уехать прямо на кладбище, минуя пенсию.
Тем не менее, по данным Кочергиной, портом рулил именно молодой Незванов, получивший, кроме местного политехнического, еще и буржуйское экономическое образование.
Был он очень молод, но умен, целеустремлен и фантастически амбициозен.
Борька сделал заместителю главного инженера свое предложение, вновь абсолютно правильно расставив акценты. Он не стал пугать представителя менеджмента, не стал и льстиво его задабривать. А сказал именно то, что тот хотел услышать.
Негоже, мол, блестящему специалисту Незванову терять темп, возясь с таким некозырным объектом. Да и вообще, нужно ли большому таланту влезать в один-единственный бизнес, пусть и немалый, коли у него так славно идет политическая карьера?
Молодой парень действительно играл на двух фронтах сразу. В тот момент у него, как у активиста одной из лидирующих партий, были все шансы войти в администрацию города, причем начальником крупного отдела. Оттуда, если фишка ляжет, дорога вела в заместители мэра, а может, чем черт не шутит, и еще выше, в управление всей губернией.
Семена легли в удобренную почву.
Незванов, первоначально собиравшийся воевать с приезжими захватчиками, серьезно задумался. Деньги у него и без того были – ресурс порта позволял зарабатывать, практически не рискуя. А вот обещанная поддержка на выборах оказалась бы очень кстати.
Так и порешили.
Кроме солидных денег, Борька обязался передать Незванову контакт знакомых московских политпиарщиков. С ними уже переговорила Кочергина, и ребята, несмотря на бешеную загрузку, взялись за не столь уж значительного клиента. Платить – изрядную сумму – должен был сам Незванов. Однако в тот момент серьезные политтехнологи были нарасхват, и молодой политик был благодарен Борьке за полезный контакт и участие.
В ответ он помог Семенову обработать менедж-мент и миноритариев, в руках которых находилось в общей сложности ни много ни мало тридцать семь процентов голосов.
Собранного хватило, чтобы Кочергина с блеском одолела «врагов» – конкурирующую группу, так же активно скупающую акции и голоса.
Клиент получил порт, Кочергина – крупные (очень крупные) бабки, а их противники – утешительный приз в виде выкупа собранных ими акций, мало уже чего стоящих.
Разумеется, это не было чистым благородством. Если в порт придется вкачивать деньги путем выпуска новых акций, такой подавляющий начальный перевес окажется очень кстати.
Короче, все были счастливы. Но не до конца.
Потому что Незванов, доверяя Кочергиной и особенно Борьке, подписал все требуемые документы до получения денег за акции, получив в обмен только телефоны предупрежденных о его звонке политтехнологов.
Собственно, финансы до него не дошли. У Борьки на руках их не было, деньги же в то время принято было таскать коробками из-под ксерокса.
Когда «зелень» привезли – двести тысяч, между прочим, – Борька уже уехал на следующий объект: страна стремительно перелицовывалась, и время терять было нельзя.
Деньги получил Митяшев Андрей Юрьевич, за что и расписался у перевозчика. Именно он должен был отдать их Незванову, забрав у того Борькину расписку. Но, видимо, не передал, потому что уже через два года, стремительно взлетев по карьерной лестнице и став вице-мэром, Петр Сергеевич накропал заявление о случившемся мошенничестве. Не то чтобы ему денег не хватало – просто было обидно стать жертвой такого пошлого обмана. Подал бы и раньше, но хотел лучше закрепиться, справедливо опасаясь отпора со стороны жуликов.
Обвиняемым по-любому становился Борька. Он подписывал все документы, в том числе расписку о приеме акций. И он же обещал Незванову лично отдать деньги.
Борька, узнав о намечающемся уголовном преследовании, дико перепугался. Сам всегда был незлобным, никого не доводил до тюрьмы или сумы. Про то, что Митяшев не выполнил поручения, знать не знал. А теперь, вместо быстро приближавшегося исполнения мечты жизни, ему светил реальный срок.
Особенно его пугала перспектива попасть в СИЗО.
Вообще-то подобная перспектива пугает всех нормальных людей. Однако Борьку она пугала буквально до потери пульса. Он никогда не жил в окружении злых и жестоких парней и очень опасался стать предметом их преступных поползновений.
Семенов буквально был в панике, грозя Кочергиной мгновенным отъездом и немедленной сдачей всех клиентов, если она не закроет дело.
Она закрыла.
Правда, Елене Леонидовне и в голову не пришло сделать это законным путем, примирением сторон, например, с адвокатом и всеми сопутствующими документами. Время было такое, не способствовало правовому порядку. Более того, сильно способствовало правовому нигилизму.
А потому Кочергина испытала в деле своего нового сотрудника, бравого, только что вышедшего в отставку, еще вполне молодого генерала МВД. Он взял кучу денег – триста тысяч долларов наликом, больше, чем первоначальный долг, – и поехал улаживать дело.
И конечно, уладил.
Вернувшись, доложил красотке-начальнице об успешно проведенной работе. Сколько и с кем пили, кого он трепал по плечу из старых и новых товарищей. Кульминацией была смешная история, как верные эмвэдэшные друзья, пролистав дело, швырнули его вверх, аж страницы залетали по комнате.
Было дело, да сплыло. Точнее, улетело.
С обиженным Незвановым отставной генерал даже встречаться не стал. Не тот уровень.
«Терпила» – потерпевший на милицейском сленге – был на городском. А вопрос решался – стандартное словосочетание нового времени – на губернском и выше.
Борька успокоился, тем более что долго своим бизнесом заниматься не собирался.
Через пару лет собрал чемоданы, прихватил папу с мамой – и уехал во Францию, в большой дом на холме, с виноградником на солнечном склоне и видом на океан. Денег хватало – они с Кочергиной для своих клиентов зарабатывали миллиарды. Клиенты платили им миллионы.
Елена Леонидовна не хотела расставаться с Семеновым, она легко бы пошла ему навстречу с какими-нибудь исключительными финансовыми условиями. Но Борька никогда не был жадным. Деньги ему были нужны лишь как инструмент.
Для осуществления мечты жизни.
Он все предусмотрел, сделал не торопясь и продуманно, причем исключительно по закону. В цивилизованной европейской стране Борис Викторович Семенов собирался зажить кристально честно и законопослушно.
Он искренне считал, что если и есть у прежнего Борьки какие-то скелеты в шкафу, то все ушли в теперь уже далекое постсоветское прошлое.
Как выяснилось, иногда они возвращаются.